***
-Завтра Новый Год… — сказала я вдруг, как приговор, в довольно длительной паузе. -Ага… С кем праздновать будете? — Егор сидел и пытался настроить мою гитару. -Не знаю — выдали мы с Димой хором и переглянулись. -А ты, Данил? -С родителями — выдохнул черноволосый парень и поправил очки. -Может… Отпразднуем вместе? — предложил Егор. -А как же твои родители? -Они всегда на Новый Год куда-то уезжают, да и я больше за ваших беспокоюсь. Завтра устроим нереальную пати. -Ладно, договорились. — через некоторое время друзья ушли.***
Желтки фонарей, казалось бы, должны замешать улицу в омлет вечера, но небо упорно отказывается от этого блюда. Солнце окаймляет края темно-серых-синих гигантских (и не очень) туч в себе подобные оттенки, оставляя за смотрящим право назвать их цвет. В 5 лет мир очень просто устроен — нужно залезть папе на шею, чтобы потрогать эту, плывущую на вечернем небе, вату. А потом ты видишь бесконечное, безмятежное, высокое и ни к чему не причастное пространство, которое манит своим величием. И хочется не касаться этой темно-персиковой мякоти его, а быть ею. Про него мечтательно-сокрушенно говорил Болконский словами Толстого, про него заявляют астрономы — «звёздное!», а синоптики — «ясное, но это только сегодня», ребёнок посмотрит на солнце и ему будет ярко, взрослый даже не взглянет. А вот я, маленькая, для меня каждая фонарная лампа — светило, сщуришь глаза — будут лучики: жёлтые, белые, светлее, темнее. И все интересно, забавно. Пока через десяток лет на этом же проулке не станет смертельно между двумя конусами света этих искусственных солнц, где одно погасло, и под ним притаилось нечто. Неизбежно текущее время уносит, вымывает из нас лица, фразы, целые моменты, а облака протирают глубизну неба своими тушками, уносясь непонятно куда. За окном продолжала бушевать декабрьская вьюга, зло и свирепо звучали снежные угрозы в мирно готовящемся ко сну городе. Глядя на ужасающе волнующий, холодный пейзаж, где свинцовое небо вот-вот сольется с белоснежно опустошенной землёй, я сидела тихо, спать совсем не хотелось. В комнату вошёл дедушка, и положив морщинистую руку мне на плечо, промолвил: -Не спится? -Угум… Мне кажется, что снежная буря совсем скоро полностью разрушит наш город, — с ноткой любопытства проговорила я. Оглянувшись на почти замёрзшее окно, дедушка слабо улыбнулся. -Знаешь… Смерть всегда будет побеждена жизнью… -Но какая жизнь может быть в таком страшном холоде? -А вот теперь я желаю поведать тебе одну необыкновенную историю об очень необычной и завораживающей стране, — вкрадчивым голосом заговорил дедушка. — О стране, которая как владения Снежной Королевы, способна напугать любого: и сильного, и смелого — своей неживой красотой. Но если, оставив все страхи, прислушаться к нескончаемо завывающему свои угрюмые колыбельные ветру и присмотреться к бескрайним, белоснежным нетронутым просторам, ты сможешь найти жизнь, потому что жизнь никогда не будет побеждена смертью, какой бы суровой и холодной та ни была. И все же однажды на своём веку я повстречал такое место, подобно которому не видел более никогда. А начну я с воспоминаний об одной экспедиции, которой минуло вот уже тридцать зим. Я слышала эту историю много раз, но сейчас, как в первый, я поудобней устроилась и начала внимательно слушать. -То были январские деньки, — тяжело вздохнув, начал свою историю дедушка. — Я служил обычным офицером на службе Его Императорского Величества и захотел отправиться добровольцем в долгое плавание с экспедицией к Южному полюсу. Полгода наши корабли шли по открытым морским водам в поисках земли, еще никем не нанесенной на карту. Земли, как оказалось впоследствии, никем не обжитой, кроме китов, пингвинов и бурых птиц, земли, на которой почти беспрерывно господствовали густые туманы и часто шел снег… Незадолго до начала нашего путешествия, человечество лишь единожды предприняло попытку отыскать новые земли в той неизведанной местности. Один очень мудрый английский моряк, первооткрыватель, преодолевший несколько десятков тысяч морских миль, отважный и опытный, первым достиг «порога» той негостеприимной обители. Исследовав лишь самую малую часть того, куда прибыла наша экспедиция, и смутившись от встречи со сплошными грозными ледниками, тот моряк заявил на весь мир, что дальше, чем забрался он, никто не сможет пройти — всё окружено мёртвым и холодным льдом. Почти на полвека все попытки исследования юга, полярных морей, были приостановлены… Но мой бравый капитан, Фадде́й Фадде́евич, бросив вызов судьбе, решил поймать удачу и заглянуть дальше конечной точки исследований того английского моряка. И именно благодаря вере, стараниям всех членов экспедиции и общей мужественной выдержке, в один особенный день весь мир узнал, что наша Земля держит у своего подножия нечто столь необыкновенное, способное захватить не только дух, но и разум человека, и его фантазию. Тот самый день открытия Южного полюса был по-особенному пасмурным. Днём вокруг нас разразился буран такой силы, что на корабле приходилось убирать лопатами снег за борт. В трюмах царила атмосфера, как в древних ледяных пещерах, и только лишь на палубе темные фигуры одетых в большую теплую одежду людей изредка перемещались от одной части корабля к другой. Вокруг всё было неприветливо. Ведь здешние места, как их называют теперь моряки, «Колыбель ветров», полны непрекращающихся завываний и утомительных снегов… И все же, среди одиноко вмерзающих друг в друга льдин, раскачивались на волнах, шли два наших судна. Шли как один, словно великаны, пробивающие себе дорогу. Шли навстречу неизвестности, глядя опасности в глаза, рискуя жизнями утомлённых людей, но шли… С надеждой и верой… В тот знаменательный день я был свидетелем, как некоторых бравых моряков почти смогла сломить суровость климата тех мест. И только лишь надежда на Бога и капитана Беллинсгаузена оставались у тех, кто все ещё ожидал скорого прибытия к месту назначения, которое знаменовало бы собой нашу победу и скорейшее возвращение домой. И когда пробил час, молитвы оказались услышаны. Погода временно переменилась, небо озарилось солнечным просветом, и тут же наблюдатель в «Вороньем гнезде» оповестил всю округу о том, что мы нашли землю. То был час радости и ликования! Вид шельфового ледника, простирающегося за горизонт, излизанного всевозможными ветрами, навевал воспоминания о древнегреческом мифе про «Ящик Пандоры». Словно где-то на этой земле и произошла та трагедия. Будто именно на этом неприветливом и непригодном для жизни месте когда-то могло произойти высвобождение всевозможных болезней, войн и прочих врагов человеческого мира и покоя… Но стоило мне замереть на миг, окидывая усталым взором снежную пустыню, где, как казалось, нет места ничему живому, и прислушаться к гулу леденящего душу ветра, как в тот же миг я почувствовал пульсирующий стук в груди: моё сердце билось, билось на этой неживой земле, как и сердца всех моих товарищей. И наши биения провозглашали жизнь, пришедшую туда, где казалось, её быть не может. Спустя какое-то время мы выяснили, что земля эта вовсе не так одинока, как может показаться на первый взгляд: нам не раз удавалось взглянуть в глаза диковинных существ, то ли птиц, то ли зверей. Их отличала характерная, немного неуклюжая походка, словно они — переваливающиеся с боку на бок бочонки с грогом, — говоря это, дедушка слегка покачивался из стороны в сторону, ощущая, как я уже спокойно и безмятежно посапывала. Аккуратно поднявшись с края, он начал тихонько напевать старую морскую песню. И пока в камине догорал огонь, а за окном продолжала свой стремительный путь зимняя вьюга, в стенах спальни тихо звучал напев о подвигах морских первооткрывателей и о победе жизни над смертью. А я в это время видела необыкновенный сон, в котором мой дедушка, капитан корабля «Мирный», Михаил Лазарев, и его лучший друг, адмирал Фаддей Беллинсгаузен, открывали миру снежную страну — Антарктиду…