***
"Так не бывает. Это не нормально, это, чёрт возьми, вообще не нормально!" — слёзы душили, дрожащие руки сжимали подушку. Пазл сошёлся. Все эти взгляды, случайные прикосновения, мысли, занятые образом одного человека, всё кричало о том, что Мария влюбилась. Так глупо, так неосторожно. Подозрения начали закрадываться ещё в конце съёмок второго сезона. Тогда их взаимоотношения наладились: Лаура перестала читать нотации и дала свободу действий, да и в целом, они начали много общаться в свободное от работы время. Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. И от лености или со скуки Все поверили, так и живут: Ждут свиданий, боятся разлуки И любовные песни поют. Но иным открывается тайна, И почиет на них тишина… Я на это наткнулась случайно И с тех пор всё как будто больна. — Это Ахматова? — Да, — кивнула Мария, отпивая вино из бокала. Так странно. Год назад они встречались в кабинете, чтобы поскандалить и в очередной раз выяснить "кто в доме хозяин". Теперь Мария сидит на диване в комнате директора поджав под себя ноги, пьёт невозможно прекрасное вино, которое Лукина вытащила из бара, и читает Лауре наизусть стихотворения, все, что помнит, потому что брюнетке это нравится, и она слушает её, не отводя глаз. Её смущает этот сосредоточенный изучающий взгляд, она краснеет, как школьница, и снова и снова делает глотки из бокала, чтобы расслабиться и не испытывать напряжения. В какой-то момент вино дало в голову, и блондинка сама не поняла, как так вышло, что стихотворения она читала уже не сидя, а лёжа на диване, голова очень удобно расположилась на коленях у директора, и теперь она смотрела на неё сверху вниз, улыбаясь уголком губ, и осторожно, словно боясь напугать, перебирала светлые пряди. — Стихотворения вы читаете, конечно, замечательно, но это не значит, что вам можно делать это лёжа у меня на коленях, — усмехнулась Лаура, когда Мария дочитала очередное, и не без удовольствия пронаблюдала, как блондинка покраснела даже у корней волос и резко села. — Простите, — смущённо пробормотала она. Уже утром Мария сидела за столом и чисто механическим движением мешала ложкой кофе, который успел остыть, пока женщина занималась самоанализом, вспоминала минувший вечер и то, как ей нравилось лежать у Лауры на коленях и читать стихи о любви.***
Но всё стало понятно, когда они встретились уже на съёмках третьего сезона. Все месяцы Третьякова провела в ожидании начала, чтобы снова увидеть Лауру. Она изнемогала от тоски, душа ныла, требуя встречи. И когда утром в первый день она с чемоданом вышла из такси, зашла в здание школы и столкнулась взглядом с директором, то сердце учащённо забилось и сделало кульбит. Она застыла на месте, пытаясь привести мысли в порядок, а Лаура с привычной усмешкой на губах прошла мимо неё. — Доброе утро, Мария, вы что, приведение увидели? — И я рада вас видеть, — автоматом ответила Третьякова и глубоко вздохнула. И вот теперь, спустя месяц совместной работы, она не находит себе места. Днём полным ходом идут съёмки, занятия и испытания, этот сезон отбирал слишком много сил: такой команды оторв у них ещё не было, но на третий год Марию вообще перестало что-либо удивлять: она точно знала, что в конце всё получится. А по вечерам она подолгу не могла уснуть, ворочалась в кровати, ходила по комнате, курила в открытое окно, пытаясь понять, как вообще можно было влюбиться в Лауру — женщину, свою коллегу по работе, которая ещё и была старше лет на 10. У Третьяковой взрывался мозг от такого. Сначала женщина всё отрицала, она пыталась убедить себя в том, что ей всё показалось, а потом смотрела на Лауру и не могла отвести взгляд, краснела, когда брюнетка ловила её взгляды, и не могла выдержать зрительный контакт. Потом был торг: может, она ошиблась и это просто дружеская любовь. Но эта версия разбилась об мурашки по телу и учащённое дыхание, которые возникали каждый раз, когда Лаура подходила слишком близко. Но до принятия дойти было слишком тяжело. Когда ты привыкаешь жить в определённой плоскости, очень трудно допустить иные варианты. Привычная парадигма жизни рушилась как карточный домик. Чувства набирали оборот.***
— Мы не можем быть вместе, потому что слишком много обстоятельств, из-за которых это невозможно, — объясняла психологу Третьякова. Она никогда не думала, что ей понадобится помощь специалиста. Она всегда считала себя сильной женщиной, которая сама может справиться со всеми жизненными трудностями. Психолог нужна была её подопечным, которые запутались в себе, не могли понять природу всех своих проблем и комплексов, но никак не ей. Но тянуть груз свалившихся чувств было сложно. Она не понимала, что с ними делать. Надеялась, что психолог сможет помочь, но когда она начала рассказывать, то вдруг осознала, что ей же придётся сказать всё. Могла ли она быть уверенной в том, что всё сказанное в этом кабинете останется в кабинете? — Он что, умер? — Нет, что вы, конечно нет. Просто... — Он женат? — Нет... — Тогда не понимаю. Если вы действительно любите человека, он жив и он не женат на другой, то какие ещё обстоятельства могут быть? Вы говорили ему о своих чувствах? — Нет, — Марии стало страшно от одной мысли, что она когда-нибудь скажет Лаура об этом. Она не поймёт. — Вот. Вы человеку даже не сказали о том, что вы к нему испытываете. Может быть, ваши чувства взаимны, а вы об этом не знаете и мучаете себя этой неизвестностью. Ну откажет он вам, это же не будет конец света, верно? Вы хотя бы поговорите. — Не уверена, что я смогу сказать этому человеку о том, что я его люблю. Он меня не поймёт. — Почему же? — Потому что... — Мария нервно теребила рукав пиджака, — Я могу быть уверена, что всё сказанное здесь останется между нами? — Дорогая, я же врач. Это моя обязанность — хранить врачебную тайну. Знали бы вы, сколько мне рассказывали люди, и с чем мне приходилось сталкиваться за столько лет. Говорите. — Я боюсь, что этот человек меня не поймёт и не примет, потому что это женщина, — на одном дыхании выпалила Мария. Кажется, это было принятие.***
— Мария, мать вашу, Владимировна, мы уже шестой дубль делаем и всё сцену отснять не можем! Там сказать надо полтора слова, соберитесь, а то до ночи сидеть будем! — негодовал режиссёр. — Да, да, простите... — рассеянно пробормотала Третьякова, пытаясь собрать мысли в кучу. — Так, давайте перерыв 10 минут, а потом снимаем сцену и расходимся, — командует режиссёр, — Мария Владимировна, надеюсь, за 10 минут вы сможете запомнить свою реплику? — Обязательно, — процедила блондинка, вставая со стула и отходя в сторону от съёмочной площадки. Сегодня был явно не её день. — С вами всё в порядке? Вы последнее время сама не своя, — к Марии подошла её коллега Татьяна и осторожно положила руку на плечо. — Просто очень устала, ничего страшного, — отмахнулась Третьякова. За этим "ничего страшного" стояли бессонные ночи с сигаретами, сердце, которое разрывают чувства, мозг, который не может принять эти чувства. Долгие и тяжёлые разговоры с психологом, о которых, конечно же, никто ничего не знает. Бесконечное самокопание и тяжёлая работа морально истощали женщину, доводя психику до предела. — Мария, мать вашу, Владимировна, перерыв закончился, приём, — раздался голос режиссёра, который не смог дозваться блондинку и решил использовать громкоговоритель. — Да иду я, иду. Лукина внимательно смотрит на неё через очки в тонкой чёрной оправе, а у Марии от этого взгляда всё тело горит и дыхание перехватывает. Становится так жарко, что хочется снять с себя всю одежду и прижаться к этой женщине, прикоснуться к коже, целовать так нежно, чтобы она поняла глубину чувств. Но остаётся лишь бросить ответный мимолётный взгляд в ответ. — Стоп, снято. На сегодня все свободны, ребята, сворачивайте всё, — операторы радостно кричат "ура", пацанки радостно кричат "ура". Третьякова с облегчением выдыхает. Можно подняться в свою комнату, закрыть двери и спрятаться от женщины, которая будоражит её сознание. Руки скользят по раскаленному телу, задирают юбку, нетерпеливо расстёгивают пуговицы на идеально отглаженной белой рубашке, которой суждено упасть на пол. Глаза в глаза, лёд голубых сталкивается с пожаром карих. Сбитое дыхание. Губы касаются шеи, прикусывают кожу. Из груди блондинки вырывается тихий стон. Женщина прижимает её ещё ближе к себе, хотя кажется, что ближе уже некуда. Мария выгибается и задыхается в собственных ощущениях, пальцы вцепились в плечи. — Лаура, — голос срывается в очередной стон, блондинка прикрывает глаза. — Ангел мой, — голос возле уха, чуть охрипший, это сводит с ума. Пальцы касаются бёдер, дразнят, медленно двигаются выше. Мария резко распахивает глаза. Сердце колотится с бешеной скоростью, тело покрыла испарина. Низ живота сводит от желания, перед глазами так и стоит картина из сна, от которой подкашиваются ноги. Блондинка встаёт с кровати, накидывает лёгкий халат, подходит к окну и открывает его. В лицо бьёт свежий воздух и становится немного легче дышать. По привычке затягивает в лёгкие сладковатый дым вишнёвых сигарет. Экран телефона показывает 3 часа, но уснуть сегодня уже не выйдет, как и во многие предыдущие ночи. "Все барьеры в вашей голове, Мария".Ты ко мне приходишь, Ты меня целуешь, Это только сон.