[Мин Юнги]
Чимин не собирается брать ответственность за это на себя. Во-первых, он не помнит ровным счётом ничего с тех самых пор, как парень в футболке с надписью “BIG DICK IS BACK” достал из-под стола ещё один ящик соджу. Во-вторых, он и так считает себя героем того вечера, потому что только он из них двоих отвечает на все смс Намджуна без единой грамматической ошибки, а это очень трудно — ящик соджу расходится быстро, а Чима почему-то прёт от горького привкуса грейпфрута. Чимин как раз размышляет над тем, как правильно пишется слово «моралист», когда Тэхён заваливается к нему на диван и заалевшей от духоты и выпитого щекой прислоняется к плечу. Он горячий и совсем податливый, будто бы разомлевший на жаре большой сытый кот. Смешно причмокивает губами, выдыхает сомнительное амбре из яблочного соджу, клубничного джема и картофельных чипсов и тычет пальцем в дальний угол. — Смотри какой. Чимин поднимает взгляд от экрана мобильного и тут же об этом жалеет — комната кружится вокруг нескольких не параллельных друг другу осей, и к горлу подкатывает горький ком. Сглатывает, поморщившись, и наконец фокусируется на сидящем в углу возле книжного шкафа парне с ноутбуком. Моргает, с сомнением косясь на макушку лучшего друга, и отвечает: — Это Юнги. Джун познакомил их буквально вчера. Юнги торопился в студию, а Тэхён рубился в LittleBigPlanet, но Пак мог поклясться — кивнул в ответ на представление. Мультизадачности пока не было в списке его талантов. — Тот самый? — вдруг воодушевляется Тэ. — Мин Юнги? Глосс? Чимин тщетно пытается вспомнить, говорил ли вчера что-нибудь подобное Намджун, но быстро стопорится и сдаётся. Он, признаться, в душе не чает, о чём вообще речь, и только тонко пищит — Ким, выпрямляясь, опирается о его живот, точно над мочевым пузырём и, чтобы наверняка, хлопает раскрытой ладонью по животу ещё раз. — Тэ, блять, ещё раз… — Ты что, он же был в D-Town! — икнув, упрекает его Тэхён. — 518-062! — Пять, один… Нахер. — Чимин снова смотрит на окошко сообщений и трёт глаза. — Слушай, как пишется «моралист»? Мне кажется, Джун-хён что-то подозревает… Тэхён отмахивается от него и встаёт. — Как я выгляжу? — приглаживает торчащий на макушке хохолок и поправляет съехавшую с плеча толстовку. — Как бухая школота. От обиды в нахальных глазах за версту несёт наглым пиздежом. На нетвёрдых ногах, но уверенной походкой, как бронированный локомотив на старых рельсах, Ким чешет прямо к Юнги. Где-то уже к концу его пути “All by myself” Селин Дион движется к кульминации, и пьяный вдрабадан мозг Тэхёна даёт сбой. Та очаровательная степень опьянения, когда язык начинает говорить до того, как голова окончательно сформулирует мысль и проверит её на предмет уместности и морали. Тэ голосит: — Don't wanna be-e-e all by myse-e-elf… И выблёвывает чипсы вперемешку с резко пахнущим алкоголем Юнги на ботинки. Оглушительной тишины не случается, никто даже не замечает. Тэхён и Юнги тупо смотрят на угаженную вусмерть обувь, и когда Ким, слегка прояснев головой и ни капли не смутившись, выдаёт: — Ким Тэхён. Большой фанат. …Юнги откладывает в сторону ноутбук и, брезгливо передёрнув плечами, обречённо выдыхает: — Ну заебись. Вероятно, на их диалекте (на той самой тарабарщине, на которой они в последующем ссорятся), ругань означает поощрение. Почему в противном случае Тэхён расплывается в наисчастливейшей улыбке, Пак не знает. — Твоя угашенная в хлам мелочь изгадила мне обувь, — мрачно жалуется Юнги уже позже, дотащив их обоих обратно в общежитие, и это первое, что слышит Чимин, перестав отмахиваться от порхающих вокруг его головы бабочек. Укладывается посапывающему Тэхёну на колени и к своей нетрезвой радости не находит в глазах нависающего над ними Намджуна осуждения. — Наша мелочь, — поправляет Джун и показывает что-то на телефоне. Не самый лучший день в жизни Юнги. Он так скажет. Чимин уверен — соврёт.* * *
Чимин узнает о восстании в Кванджу и андеграундном рэпе больше, чем когда-либо хотел, а призывный речитатив начинает сниться ему в кошмарах. Искренний в своем восторге Тэхён флудит в его Какао скриншотами с лайвов и промо-роликов Юнги, и это смешно, потому что их готовят к дебюту в составе одной и той же группы, и поддержка — это хорошо, но где-то наверняка есть правило, запрещающее участникам одного и того же коллектива организовывать фанбазы друг друга. Не помогает ещё и то, что Тэхёна прячут как чёрта в табакерке, и за атмосферой как будто не имеющего к нему никакого отношения предвкушения тот словно забывает, что и сам часть того, чем так фанатично восхищается. Чем восторженней становится Тэ, тем злее выглядит Юнги: со стороны похоже на попытки дикого тигрёнка подружиться с бывалым дворовым котом. И это забавно — до поры. Они сидят в студии звукозаписи над заданием, которое предполагалось простым: поднабрать на допотопном MIDI примитивный драмлайн. Им говорят, что фанаты любят артистов, которые сами работают над своей музыкой, и, окей, они это знают, но на клавиатуре заедают клавиши, а скорость ответа от едва функционирующего ноутбука оставляет желать лучшего, так что в скором времени им надоедает, и самостоятельная работа превращается в балаган. Шуга прячется в угол со своим ноутбуком, Тэхён играется с теоремой бесконечных обезьян на подыхающем MIDI, отвлекаясь только на громогласный хохот: Джин выстреливает одной стариковской шуткой за другой, и, ладно, это действительно смешно. Всем, кроме почему-то Шуги. — Да перестань! — не выдерживает Юнги и стряхивает чужую руку с плеча. — Убери уже этот дебильный оскал с рожи, я пытаюсь работать! Это — совсем немного чересчур, и по тому, как стремительно покрывается красными пятнами Шуга становится ясно, что он и сам это понимает. Чимин заводится с пол-оборота, потому что шутки шутками, а вот с выбором слов нужно быть осторожным. Он даже поддерживает воинственно подорвавшегося с места Чонгука, собираясь, судя по всему, врезать, как вдруг притихший Тэхён нажимает на кнопку воспроизведения. — Готово, — расплывается он в «дебильном оскале» и отпускает шутку про каждый второй цех по производству носков. Смех звучит несколько натянуто, а Чонгук не выглядит так, будто собирается отступать. И Чимину бы его одёрнуть, но он согласен: — А у тебя там чего получилось, хён? — спрашивает он покрасневшего Юнги и, да: уровень угрозы, когда слышишь «хён» из уст Чонгука. Пробивает потолок.* * *
Тэхён отходчивый, поэтому о случившемся забывает этим же вечером, чем несказанно действует на нервы виноватому Юнги и бесит вооружившегося копьями Чонгу. Ким — забывает. Чимин дуется, потому что паршиво переносит всякий раз, когда два небезразличных ему человека грызут друг другу глотки. Обида гонит его в самый пыльный угол общей комнаты, в кресло-мешок тоскливого серого цвета, и хотя он не планирует оставаться там надолго, признаться в том, что кресло сожрало его практическим целиком, не может. Пялится на нависшего над ним Юнги, угрожающе поджав губы, и мысленно прикидывает, сможет ли выпрыгнуть из плюшевой ловушки максимально патетично. Юнги мнётся с несколько мгновений, выглядя одновременно смущённо и агрессивно, и Пак терпеливо ждёт, когда же он выплюнет сомнительные извинения. Ждёт одно, получает совсем другое. — Как сказать кому-то, что его знаешь? — спрашивает Шуга. Не получает ответа спустя отведённые и видимо ожидаемые им десять секунд и раздражённо цедит: — Закрой рот, ты не треска. Чимин звонко клацает зубами и, на секунду забыв об обиде, медленно говорит: — Если ты кого-то знаешь, то он вероятно, знает, что ты его знаешь. — Трясёт головой, шалея от абсурдности происходящего, и снова поджимает губы. — Нет, хорошо знаешь, — уточняет Юнги и очаровательно краснеет. Допустим, Чимин достаточно сообразительный, чтобы уже понять, в чём дело, но соблазн слишком велик. — Ты хорошо знаешь кого-то, кто тебя не знает, — повторяет он. — Хён, тебе не нужна помощь… Ну, знаешь, полиции? — Нет, я… Чёрт. — Юнги чешет бровь и сдаётся: — Я не знаю, как сказать Тэхёну, что он грёбаный гений, но если продолжит строить из себя идиота, то это ничем хорошим не закончится. О. О. Чимин склоняет голову к плечу и, растянув губы в широкой ухмылке, спрашивает: — Хён, когда тебе было семь, тебе никакая девочка в классе не нравилась? — Чего? — Ты не знал, что делать, и потому отправил ей записку со словами «Вали из моей школы»? Недоумение в лисьих глазах меняется местами с очаровательным смущением, а затем — восхитительным раздражением: Шуга скрещивает руки на груди, пинает ботинки беспомощного в плюшевой ловушке Чимина и круто разворачивается. — К чёрту. Плевать я на вас хотел. Забудь. — Эй! — Пак неловко дёргается и жертвует собственной репутацией, вставая с третьей попытки. — Да подожди! Догоняет Юнги в коридоре и с радостной улыбкой во всю ширину рта закидывает руку тому на плечо. — Хочешь золотую карточку нашего фанклуба? — Ох, иди ты… Чимин хохочет всё то время, что они идут от гостиной до студии звукозаписи. — Ты знаешь, Тэхён хорошо понимает только прямо обращённую речь, — подсказывает он. — Так у него меньше шансов сделать вид, что он ни при чём. Шуга закатывает глаза, но кивает. Ведь это действительно хороший совет, и занятно, что спустя годы о нём помнит только Юнги. Но это история для другого дня. А пока:[2016]
Когда кого-то любишь, всё начинается с мелочей.