[2017, сентябрь — Тэхён]
Это неожиданно, но на самом деле Тэхён довольно легко слетал с тормозов. Знаете, если передавить. Ещё он не считал себя человеком ангельского терпения. То есть никто, кто знал его достаточно хорошо, так не считал, но иногда дело не только в Хосоке, который левой рукой чешет правое ухо, или в Джине, который стучит чайной ложкой по кружке. Дерьмо, как и плохие дни, случалось и дальше, кто он такой, чтобы переть против системы, встали, отряхнулись, пошли дальше. Выставляй вперед лучшую ногу, помните? Он просто чуть лучше прочих контролировал лицо. И, возможно, действительно эмоционально был немного тупым, но это смотря с кем сравнивать. (Не с Чонгуком. Не с ним. С Юнги можно) Так вот, Тэхён, он ненавидел ярлыки. И вопреки множеству своих талантов (ну, он не слепо-глухой) не умел работать под давлением.* * *
— …Ума не приложу, в какой момент всё пошло не так. Мне было восемнадцать, когда я вышла замуж за твоего отца, и, конечно же, прожив с его родителями дольше, чем со своими, считаю себя их дочерью, но с Ёджин я была дружна!.. Деда же я совсем не знаю, а теперь понимаю, почему она каждый день божилась прибить его во сне поленом. Тэхён фыркает прямо в трубку, с благодарностью кивая Чимину за банку газировки, и закидывает ноги на подлокотник. — Прямо поленом? — Прямо по голове. Сегодня он перепутал пятилитровые бутылки с водой с такими же — со стеклоомывателем и залил его в бак в теплице. Синий стеклоомыватель. В бак с водой на полив. Тэхён смеётся и почти видит, как мама качает головой. — Вероятно, в девяносто запускается какой-то протокол самоликвидации… Прости. Мать не должна рассказывать об этом сыну, но твоя сестра как раз в том возрасте, когда я кажусь ей старой и глупой, Чонгю уточнил, знаю ли я, куда бить, а когда я рассказала об этом твоему отцу, он почему-то встревожился. Наверное, у меня было что-то не так с лицом. Возможно, я плохо его контролирую, но я всего лишь попросила не ставить рассаду на подоконники и не пытаться готовить самому, а я не умею изображать эту вашу семейную невыразительную рожу по случаю и без. — Мы и твои дети тоже. — Я помню. Я была в сознании. Все три раза. И хотя мне до сих пор иногда кажется, что Чонгю нам подкинули, вы точно мои гремлины. — Ну, у Чонгю есть теория… — Да, я слышала. А ещё он в три года сам завязывал шнурки и анкетировал потенциальных друзей. — Мама смеётся, и Тэхён, признаться, слегка перетрусивший накануне, чуть расслабляется. — Так, ладно. Вам с Юнги завтра лучше приехать голодными: я немного перестаралась, и еды у нас теперь на маленькую армию. Ким дёргает за торчащую из брюк нитку и неуверенно мнётся. Нервничает и из-за этого злится — в том, чтобы пригласить домой одногруппников нет ничего из ряда вон, но в контексте последних медийных дрязг он понятия не имеет, как вести себя с теми, чьё мнение действительно имеет значение. Будь он уверен в том, что родители не шакалили на PANN в поисках имени собственного сына, знакомить мать с Чонгуком было бы несколько проще, но если и она в курсе последних тредов, то… — Тэ? Чимин, как по команде, тоже вопросительно приподнимает брови, и Тэхён выпрямляется в кресле. Что он говорил про давление? — Мы с Юнги не одни приедем. — О, наконец-то, Чимин-а давно не гостил. Я подумала, может… — Не Чимин, мам. — Тэ трёт переносицу и не глядя показывает ухмыляющемуся Паку средний палец. — Неужели Намджун… — Это Чонгук. — Тэхён швыряет в Чимина подушку и обречённо прикрывает глаза. Тишина на том конце провода с каждой секундой давит на тревожную педаль всё настойчивее, и хотя Тэхён в действительности не особенно заинтересован в стороннем мнении в принципе (он лукавит) и уж тем более не обучен идти у него на поводу, поддержка семьи всегда вроде как была независимым признаком потенциального успеха. Никакой метафизической дури — обыкновенная статистика, и пусть Тэ не ждёт, что родители вызовутся свечку подержать, он рассчитывает… Не знает он, на что он рассчитывает, но щелчка зажигалки из динамика точно не ждёт. — Ты снова куришь? — брякает он. — Смени тон, малявка, не тебе читать мне мораль. — А отец знает? — То, о чём твой отец не знает, ему не повредит. Она про сигареты? По глухому скрипу Тэхён понимает, что мама вышла за калитку, и, мотнув головой на взволнованный взгляд Чимина, нервно прикусывает губу. — Это хорошо. А? — Я надеюсь, Чонгук любит поесть. — Обалдеть, — не сдерживается Тэхён. Шумно выдыхает, когда слышит негромкий шелестящий смех, и с несмелым облегчением спрашивает: — И это всё? — Ну, твоя сестра не всегда чистит историю браузера, а у меня есть уши, но какой бы я была матерью, если бы верила всему, что плетут о тебе в сети. — Ты даже не представляешь… — …Даже если на сей раз мусолят они в общем-то правду, но я едва ли дождалась бы от тебя откровенности, не дыши ты сейчас в трубку как провинившийся школьник. Тэхён пристыженно замолкает и пожимает плечами. Соображает, что его ужимки матери не видны, и нехотя признается: — Я бы и в кошмарном сне не рассказал тебе об этом по телефону. В раздавшемся в ответ беззлобном смешке слышна улыбка и легкая как пёрышка тревога. — Так Чонгук-а любит поесть? Ким с облегчением откидывается на спинку кресла. — Да. — Размышляет с несколько мгновений и решается: — Он тебе понравится. — Не сомневаюсь, милый. Они согласовывают меню на завтрашний ужин (нормальная еда для всех и детский стол для чувствительных рецепторов Тэхёна) и прощаются, когда у Тэ заканчивается газировка, а у мамы — сигарета. И дело, конечно же, в удачно улученном моменте. Он отвлекается от собственного телефона и тут же чувствует себя пойманным с поличным торчком на допросе: глаза у Чимина похожи на два прожектора, и тот совсем не выглядит так, будто сдастся после одного вопроса. — Ну? — обречённо спрашивает Тэхён и откладывает телефон на журнальный столик. — Ты кому угодно готов признаться в том, что запал… — Это мама. — Но только не Чонгуку. И, да — давление. Сразу после ярлыков.* * *
Одна из причин, по которой они с Чимином так легко сошлись, крылась в их очевидной друг на друга похожести. Они не начали знакомства с предоставления подробного резюме, но сначала Пак заржал над шуткой про баобаб, а потом оказался порядочной сучкой… Ну вообще по жизни, но и в тех вопросах, в которых Тэхён зачастую оказывался редким говнюком. Вольная интерпретация морали как таковой и навязчивая тактильность не самый привычный фундамент для дружбы, но это сработало. В общем, Чимин на нежный одуванчик не тянул и относился как раз к тому типу прозаичных циников, к коим Ким заведомо проникался слегка нездоровой симпатией. Нездоровой, потому что в большинстве религий лучшие друзья не мацают друг друга за зад, но вы вообще видели зад Чимина? Он (сам Чимин, не его зад), просто давал ему необходимую степень свободы даже тогда, когда сопел у него под боком. А это — чертовски много. Так что в пирамиде потребностей Тэхёна Чимин был где-то среди остальных членов семьи и, признаться, он его очень любил. Большую часть времени. Иногда же, вот прямо как сейчас, люто ненавидел. Чимин [15:41] я все понял Они едут с кладбища. Чонгук широко зевает и, подозрительно притихший, выглядит совершенно не впечатлённым пейзажами за окном. Сидит, вытянув ноги под сиденье напротив, и лишь заинтересованно косится на тэхёнов телефон, когда слышит оповещение. — Чимин, — поясняет Тэ и пытается ненавязчиво приподнять экран повыше. — Привет передавай. Чимин [15:41] ты боишься, что он слетит с катушекТэхён [15:41] не интересно
Чимин [15:41] выпрыгнет из штанов и облобызает тебя сверху до низу в прямом эфиреТэхён [15:42] тебе привет и остановись
Чимин [15:42] поцелуй его от меня только скажи, что от меня и без языков я не готов Тэхён давится водой и раздражённо промокает рукавом футболку. Чимин [15:43] целуешь?Тэхён [15:43] что ты несешь за что
Чимин [15:43] Я В ОТЧАЯНИИ и не люблю бразильские мелодрамы ты тупой как пиздецТэхён [15:43] тебе никогда не хотелось
Чимин [15:43] и это притом что я тебя вроде как люблюТэхён [15:43] перестать сношать дохлых собак?
Чимин [15:44] фу, бля Тэ Тэхён отвлекается от телефона, с глухим раздражением предвкушая то, что ему определенно точно не понравится, и бездумно залипает на дырявых джинсах Чонгука. Игнорирует продолжающий звенеть телефон и всерьез подумывает заблокировать номер до конца поездки. Тут же воображает, как Чимин начинает названивать Чонгуку или, ещё хуже, маме, и снова открывает окно диалога. Чимин [15:44] он не стеклянный хоть и идиот ты даёшь ему надежду, а потом трахаешься в гримерке как раньше не получится либо скажи ему, что не выйдет, либо перестань играть в мудака ты просто чёрт – Всё в порядке? — спрашивает Чонгук. Чимин [15:45] не делай ничего, о чем потом будешь жалеть я вроде как заинтересован Тэхён блокирует телефон. — Да. — Смотрит на показавшийся из-за поворота дом и выпрямляется. — Мы приехали. Перестать играть в мудака означает дать название. А ярлыки — они ещё раньше давления.* * *
— Так это правда? Боже. Тэ оборачивается на зашедшего на веранду Чонгю и открывает бутылку вина. Ужин проходит гладко. Они едят, пьют, снова едят. Как-то в процессе Юнги выбалтывает про день рождения Чонгука, и тот с красными от смущения ушами принимает поздравления по второму кругу и неловко задувает одну-единственную добытую свечку на клубничном пироге. Выглядит донельзя робким, но счастливым, и Тэхёну слишком нравится вид, чтобы он хотя бы попытался приструнить родителей: рассказывает про все успехи Чона за прошедший год, нахваливает вокал, танцы и достижения в спорте. Стопорится, когда слышит: — У меня хороший пример перед глазами. И замолкает, понимая, что вот сейчас, пожалуй, немного перегнул. Нелепо моргает, встречаясь взглядом с честными и немного усталыми глазами Чонгука, и отворачивается. Сутулится, прячась от лисьего прищура Юнги, и первым вызывается помочь убрать со стола. Дальше разговор движется в относительно безопасное русло. Его родители и родители Шуги быстро теряют интерес к детям и совсем не возражают, когда те перемещаются на террасу. Ынджин на пару с Юнги шустро накрывает на плетенном столике скромную поляну, и когда початая бутылка заканчивается, Тэхён поднимается с кресла и идёт за добавкой. Смотрит в окно на необычно приятную картину: Ынджин, Юнги и… И Чонгук, да, и как раз в этот момент к нему присоединяется Чонгю. — Что именно? Младший брат прислоняется спиной к столешнице и кивает на террасу. — Джинни прислала мне несколько видео. Весьма неловко. Тэхён трёт лоб и достает с сушки два чистых стакана. — Я, по правде, думал, что это пиар-ход такой, но едва ли вы притащили сюда операторов, так что… — Да. — О. Так вы… — Нет. Тэхён разливает вино, давая себе немного времени, и встаёт рядом с Чонгю, так, чтобы было видно террасу. Ынджин смеётся над чем-то, запрокидывая голову, и, судя по кривой усмешке Чона, спасать его пока не нужно. — И что ты собираешься с этим делать? Он не выглядит тем, кто способен придерживаться какого-то плана, так что если хочешь моего совета, лучше изъяснятся короткими и максимально понятными предложениями. Тэ фыркает и лукаво смотрит на брата. — Ты это брось, со мной не прокатит. Чонгю чопорно поправляет очки и невозмутимо пожимает плечами. — Скажешь, я не прав? — Прав. — Тэхён вздыхает и смотрит на лохматый затылок. — Было бы только всё намного проще. — Что может быть трудного в отношениях, когда всё взаимно? — Так очевидно? — А ты довольно прост в эксплуатации, не понимаю, из-за чего все голову ломают. — Самый умный? — Ну да. Тэхён лохматит макушку младшего, отстраненно замечая, что тот, кажется, теперь немного выше, и признаётся: — Я сам виноват. За каким-то хером решил, что мне это надо, когда он как раз готов был отпустить. Он, в общем-то, и отпустил, а это оказалось неприятно, когда своё само в руки больше не плывёт. Чонгю катает вино по бокалу и заламывает бровь. — С точки зрения гуманности звучит не очень. А тебе надо? Год прошел с тех пор, как он признался в этом Намджуну и с тех пор мало что меняется. Они так и не признаются друг другу, не звучит больше ничего, кроме вскользь брошенных откровений, и будь Чонгук чуть более сдержанным, дай он ему чуть больше времени… — Нельзя. Не сейчас. Забраться бы туда, до куда не достанут, но он же как гружённый локомотив. Прёт напролом, на взаимность напрашивается, слов каких-то ждёт… Слышал его за столом? — беспомощно спрашивает Тэхён. — И вот так почти каждый день, а вокруг не всегда свои. Чонгю задумчиво хмурит брови и отрывается от столешницы. — На самом деле всё довольно очевидно, даже когда вы молчите, для всех вокруг, кроме него самого. Он не слишком уверен в себе, да? — Издеваешься, да? Младший улыбается и открывает дверь на террасу. — Просто говорю. А здесь все свои. Тэхён подхватывает бутылку и выходит следом. Уже по-осеннему прохладный ветер приятно ерошит волосы и морозит тёплые от вина щёки. Вероятно, через пару часов сидеть на улице будет совсем холодно, но пока всего лишь уютно. Чонгю садится напротив Юнги и Ынджин, Тэ встает подле Чона у перил. Передаёт ему бокал, возможно намеренно касаясь тёплых пальцев, и рассеянно прислушивается к разговору. — Джинни, ты несёшь ерунду, — беззлобно перебивает младшую Ким уже захмелевший Юнги. — Скажешь, нормально хотеть быть никем? — Что такое никем? Тэхён хотел быть фермером, и поверь это был бы самый горячий фермер в вашей глухомани… — Да ты совсем хорошенький, — комментирует Тэ. — …Я хотел продюсировать, ни в жизнь не думал, чтобы вертеть на сцене задницей, а этот молодец… — Юнги машет на Чонгука и хмурится. — Он не считается. Нормально хотеть быть никем, нормально не иметь мечты. Избавься от категорий. — Смотрит на Тэхёна исподлобья, отчего-то совсем трезво, и добивает: — Вот как брат твой. Отпивает ещё немного вина и пожимает плечами. — Некоторые вещи просто случаются. Ынджин переводит взгляд на старшего брата и Чонгука, кривит красивые губы в понимающей улыбке и закидывает в рот ещё одну вишню. — Допустим. Но ты не станешь спорить… Тэхён отворачивается и смотрит на Чонгука. Тот совсем близко, чужим на их террасе не выглядит совершенно. К вину прикладывается осторожно, в беседе не участвует, но слушает внимательно, как и всегда. Придвигается чуть ближе к Киму, рефлекторно, едва ли действительно об этом задумываясь, и только чуть отстраняется от деревянных перил, когда тот заводит ему руку за спину и прячет холодную ладонь в чоновом кармане. — Замёрз? — негромко спрашивает Чонгук. — Нет. — Нет? — хмыкает Чон. — Тогда… Вот вся эта ерунда про зазвеневший воздух, остановившееся время и ушедшую в пятки душу — это всё чушь, конечно, но от истины недалеко, потому что Тэхён видит: как веселье в глазах Чонгука меняется местами с растерянностью, а потом с испугом. Как глаза его становятся всё ближе, как в удивлении приоткрывается рот. Он чувствует, как тот поражённо охает прямо ему в губы и замирает как был, соляным столбом. Он, в общем-то, не отвечает даже, так что Тэхён совсем каплю благодарен остальным: они ни на мгновение не замолкают, и он решает думать, что и не смотрят — поберегите его гордость, Чонгук в ужасе, конечно, не убегает, но и довольным не выглядит. Вот от слова совсем. Обалдевшим — пожалуй, что да, и ладно, это и не поцелуй-то толком, так, губами прижались, что за детский сад… — Ты пьян? — вдруг совершенно твёрдо спрашивает Чонгук, и эй! Где полные счастья штаны? — Не настолько. — Тогда какого чёрта? Тэхён тратит целое мгновение на растерянность, прежде чем вспомнить про Чонгука и его очаровательную манеру выпускать колючки каждый раз, как… Да в общем-то почти всегда. — Захотелось, — пожимает он плечами и рукой в кармане прижимает отшатнувшегося Чонгука обратно. В почти чёрных круглых глазах вспыхивает злость, и, Тэхён уверен, не будь у них сейчас зрителей, он бы давно схлопотал по роже. Той самой, которая Чонгуку нравится. — Знаешь, ты не можешь включать и выключать меня, когда… — У тебя есть кнопка «выключить»? — А не пошёл бы ты… Второй раз получается чуть лучше. Чонгук замирает, словно напуганный кролик, и спустя целую вечность размыкает губы. Они у него обветренные, на вкус как виноград и мамин яблочный пирог. Стоит он как истукан, и это немного оскорбительно, хотя Чимин бы сказал, что не все просто настолько бесстыжие, чтобы лизаться на глазах у собственный младших брата и сестры. И это немного отрезвляет. Чимин, в смысле. Не брат с сестрой. — Так что ты делаешь? — шепчет Гук, прислоняясь своим лбом к его. — Глупость, вероятно. — Я ведь решу, что мне всё можно. — С ума сойти ты смелый… — Тэ. Оглядываясь назад, Тэхён действительно морозит глупость, но что он мог тогда сказать? Подныривает Чонгуку под руку (не слишком удобно — они одного роста, зато тепло), думает о том, что, вообще говоря, они с самого знакомства с понятием личного пространства не в ладах, но как, оказывается, всё меняет контекст, и запутывает их всех ещё больше. — Так можно. Тут все свои. Руку, которой Чонгук обнимает его за плечи, сводит судорогой. Или так кажется. Тэхён не знает — смотрит на Юнги, но о чём тот в действительности думает, понять не может: Чонгук как раз клюёт его куда-то в макушку и только крепче прижимает к себе. Как будто всегда так делал. Так что возвращаясь к вопросам о терпении, ярлыках, чужом мнении, личной свободе и давлении…[2017, декабрь — Тэхён]
…Он должен был предвидеть, что желания Чонгука не хватит на двоих.