***
Когда Кагеяма вернулся в «Воронье гнездо», он обнаружил, что в кабинете его ждет мужчина с темными волосами и загорелой кожей. — А, Иваизуми-сан, рад снова тебя видеть, — Иваизуми был новым сотрудником отеля типа «постель и завтрак» и должен был присоединиться к официанту Асахи в столовой. Стоический человек перед ним слегка кивнул. — Пожалуйста, зовите меня Иваизуми, — Кагеяме нравился Иваизуми. Он был спокоен, прилежен и обладал уравновешенной головой (качеств, которых им не хватало в «Вороньем гнезде»). Он надеялся, что присутствие этого человека поможет вернуть ресторану спокойную энергию. Он отчаянно нуждался в этом. — Ну что ж, давай я покажу тебе «Гнездо» и познакомлю со всеми, — мужчины прогуливались, пока Кагеяма рассказывал Иваизуми о том, как работает отель. Несмотря на то, что последний будет работать только в столовой, Кагеяма чувствовал, что ему полезно быть знакомым со всей резиденцией и теми, кто там работает. Они поздоровались с Дайчи, начальником технического обслуживания, Цукишимой, шеф-поваром, Ноей, су-шефом, Танакой, линейным поваром и Асахи, менеджером ресторана. После того, как они сделали свой обход, осталось только один человек. — Тобио-чан! Я только что разговаривал по телефону с ужасной старухой. Эта гарпия ожидала, что ей вернут депозит, хотя она отменила свое бронирование за 5 часов до того, как должна была быть здесь, — долговязый брюнет драматично обнял Кагеяму за плечи и театрально вздохнул. — И поскольку она говорила по телефону, я не мог заставить ее упасть в обморок своей ослепительной улыбкой. Ты же знаешь, что никто не может устоять перед моими улыбками, Тоби-чан, — Кагеяма презрительно сморщил нос и спихнул своего делового партнера с плеч. — Твои улыбки такие же уродливые, как и все остальное лицо. А теперь перестань вести себя как ребенок и познакомься с нашим новым сотрудником. Иваизуми — это Ойкава, Ойкава — это Иваизуми, — карие глаза поднялись и впервые остановились на другом мужчине. Кагеяма услышал, как щелкнул выключатель в голове Ойкавы, когда тот из пухленького ребенка превратился в очаровашку. — Приятно познакомиться, Иваизуми. Надеюсь, Тобио-чан не надоел тебе до смерти, — Ойкава сказал голосом певца, снова наклоняясь к Кагеяме. — Ты ужасный деловой партнер. Ты не должен оскорблять меня перед людьми, — его замечание мало что изменило в поведении Ойкавы, на самом деле оно, казалось, только еще больше поощряло его поведение. — У Тобио есть только два режима, когда дело доходит до взаимодействия с клиентами, лепечущий идиот или сердитый идиот. Однажды он даже довел женщину до слез! — Кагеяма вздрогнул при этом воспоминании. Это был не самый лучший момент для него. Это было через несколько месяцев после того, как они открыли «Воронье гнездо». Ойкава унаследовал ветхое здание от своей бабушки, когда она умерла, эти двое увидели возможность новой жизни и ухватились за нее. В то лето они работали до смерти, чтобы отремонтировать здание, позаботиться о ребенке и убедиться, что Уми не сможет их найти. Сказать, что это был период в жизни Кагеямы, когда он был немного напряжен, было бы резким преуменьшением. После их торжественного открытия вошла довольно грубая женщина, пожаловалась почти на все и потребовала вернуть деньги. Рини в то время болела, а Кагеяма почти не спал, поэтому, когда женщина начала кричать на него, он просто сорвался. К счастью, Ойкава смог спасти ситуацию, и их репутация не пошла в унитаз. После этого случая Кагеяма начал работать на заднем плане. — Это было очень давно, и ты знаешь, что это очень плохое описание того, что произошло, — Иваизуми просто смотрел на двух спорящих мужчин со скучающим выражением на лице. — Итак, Ива-чан, теперь, когда у тебя был грандиозный тур, ты готов работать?! У нас есть очень важное дело, — он подчеркнул последнее слово, качнув головой, так что его шоколадный взгляд остановился на Кагеяме, лукавая ухмылка на губах и страстный тлеющий тон, — сегодня вечером придет группа людей, и нам нужно произвести хорошее впечатление, — лицо Иваизуми помрачнело, и он не обращал никакого внимания на многозначительные намеки, которые Ойкава бросал в сторону Кагеямы. — Не называй меня так. Мое имя Иваизуми, — хрипло сказал он. — О, Ива-чан, не будь таким занудой! У каждого здесь есть прозвище! Если я не дам тебе одно, это сделает Зайчик-чан, — у Рини была привычка давать сотрудникам прозвища, особенно когда она была младше, из-за сложности некоторых имен (например, Цукки и Ноя). — Зайчик-чан? — Иваизуми еще не встречался с Рини, обычно девочка сопровождала Кагеяму в его турах с новыми сотрудниками, болтая о лучших тайниках, забавных историях о гостях и обо всем остальном, что она считала важным. Осознание того, что ее там нет, заставило желудок Кагеямы сжаться, а грудь пронзила боль. — Моя дочь. Обычно она сопровождает меня, когда я провожу экскурсию для новых сотрудников, но на этой неделе она пошла в школу. Она будет дома около двух тридцати и будет очень рада познакомиться с тобой, — Кагеяма надеялся, что Иваизуми любит детей. Рини была одной из основ в «Вороньем гнезде», и ее очень любили гости и другие сотрудники. Если Иваизуми не любит детей, он, конечно, долго не протянет. — Ах. Ну что ж, если она не такая, как Мусорокава, я с нетерпением жду этого, — оба мужчины воспротивились этому прозвищу. Ойкава в какой-то степени дал всем остальным прозвище, но никто не удосужился дать ему его. Кагеяме нравилось просто называть всех тупицами, другие сотрудники никогда не беспокоились (или, по крайней мере, никогда не называли Ойкаву ни одним из его прозвищ в лицо), а Рини называла его дядей Тоору. Иваизуми был первым, кто дал Ойкаве немного попробовать его собственное лекарство. Кагеяма отреагировал первым, рассмеялся и хлопнул Ойкаву по спине, а тот издал неприличный писк. — Мусоро…ты не можешь так меня называть! — Иваизуми выгнул бровь и скрестил руки на груди. Выражение его лица было нейтральным, и Кагеяма просто наблюдал. — Тогда ты не можешь называть меня Ива-чан. Не будь таким занудой, у каждого есть прозвище, — шокированное выражение появилось на лице Ойкавы, когда он услышал, как его прежние слова были брошены ему в ответ насмешливым тоном. Он резко выдохнул воздух из носа и скрестил руки на груди, вызывающая резкость поселилась в его глазах. — Ты же не хочешь играть в эту игру, Ива-чан. Я никогда не проигрываю, — если у Ойкавы Тоору и был какой-то недостаток (а если вы спросите его, он не скажет, потому что был Божьим даром миру), то это было его упрямство. Когда Ойкава чего-то хотел, он работал до тех пор, пока не получал это, никогда не позволяя никому и ничему встать у него на пути. В течение первого года или около того, когда они открывали «Воронье гнездо», это упрямство было тем, что подпитывало Ойкаву, подталкивая его вперед, даже когда у него ничего не оставалось. Кагеяма не понаслышке знал, как трудно изменить мнение другого человека. Иваизуми ответил на вызывающий взгляд Ойкавы скучающим выражением лица. — Я не волнуюсь, — двое просто стояли, ожидая, когда другой отведет взгляд, но ни один не хотел отступать. Кагеяма только закатил глаза. Может быть, Иваизуми не так уж и уравновешен, как ему казалось.***
Кагеяма сидел на капоте своей машины, и ждал, когда дочь выйдет из школы. Он весь день думал о том, как ему подойти к этой ситуации. Очевидно, что-то расстроило его дочь, у каждого ребенка бывают свои плохие дни, но Рини никогда раньше так себя не вела. Он увидел, как она радостно выскочила из парадной двери, возбужденно разговаривая с другой маленькой девочкой. «Ну, по крайней мере, ее настроение улучшилось, пока она была в школе», — подумал он. Когда лазурные глаза остановились на нем, ее улыбка погасла, и она робко подошла к машине. — Привет, папочка, — в ее голосе звучала тревога, и она смущенно посмотрела на свои туфли. — Давай посадим тебя в машину. Мы поговорим дома, — мужчина изо всех сил старался, чтобы его голос звучал нейтрально. Он не злился на свою дочь, просто волновался, но ей нужно было знать, что ее поведение неприемлемо. Но больше всего он хотел, чтобы она чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы подойти к нему, когда что-то было не так, а не набрасываться на него. Дорога домой была тихой, и когда они вошли в дом, Кагеяма поднял свою дочь и отвел ее в гостиную, усадив на диван, а сам сел на пол перед ней. Черная челка упала ей на глаза, когда она отчаянно пыталась избежать взгляда отца. — Эй, — тихо сказал он, приподняв ее подбородок указательным пальцем. — Я не злюсь, хорошо. Тебе не нужно бояться. Но нам нужно поговорить о твоем отношении и о том, что ты сказала мне сегодня утром, — крошечные зубки впились в дрожащую губу, когда девочка кивнула головой. — Почему ты так расстроилась сегодня утром? Тебе приснился плохой сон? Чувствовала себя плохо? — на два последних вопроса Рини отрицательно покачала головой. Ее маленький носик и рот сморщились, крошечные ручки сжались в кулаки на коленях, костяшки пальцев побелели от напряжения. У Кагеямы защемило сердце, когда он увидел, что его дочь так расстроена и ничего ему не говорит. — Почему у меня нет мамы? — вопрос выбил воздух из легких Кагеямы. Он почувствовал, как ледяной ужас скатился по его спине и поселился в животе. Он знал, что этот разговор когда-нибудь состоится, но всегда надеялся, что это произойдет в далеком будущем. Как сказать маленькой девочке, что ее мать бросила ее в ту же секунду, как она родилась? Что ее мать хотела причинить им боль, и им пришлось бежать, чтобы спастись. — Акио-кун сказал, что наша семья ненастоящая, потому что у нас нет мамы. О-о-он сказал, что это, д-должно быть, по-отому, что я сломана, — слезы потекли по щекам девочки, и рыдания начали сотрясать ее тело. Кагеяма мгновенно вскочил с пола, обнял дочь и прижал ее к своей груди. Он нежно погладил ее по волосам и попытался успокоить, когда она прижалась к нему. — Зайчик, посмотри на меня, хорошо, — отец слегка отстранился, чтобы заглянуть в ее большие влажные глаза. Отраженная в них боль заставила грудь Кагеямы болезненно сжаться. Его работа заключалась в том, чтобы защищать ее, чтобы она всегда знала, что любима и в безопасности, а он терпел неудачу. — Семья не определяется наличием мамы и папы, понимаешь? Это может быть просто мама, или две мамы, или два папы, или папа и глупый дядя, — последний пример вызвал легкую улыбку на ее лице между всхлипываниями. Кагеяма протянул руку и вытер несколько слезинок со щек дочери. — Но самое главное в семье — это то, что вы любите и заботитесь друг о друге. И я люблю тебя больше всего на свете, Зайчик. Ты — самое великое, что когда-либо случалось со мной, и я обещаю заботиться о тебе вечно. И дядя Тоору так сильно тебя любит и всегда будет любить. Любовь — это то, что создает семью, и мы оба любим тебя всем сердцем. Так что не позволяй никому говорить тебе, что твоя семья ненастоящая. Мы такая же семья, как и любая семья с мамой и папой, — Кагеяма никогда не хотел, чтобы его дочь чувствовала себя хуже, потому что их семья не была традиционной. Он сделал все, что мог, чтобы у нее был счастливый и безопасный дом, в котором она могла бы процветать. И он сделал это не один. Тоору сражался зубами и ногтями рядом с ним, чтобы обеспечить Рини безопасное окружение, в котором она могла бы процветать. Эти двое мужчин свернули бы горы, если бы были уверены, что у маленькой девочки будет улыбка на лице. Слезы перестали капать, и только всхлипывания наполняли комнату. Рини крепко обняла отца, и Кагеяма прижал ее к себе, надеясь, что она почувствует, как сильно он ее любит. — Я люблю тебя, папочка. Извини, — Кагеяма нежно поцеловал ее в макушку, потирая мягкие круги на спине. — Я так сильно люблю тебя, Зайчик, и если тебя что-то беспокоит, просто скажи мне, хорошо? Ты можешь рассказать мне все, что угодно, — он почувствовал, как она кивнула, и услышал приглушенное «хорошо». — Мы можем пойти к дяде Тоору? Я хочу свою семью, — Кагеяма почувствовал, как его грудь болезненно сжалась от жалкого звука ее голоса. — Конечно, Зайчик, — Кагеяма молча поднял дочь, все еще уткнувшуюся ему в шею. Ойкаву было легко найти, он сидел за стойкой регистрации и что-то набирал в свой телефон. Когда он заметил состояние Кагеямы, беспокойство промелькнуло на его лице. Как только Кагеяма остановился перед другим мужчиной, Рини повернулась и бросилась в объятия Ойкавы. Тот поймал ее и смущенно посмотрел на Кагеяму. — Дядя Тоору, обещай мне, что ты всегда будешь моей семьей. Пожалуйста, никогда не переставай любить меня, — ее крошечные плечики затряслись от тихих всхлипов. В глазах мужчины промелькнуло несколько эмоций: смятение, отчаяние и, наконец, печаль. Его руки яростно обхватили девочку. — Откуда ты взяла эту глупую идею, что я когда-нибудь перестану любить тебя? Ты всегда будешь моей семьей, Рини, я никогда не покину тебя, — его голос приобрел нежный оттенок, предназначенный исключительно для Кагеям. Он разыгрывал драматическую браваду перед всеми остальными, но с Кагеямами, своей семьей, Ойкава ослаблял бдительность и позволял себе быть уязвимым, зная, что дуэт всегда будет заботиться о нем. Его ласковые слова успокоили девочку, и слезы превратились в жалобное сопение. — Эй, Зайчик-чан, не хочешь пойти на кухню и помочь Цукки украсить торт для всех твоих учителей? Я думаю, ему бы очень пригодился твой творческий вклад, — упоминание о Цукишиме, торте и искусстве быстро изгнало всю печаль из головы маленькой девочки, заменив волнением. — Да-да-да! — и вдруг в мире снова все стало хорошо. Кагеяма смотрел, как Рини, извиваясь, спускается на пол. Ее смех был подобен сильному ветру, сдувающему всю печаль, которая так тяжело висела в комнате всего несколько минут назад. Мужчины последовали за взволнованной маленькой девочкой через столовую в кухню, где Цукишима в данный момент вытаскивал упомянутый торт из духовки. Заметив опухшие красные глаза Рини, он бросил на Кагеяму обеспокоенный взгляд. — Рини хочет знать, может ли она помочь тебе украсить торт. Это был…тяжелый день, — последнюю часть он добавил мягко. Он действительно не хотел объяснять всему персоналу, что только что произошло, ему все еще было трудно понять ситуацию самому. — Конечно. Торт должен остыть, но мы можем начать смешивать глазурь, — Рини радостно завизжала, подбегая к Цукишиме, блондин надел на нее передник с крошечным фиолетовым цветком и помог вымыть руки. Методично он начал собирать ингредиенты, необходимые для приготовления глазури, позволяя Рини разложить их на прилавке. Все следы печали исчезли с ее лица, сменившись напряженной сосредоточенностью, когда она попыталась не уронить пакетик с сахарной пудрой. Ойкава и Кагеяма выскользнули из кухни и направились в кабинет последнего. — Что случилось? — рявкнул брюнет, как только дверь закрылась. Очень немногие вещи могли вызвать его гнев так быстро, его способность сохранять спокойствие в напряженных ситуациях была беспрецедентной, но, когда Рини была вовлечена, его запал становился очень коротким. — По-видимому, какой-то мальчик в школе сказал Рини, что ее семья не считается, потому что у нее нет мамы, и что это, должно быть, потому, что она сломана, — выражение лица Ойкавы вытянулось, и вся теплота в его янтарных глазах сменилась льдом. — Да кто он такой, этот маленький засранец?! Эта ведьма, — он с горечью выплюнул это слово, — уехала потому что в ее теле нет ни капли человеческой порядочности, — руки Ойкавы были сжаты в кулаки. Кагеяма мягко положил руку ему на плечо. — Но никто из детей этого не знает. Я объяснил Рини, что семья — это группа людей, которые любят и защищают тебя, и что она не определяется наличием двух родителей. Я собираюсь поговорить об этом с Хинатой, чтобы он мог обсудить это с родителями маленького мальчика. Поверь мне, Ойкава, я так же расстроен, как и ты. Она была в отчаянии и видеть, как она плачет… — мужчина с волосами цвета воронова крыла вынужден был замолчать, потому что почувствовал, как у него распухло горло и слезятся глаза. Ойкава молча заключил Кагеяму в объятия, и несколько долгих мгновений мужчины просто держали друг друга. Вместе они прошли через преисподнюю и вернулись обратно. Они видели друг друга в худшем состоянии и несколько раз оттягивали друг друга от края пропасти. Хотя они не были связаны кровным родством, они были семьей во всех смыслах этого слова. — Люблю тебя, Тобио. — Люблю тебя, Тоору.***
Преподавательский обед прошел без сучка и задоринки. Иваизуми доказал, что он был полезен не только для пыток Ойкавы, но и что он был также опытным официантом и удивительно хорошим человеком. Новый директор, Ушиджима Вакатоши, был последним человеком, которого можно было ожидать на месте директора начальной школы. Он был гигантом и почти ничего не говорил, но, когда Кагеяма встретился с ним и немного понаблюдал, стало ясно, что он просто неумелый собеседник. Кагеяма был не в том положении, чтобы судить кого-то по его социальным способностям. Когда пришло время десерта, Асахи вышел, неся большой торт, украшенный цветами и бабочками, которые явно были нарисованы пятилетним ребенком. Сам пятилетний ребенок в настоящее время ехал на плечах Танаки, хихикая от радости, когда учителя хвалили ее за артистизм. Она стояла на стуле рядом с Ушиджимой, помогая ему наметить разрезы торта, чтобы он не сломал ни одного цветка. Маленькая девочка с гордостью воскликнула, что она очень много работала над фиолетовым цветком в углу и что он должен быть у него, потому что он самый лучший. При общении с детьми поведение крупного мужчины мгновенно менялось. Голос у него был нежный, и он знал, в какие моменты нужно поддразнить или сделать глупый голос, чтобы рассмешить маленькую девочку. Кагеяма прислонился к дверному косяку входа в ресторан, наблюдая за дочерью с улыбкой на лице. — Знаешь, она потрясающая, — произнес тихий голос позади него, заставив Кагеяму подпрыгнуть. Хината стоял рядом с ним, глядя на него с мягкой улыбкой. Это заставило желудок Кагеямы сделать сальто. — Да, это так, не так ли? — его взгляд вернулся к дочери, которая бегала вокруг стола, подавая каждому учителю по куску торта. — Говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Должно быть, тяжело быть отцом-одиночкой, но ты делаешь невероятную работу, — комплимент заставил щеки Кагеямы покраснеть. — Эм, спасибо. Я просто стараюсь изо всех сил, — Кагеяма никогда не был лучшим в получении комплиментов или какого-либо внимания, если уж на то пошло. Он никогда не был ярким человеком и предпочитал работать на заднем плане. Вот почему его основной работой в «Вороньем гнезде» было ведение их счетов и всей бумажной работы. Ойкава был лицом бизнеса, регулярно используя свое обаяние, чтобы сбить клиентов с ног, в то время как Кагеяма был мозгом. Они играли на сильных сторонах друг друга, чтобы заставить бизнес работать как хорошо смазанная машина, и в течение последних пяти лет он работал. — Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — неуверенно произнес Кагеяма. Но это была правда. Хината был одет в черный свитер с парой облегающих угольно-черных брюк, которые были греховно сшиты, чтобы обтягивать фигуру мужчины. Его ярко-рыжие волосы были слегка подстрижены, но Кагеяма поймал себя на том, что ему хочется провести по ним пальцами. Настала очередь Хинаты покраснеть от слов Кагеямы. Молочно-шоколадные глаза застенчиво уставились в пол, и он улыбнулся, закусив нижнюю губу. Кагеяма поймал себя на том, что его глаза прикованы к этим губам, и пожалел, что не он один пробует эту пухлую розовую нижнюю губу. Хината взглянул на Кагеяму и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Рини перебила его: — Хината-сенсей, идите сюда! Я сохранила вам кусочек подсолнуха! — ее энтузиазм заставил обоих мужчин рассмеяться. — Иду-иду! — весело сказал он. Кагеяма задавался вопросом, как он может стоять так близко к солнцу, не обжигаясь. — Было очень приятно увидеть тебя, Кагеяма. Еще раз спасибо за помощь в организации этого мероприятия, — тон Хинаты смягчился, и в его глазах появилось выражение, которое Кагеяма не мог прочитать. Маленькая рука потянулась вверх, чтобы схватить Кагеяму за предплечье и мягко сжать его, а затем прикосновение исчезло, когда учитель прошел через ресторан, чтобы забрать свой кусок торта. Кагеяма стоял в оцепенении, тепло от прикосновения окутало его и распространилось от макушки головы до кончиков пальцев ног. Он знал, что ничего романтического между ними никогда не произойдет, но позволил себе эгоистично наслаждаться этим маленьким моментом, притворяясь, что однажды он может почувствовать тепло солнца рядом.