***
Слова Шимизу эхом отдавались в голове Кагеямы всю оставшуюся ночь. После того как Рини легла спать, он сел на диван, держа в руках визитную карточку, которую она ему дала. Ойкава сказал ему, чтобы он позвонил и договорился о встрече, сказав, что он должен пойти только один раз, а потом, если ему это не понравится, он никогда не вернется. Шимизу сказала, что диагноз эксперта поможет им в суде, так как Кагеяма никогда не подавал заявление в полицию. Сейчас Кагеяме казалось, что он находится в подвешенном состоянии. Он знал, что что-то сломалось в его голове, теперь, когда Уми вернулась, это стало еще более очевидным, но он чувствовал, что если он скажет это, то это станет реальным. Сейчас он изо всех сил старался не обращать на это внимания, но стоило ему заговорить с кем-нибудь об этом, как тот составлял длинный список многих частей Кагеямы, которые были сломаны, и вручал ему бесконечный список маленьких белых таблеток, которые он должен был проглотить в надежде, что они его вылечат. Как только его страхи обрели имя, Кагеяма уже не мог утверждать, что их не существует. Черноволосый мужчина вытащил телефон и нажал кнопку вызова на знакомом имени. Он прошло два гудка, прежде чем на другом конце провода взяли трубку. — Хэй, Кагеяма, — звук голоса Хинаты почти сразу заставил Кагеяму расслабиться на диванных подушках. Иногда их ночные телефонные звонки казались единственным, что Кагеяма оставил для себя, все остальное было сосредоточено на Рини или Уми, но эти тихие моменты в темноте были только его. — Хэй… Сегодня я встречался с адвокатом. Она нам поможет… Она хочет, чтобы я пошел к психиатру… Она сказала, что его диагноз и то, как жестокое обращение Уми повлияло на меня, может помочь нам выиграть дело, — Хината уловил настороженность в голосе Кагеямы. — Ты боишься поговорить с профессионалом? — Да, — это слово тут же слетело с его губ. Каждый раз, когда Кагеяме приходилось говорить с кем-то о своем прошлом, он боялся, не важно, с кем. — Это просто…прямо сейчас я могу притвориться, что это ничего, но…но как только какой-нибудь психиатр запишет все это, тогда это реально. И тогда я чувствую, что это доказывает, что я такой… Я…я сломлен или слаб. Что все сказанное ею правда, — Уми без конца повторяла ему эти слова, пока они были вместе. Ее слова были подобны раскаленному железу, которое клеймило ярлык «жалкий» прямо у него на лбу. Поход к врачу только докажет, что она была права с самого начала. — Эй, эй, послушай меня, Кагеяма. Ты не сломлен. Ты не слабак. Наличие чувств и травм не делает тебя слабее, это делает тебя человеком. Она говорила все это, потому что хотела контролировать тебя. И я думаю, что разговор с кем-нибудь тебе очень поможет… Я хочу, чтобы ты знал, что я всегда здесь, чтобы выслушать тебя и помочь тебе, но я не понимаю, как помочь тебе справиться. Работа психиатра состоит в том, чтобы помочь тебе понять, что ты чувствуешь, а затем помочь тебе найти здоровые способы справиться со стрессом и тревогой. Он здесь не для того, чтобы доказать, что тебе больно, его работа — помочь тебе исцелиться. Кагеяма не думал, что когда-нибудь сможет исцелиться. Его страхи и тревоги были так глубоки, что теперь они глубоко укоренились в его душе. Он не знал, возможно ли существовать без них. Ни один врач, каким бы искусным он ни был, не сможет вылечить его. — Кагеяма, ты говоришь, что прямо сейчас можешь игнорировать, но это неправда. Я видел тебя после того, как Уми пришла в школу. То, что это официально не диагностировано, еще не значит, что этого нет. Твои мозг и ум, как и любая другая часть твоего тела, иногда страдают. Ты не говоришь, что твое тело слабое, когда болеешь, а затем притворяешься, что простуды нет. Нет, ты принимаешь лекарство и заботишься о себе, потому что простуды случаются, и все. А потом, когда тебе становится лучше, ты питаешься здоровой пищей и принимаешь витамины, чтобы поддержать иммунитет. То, с чем ты имеешь дело, не так просто, как с простудой, но имеет тот же ход мыслей. Ты должен заботиться о своем психическом здоровье так же, как и о физическом. И я не говорю, что это будет быстро. Нет никакой волшебной таблетки, которая заставит все это исчезнуть, и разговор с кем-то несколько раз не исцелит тебя в одночасье, но в конечном счете ты поправишься. И у тебя есть друзья, которые заботятся о тебе, но мы не можем заставить тебя что-то делать. Ты должен хотеть стать лучше, чтобы все это сработало. Кагеяма спокойно слушал слова Хинаты. Их разговоры обычно были наполнены детским бесконечным потоком мыслей Хинаты ни о чем и обо всем, но сегодня у рыжего был очень серьезный тон. Кагеяма знал, что если бы он видел, брови Хинаты были бы решительно нахмурены, а его пристальный взгляд был бы прикован к нему. Завтра Кагеяма позвонит, если не для себя, то для тех, кто ему дорог. Он хотел стать лучше для них. — Я и не знал, что ты можешь говорить так умно, — это вызвало у Хинаты пронзительный крик. — Я только что прочитал тебе очень серьезную десятиминутную лекцию о твоем психическом здоровье, и это то, что ты говоришь? Бакагеяма, ты вообще меня слушал?! — Да, я слушал, успокойся, тупица… Я позвоню и договорюсь о встрече завтра. Спасибо, — он почти чувствовал тепло улыбки Хинаты по телефону. Кагеяма пожалел, что не может лично насладиться этим зрелищем. — Хорошо, я рад. Ты же знаешь, я всегда рядом, Кагеяма, — тепло расцвело в груди Кагеямы. Приход Уми разрушил их планы продолжения отношений, но он все еще очень любил Хинату, и воспоминание о прошлых отношениях увеличило его любовь в десять раз. Все в Хинате было таким опьяняюще теплым, и хотя он был напуган, Кагеяма все еще хотел большего. — Эй, я знаю, что уже поздно, но у Рини день рождения в эти выходные… Ты должен прийти. Там будет весь персонал и несколько школьных друзей Рини. Тебе не нужно ничего ей дарить, она просто будет рада, что ты придешь, — последовала долгая пауза. Неужели он зашел слишком далеко? Они хотели сохранить все в тайне, потому что Рини была ученицей Хинаты, но это не означало, что они не могли быть друзьями, верно? Дайчи пригласил Сугу, и если что Хината вообще мог сказать, что пришел к другу. — Ты уверен? Я не хочу добавлять больше стресса ко всему, что происходит. Я не против действовать так медленно, как тебе нужно, Кагеяма. — Я хочу, чтобы ты пришел. Мы уже давно не общались и… Я скучаю по тебе… Уми уже так много отняла у меня, и я не хочу, чтобы она забрала и это тоже, — признание было тяжелым от волнения, и Кагеяма частично пожалел о словах, слетевших с его губ, но было уже слишком поздно. Он просто хотел, чтобы Хината знал, как много он значит, как много это значит для Кагеямы. — Я тоже скучаю по тебе, Кагеяма. Я с удовольствием приду. Спасибо, что пригласил, — остаток вечера Кагеяма слушал, как Хината рассказывает о своем классе и новом садике, который Ушиджима построил в школе. Сейчас, когда весь его мир погрузился в хаос, было приятно иметь такие моменты покоя.***
В субботу утром Кагеяма поставил будильник на абсурдно ранний час. Когда раздался звон, солнце только начинало подниматься, и огненные полосы окрашивали его белое одеяло. Он не терял времени, вставая и собираясь. Он бежал и понятия не имел, сколько у него времени. Быстро приняв душ, он готовил на кухне клубничные блинчики со взбитыми сливками и сахарной пудрой. У него было около двадцати минут форы, прежде чем он услышал звук открывающейся двери и топот босых ног по твердой древесине. Рини вошла в кухню с диким гнездом волос на голове и яркой улыбкой на лице. Кагеяма резко обернулся и, не теряя времени, подхватил дочь на руки и закружил ее по комнате. — С днем рождения, Зайчик! — маленькая девочка радостно завизжала, когда ее закружили по кухне. Кагеяма усадил ее на стол, продолжая переворачивать светло-розовые блины. Она выжидающе открыла рот, и отец взял банку со взбитыми сливками и брызнул ей в рот, сделав то же самое с собой секундой позже. Оба захихикали с пухлыми щечками. — Ты взволнована своей сегодняшней вечеринкой, Зайчик? — девочка с энтузиазмом закивала головой, и Кагеяма слушал, как она рассказывает обо всех играх, в которые они собирались играть, и о том, какими, как она надеялась, будут ее подарки (двое из перечисленных лежали под его кроватью, а еще один был спрятан в шкафу). Как только они сели за стол с тарелками, заваленными сладким, Ойкава вошел в парадную дверь. — Доброе утро! — он поцеловал Рини в макушку и сел за стол рядом с Кагеямой. Он подпер подбородок локтем и озорно посмотрел на Рини. — Зайчик-чан, сегодня утром ты выглядишь совсем по-другому. Ты сделала новую стрижку? — маленькая девочка разразилась хихиканьем. — Нет! — Правда? Ты купила новую пижаму? — Рини отрицательно покачала головой. — Хммм… О, я знаю! У тебя на носу новые веснушки. Так и есть! — длинные тонкие пальцы протянулись и ухватил маленький нос, о котором шла речь. — Нет, нет, нет! Мне сегодня шесть лет, дядя Тоору! Вот в чем разница, глупый! — Ойкава драматически вздохнул. — Моей Зайчик-чан шесть?! — он положил руку на лоб и откинул голову назад. — Потом ты скажешь мне, что купила машину или что у тебя появился парень! — Кагеяма сморщил нос. — Никаких парней, — Рини занималась запихиванием в рот как можно больше блинов, и в ответ смогла лишь приглушенно хихикнуть. Ойкава встал и еще несколько раз быстро поцеловал Рини в голову. — С днем рождения, Зайчик-чан. Не могу поверить, что тебе уже шесть. Куда ушло время? — игривая мелодичность покинула его голос и сменилась тоскливой печалью. Мужчины через стол обменялись нежными взглядами. Эти последние шесть лет пролетели незаметно, и они знали, что время будет только ускоряться. Мысль о том, что Рини когда-нибудь станет взрослой женщиной, всегда маячила где-то вдали, но сейчас они будут наслаждаться тем, что она все еще милая маленькая девочка. Они провели утро, примеряя каждое платье в шкафу Рини, пока девочка не нашла идеально подходящее для ее вечеринки. Платье было пастельно-розового цвета с тюлевой юбкой цвета сахарной ваты. Кагеяма заколол часть ее волос яркими сверкающими золотыми заколками, которые, как он знал, неизбежно затеряются в траве позже, и он собирался потратить часы на их поиски. До рождения дочери Кагеяма никогда даже не прикасался к блесткам, а теперь он находил их следы на всем, чем владел. Рини танцевала по комнате, очарованная тем, как выглядело ее платье, когда она кружилась. — Папочка, можно я буду балериной? — Ты можешь быть кем хочешь, Зайчик. — Я хочу научиться танцевать, прыгать и кружиться на сцене, — маленькая девочка изо всех сил старалась продемонстрировать это крошечными прыжками, танцуя по комнате. Кагеяма ничего не знал ни о балете, ни о танцах вообще, но знал, что в городе есть танцевальная студия. — Ну, тогда как насчет того, чтобы я записал тебя на несколько уроков балета? — голубые глаза загорелись, как звезды, и Рини бросилась к Кагеяме и крепко обняла его. — Спасибо, спасибо, спасибо, папочка! После того, как Рини оделась, они пошли в главное здание, где она бегала и собирала у персонала поздравления с днем рождения. Официально вечеринка начиналась только в полдень, поэтому большую часть утра Рини провела на кухне, наблюдая, как Цукишима украшает торт. С помощью Иваизуми и Ойкавы Кагеяма расставил на заднем дворе столы и стулья. Один стол был украшен ярко завернутыми подарками, на каждом из которых была написана какая-то вариация имени или прозвища девочки. Холодильники были заполнены пакетиками с шипучкой и соком, воздушные шары были надуты и привязаны к столам, а вокруг были развешаны разноцветные ленты. Когда близился полдень, звуки полицейской сирены привлекли всеобщее внимание к фасаду здания. Черно-белый седан въехал на стоянку, мигая красными и синими огнями. Куроо сидел за рулем с дерзкой ухмылкой, он посигналил, улыбнулся и помахал толпе. Кенма сполз ниже на пассажирском сиденье, выглядя так, будто он предпочел бы спонтанно воспламениться, чем быть в машине со своим парнем. Их дочь сидела на заднем сиденье и была слегка скрыта решеткой, предназначенной для того, чтобы держать преступников на расстоянии. Куроо вышел из машины, одетый в полицейскую форму (без табельного оружия. Вместо него в кобуре был ярко-желтый с зеленым водяной пистолет). — Мне придется попросить всех отойти. Мы задержали сумасшедшую тусовщицу по дороге сюда и она очень-очень опасна, — он открыл заднюю дверь, где сидела Ран. Девочка уже расстегнула пряжки ремня безопасности, легко проскользнула между длинными ногами отца и побежала туда, где стояла Рини. — О нет, она сбежала! Бегите все, бегите, спасайте свои жизни! — взявшись за руки, маленькие девочки пробежали мимо Кагеямы к заднему двору, и только звук их веселого смеха остался позади. Куроо прислонился к полицейской машине и с нежной улыбкой смотрел им вслед. Кенма выскользнул из машины и занял место рядом с Куроо. — Ты смущаешь, — пробормотал низкий мужчина себе под нос. Куроо добродушно усмехнулся и, обняв Кенму, нежно поцеловал его в лоб. — Ах, ты любишь это во мне. К тому же девчонки получили от этого удовольствие. А теперь давайте начнем эту вечеринку! — полицейский вернулся к своей машине и вытащил завернутую в бумагу коробку, на которой были нарисованы котята, похожие на суши. — Спасибо вам, ребята, что пришли. Вечеринка на заднем дворе. Пицца уже в пути. Угощайтесь напитками в холодильниках, — когда Куроо и Кенма вошли в здание, на стоянку въехал серый седан. Бокуто вышел с пассажирской стороны с двумя сверкающими голубыми подарками в руках. — Эй, эй, эй! Это потрясающий день для вечеринки! — Акааши принялся вытаскивать мальчиков из машины, близнецы буквально дрожали от возбуждения. Как только их освободили, они подбежали к тому месту, где стоял Кагеяма. — Где Рин-сан?! Мы сделали ей открытку на день рождения! — Хаято сжимал в руках ярко-розовую бумагу, на которой дрожащими буквами карандашом было написано имя Рини. — Она сзади с Ран, — как только эти слова слетели с его губ, оба мальчика бросились мимо него на задний двор. Акааши и Бокуто подошли к входной двери гораздо спокойнее (ну, Акааши. Бокуто едва сдерживался, его золотистые глаза были полны того же детского ликования, что и у его сыновей). — Спасибо, что пригласили ребят, Кагеяма-сан. Они ждали этого всю неделю. — Спасибо вам, ребята, что пришли. Вечеринка на заднем дворе, Куроо и Кенма уже там. Пицца скоро должна быть здесь, в холодильниках есть напитки, — голубые глаза остановились на новейшей машине, въехавшей на стоянку. — Вы можете положить подарки на стол, накрытый во дворе. Я приду через минуту, — Акааши повернулся, чтобы взглянуть на желтый «Volkswagen», стоявший теперь рядом с его машиной, темно-синие глаза оглянулись на Кагеяму, и на его губах появилась едва заметная тень улыбки. — Пойдем, Бокуто-сан, — Акааши осторожно повел мужа через дверь, а Кагеяма спустился по ступенькам. Хината вышел из машины и одарил Кагеяму мягкой улыбкой, от которой у него затрепетало сердце. Какое-то мгновение они просто стояли, глядя друг на друга и улыбаясь, как идиоты. Прошло почти две недели с их последнего вечера в кино, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. — Хэй, — задыхаясь, произнес Кагеяма. По его щекам пополз румянец, и он откашлялся, чтобы вернуть голосу нормальный тон. — Эм, спасибо, что пришли. — Я счастлив быть здесь. В конце концов, шесть — это очень важный день рождения, — учитель снова полез в машину и вытащил маленький сверток, завернутый в солнечно-желтую бумагу. У Кагеямы защемило сердце, когда он увидел это. — Эй, я же говорил тебе, что ты не должен ничего ей дарить. — Я знаю, но я не мог явиться с пустыми руками! Он маленький, и, честно говоря, это не было проблемой, — Кагеяма бросил на него сердитый взгляд и закатил глаза. Он нерешительно протянул руку и взял свободную руку Хинаты в свою, переплел их пальцы и мягко сжал. Хината посмотрел на их руки, потом на Кагеяму и просиял. Кагеяма винил покраснение щек и носа в яркости улыбки. — Пойдем, все сзади, — Кагеяма повел Хинату через здание в сторону шума на заднем дворе. Дети бежали по траве, визжа от восторга, а Ноя и Танака бежали за ними. Все остальные разбрелись по двору, весело болтая и смеясь. Кагеяма остановился и на мгновение уставился на них, ошеломленный нахлынувшей на него любовью. Хината и Ойкава постоянно говорили ему, что у него есть большая группа людей, которые заботятся о нем, но видеть их всех, собравшихся вокруг, улыбающихся и смеющихся, было…глубоко трогательно. Хината мягко сжал его руку. — Эй, ты в порядке? — Да, да… Я просто счастлив, — они обменялись мягкими улыбками. Хината добавил свой подарок к куче коробок и карточек на столе. — Хината-сенсей! — Рини бросилась к ним с раскрасневшимися щеками и ярко-голубыми глазами, широко раскрытыми от волнения. Хината отпустил руку Кагеямы и наклонился так, чтобы он оказался на одном уровне с маленькой девочкой. — Сегодня мой день рождения! Мне уже шесть! — Я знаю, поэтому я здесь. Твой отец пригласил меня на твою вечеринку. Надеюсь, ты не против, — Рини кивнула. — Да! Позже у нас будет торт и мороженое! Цукки делает самый лучший торт на свете! — если Хината и возражал, что маленькая девочка практически выкрикивала каждое предложение, то он этого не показывал. — Не могу дождаться, — внимание Рини быстро вернулось к ее друзьям, и она убежала, снова оставив мужчин наедине. Они направились туда, где сидели другие родители. Куроо пошевелил бровями, глядя на Кагеяму, который нахмурился в ответ. — Разве ты не умираешь в своей униформе, Куроо? — теперь на них палило яркое июльское солнце, и стоячий воздух был густым от влажности. От одного взгляда на темно-синюю куртку и брюки Куроо Кагеяма вспотел. — Не буду врать, я весь в поту, — на это Кенма легонько шлепнул его. — Извини, но у меня в машине есть сменная одежда. Я, наверное, переоденусь после еды. Теперь, когда я детектив, мне нечасто приходится носить эти вещи, но у них есть свои преимущества, — с хитрой усмешкой он посмотрел на Кенму и подмигнул. Лицо мужчины побагровело, он пробормотал что-то о том, что ему нужно выпить, и поспешил прочь. — Но у него и так полный стакан, — Акааши тихо вздохнул и ласково похлопал мужа по руке. Куроо издал мрачный смешок и с удовольствием сделал глоток своего напитка. Бедный Кенма. Пока они ждали пиццу, Кагеяма воспользовался возможностью погулять с Хинатой и познакомить его с некоторыми сотрудниками. Он позаботился предупредить учителя о более буйных сотрудниках (о Ное и Танаке), но, к счастью, все были сердечны и вежливы. Хината встречался с Дайчи несколько раз до этого, когда он приходил за Сугой, и они втроем стояли и разговаривали о загадке цвета волос Суги, пока они ждали прибытия мужчины. — Ему всего двадцать семь. Его волосы не должны быть седыми! — Я не верил в это до тех пор, пока он впервые не пригласил меня на ужин в родительский дом и они не показали мне детские фотографии. У него всегда был такой цвет, — Кагеяме было наплевать на цвет волос Суги, но он с удовольствием слушал возбужденную болтовню Хинаты. Голубые глаза лениво наблюдали, как его дочь гоняется по двору за одним из близнецов. Даже издалека он мог сказать, что одна из заколок уже исчезла. Замечательно. — Суга, ты здесь! — Кагеяма обернулся и увидел, как секретарь спускается с крыльца на траву. Лицо Дайчи расплылось в теплой улыбке, и он раскрыл руки, чтобы обнять другого мужчину, но Суга обошел его и направился прямо к Кагеяме. На его лице было почти маниакальное выражение. — Кагеяма, она здесь. Прямо сейчас у входа, — Кагеяма моргнул, глядя на Сугавару, пытаясь осмыслить его слова. Шум вечеринки стих, и весь мир, казалось, сосредоточился вокруг озабоченного лица Сугавары. Здесь. Она здесь. Сейчас. Хината схватил Кагеяму за руку и легонько встряхнул. — Кагеяма, ты должен пойти и встретиться с ней. Прежде чем она доберется до Рини, — Кагеяма глубоко вздохнул через нос и закрыл глаза. Почему именно сегодня? Почему именно сейчас? — Да, хорошо…хорошо, — мужчина с волосами цвета воронова крыла оглядел собравшихся в поисках пышной копны каштановых волос. Ойкава сидел на краю одного из столов и разговаривал с Иваизуми. — Ойкава! — брюнет обернулся и посмотрел на него. — Мы нужны снаружи…злая ведьма заглянула, — слова Кагеямы щелкнули выключателем, и расслабленная атмосфера быстро сменилась ощутимым напряжением, даже другие родители заметили это и послали Кагеяме вопросительные взгляды. Дети пребывали в блаженном неведении (к счастью) и продолжали весело хихикать, играя. Ойкава мгновенно вскочил и несколькими широкими шагами пересек двор. Кагеяма повернулся лицом к Дайчи и Сугаваре. — Не. Выпускайте. Ее. Из. Виду, — Кагеяма последовал за Ойкавой вверх по ступенькам крыльца и с каждым шагом чувствовал, как его желудок сжимается все сильнее. Они быстро подошли к передней части здания, где увидели ее, стоящую у стойки администратора. Она стояла, прислонившись к столу, и лениво перебирала цветы, стоявшие в вазе рядом. Сахарная улыбка расплылась по ее лицу, когда она увидела их. — Привет, Тобио, — замурлыкала она. От этого звука у Кагеямы мурашки побежали по коже. — Это частная собственность. У тебя есть десять секунд, чтобы уйти, прежде чем мы вызовем полицию, — на ее лице появилось раздраженное выражение, и она сердито посмотрела на Ойкаву. — Всегда приятно видеть и тебя, Тоору. Я не хочу ничего плохого. Сегодня день рождения моего милого ангела и я просто хотела подарить ей поцелуй от мамочки, — Кагеяме хотелось крикнуть ей, что она не имеет права так себя называть. Она была чужой для Рини, и ничего больше. — Хотел бы я сказать то же самое, но каждый раз, когда я вижу тебя, у меня сводит живот. Теперь у тебя пять секунд, — голос Ойкавы был холоден и решителен. Если бы взгляды могли убивать, то они оба скоро упали бы замертво от взглядов, которыми обменивались. — Все в порядке, Ойкава? — Иваизуми присоединился к ним и встал по другую сторону Ойкавы, скрестив руки на широкой груди и бросив на Уми горький взгляд. Добавление Иваизуми создало стену, блокирующую коридор, который вел на задний двор, где все еще были слышны звуки детей. Ауру, исходящую от мужчин, можно было описать только как интенсивную, но женщина просто одарила их улыбкой, лишенной какой-либо теплоты, явно бесстрастной. — Все в порядке, Ива-чан. Просто забочусь о маленьком мусоре, который пришел, — он говорил нараспев, но отвращение в его голосе было явным. Улыбка Уми на долю секунды дрогнула. — Ух ты, Тобио, ты точно позволяешь здесь работать многим странным мужчинам. Они все педики или это только Тоору? Я не знаю, должна ли наша дочь расти в такой обстановке. Она бы гораздо лучше росла в более традиционной семье, где она будет знать, как должна выглядеть любовь, — все трое мужчин напряглись от этого оскорбления, и улыбка Уми стала еще более злой, когда она поняла, что получила от них реакцию. — Ты хочешь показать ей, как сильно ты меня любила, когда избила до потери сознания на вечеринке у Ойкавы? Или мы можем рассказать ей о том, как сильно ты любила ее в тот день, когда бросила ее в младенчестве и оставила одну в нашей квартире на десять часов. Как насчет той ночи, когда ты впервые за четыре месяца пришла домой и пригрозила солгать копам, что я изнасилую тебя, если мы уйдем? Потому что все это хорошие примеры твоей любви, — слова вырвались из него прежде, чем он успел их остановить. Его руки дрожали от ярости, когда он выплюнул эти слова. Уми, казалось, просто впитала яд, она была уже настолько гнилой, что это не имело никакого эффекта. — Ты был всего лишь глупым ребенком, когда мы впервые встретились. Это я сделала тебя мужчиной! — Избив меня! Угрожая мне! Ты держала меня в плену два года! — голос Кагеямы дрожал, более семи лет ярости бурлили в нем, и теперь ничто не могло остановить его. Он мечтал об этом моменте почти десять лет. — И похоже, ничего из этого не сработало. Ты все такой же жалкий, как и в тот день, когда мы впервые встретились. Какой-то жалкий идиот, который ничего не может сделать без слез. В следующем месяце я заберу у тебя Рини и ты больше никогда ее не увидишь, — на лице Уми появилось почти бешеное выражение. Широкая улыбка расплылась по ее лицу, когда она заговорила о том, чтобы забрать Рини. Ей нравилось причинять ему боль, это доставляло ей удовольствие, она находила это захватывающим. Кагеяма открыл рот, чтобы закричать на нее, но тяжелая рука на его плече остановила его. Теперь Куроо стоял рядом с ним, его большой рост и униформа придавали ему устрашающее присутствие. Все теплое озорство, которое Кагеяма знал в нем, исчезло. — Мэм, я вынужден просить вас освободить дом. Это частное мероприятие, — его тон был нейтральным, но было ясно, что его слова были твердыми. Значок на его груди блестел в луче солнечного света, льющегося из окна. Все намеки на ярость и горечь исчезли с лица Уми, сменившись слащавой улыбкой, которая была слишком широкой. — Конечно, офицер. Уверяю вас, я не хотела никаких неприятностей. Желаю вам чудесного дня, — она бросила на Кагеяму и Ойкаву обиженный взгляд и вышла через парадную дверь. Казалось, ее присутствие отравило воздух, и хотя она ушла, ее яд все еще обжигал легкие Кагеямы. — Чувак, она сука, — Кагеяма не знал, было ли это просто потому, что он был эмоционально неустойчив после встречи, или это был грубый тон Куроо, но он не мог удержаться от смеха. Остальные мужчины выглядели сбитыми с толку, когда Кагеяма сгорбился, слезы текли по его лицу. Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться и прийти в себя. — Она самая большая сука в мире. — Да и я снял все это на видео, — все повернулись, чтобы посмотреть на Куроо, который выглядел как кот, поймавший канарейку. Он постучал по черному цилиндру, висевшему у него на правом плече. Камера. — Главари в штаб-квартире стали требовать носить камеры, чтобы больше не было таких ситуаций. Ты не можешь лгать об этом, если все снято на камеру, — Кагеяма подумал, что его сердце вот-вот остановится. Уми фактически призналась, что оскорбляла его, и все это было снято на камеру. Впервые с тех пор, как все это началось, он почувствовал, что у них действительно есть шанс победить. — Спасибо тебе, Куроо… Теперь мы действительно можем победить, благодаря тебе. — Без проблем. Я говорил тебе, что мы, отцы, должны держаться вместе. Я всегда буду рядом со своими друзьями, когда они во мне нуждаются, — Кагеяма опустился в одно из кресел за стойкой администратора и обхватил голову руками. В течение нескольких недель ему казалось, что над ним нависло тяжелое облако надвигающейся гибели, и независимо от того, какую ситуацию он себе представлял, он не видел, как он может победить Уми. Но теперь, с записью камеры Куроо, они могли сделать это, они могли победить ее. От сильного чувства облегчения у него закружилась голова. — Тобио, ты в порядке? — Ойкава присел перед ним и положил обе руки на колени Кагеямы. — Да, я просто…испытываю облегчение, потрясение, усталость. Вы, ребята, возвращайтесь на вечеринку, мне просто нужна минутка, чтобы отдышаться, — остальные трое мужчин вернулись на задний двор и оставили Кагеяму сидеть со своими мыслями в тихом вестибюле. Даже после того, как она ушла, Кагеяма все еще чувствовал холодную хватку Уми. Действия женщины влияли на каждую мысль в его голове, на каждое его действие, на каждое принятое им решение. Но сегодня он почувствовал, как треснула ее ледяная хватка, и понял, что однажды сможет вырваться. Это было странно…он чувствовал себя почти…непобедимым. Единственное, чего он когда-либо по-настоящему боялся, была она, и теперь, когда он доказал, что может противостоять ей, ничто не могло тронуть его. — Кагеяма? — голубые глаза оторвались от ковра и увидели встревоженное выражение лица Хинаты. Он был осторожен, пытаясь понять Кагеяму и как должен реагировать. После последней встречи с Уми у Кагеямы случился приступ тревоги, настолько сильный, что он потерял сознание, но сейчас он был спокоен и, казалось, его не трогало присутствие женщины. — Она призналась в жестоком обращении, и Куроо записал все на камеру, — Кагеяма встал и, схватив Хинату за плечи, расплылся в улыбке. — Мы можем победить ее. Мы можем победить ее, — Хинате потребовалось несколько мгновений, чтобы осмыслить его слова, но когда он это сделал, глаза цвета молочного шоколада расширились от недоверия. — Она не заберет Рини. Я выиграю дело об опеке, а потом получу судебный запрет, и она никогда не сможет вернуться в нашу жизнь. Я наконец-то буду свободен, — никогда еще Кагеяма не чувствовал себя таким легким, таким невесомым. Ему хотелось пробежать марафон, взобраться на гору, кричать с крыш. Все, что казалось безнадежным далеким сном, теперь стало осязаемым, и Кагеяма почувствовал, что летит. Не раздумывая, Кагеяма убрал руки с плеч Хинаты, обхватил ладонями его щеки и притянул мужчину в поцелуе. Он чувствовал себя пьяным от того, как кружилась его голова, и все, что Кагеяма мог сделать, это сосредоточиться на лихорадочно двигающихся губах. Каждый нерв в его теле гудел от энергии, и Кагеяма вложил ее в поцелуй. Казалось, если он перестанет двигаться, его тело воспламенится. — Папочка, почему ты целуешь Хинату-сенсея? — и вдруг ему показалось, что на него вылили ведро холодной воды, и он быстро рухнул обратно на землю. Хината практически отскочил от него при звуке голоса Рини, и две пары безумных глаз посмотрели вниз на маленькую девочку, которая смотрела на них с любопытством. Черт. — Эм… — ни один из них не мог придумать, что сказать. — Тебе нравится Хината-сенсей так же, как дяде Тоору нравится Ива-чан? Я иногда вижу, как они целуются, — мозг Кагеямы застопорился, и он не мог придумать ни одного ответа для своей дочери. Они хотели рассказать Рини о своих отношениях, но девочка поймала их с поличным, и теперь они оказались в очень опасном положении. Хината шагнул вперед и опустился на колени перед Рини, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами маленькой девочки. — Рини, мне нравится твой отец. Ты не против? — лазурные глаза посмотрели на Хинату, потом на Кагеяму и снова на Хинату. — Только если вы пообещаете любить папочку вечно. Вы не можете ранить его чувства, — она скрестила руки на груди и попыталась придать своему лицу выражение, которое было скорее очаровательным, чем пугающим. Хината улыбнулся и поднял руку, протягивая мизинец. — Я обещаю, что не раню его чувства, — один из пухлых мизинцев Рини сцепился с мизинцем Хинаты, скрепляя священный договор. Удовлетворенная, Рини улыбнулась им. — Хорошо! Пойдемте, пицца уже здесь, а потом мы откроем подарки! — не обращая внимания на недавние события, она побежала обратно по коридору на задний двор, чтобы присоединиться к вечеринке, снова оставив Хинату и Кагеяму наедине. — Мне очень жаль. Я поговорю с ней сегодня вечером о том, чтобы она сохранила это в секрете, — Хината только пожал плечами. — На самом деле меня это не волнует. Ушиджима знает мою сексуальность, и если у кого-то из родителей возникнут проблемы, они могут обсудить это с ним. Это детский сад, так что я не могу по-настоящему благосклонно относиться к ней, так как здесь нет никаких оценок. Другие дети, возможно, сначала немного будут завидовать, но я очень профессионален, так что это не будет проблемой. Я знаю, что ты хочешь не торопиться, поэтому не возражаю держать это в секрете. — Ну, мизинцем обещать ничего не надо было… Я имею в виду мы едва начали… Она не понимает… — Хината закатил глаза и потянул Кагеяму за рубашку, чтобы опустить его в нежном поцелуе, эффективно заставляя его замолчать. — Обещание мизинца — это священная связь, которую нельзя нарушить. Нет идеальных отношений, но я хочу, чтобы все получилось. Я знаю, что тебе предстоит много исцеления, но пока я тебе нужен, я буду рядом с тобой на каждом шагу, — ни одно из этих слов не было новым, но Кагеяме казалось, что он слышит их впервые. Слова проникли в его кожу и согрели его от макушки до кончиков пальцев ног. Казалось, еще вчера мысль о том, что между ними что-то происходит, была далекой мечтой, а теперь он держал другого мужчину в своих объятиях. Казалось, что первый день весеннего солнца растапливает мороз, который вырос на его сердце, пробуждая что-то внутри него и давая ему силу, необходимую для цветения. Кагеяма наклонился и снова завладел губами Хинаты. Весна всегда была его любимым временем года.