Ученик солнца

Год спустя

      Маленькая студия уже была переполнена и стала невыносимой, когда девять человек втиснулись в комнату. Снаружи холодный декабрьский ветер пробирал до костей, но в танцевальной студии было тепло от нервного возбуждения.       Кагеяма последовал за Хинатой к ряду, на котором было написано их имена. Сегодня был первый балетный концерт Рини, и весь персонал пришел, чтобы поддержать ее. Ойкава даже купил модную видеокамеру, чтобы запечатлеть каждую секунду выступления их маленькой Феи.       Рини готовилась к сегодняшнему вечеру каждую секунду своего свободного времени. Кагеяме нравилось смотреть, как она морщит нос и кусает губу, танцуя. Каждое утро она просила посмотреть на ее костюм, большие голубые глаза расширялись от удивления при виде крошечных снежинок, вшитых в мерцающую фиолетовую ткань.       — Кагеяма? Хината? — Кагеяма поднял глаза и увидел встревоженное лицо Ямагучи Тадаши в конце прохода. Ямагучи был хорошим другом Хинаты и начинающим преподавателем балета в танцевальной студии. Рини обожала веснушчатого мужчину и (к большому огорчению Кагеямы) часто хвасталась, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Хината считал, что первая влюбленность Рини была восхитительной (Кагеяма — нет).       — Что случилось, Тадаши? С Рини все в порядке? — все взгляды устремились на преподавателя танцев, услышав вопрос Хинаты. В прошлом году все было спокойно, но Кагеяма не мог избавиться от ледяного чувства страха, которое поселялось в его животе, когда кто-то сомневался в благополучии его дочери.       — Все в порядке, просто небольшой страх перед сценой. Рини спросила, могу ли я позвать вас, ребята, — напряжение спало, Кагеяма и Хината кивнули и последовали за Ямагучи в задние комнаты, где готовились дети.       Рини очень хорошо восприняла их отношения. Ей нравилось, когда Хината приходил и проводил с ними ночи, и она несколько раз плакала, когда он уходил. В этом году у нее был новый учитель, Энношита Чикара, но она по-прежнему искала Хинату, когда могла. Кагеяма любил наблюдать за нежными моментами между ними двумя. Его телефон был полон глупых откровенных фотографий, на которых они были вместе, на его экране блокировки они спали на диване. Рини свернулась калачиком на груди у Хинаты, обхватив его руками. Хината легко вошел в их жизнь, как будто он всегда должен был быть там.       Гримерная была полна возбужденной болтовни танцоров. Некоторые из старших учеников помогали маленьким девочкам с прической и сценическим макияжем. В дальнем углу сидела маленькая девочка с волосами цвета воронова крыла, свернувшись в крошечный комочек и уткнувшись головой в колени, пытаясь заглушить окружающий мир.       Кагеяма опустился перед ней на колени и мягко положил руку ей на спину, успокаивающе поглаживая ее напряженные плечи.       — Эй, Зайчик, что случилось? — мокрые голубые глаза посмотрели на Кагеяму, и заплакала. Маленькая девочка обняла отца, уткнувшись ему в плечо. Он продолжал нежно гладить ее и ворковал нежные слова ободрения, пока она не успокоилась достаточно, чтобы говорить.       — Ч-что, если я-я все испорчу, и-и-и все будут з-злиться на меня? — она запнулась. Кагеяма положил обе руки на плечи дочери и приподнял ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза.       — Зайчик, мы все так гордимся тобой, и даже если ты все испортишь, мы все равно будем гордиться тобой. Ты так усердно работала над этим, и я знаю, что ты проделала отличную работу. Ты уже намного лучше, чем я когда-либо мог быть, — его слова ободрения, казалось, подействовали. Слезы Рини превратились в всхлипывания, а Хината вытер салфеткой лицо маленькой девочки.       — П-правда?       — Правда, Зайчик. Как ты думаешь, папочка мог бы пойти туда в пачке и покружиться, как ты? — широкая улыбка расплылась по лицу Рини, когда она представила, и она разразилась приступом хихиканья. Все следы испуганной маленькой девочки из прошлого исчезли.       Хината опустился на колени рядом с ними и взял одну из рук Рини в свои.       — Этот трюк мама всегда делала для меня, когда мне было страшно. Я хочу, чтобы ты написала кандзи от страха на моей ладони пальцем, и пока ты пишешь, я хочу, чтобы ты подумала обо всем, чего боишься, что может произойти на сцене. Можешь это сделать? — Рини кивнула и медленно провела пальцем по вытянутой руке Хинаты (учителю пришлось направлять ее штрихи). Как только она закончила, Хината поднес ладонь ко рту и сделал драматические жевательные и глотательные звуки. — Я съел все твои страхи. Они все ушли и теперь внутри меня, так что они больше не навредят тебе. Ты чувствуешь себя лучше? — Рини одарила их еще одной улыбкой и нетерпеливо кивнула. Она крепко обняла Хинату, и он быстро ответил ей взаимностью. Кагеяма почувствовал, как его сердце забилось от этого взаимодействия. Каждый раз, когда Кагеяма клялся, что не может быть более влюблен в Хинату, другой мужчина делал что-то подобное, и он снова ловил себя на том, что влюбляется в учителя.       Теперь, когда кризис был предотвращен, мужчины оставили Рини в умелых руках Ямагучи и вернулись на свои места. Хината быстро показал всем большие пальцы, чтобы успокоить их. Они все сидели и тихо болтали еще несколько минут, прежде чем свет погас, сигнализируя о начале шоу. Ямагучи прошел по сцене, одетый в черные колготки и черное трико, с растрепанными каштановыми волосами, собранными в короткий хвост. Кагеяма мог бы поклясться, что услышал тихое «вау» от Цукишимы, но решил, что ему, должно быть, послышалось, и сосредоточил свое внимание на преподавателе танцев.       — Всем привет и спасибо, что пришли на двадцать седьмое ежегодное рождественское балетное представление танцевальной студии «Некома»! Наши ученики усердно работали, чтобы устроить лучшее шоу для всех вас сегодня вечером, и мы надеемся, что вы увидите их страсть через их танцы. Пожалуйста, наслаждайтесь шоу! — молодой человек ушел с небольшой сцены, и вскоре его сменила группа старших учеников.       До того, как Рини начала заниматься балетом, Кагеяма ничего не знал о танцах и, честно говоря, считал их довольно скучными. Теперь, когда Рини брала уроки…утверждение все еще оставалось таким же. Теперь он немного больше ценил искусство, он знал, как усердно работали ученики и оставались тихими и уважительными во время своих выступлений, но, черт возьми, ему было скучно. Его глаза остекленели, и его мысли блуждали, пока он наблюдал, как танцуют другие классы.       Примерно в середине шоу на сцену вышла старшая ученица, одетая в замысловатую светло-фиолетовую пачку, а за ней была небольшая группа маленьких детей. Визг Ойкавы принес ему удар Иваизуми по затылку, но брюнет был слишком занят, возясь со своей камерой, чтобы обратить внимание.       Рини была третьей в линии, и голубые глаза сканировали толпу в поисках знакомого лица. Ослепительная улыбка появилась на ее губах, когда она увидела их, и она поднесла крошечную ладошку ко рту и сделала кусающее и глотательное движение. Краем глаза Кагеяма видел, как Хината имитирует это действие.       Песня началась, и старшая ученица начала искусно танцевать по сцене, прокладывая себе путь через маленьких девочек, когда они исполняли свой собственный танец. Кагеяма наблюдал, как Рини легко повторяла каждое движение, которое она показывала ему не менее сотни раз в их гостиной. Его сердце наполнилось гордостью, когда она закончила свой последний поворот и посмотрела на них с широкой улыбкой, ее глаза сверкали в свете огней сцены.       — Ты плачешь? — Хината, улыбаясь, легонько толкнул его в бок. Кагеяма быстро потер ладонью глаза, нахмурившись и глядя в другую сторону.       — Я не плачу, тупица…       — Может быть, ты и нет, но этот идиот да, — Иваизуми невозмутимо вытер рукавом рубашки слезы, струящиеся по лицу Ойкавы.       — Ива-чан — просто скотина, которая не понимает искусства. Наш Зайчик однажды станет звездой, — остальная часть шоу ползла со скоростью улитки. Между двумя последними выступлениями Кагеяма прокрался к машине и вытащил из багажника небольшой букет роз, который они купили для Рини. Когда все танцоры вернулись на сцену, чтобы поклониться в последний раз, все из «Вороньего гнезда» встали и зааплодировали, наверняка оглушив окружающих своими восторженными криками.       После окончания концерта все они ждали в вестибюле, пока танцоры переоденутся и их отпустят. Рини подбежала к их группе, и ее тут же подхватил на руки Танака и посадил себе на плечи, где осыпал ее похвалами. Ее первое выступление закончилось всего тридцать минут назад, а она уже взволнованно рассказывала им о том, как они будут ставить Золушку для весеннего шоу.       — Ты хорошо провела время сегодня вечером, Зайчик? — спросил Кагеяма, пристегивая маленькую девочку к ее автомобильному сиденью. Он видел, как ее глаза начали слипаться, и предсказал, что к тому времени, когда они вернутся домой, она будет крепко спать.       — Мне было так весело. Спасибо, что помогли, когда мне было страшно, — Кагеяма мягко улыбнулся дочери. Он убрал челку с ее лба и нежно поцеловал. Ее волосы наконец-то отросли до прежней длины и были собраны в аккуратный пучок на макушке.       — Я всегда буду рядом, когда тебе будет страшно, Зайчик. Папочка всегда будет защищать тебя.       — Ты тоже всегда будешь защищать меня, Хината? — рыжеволосый оглянулся на маленькую девочку со своего места на пассажирском сиденье.       — Конечно, — Рини радостно замычала в ответ. Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.       — Я люблю тебя, папочка. Я люблю тебя, Хината, — Кагеяма не мог сдержать легкой улыбки и прилива счастья, которые он почувствовал, когда услышал тихий вздох Хинаты. Было ясно, что Рини заботилась о другом мужчине, которому она никогда раньше не говорила, что любит.       — Я тоже люблю тебя, Рини, — маленькая девочка уже крепко спала, но рыжеволосого это не беспокоило. Возможно, это был первый раз, когда он произнес эти слова вслух, но он чувствовал их задолго до этого и знал, что проведет остаток своей жизни, повторяя их снова и снова.       Кагеяма потянулся через центральную консоль и переплел свои пальцы с пальцами Хинаты, поднеся руку маленького мужчины к губам и запечатлев серию мягких поцелуев на костяшках его пальцев. Рыжеволосый выглянул в окно, когда они выехали со стоянки студии, нежно вытирая слезы, которые текли по его щекам, с нежной улыбкой. — Поехали домой, Тобио.