#10 Такендо

— Как сейчас помню этот сон. Скорее даже не сон… Видение. Каменная пещера в далеких землях… Загадочный человек медитирует, подобно моему отцу… Я все задумываюсь, пытаюсь вспомнить мелкие детали… Что-то в нем было такое, что делало нас похожими друг на друга. Это несмотря на то, что видел я его еще в совсем юном возрасте. Странно одетые головорезы-поджигатели хотели убить его. Они бежали, захлебываясь слюной, вверх по склону, по горной тропе… Я чувствовал, что они хотели убить его. Даже… знал это. — Странно у нас все обернулось, да, Такендо? Я должен сказать тебе… — Ничего не говори. Я все пойму, — талант ведь у меня такой… Я все понимаю, друг… Фронт был уже близко. Ооноке уже мог видеть целую орду. Их бесчисленные воины растягивались вдоль всей стены. Он не опоздал. Он не простил бы себе такого. Любой ценой он должен сохранить волю Кенрюсая. — Я иду, Такендо! — подумал он и сделал рывок вперед. Протяжный свист. Летающий клинок остановил его и заставил защищаться. Если бы не его отточенные навыки и совершенная реакция, — лезвие прошло бы через его горло. — Сёкан Ооноке… — послышался некогда вызывавший ужас у всякого члена ордена «Черной руки» голос. Тот оглянулся и увидел его, стоящего на крыше здания на этаж выше. — Ками Лордэ, как мне понимать ваши действия?! — гневно сказал Ооноке. Тот хитрым, — полным гнева взглядом, — оценивал его. Странная ухмылка была скрыта за ладонью. Лидер "Черной руки" спрыгнул на этаж ниже. — Ордена, оказывается, нет. И теперь я понимаю, как давно… — говорил Лордэ. — Что вы говорите? — подозрительным тоном продолжал тот. — Знал ли ты о предательстве Сёкана Сюррин? — Нет! — Знаешь, Сёкан Ооноке, смерть соловья открыла мне глаза на простую истину. Воплощение Хеллин показало мне картину происходящего. И почему я раньше этого не понял. Вера и убеждения ослепили меня, Сёкан Ооноке… Хоть он и был в маске-капюшоне, — по его маленьким глазкам можно было понять, что он стал серьезнее, изменился в лице. — Ты убил всех в Г’дун далла? — Верно. — А как же вознесение к райским садам? Как же летучий корабль, что ждет своего часа в недрах древнего королевства? — Теперь я четко вижу, что это все сказки. Теперь я четко вижу, Сёкан Ооноке, что ты тоже… предатель. — закончил он говорить, как кинжал, описав дугу за спиной Сёкана, нацелился тому в спину. Ооноке пришлось развернуться, чтобы уйти от попадания, и Ками это прочитал, одним мощным набегом познакомил того со своим бетонным кулаком, врезавшимся в живот. Второй рукой он схватил парящий кинжал. Он смотрел, как Сёкан удирал от него по опустевшим улицам, прихрамывая от неудачного падения с третьего этажа. Лордэ спрыгнул за ним и слился со светом, словно его и не было. Мастера теней можно было увидеть только тогда, когда он того захочет. Погоня продлилась недолго. Ооноке не мог знать, откуда появится его бывший Ками, потому и не мог выбрать правильный путь. Он знал, что для того, чтобы скрыться от самого Лордэ, — недостаточно будет просто бежать вперед, изредка срезая по переулкам. Он знал, что ему и не скрыться от него… Словно кто-то свыше ему подсказывал, — за этим поворотом он встретит свою смерть. Ооноке резко остановился, и оттуда выступил лидер "Черной руки" с кинжалом в руке. Очень важно было не выпускать это волшебное оружие из виду… — Ответишь ли ты перед смертью на мои вопросы, Сёкан Ооноке? Или оставишь меня в остаточном неведении, растворившись в темноте, как и полагается всем, кто принял ог’дар’ноока? Ооноке не собирался здесь умирать. Все пошло не по плану… Чертова Сюррин! Если бы он знал, что она начнет действовать в этом направлении, он бы сейчас был в другом месте! — Ха! Я вижу по твоим глазкам, о чем ты думаешь! Не думал я, что ты из тех людей, кто боится принять свою гибель. Конечно, вне зависимости от характера, реакция у каждого будет индивидуальна… Это как заложенные при рождении инстинкты, у всех по разному они развиты… Ты уже умер, Ооноке, — ты просто еще этого не осознал. Твоя змеиная кровь на меня не подействует. Мой организм неуязвим перед любым ядом… Сёкан, игнорируя боль в животе, держал стойку "Казевокиру". Он был готов. — Посмотри на свою катану, Ооноке! — продолжал улыбаться тот, — Она не способна причинить мне вред, куда бы ты не собирался нанести ей удар! Ты абсолютно беспомощен предо мной, и ты это знаешь! Черные небеса заревели сильнее прежнего. Сильный ливень собирал реки мусора и отправлял их течь по городским жилам. Ветра, при этом, не было. Казалось, словно вся сила стихии сейчас была сконцентрирована вокруг одной точки… Точки в небе… — А теперь скажи мне, Ооноке, как давно Сёкан Кенрюсай предал наши идеалы?! — слова его прозвучали грозно, а убедительности им добавил разрушительный удар молнии. Земля содрогнулась под ногами. Ооноке почувствовал это еще за мгновение. Он принялся атаковать из стойки прямо перед тем, как ударная волна достигла Ками. Так случилось статься, что Сёкан был укрыт каменными стенами мертвого переулка, а Лордэ открыто стоял на главной улице, прямо по которой поток ветра и проложил себе путь. Лидер "Черной руки" успел среагировать на удар, но не успел себя предупредить о ярости стихии. Ооноке знал, что тот точно успеет увернуться от удара, потому сразу метил ниже, — в опущенную руку, держащую кинжал. Из "Казевокиру" обычно так никогда не атакуют, потому Ками отстранился немного не так, как должен был. Острие катаны легонько прошло через срединный нерв, и его кисть онемела, не в силах более держать зачарованное оружие. Кинжал на землю падать не собирался, и Сёкан Ооноке схватил его крепкой хваткой. Все это произошло буквально за секунду. Удар воздушной ладони сбил обезоруженного Лордэ с ног, а Ооноке уже стал удирать назад по переулку, не желая видеть, чем это все кончится. — Странно, что мы смогли по-настоящему открыто поговорить только после… — Не нужно переживать, друг. — А ведь знаешь, она тоже мне небезразлична, Такендо. Я хочу, чтобы ты это знал. — Я понимаю. Я видел это в твоих глазах еще тогда, в лавке. Я определенно видел, что ты был больше рад видеть ее, чем меня. — улыбнулся тот. — Не говори так! Сын самурая вдруг резко поменялся в лице. Улыбка сошла на нет, а в глазах на секунду пролетела былая искра ненависти. — Что? Хочешь сказать, увидел? — он смотрел на слабо светящийся синим светом глаз друга. — Это… Ооноке чувствовал обретенную связь с волей дракона. Похоже, кинжал подчинялся мысли того, кто силой смог отобрать его в бою у владельца. Он чувствовал, что теперь может им управлять… Сёкан стянул лицевую маску вниз и длинным языком своим обвился вокруг лезвия. Летающее ядовитое чудо теперь было в его полном распоряжении… — Тебе страшно? — А тебе? — Немного… Честно говоря, я сомневаюсь, что сама магия сможет нам помочь… — Ты слышала этот удар? Там происходит что-то невероятное… — Слышала… Как тебя зовут? — спросила девушка. — Я Кимико. В освещенном факелами мраке подземных тюрем, ее прекрасные разноцветные глаза не особо выделялись. — Кимико? Ты же работала в алхимической лавке, да? При императоре? — Почему "работала"? — Я не верю, что мы выберемся отсюда живыми, Кимико. Меня зовут Сиа, очень приятно с тобой познакомиться! На самом деле, для меня честь, что мне довелось говорить с лучшим мастером алхимии в столице! — Ой, ладно тебе! Я не самая лучшая… — Скромняшка… Мой дед до самой смерти пил ваше целебное зелье. Не знаю, почему, но только приготовленное руками Такеяки зелье ему помогало. И вот когда мастер Такеяка умер, то и дедушка мой думал, что теперь и он долго не проживет… Кимико внимательно смотрела на Сию, но мыслями была там, — наверху, — с Такендо. — И вот, когда ты взяла на себя его дело, когда ты продолжила его работу, — дедушка не хотел даже пробовать новое снадобье. Я еле его уговорила! Я считаю тебя лучшим алхимиком, подобным Такеяке, не потому, что так говорят все вокруг в восточной части Шаогуня, Кимико! Я говорю так потому, что твои зелья действительно помогали ему так, как прежде! Ты помогла ему дожить без боли свои последние дни, и я тебе за это благодарна! — С-спасибо. — застенчиво отвечала та. — Тебе спасибо… — отвечала Сиа. После нескольких минут молчания Кимико решила продолжить разговор, ведь так ей было немного спокойнее: — Так почему ты не веришь в нашу победу? — А, что? Почему не верю в победу? — легкомысленно, витая в облаках, продолжала та, — Наверное, просто потому, что магия не принесла нашей империи ничего хорошего, а вся надежда Кантетшо строится именно на этом… — Ты правда так думаешь? Девушка молча кивала. — Сейчас трудно найти на востоке человека, который будет готов сказать то, что сказала ты сейчас, хоть и в подобной обстановке. Сейчас сплошь и рядом, — всюду одни сплошные фанатики или просто помешанные на этой вере одураченные люди, которые положили свою жизнь и жизни своих будущих поколений на то, чтобы еще больше утопать в этом безумии… — Я смотрю, ты долго ждала момента высказаться, да, Кимико? — посмеялась Сиа. — Похоже на то… Почему бы не сказать то, что действительно думаешь, если ты уже в шаге от смерти, правда? — И ты представь, Кимико, это у нас уже сейчас все так сложно… Подумай о будущем… Как все завертится тогда, кому вообще можно будет верить? Во что можно будет верить? Лицо Такендо стояло у нее перед глазами. Милое лицо Такендо… Ей было страшно увидеть на этом лице отпечаток злобы, который может оставить на нем война. Ей было страшно, что это лицо она больше никогда не увидит… Ей было страшно… Бесконечно страшно… — Ты как, Тоннеки, не ранен? — спрашивал мастер Весэх, допивая содержимое сосуда с живительным лекарством. — Нет, я в порядке, спасибо. — У нас есть время перевести дыхание, сообразить строй, сдержать натиск… Если соберемся, то все получится… — словно сам себе продолжал говорить тот. Он обратил внимание на спокойствие молодого гвардейца. Его это поражало. — Крепкая выдержка, Тоннеки. Ты молодец. Я вот так не могу… — Наверное, это потому, что я недостаточно умен, мастер Весэх. — отвечал лестью он. — Что же, — теперь, когда мы за крепостными стенами, маги помогут нам. Все, кто был избран императором и мастером Каттаем сейчас там, Тоннеки. Они готовы по первому слову обрушить всю свою силу на этих грязных ублюдков… — продолжал Весэх, сплевывая кровь изо рта, а разбитый нос его, тем временем, уже медленно затягивался под действием зелья. — Поэтому они не наступают? Они понимают это, мастер? — Да какой я тебе мастер, Тоннеки! Ты себя видел? Ты не оставил мне и шанса в нашем тренировочном поединке! Зови меня Весэх, и все тут! И да, Тоннеки, они не наступают именно поэтому… — А как же ледяной змей, которого видели небесные глаза? Где он? Ливень продолжал выносить всю грязь из Шаогуня. Ливень размывал кровь убитых, смешивал ее с собой, питал землю. Молнии пытались когтями своими дотянуться до живых душ, ожидающих своей смерти там, — внизу, но более не обладали они такой силой. Очередной пылающий булыжник не достиг своей цели и был остановлен силой избранных. Напряженная атмосфера была плотно закутана в пелену призрачного чувства временной безопасности. Император все так же стоял на балконе с жезлом Каттая в руке. Дозориан прекрасно видел его, но не мог никак к нему притронутся. Сила восточной магии не позволяла ничему проникнуть за стену невидимого барьера. — Сколько их еще осталось? — думал он, — С виду, за этими стенами не так много места, чтобы хранить за собой и тысячу воинов, а их… гораздо больше одной тысячи, — это точно. — Несколько гонов попытались пробиться силой и были испепелены чуть ли не в прах, мой вождь. — сказал на ухо один из западных дикарей. Дозориан оттолкнул приблизившегося воина и презрительно посмотрел на него. Слабо фыркнув, он сплюнул себе под ноги, а затем вышел вперед на открытую площадь, заваленную телами. — Я хотеть говори с вашим вождь! У меня есть предложение! — уверенно говорил тот на чужом языке, — уроки восточных рабынь не прошли даром. Посыльный наконец добежал до требушетов и передал команду о прекращении огня. Наступила тишина, в которой властвовало лишь одно небо. Кантетшо хорошо слышал его, но продолжал молчать. Цветущая крепость уже была совсем рядом. Ооноке, не оглядываясь, бежал и верил, что у него получится укрыться там, — с императором. Высоту он не занимал, но прекрасно слышал, что волна крови уже захлестнула столицу. Варвары преодолели стену и теперь расползаются по Шаогуню, подобно чуме. Он выпустил кинжал из рук и силой мысли своей послал его в небо. Полагаться на оружие против Лордэ, — глупость. Либо он сможет перехитрить его, либо умрет. Судьба либо на его стороне, либо нет. Все очень просто. Странное чувство, однако, не оставляло его. Он не видел бывшего лидера, но однозначно ощущал его присутствие. Он преследовал его неумолимой тенью, которой неведомы препятствия. — Черт! — крикнул Ооноке, прикусывая язык. Некогда цветущая крепость уже была, как на ладони. — Боги на моей стороне! — продолжал Сёкан, глядя на стоящего впереди Лордэ, прикрывающего основной путь к крепости. — Богам нужна лишь кровь и вера. Теперь я это вижу. Ты расскажешь мне всю историю, а потом умрешь. Ками больше не медлил. Он стремительно сокращал дистанцию между ними, полагаясь только на свои кулаки. Убегать более не было смысла. Он был намного быстрее него, а постоянная боль в животе, расползающаяся от центра по всему телу, давала явно понять, что тот удар что-то все-таки сломал… Он сосредоточился на своем противнике так, как только мог, и был готов принять бой. Он верил, что ему просто надо продержаться. Просто выжить… Он верил, что судьба не просто так свела его с сыном Кенрюсая. Не могло все закончится вот так здесь и сейчас… Первый удар Ооноке пропустил мимо себя, и кулак его чуть ли не насквозь пробил стену здания. Бил тот не щадя и, если он пропустит еще один такой удар, — ему конец. Вся его тактика заключалась в глубокой защите. Он даже не пытался контратаковать, он только и делал, что отступал, — все его убийственное мастерство было бесполезно против этого демона. — Ха! Видел? Самурайский шаг! — Неужели поймал? — Ооноке смотрел на Такендо в саду тысячи крыльев. — Как ты и показывал! Скажи же, думал ты, что у меня ничего не выйдет, а? — задорно продолжал мальчик. — Нет, друг. Я всегда верил в тебя… Кантетшо выслушал предложение Дозориана. С минуту он с безразличным лицом смотрел себе под ноги и о чем-то думал. — Ну, что же? Предлагать перемирие, мудрый император. Нет цели истреблять всю жизнь востока. Признай поражение, плати. Мы уйдем, обещать я. — повторил чуть более спокойным голосом тот. В разуме императора всплыло не так давно забытое воспоминание. Времена, когда цветущая крепость все еще была покрыта зеленью, а согревающее солнышко радовало лучами своими распустившиеся цветки сакуры. Короткое такое, мимолетное воспоминание… — Хорошо, отец? Хорошо? — Да, Кантетсо. Твоему брату еще многому предстоит научиться, прежде чем он сможет рассчитывать на равный бой. — Слышал, братец Кантетшо? Отец сказал, что тебе до меня еще, как пешком до вершины великой белой горы! — Не надо издеваться над братом, Кантетсо! Мрак медленно поглощал яркое прошлое, стирал детали и блокировал спящие эмоции. — Интересно, кофа эт пронга аль, Дозориан, как наше прошлое может влиять на наше настоящее, даже если мы его не помним. Драконьи жрецы услышали твое предложение. Они услышали, — и отвергли его. Я, — богами проклятый император Кантетшо, — приказываю! — он вытянул руки вверх, а жезлом потянулся к темным облакам. Глаза его были закрыты, а телом он полностью расслаблен. Он был готов свершить то, что должно. Избранный, стоящий позади императора в его личных покоях, кивнул и быстро вышел из комнаты. Стоящие у основания крепости защитники востока были готовы внимать словам своего императора. Весэх вытянулся всем телом и был готов услышать заветные… — Весэх? Такендо смотрел на полные удивления выпученные глаза мастера "Белой гарды". Его одеяние, как и всех, кто был за стеной вблизи крепости, стало медленно воспламеняться. Он выронил свой меч из рук и упал на колени. — Что происходит?! — встревожился сын самурая, — Вставай! Нужно уходить! Тот ничего не отвечал. Он ушел в себя, отдался отчаянию. Он принимал путь проклятого богами. Дозориан не сразу понял, что происходит. Таких криков он уже давно не слышал. Тысячи воинов сгорали заживо! Те маги в крепости что-то задумали! Он переполошился, словно его ошпарили кипятком и повернулся к своим товарищам: — Отступаем, живо! Отходим! Он не до конца понимал, что делает. Не до конца понимал, чего он вообще боится. Неясное чувство тревоги наполняло его сердце и разум, и он не мог молчать. Орда послушно стала продвигаться назад. Из-за их количества невозможно было и протолкнуться. Те, кто был позади, вообще не могли понять, чего это все стали бежать в обратную. — Смотри, Каг! Эта тварь уходит! Он уходит! — кричал Аро, все еще высматривая гвардейца. — Ты слышал, что сказал Дозориан? Не видишь, все отходят?! Давай, пойдем, Аро! — Нет! Я иду за ним, а ты, как хочешь! — А, дурак ты, Аро! Я иду с тобой, я не трус! Он еще крепче сжал в руке свое орудие мести. Тварь — восточная, так и падет пускай от оружия востока. Такендо отходил от крепости. Взобравшись на стену, он перепрыгнул на ближайшие здания и отходил уже по крышам. Уже отсюда было хорошо видно, что к этому моменту осталось от столицы. Разруха, поглощенная огнем и пропитанная смертью. Он не хотел смотреть на то, что там творилось и спешил отдалиться от этого места, как можно дальше, пока странное чувство тревоги не отпустит его. Такендо сам не знал, куда бежит, но чувствовал, что все так, как должно быть. Ему почему-то казалось, что он все делает правильно. Во всем хаосе, что творился вокруг, он все еще видел правильный путь… Пламя беспощадно поглощало защитников империи. Кантетшо продолжал слушать крики своих людей, не опуская рук, не теряя самообладания. — Никакое это не поражение! Мы, — дети магии! И мы под ее защитой! Узрите же, неверные! От каждого сожженного исходил тянущийся к небу мерцающий луч. Лучи, преломляясь, собирались в один единый озаряющий все вокруг шар чистого света. Избранные, что были внутри крепости, дрожали всем телом. Они были натянуты, словно струны, а некоторые из них теряли сознание и умирали, выпуская кровь из носа и глаз. Шар все продолжал увеличиваться и сиять все сильнее. Так продолжалось до тех пор, пока последние крики горящих заживо людей не прекратились. Только после этого Кантетшо открыл глаза. Он был готов посмотреть на плоды жертв его народа. — Как я когда-то, — теперь вы отдали свои жизни, чтобы солнце еще когда-нибудь взошло над восточной империей! — выпустил он слова на ветер, и на лице его наконец родилась искренняя улыбка. Шар стал быстро деформироваться. Во все стороны выстрелили прожигающие камень концентрированные лучи огня. Шар стал быстро вращаться, что повлекло за собой катастрофические разрушения. Ливень стал стремительно испаряться, нагоняя туман, в котором только и были видны вспышки разрушающих все на своем пути ангельских копий. Все, что окружало крепость, весь Шаогунь, попал под удар лучей, которым не было видно и конца. Это продолжалось около пяти минут, после чего шар стал медленно исчезать. Обугленные трупы были похоронены под каменными развалинами горящих зданий. Ливень вновь стал добираться до земли. То тут, то там, стали выползать из-под обвалившихся плодов цивилизации выжившие. Основная концентрация, хоть и пришлась в сторону отступающих воинов племен, — уничтожила всю столицу. Цветущая крепость и редкие уцелевшие домики, которых чудом не коснулась ярость Кантетшо. Некогда процветающий центр торговли теперь превратился в кашу из камня, стали и плоти. С чувством триумфа император продолжал взглядом одаривать его преобразившиеся владения. Теперь уж точно ни у кого не останется сомнений, что магия, которая создала богов, — на их стороне. Дверь в личные покои легонько отворилась. В комнату заполз истекающий кровью приближенный избранный. — Все сделано, мой император… — захлебываясь кровью из-за полученных от напряжения ранений, сказал он. До последнего его вздоха Кантетшо так и не обратил на него внимание, будучи поглощенным своей новой победой, он продолжал смотреть на покрытые туманом развалины Шаогуня. Вдруг шум ливня стал более походить на град маленьких камушков. Из рта стал выходить пар. Холод пробрал все тело. Полное триумфа лицо сменилось недовольным, поглощенным тревогой и разочарованием. Визг ледяного дьявола кольнул сердце, и у него чуть не пошли слезы. Над его головой пролетела громадная тень, и весь огонь в столице в момент погас. Разрывающий души леденящий визг. Вот, что теперь властвовало над устоявшейся тишиной. Такендо открыл глаза и очутился он посреди крылатого сада. Он точь в точь был как тогда, в детстве. Здесь он тренировал с отцом самурайский шаг. Здесь Ооноке случайно вложил в своего друга зерно мудрости, которое, как он считал, и помогло ему в будущем принять верное решение и встать на правильную дорогу. — Странно у нас все обернулось, да, Такендо? Сын самурая смотрел на друга своим светящимся глазом. Он понимал, что был он мертв. — Странно, что мы смогли по-настоящему открыто поговорить только после… — Не нужно переживать, друг. — А ведь знаешь, она тоже мне небезразлична, Такендо. Я хочу чтобы ты это знал. — Я понимаю. Я видел это в твоих глазах еще тогда, в лавке. Я определенно видел, что ты был больше рад видеть ее, чем меня. — улыбнулся тот. — Не говори так! Сын самурая вдруг резко поменялся в лице. Улыбка сошла на нет, а в глазах на секунду пролетела былая искра ненависти. — Что? Хочешь сказать, увидел? Лазуритовая бабочка взлетела с красного цветка, а за ней в воздух поднялись еще с несколько сотен. — Пожалуйста, Такендо. Только не становись монстром, как я. Пообещай своему другу, что… Последние слова застыли в сознании. Сын самурая вновь открыл глаза. Боль поглощала его разум, уничтожала мысли. Последние слова Ооноке, — вот единственное, что держалось на плаву его внутреннего разоренного штормом океана. — Я пролечу через ворота рая бабочкой… - повторял он, пока свет в его глазах не погас.