Je ne t'aime pas!

      Склон холма. Усеян цветами, по большей части маленькими одуванчиками. Такие аккуратные, растут небольшими кустиками себе и радуются жизни.       Пчелам они нравятся.       Громкая музыка, веселый смех. Так забавно со стороны наблюдать за весельем остальных, когда у самого камень на душе. Большой такой камень, тянет глубоко на дно, не дает глубоко вдохнуть, не дает поднять головы и посмотреть на человека рядом.       А смотреть есть на кого.       Сидит, смотря высоко в небо, на синеющие облака, на маленькую полоску красного с розовым у горизонта, которую едва видно уже. Расслаблен, словно ничего не должно сегодня произойти.       Словно все в порядке.       Томми немного поворачивается к нему, чем тут же привлекает внимание и вызывает теплую улыбку у Туббо. Нет, так больше нельзя. Меж ними столько недосказанности, столько всего, что нужно обсудить за час, который есть у них в запасе перед тем, как все закончится.       - Я боюсь, Тоби. Я очень боюсь.       Все чаще стал называть его по имени, когда они наедине. Оно так приятно отзывается внутри, вызывая прилив тепла и жизненной энергии, что Том порой просто не может заставить себя заткнутся и начать называть его как все.       Хотя Туббо, вроде как, и не против.       - Почему?       - А вдруг мы больше не увидимся?       Его улыбка становится чуть печальнее, и Саймонс уже хотел начинать корить себя, когда парень повернулся к нему, сложив под собой ноги. Когда осторожно потянулся к нему, замирая на момент. Но Томми и не против, он всегда не против объятий. Особенно от него. Особенно сейчас.       Притягивает к себе за шею, выдыхая теплый воздух, чем вызывает мурашки у Тома. Он сам так же аккуратно обворачивает руки вокруг его спины, и делает это так, словно Туббо – стекло, очень тонкое и искусно вырезанное. Словно одно маленькое движение может сломать его так, что потом никто и никогда не соберет обратно.       Они сидят так долго. В тишине, прислушиваясь к каждому звуку, прислушиваясь друг к другу. Так, как и надо было сейчас.       Томми нужно было убедится, что Туббо еще жив.       Туббо нужно было просто обнять Томми и понять, что он рядом и что будет рядом всегда.       Музыка на фоне меняется, в Саймонсе вдруг просыпается любопытство к тому, что внизу. Кажется, они пошли танцевать. Такие забавные сейчас. Он видит Ники, видит, как она кружится в танце, как края ее платья летят по воздуху, как Эрет подхватывает ее под руки. Она смеется, он тянет ее на себя и проворачивает еще раз.       Им всем так весело сейчас.       Томми снова смотрит на Туббо и вдруг чувствует, как мир вокруг просто замирает и затихает.

Потому что так Туббо на него еще не смотрел.

      Том всегда знал, что может буквально часами разглядывать радужку глаз Тоби, если бы тот позволил ему. Но сейчас, в свете фестивальских фонариков и медленно затухающего неба они были…волшебны. Весь он словно с картинки вылез.       Внутри немного холодеет – это нормально, так реагирует его тело на волнение. И на Туббо. Больше на Туббо, разумеется, потому что он близко, чертовски близко, и парень буквально способен каждую крапинку в этой голубой глади разглядеть.       Томми тянет к его щеке ладонь, а Тоби чувствует, как расплывается, и как паника внутри медленно утихает.       Все так правильно.       Все так, как и должно быть.       Он тает, тает как тают девочки, когда любимый парень проявляет к ним внимание. Но, для начала, Туббо все-таки не девочка, а еще они с Томми просто друзья и ничего большего.       Это все просто слишком близкая дружба, ничего такого.       Только Туббо плывет, когда рука Саймонса наконец касается его щеки. Туббо плывет, когда двумя секундами позже он чуть шевелит мизинцем, оглаживая кожу под глазом. Туббо плывет и прикрывает глаза, когда он неосторожно дергает рукой вниз, случайно оттягивая его губу вслед за щекой и замирает, просто смотрит, смотрит и, кажется, даже не дышит.       Он не вывозит это все.       Это так неправильно, этого вообще не должно было произойти. Вот это – та грань, которую им не следует переступать, та грань, за которой находится что-то большее, и никто из них еще не готов к тому, что именно ждет их там.       Но почему-то не останавливается.       Смотрит на его округлые и чуть вытянутые формы лица, на то, как дрожит под его пальцами дыхание парня, как он весь превращается в одно большое напряжение.       И делает то, чего и сам от себя не ожидал. Чуть сжимает руку, убирая ее от лица Туббо, проходится костяшками по скуле, поглаживая, и большим пальцем проводит по губе. А тот только добавляет, кладет свою ладонь поверх, и, наконец, распахивая свои чертовы голубые глаза       Вот. Вот она, эта точка невозврата.       Сейчас все может очень резко оборваться, если Томми сделает хоть один неверный шаг.       Потому что Тоби настолько открыт сейчас, что любая, абсолютно любая колкость скорее сделает больно, чем заставит рассмеяться. Он пытается, честно пытается держать язык за зубами и даже думать себе не позволяет, только дышит немного глубже, чем обычно.       Они еще немного ближе.       И еще.       - Туббо, поднимись на сцену, будь так любезен!       Голос Шлатта выбивает весь воздух из легких, заставляя наконец отвести взгляд от глаз напротив. Туббо резко сникает, словно тускнет.       - Кажется, я должен идти, Томми. Прости.       Он в последний раз трется о его кисть щекой, прикрывает глаза. А Томми очень резко становится так больно, невыносимо больно. Хочется прижать этого непутевого мальчишку к себе, и чтобы никогда больше не появлялся на нем след настолько большой печали.       Туббо встает, смотрит на Ламамбург. На то, как же красиво все мерцает вокруг, и как сильно бы он хотел остаться сейчас здесь, но он вынужден идти.       Томми вскакивает, Томми хватает Тоби за кисть, замечая то, как сильно трясутся руки от нервов у них обоих.       - Туббо.       - Да?       - Пожалуйста, береги себя.       Паренек снова улыбается, что-то едва слышно говорит, буквально едва шевелит губами, а после вдруг поддается вперед, еще раз прижимаясь к лучшему другу, так крепко, будто в последний раз. Шлатт на сцене торопит, приказывает сейчас же подняться, а он стоит на склоне холма и прижимается к щеке Томми губами, прежде чем оставить его в одиночестве, и чувствует, как все запасы крови в организме за один миг приливают к лицу.       Туббо уходит, поднимается на сцену и чувствует себя разбитым.       Томми садится на корточки, хватается за волосы руками и хочет кричать от того, насколько же все стало запутанно.