Великий грех

Легко открыв дверь, Верховенский зашел квартиру и пройдя по ней, скидывая одежду, устало упал на кровать. Ставрогин, который медленно и изящно снимал с себя пальто и стягивал перчатки с бледных от прохлады ладоней, пристально следил за ним. Его холодные, будто слитые изо льда, глаза надменно впились в Петра. - Тебе полегчало? - он сбросил с ног обувь и подошел к постели и развалившемуся Верховенскому. - Странная мысль вертится в голове моей. Все хотел высказать, да молчал. Какая же странно прекрасная твоя ревность, Петруша! - от таких слов Верховенский заинтересованно поднял глаза на Николая. - В твоих действиях все так мило читается, верно я говорю? Ты словно открытая книга в этом деле, сама картина ревности. Уж, не влюбился ли ты в меня, в самом деле? - Ты не прав. - Верховенский разочарованно закрыл глаза. - Да? - Ставрогин лег на него, проводя пальцем по щеке и хитро улыбаясь. - В чем же? Верховенский смущенно обнял ладонями лицо Ставрогина и, будто открывая всю душу, произнес: - Ты слишком многого не знаешь... - А ты расскажешь? - Николай усмехнулся. - Со временем все возможно... - по его виску покатилась слеза и затерялась в рыжих волосах, но в то же время на губах мелькнула легкая, почти незаметная, странная ухмылка. - Ты хочешь казаться загадочным, но в тебе меньше тайн, чем ты того хочешь. - Ставрогин, конечно, так не считал. Он видел в Верховенском не поддельную скрытность и явные секреты. Ему было до смерти интересно, что замыслил это маленький паскудыш. Наверное, в какие-то моменты ему хотелось только, чтобы Петр громко и истошно выкрикнул свои мерзкие тайны здесь и сейчас, но потом он думал, что все и закончится быстро и дальше будет не интересно, а посему он по странице вырывал грязь из этого блокнота. Хотя, по правде говоря, сейчас ему хотелось вывести Петра на эмоции, потому что после возвращения Верховенский был безжизненным и нудным. - Идиот! - Верховенский отвернулся и пробормотал дрожащим шепотом. - Можно мне поцеловать тебя? - С чего ты спрашиваешь? - Ставрогин высокомерно улыбнулся. Он наклонился и, облизнув с прикусом губы, опустился к приоткрытому рту Верховенского. Тот влажными губами поймал поцелуй, обхватив руками шею Николая. Их губы нежно скользили и касались. Ставрогин напористо пустил в ход язык, толкая язык Петруши и возбуждая румянец на влажных от слез щеках. Верховенский взволнованно и жадно целовал губы Ставрогина, прижимая его за шею к себе. Он про себя лишь думал и надеялся, что ему хватит ума и хитрости утаить все свое от Ставрогина. Лишь бы целовать его вот так, лишь бы чувствовать тепло его тела, бьющееся каменное сердце, видеть блеск глаз и ощущать его силу. Влажные прикосновения губ захватывали будоражили тело Петра, вызывая дрожь и возбуждение. Сильное, будто демоническое возбуждение. Ощущение неведомое, пугающее, но до того страстное, что в таком забытье убить Николая было бы меньшим, на что Верховенский был готов. В дверь постучали. Молодые люди вздрогнули и резко оторвались друг от друга. Верховенский вырвался из под Ставрогина, вскочил с кровати и побежал открывать. Николай же упал на кровать и закрыл глаза. Когда Петр открыл на пороге стоял молодой парень, почти мальчишка, на вид лет шестнадцать. Белокурый и одетый по простому. - Вечер добрый. - вежливо улыбнувшись, сказал Верховенский - Вам чего? - Петр Степанович? - спросил юноша. - Да? - Я от господина Л-ва. Он просил вам передать. - он протянул конверт. - Почему не оставил хозяйке? Зачем было беспокоить? - возмущенно и жестко процедил Петр. - Сказали, лично в руки. До свидания. - он быстро ушел, будто сбежал, на что Верховенский только закатил глаза и хлопнул дверью. Он быстро вошел в комнату и нервно распечатал письмо. Пробежавшись глазами по строчкам, Петр злостно смял бумагу и бросил на пол, после чего, пометавшись, вернулся к Ставрогину в спальню. - Коля!.. - Верховенский оборвал себя и замер. Ставрогин мирно лежал на постели. Его смоляные волосы были разбросаны по подушке и лицу. Он обнимал одеяло. Пиджак и жилет валялись на полу, галстук на соседней подушке. Николай, посапывая и немного ворочаясь, спал. Лицо Петра расплылось в нежной улыбке. Вся злость в миг испарилась и только легкое волнение напоминало о ней. Он бережно подобрал разбросанные вещи и повесил в шкаф, потом притащил чемоданы Ставрогина и так же аккуратно разобрал их в шкафу, расставил его обувь, а книги уложил на стол. Ему не хотелось будить Ставрогина, ведь тот так мило спал. Зачем? Закончив, Петр ушел в спальню. Он переоделся в ночную рубашку. Умылся и расчесал взлохмаченную прическу. А, возвратившись в спальню, тихо, стараясь не разбудить, Верховенский стянул с Николая уличные брюки, вытащил из под него одеяло, ласково укрыл его и лег к нему. Его худая рука скользнул вокруг талии Ставрогина, обнимая его, Петр подвинулся ближе и прижался к нему. Его обволокло сладким запахом. Он закрыл глаза и отдался сну. Утро оказалось холодным так, что кости ломило. От этого ощущения Верховенский и открыл глаза. На улице капал поганый дождь. Все окно будто было серым пятном, от чего подступила неприятная скука, а после и смятение от воспоминания о письме. Он резко обернулся, чтобы взглянуть на одну из немногих радостей и забав своего нынешнего существования, но Ставрогина не оказалось рядом и, по-видимому, он уже давно проснулся. Взволнованно выбежав из комнаты, Петр увидел Николая. Тот полусидел на узком подоконнике, на нем было только нижнее белье, что оставляло взору преприятнейшее зрелище, а между его белых, как жемчуг зубов, была зажата дымящаяся трубка. Взгляд его голубых, задумчивых глаз был устремлен куда-то на улицу, хотя выражение лица было безмятежным и спокойным. - Доброе утро! - Верховенский упал перед ногами Ставрогина на колени, от чего тот вздрогнул, судя по всему, не замечая его до этого самого момента. - Как тебе спалось? - Чудесно. - равнодушно процедил тот - Все спокойно... - Николай выдохнул дым - Хотелось бы, чтобы и день прошел так же... - он строго посмотрел на Верховенского. - Я надеюсь, сегодня у тебя не будет прихотей и капризов, и мы сможем наконец побыть тут? - Да... - Верховенский виновато опустил глаза. - Вчера, когда нас прервали, мне пришло письмо от одного моего знакомого, с которым я веду дела... Он сказал, что один день поблажки достаточно, но сегодня я должен прийти... Ты не мог бы посидеть немного один? Я буду отсутствовать всего часа четыре. Ставрогин вскочил, охваченный внезапной яростью. Он не для того стелется перед Петром, чтобы остаться одному и подвергать себя опасности. Он схватил бедного Петрушу за волосы и поднял его лицо на себя так, что их носы почти соприкоснулись. Верховенский испуганно смотрел на разозленного Ставрогина, впившегося в него жестокими глазами. - Ты что, бросить меня решил? Сбежать?! Отдохнуть? - для большего эффекта Николай встряхнул Петра, резкая боль пронзила затылок Верховенского, от чего тот издал стон. - Нет, Коля, что ты... - его маленькие ладони сжимали мертвую хватку Ставрогин, вцепившегося в него. - Я ни о чем таком и не думал никогда. Я лишь решил, что ты не хочешь ходить куда-то и предпочтешь остаться тут! Я хотел дать тебе возможность отдохнуть, пока я занимаюсь обязанностями и делами! Ставрогин понял, что Верховенский не раскусил пока еще его истинных мотивов, да и куда ему понять. Скорее всего, он лишь и думал, что Николай проявлял так свои чувства. Конечно, азартный блеск в глубине глаз Верховенского остался не замечен им. Наглый, хитрый блеск. "Что же ты меня не отпускаешь, солнце мое? Боишься остаться один, глупышка? Чего же?" - усмехнулся про себя Петр. Он не считал себя идиотом, но все равно не мог понять такой реакции Ставрогина. Его интересовала причина, а не следствие. - Чего ты злишься? - уже более спокойно сказал Верховенский. - Можешь пойти со мной, если готов к новым и довольно опасным знакомствам. Только скажи... Но не пойти я не могу! - он немного повысил голос для эмоционального эффекта. - Не могу! Ставрогин сощурил глаза, задумавшись и пытаясь разглядеть подвох в глубине глаз Петра. Спустя секунду, властным голосом он произнес: - Ладно... Я согласен! - после этих слов он демонстративно разжал руку и пошел одеваться. Верховенский потер ноющий от боли затылок и присоединился к Николаю. Когда Ставрогин стоял у двери, готовый к выходу, он, как всегда, выглядел сногсшибательно. Гладкие черные волосы, волнами падающие на бледное лицо, которое оттеняло голубой взгляд холодных глаз. Николай был облачен во все черное, только выглядывающая из под рукавов пальто рубашка была белоснежного цвета. Привезенные вещи были ему явно к лицу, придавая свежести, но при этом и напыщенности. Шикарное пальто выделяло его крепкую, стройную фигуру, а шарф подчеркивал аристократическое лицо и шею. Увидев Ставрогина, Верховенский растерялся. Он не мог оторвать глаз от Ставрогинского великолепия. Сам он был одет намного проще, изящества его незамысловатому образу из уже знакомых пальто и шарфа добавляли ярко-красные перчатки. Он с шиком подчеркивали его руки и придавали самолюбию Петра наглое высокомерие. - Чудесно выглядишь! - сказал Ставрогин, немного задумчиво разглядывая ладони Петруши. - Ой, - Верховенский покраснел. - Ты тоже прекрасен! Как и всегда, впрочем... Они вышли на людную, уже вовсю бурлящую жизнью улицу. Быстро нашли повозку и отправились к цели. Через полчаса они прибыли в один из лучших районов Петербурга. Повозка остановилась около архитектурно красивого дома. Верховенский расплатился с извозчиком и, неожиданно для самого себя схватив за руку Ставрогина, от чего тот опешил, повел быстрее в здание. Они прошли по темному коридору дорогого дома. - Будет плохо, если мы опоздали... - пробормотал Петр. Он завернул, крепко сжимая ладонь Ставрогина, в большую светлую комнату. В ней стоял круглый стол, за которым сидело человек десять. Это были абсолютно не похожие друг на друга люди. Кто-то из них был одет простовато, а кто-то, как и наши молодые люди, были облачены в дорогие костюмы. Классовое неравенство не особо выделялось, потому что на лицах всех присутствующих было высечено что-то общее. Некий блеск, некая тень, невозможный, неуловимый образ. Свободолюбие, гнев, яркий свет и потаенный мрак смешивались в этой странноватой компании. И невероятная сила, но в то же время и скрытность била каждого входящего в дверь. Глаза Николая замерли в обращенных на него взглядах: злых, наглых, великолепных, величественных, откровенно трусливых или глуповатых. Некоторое внутреннее ощущение кричало Ставрогину, что занимаются эти люди явно чем-то неправильным, а если и правильным, то чем-то незаконным. Энергия, исходящая из комнаты, не только не испугала его, а, наоборот, раззадорила. Он, будто бросая ответ, усмехнулся, от чего худая девушка, сидящая с краю, немного повела плечами, а другие нахмурились. Верховенский тоже в миг изменился в лице. С лица слетели все признаки детскости, плаксивости и даже крохи нежности. Он был похож на яркое олицетворение огня, глаза его налились азартом, надменностью и невероятной жестокостью, а с губ не сходила самодовольная улыбка. По коже Николая, от мелкого, случайно брошенного взгляда на него пробежали мурашки. С таким Верховенским он еще не был знаком, он с трудом подавил дрожь, потому что такое безумие вызвало страх Николая. Вот то, чего он ждал, но к чему не был готов. В сумасшедше властном выражении лица Верховенского, Ставрогин увидел беса, самого дьявола, который мог составить конкуренцию его преследователю, то есть ЕМУ. Все вышеописанное случилось буквально в секунду. Верховенский же с невероятной легкостью и грацией вошел в комнату. Его хитрая улыбочка озарила каждого. - Добрый день, дорогие друзья мои! - он сделал дерзкий кивок головой. - Здравствуйте, Петр Степанович. - сердито произнес мужчина с презабавными усами, но очень грозными бровями - Кого вы посмели привести к нам? Это невозможная наглость! Верховенский состроил странную рожицу, то ли насмешливую, то ли очень радостную: - Дамы и господа, господин Николай Всеволодович Ставрогин! Мой дорогой друг! - Петр похлопал Николая по спине. - Невероятно образованный и просто гениальная личность, а с этого дня наш соратник! - он самодовольно закончил. - Он нас выдаст! - вскочила девушка, как раз таки с края стола. Ее будто пугал Ставрогин, она вся просто пылала злостью. - Ты привел к нам шпиона, идиот! - Да что ты говоришь, Сонечка? - Верховенский, словно тень, переместился к ней за спину, его руки скользнули по ее плечам, от чего девушка отшатнулась, как от огня. - А ты сама не через Николая Васильевича тут оказалась, родная? - Отстань! - Она трусливо прыгнула в другую часть комнаты. - Господин Ж-в, успокойте его! - она спряталась за красивым мужчиной средних лет. - Ох, дьявол... Не смешите! - Верховенский упал на диван. - Ставрогин - мой величайший друг! Не примите его, я самолично скомпрометирую вас всех! - от такого наглого заявления Петра на лицах многих вспыхнула ярость. - Я шучу, господа, успокойтесь! - Хватит ссор! - поднялся со стула немолодой мужчина. - Ставрогин пусть останется! Я верю не ему, но Петру Степановичу. Да и мать я его знавал, Варвару Петровну Ставрогину, широкой души женщина. Да и не для этого мы тут собрались! - видимо, мужчина был авторитетом для присутствующих, потому что все резко успокоились, лишь Верховенский, будто самодовольный мальчишка, усмехнулся и откинулся на диване. - Благодарю, - спокойно и вежливо произнес Ставрогин, а потом, не растерявшись, сел рядом с Петром под пристальным взглядом девушки, которую Верховенский назвал Софьей. - Простите, Петр Лаврович, - процедила та. Мужчина же продолжил: - Все пока спокойно и это прекрасно! - он добродушно улыбнулся. - Мы будем делать так, как и поступали раньше... Прокламации, пропаганда и призывы, действуем в том же духе, дорогие. Но появился один вопрос! Вопрос почетный, но достаточно рискованный!.. - он потер руки и сел за стол. - Нужно отправить кого-то одного за границу! Там нужно получить частичное финансирование нашего собрания. Поездка будет на год. Все остальное, я расскажу только непосредственно избранному. Кто хочет это сделать из незанятых, поднимите руку! - люди сидели молча. Все напряженно думали. Кто-то довольно спокойно, рассуждающий про себя, кто подходит, скорее всего занятый, кто-то наоборот, нервозно, не зная, куда себя приложить. - Что же ладно! Не хотите! Думаете! Даю время до конца этого месяца! Там снова встретимся... И выскажите свое решение. Пока вы знаете, что делать, у всех свои обязанности... - он встал и уверенно вышел из помещения. Некоторые начали быстро перешептываться, а некоторые последовали его примеру. Верховенский же схватил снова руку Ставрогина и потащил его куда-то из комнаты в глубь дома, мимо всех. В коридоре он снова увидел того самого мужчину. - Благодарю вас еще раз, Петр Лаврович, - Петр улыбнулся и пожал ему руку. - Именно поэтому я вас так ценю! - Не за что, Петр Степанович. Многие считают вас ненадёжным человеком, но я уверен, что единственное чему вы преданны без остатка, так это наше дело! - он улыбнулся и добавил. - Был бы счастлив, если бы за финансами отправились бы именно вы, дорогой Петр Степанович... - он кивнул головой в знак прощания и двинулся в сторону выхода. Верховенский проводил его взглядом и, пока не встретил кого-то еще, он потянул Ставрогина дальше по коридору в дом. Он затянул его в одну из комнат, громко хлопнула за ними дверь. Петр обхватил руками шею Николая и страстно впился губами в его губы. Он целовал его жадно с замершим дыханием, но влагой и возбуждением. Ставрогин мало понимал, что делает Верховенский, но с некоторым удовольствием поддался его поцелуям. Он прижал Петра к стене, гладя бедром между его худых ног. Верховенский возбужденно застонал, его лицо налилось румянцем, он взволнованно запустил руки под пальто Ставрогина. Потом он вдруг оторвался от ласковых, но в то же время доминирующих губ Николая только, чтобы впиться в его шею. Ставрогин смутился, когда Верховенский, лизнув кончик его носа, отодвинулся от кожи с ярко-синим засосом. - Что ты творишь? - усмехнулся Николай, освобождаясь из объятий Петра. - Вот чему я отдаюсь без остатка! - надменно произнес Верховенский. Он, будто в секунду ослабев, сполз по стене на пол. Его лицо розовело от возбуждение, а глаза игриво глядели на Ставрогина. - А что мы тут вообще забыли? - вдруг спросил Николай, оглядывая дом. - Пришли на встречу. - Нет, я про собрание... Ты мятежник, я прав? - Я революционер... - улыбнулся Петр. Ставрогин, услышав такой ответ, просто расхохотался: - Ты? Зачем тебе эта глупость?! - Не глупость! - его взгляд вдруг снова вспыхнул безумием - Это жажда! - его голос звучал одержимо и самоуверенно, не оставляя сомнений. - Пойми, миру нужны перемены! Нет ничего прекраснее, безумнее и гениальнее, если я буду возглавлять эти самые перемены! Это поток! Эту стихию человеческого гения! Гордости! А главное - свободы!!! Власть, слышал такое?! Я захвачу, уничтожу, подчиню! Вот оно, истинное великолепие, Коля! - он вскочил и рванул воротник пиджака Ставрогина. - А ты?! Ты будешь со мной! Рядом! Ты будешь..! - он вдруг оборвал себя. - Впрочем, это пока неважно! Точно я не решил, но пока вы, Ставрогин, возбуждаете мое сознание пуще революционных идей, а такого не было никогда! Так вот я думаю, как решить уравнение моей страсти, моего эгоистичного желания? Уравнение, где слагаемые - это вы и власть?! Дьявол! Я готов кричать от удовольствия, представляя, что ж это будет за идея!!! Хоть я еще точно и не решил... - Петр успокоился и опустил голову вдруг на грудь Николая. Тот пока слушал, внезапно ощутил нервозность, этот старый страх, что его используют или уничтожают. Он пытался собраться, а чтобы не показывать слабость, насколько мог, хитро произнес: - Забавно... - его тошнило от жути. Когда они вышли на улицу, то Верховенский вдруг уже абсолютно спокойно сказал: - Эм... Коля, мне нужно кое-куда съездить, но без тебя... - Что?! Опять ты?! - Николай хотел снова схватить его, но замер, вокруг были люди. - Нет, не так же! Это правда важно! Едь домой! - он схватил ладони Ставрогин и прижал к груди. - Клянусь тебе, я быстрее ветра! - и он побежал. Николай не успел даже шага сделать, как Петр уже, словно мальчишка, улетел по улице вперед, ныряя между прохожих. Ставрогин остался в жутком одиночестве. С секунду он не мог и пошевелиться. О, это напряженное чувство ожидания, когда каждая клетка твоего тела ощущает дыхание смерти и надо лишь обернуться, встретить ее, но ты медлишь, ведь все твое естество охвачено первобытным, животным инстинктом. Спастись убежать, спрятаться! Ставрогин с бьющимся от колебаний жизни сердцем обернулся, и его встретил раскаленный голодом взгляд ЕГО кровавых глаз. Николай вскрикнул и как от пожара понесся в сторону квартиры Петра. Он бежал, словно безумный, бежал, как мог, чувствуя, что преследователь вот-вот его настигнет. Он чувствовал его дыхания, слышал движения, и как ОН с аппетитом облизывается, от чего Ставрогина била лихорадка. Он практически выбил входную дверь, влетел в квартиру и захлопнул на все замки за собой вход. Руки его дрожали, на лбу проступил пот, все тело рвал неудержимый страх "ОН зол! ОН меня убьет!!! ОН задушит, я умру! УМРУ! УМРУ!"- в голове своей истошно кричал Ставрогин. Он ждал некоторое время. Минуты считались, чеканились, отбивая каждую секунду. Николай не сводил обезумевшего взгляда с двери. За ней послышался скрежет, мерзкий, скрипучий, такой явный, будто Ставрогину оторвали ухо, с каждой окровавленной мышцей, лопающейся веной и сухожилием. Он схватился за голову, упал на пол и заорал. Его истошной крик бился об стены, но вот сквозь дверь проникла тень. Неспешная, но самодовольная. Она будто специально растягивала момент удовольствия, видя безумный страх своей жертвы. Ставрогин лишь на секунду дернулся, как черные, дьявольские руки схватили его горло и придавили к полу. Кислород уходил, жизнь угасала. Ставрогин боролся, пытался вырваться, спастись, но безуспешно. Дьявольские руки забирали его душу по кусочкам. - Петруша... - прохрипел он на последнем вздохе, ожидая смерть. Верховенский приближался по улице к своему дому. Он придумал радость, радость для Ставрогина, надеясь порадовать его в ближайшие дни. Он медленно поднялся по лестнице. Его возбуждало волнение, все, чего он хотел, это сейчас упасть в нежные объятия Коленьки и отдохнуть, получить свой отдых, свою награду. Каплю страсти, каплю нежности и еще небольшую долю развлечения. Он радостно открыл дверь. - Коленька! Ненаглядный мой, я дома! На полу в поту, издавая сдавленные стоны и хрипы, лежал Ставрогин. Он дергался, будто в судорогах, его трясло, он скреб ногами пол, а его крепкие руки с силой сжимали собственное горло. Николай захлебывался, его глаза закатились, где-то была кровь, пот и слезы. Верховенский широко распахнув от удивления глаза, смотрел на Николая. Он в шоке и истерике бросился внутрь. Ставрогин душил сам себя.