Великий грех

Верховенский резко вскочил с постели. Его будто выкинуло из сна, выплюнуло. Петр ощутил невыносимую, раскалывающую череп боль в голове. К своему дикому сожалению, он помнил, что вчера произошло, не смотря на количество выпитого. Его охватило смятение и жуткое, вскрывающее внутренности беспокойство. Он нервно оглянулся - он был абсолютно один. Верховенский спрыгнул с кровати и сразу рухнул на пол, стены вокруг него закружились. У него не поднимались ноги от головной боли, тело совсем не слушалось. "Ставрогин! Ты не мог уйти!" - кричали его мысли, рассыпаясь по телу колющей судорогой. - "Хочу увидеть тебя! Пожалуйста! Умоляю!" - Верховенский схватился руками за балдахин и усилием всей воли и всего тела поднялся. Скользящим по стенам быстрым шагом, Петр выбежал из комнаты и нервным ищущим взглядом облетел всю комнату. Внутри него все оборвалось, он сдавленно выдохнул и расслабленно сполз на пол. Ставрогин сидел в их гостиной. Он невозмутимо читал газету, его голубые глаза спокойно бегали по строчкам. Николай устроился в кресле, закинув одну ногу на другую, одетый в свою обыкновенно изысканную одежду. У Петруши по щеке побежала слез. Ставрогин поднял на него глаза: - О, вижу, ты проснулся! - он опустил газету - Доброе утро! - Николай говорил холодно, чеканя каждое слово, хоть с улыбкой и будто бы нежно. Верховенский проигнорировал его тон и медленно на коленях подполз к нему. - Коля... Тебе тоже доброе утро! - Петр хотел было прилечь на его бедро, как всегда любил делать, но Ставрогин резко поставил ноги на пол и встал с кресла. Пройдя мимо Верховенского, он замер у окна, устремив холодной, мечущий молнии взгляд на улицу. - Ты хорошо себя чувствуешь? Помнишь вчерашний вечер? - скользко и гадко процедил он, все еще пытаясь сохранить хоть каплю вежливости в голосе. - Если говорить честно, то я чувствую себя плохо. Голова болит и выворачивает. - Верховенский с секунду подумал и продолжил - Вчерашний день помню смутно: помню и деревню, и танцы, и того паренька, и твою ревность, помню, как ты ударил меня, а дальше все смутно. - Он хотел поправить волосы, и вдруг нащупал повязку на голове. Петр стянул ее и небрежно бросил в сторону. - У нас был врач. - произнес Ставрогин. - Вчера, когда мы ехали домой на телеге, ты с нее упал и ударился головой, но с тобой чудом все в большей или меньшей степени хорошо. Скорее всего поэтому ты себя так плохо чувствуешь. - Какая неудача... - Верховенский, напрягая все тело, поднялся с пола. - Но я здоров, а это прекрасно! - он приблизился к Ставрогину. - Я здоров, но по какой-то неведомой мне причине ты зол... - его голос стал вновь обычно сладким и неопределенным на эмоции - Что-то не так? Николай резко развернулся к нему: - А ты ничего не помнишь? - он усмехнулся - Вчера ты высказал мне одну интересную вещь... Я долгое время не мог понять причин вашего поведения, Петр Степанович. Не мог понять ревности или обиды, грусти и смятения. Не мог осознать, что скрывает ваша грязная, мелочная душонка, но вчера ко мне пришло конечное понимание всего. - Ставрогин наклонился к Петру и сощурил глаза - Я понял абсолютно все! Верховенский невозмутимо смерил его взглядом: - И что же ты понял? - он улыбнулся. - Не очень понимаю, о чем ты говоришь... - Вы все знаете! - Ставрогин улыбнулся. Он выглядел, как разъяренный хищник, играющий с жертвой, чтобы растянуть удовольствие от трапезы. - Что знаю? - Петр недоуменно посмотрел на него. - Вчера вы сами признались, что вам известны человек или даже люди, причастные к смерти Настасьи... - Ставрогин выпрямился и с отвращением посмотрел на Петра. На лице Петра не дернулась ни одна мышца, в его глазах не промелькнуло осознание чего-то или страх. Верховенский лишь выдохнул и спокойно почесал затылок: - И я такое сказал? - он усмехнулся. У Ставрогина от бешенства задергался глаз. - Да, сказали! - Николай сделал шаг к Верховенскому и, спустя секунду, резко схватил его горло, Петр дернулся и принялся вырываться, когда как рука Ставрогина неумолимо сдавливала дыхательный путь все сильнее и сильнее. - Вчера из этой самой глотки вылетели эти слова! И склонен верить им, а не вам, лживая вы дрянь! Я убью вас здесь и сейчас, а потом брошу тут, во Франции, сукин сын, чтобы ваше дохлое тело скормили свиньям, как паршивую, никому не нужную собаку! Вам это подходит! Эта смерть идеальна для такой лицемерной твари! - Коля! - из глаз Верховенского текли слезы, как у маленького ребенка. - Я ничего не знаю! Клянусь твоей жизнью! Клянусь своей! Я ничего не знаю! - он хрипел слова с последними глотками воздуха - Я вспомнил этот наш разговор! Отпусти! Я все скажу! Умоляю! Ставрогин отбросил его на пол, как тряпичную куклу. Верховенский тяжело дышал, возвращаясь в чувства и потирая ноющую шею, на которой отпечатались яркие красно-синие следы. Петр сглотнул и поднял глаза на Николая, смелые с хитрой гадкой ухмылкой, скрытой в них. Ставрогин смотрел на Верховенского сверху вниз, его жестокий, безжалостный взгляд будто хотел разорвать Петра, в сущности так и было. Верховенский утер слезы и спокойно заговорил: - Прости меня... - он улыбнулся. - Ты пытался что-то понять, Коля, говоря, что я лживая дрянь, но так ничего и не понял... Смешно! Вчера ты приревновал меня к тому французскому идиоту и позволил себе ударить меня, прямо сказать ни за что. Как ты думаешь, как бы я повел себя обыкновенно, м? - Верховенский смотрел на него насмешливо и хитро. - Что ты имеешь в виду?! Скажи прямо!!! - заорал Ставрогин. - Ой, хорошо... Скажу... - Верховенский поднялся с пола и подошел к Николаю. - Я насмехался над тобой! Ты обидел меня, поэтому я решил задеть тебя еще больнее! Это была шутка и ничего более, идиот! - Петр расхохотался, чем привел Ставрогина в ярость. Его цепкая ладонь схватила затылок Верховенского, сжав волосы в кулак, но тот не перестал смеяться, а лишь сильнее развеселился прямо в лицо Николаю. - Ты глупец! - Я не верю тебе! Ты сплошная ложь, все, что ты говоришь, - вранье! Ты скажешь, что угодно, чтобы я поверил! - Ставрогин вдруг разжал кулак и ударил, что было сил, Верховенского по лицу. Петр пошатнулся, его веселье прервалось. - Ты думаешь, я стал бы врать?! Тебе?! Зная, что я чувствую, ты думаешь, что я вру тебе?! - Петр усмехнулся, потирая щеку - Подумай хладнокровно и непредвзято. Подумай! Я всегда себя так веду! Одумайся! Я нужен тебе! - он вдруг смолк, а потом тихо пробормотал - А ты нужен мне... - Ты тварь поганая, Верховенский! - Ставрогин! Я люблю тебя! - Петр бросился к нему и упал на колени, обняв ноги Николая - Коля, я знаю, что это была жестокая насмешка, но я говорю правду! Поверь мне, прошу! Накажи меня! - взмолился слезно он. - Избей меня! Прошу! Накажи, только поверь! Лицо Ставрогина скривили эмоции. Ему было одновременно и страшно, и жалко, и мерзко. Он подумал, что, если Петр не врет? Что если он говорит чистую правду, потому что его слова походили на реальное положение дел. Ну, и, конечно, Петр был прав, он нужен Николаю. При его бедственном положении ему нужно было выжить. Верховенский, увидев смятение Ставрогина, решил кончить игру. Пока тот стоял в непонимании, Петр схватил его за рубашку и потянул к себе. Секунда и он жадно впился в губы Николая. Ставрогин, опомнившись, вздрогнул и отшатнулся от него. Николай упал на пол, из его глаз бежали градом слезы. Он утер губы рукой и уставился на Петра. Сейчас ему показалось, что он все видел. Видел, будто из Верховенского рвалась наружу вся его грязь и гниль, словно сущность, демон. В его глазах стояла хитрость и лживость. Губы говорят, запутывают, слова безостановочно, словно бисер, сыплются одно за одним, руки делают жестокие, убийственные действия, которые рвут, сводят его - Николая, с ума. Ставрогина охватила мелкая дрожь. Ему казалось, что в комнате стало темно, а глаза Верховенского горели красным огнем. От всего этого Ставрогин чувствовал себя безумцем. "Боже, я схожу с ума... Что же это со мной?" - подумал он. Верховенский же неумолимо приблизился к Ставрогину. Он придвинулся к нему так близко, что практически лег на него, но при этом беспрерывно смотрел в его глаза. Петр провел ладонью по щеке Ставрогина: - Люблю... - прошептал он, и их губы встретились. Верховенский нежно, любовно с безумным наслаждением целовал Николая. Ставрогин лишь безучастно и устало закрыл глаза. Губы Петра ласково облизывали губы Николая, делая каждое прикосновение сладким и блаженным. Его язык игриво задевал губы и язык Ставрогина снова и снова. Верховенский, не прерывая воздушных, будто бы невесомых ласк, залез на Николая, сев на его бедра, и принялся расстегивать его жилет, а, сбросив его, практически принялся рвать пуговицы на рубашке. Петр с вожделением поцеловал Ставрогинские ключицы, гладя теплыми ладонями оголенный торс. - Ты сказал, чтобы я наказал тебя? - от слов Ставрогина Верховенский остановился. - Приготовься к своему наказанию, тварь... - холодно проговорил Николай, чему Петр только усмехнулся. В душе он ликовал. За рыжие волосы Ставрогин вбросил Верховенского в спальню. Тот влетел, пошатнулся, но остался на ногах. Он безумно, выжидающе улыбался и смотрел прямо на Николая. Хлесткий удар по лицу бросил Петра в стену. Он только рассмеялся. Ставрогин приблизился и вжал Верховенского в стену. Он поцеловал его в шею, но лишь Верховенский закатил глаза от удовольствия, Николай резко укусил его горло, Петр вскрикнул, из раны моментально побежала кровь. Вдруг тупой удар в живот, от которого Верховенского перехватило дыхание. Он чуть не упал, но Ставрогин, схватив за шевелюру, вернул его на прежнее место, и снова ударил в живот. Верховенский застонал, но застонал несколько радостно, будто ему было приятно и снова хихикнул. Ставрогин пришел в бешенство и нанес еще несколько ударов руками и ногами. У Верховенского по губе потекла кровь, он усмехнулся: - А ты только бить умеешь, Коленька? Этого мало... - его голос был невыносимо сладким. Ставрогин вдруг стал холодным, будто в нем что-то переменилось. Его глаза стали будто бы ледяными. - Не захлебнись кровью, шлюха... - сказал Ставрогин и нанес еще один удар, от которого Верховенский беспомощно сполз по стене на пол, но не переставал ухмыляться. Николай вышел из комнаты, оставив Петра одного. Через секунду он вернулся, в руках у него был столовый нож. Верховенский напрягся и сжался. Внезапно ему стало страшно. - Вставай! - приказал Ставрогин. - Что ты, черт тебя дери, делаешь? - воскликнул испуганно Петр. - Встал быстро! - Ставрогин подошел и, схватив за горло Верховенского свободной рукой, оторвал от пола и вжал в стену. Николай резко рванул ножом ночную рубаху Петра, в которой он был все время, от чего та спала вниз, оголив худое тело Верховенского. Неожиданно Петр издал возбужденный стон, он не сопротивлялся, скорее наоборот его и пугало и восхищало поведение Николая, а эти непредсказуемые действия приводили в восторг. Николай перехватил нож, направив острый конец на тело Петра. Медленно, растягивая удовольствие, он вонзил в самую кожу нож, порезав только верхнюю часть и выпуская кровь из тысячи капилляров. Верховенский завыл от боли. Из небольшого надреза бежала густая темно-красная жидкость. Вдруг Ставрогин приблизился и лизнул рану, забрав языком струйку крови, от чего Верховенский потерялся, не зная от чего стонать от боли или великого наслаждения, поэтому просто вскрикивал от каждого прикосновения. Николай проглотил кровь и приблизил лезвие ножа снова, еще один порез порвал кожу Верховенского, выпустив кровь. Ставрогин снова приблизился и жадно слизал ее. Петр же бился в его руках от страстного удовольствия. Из его глаз бежали слезы, изо рта слюна. Он стонал в истоме и экстазе, в то время, как его член возбужденно поднялся. Иногда крики Верховенского прерывались, потому что Ставрогин сдавливал его горло, удушая, а потом опять ослаблял хватку, давая кислород. Вот новый порез и снова кровь, и снова Ставрогин слизывает, вызывая у Верховенского судороги возбуждения. Вновь и вновь Николай резал нежную кожу Петруши, выглаживая после языком. Он делал это до тех пор, пока вся грудь Петруши не превратилась в одну сплошную кровавую рану. Ставрогин, будто грязь, отпустил его, Петр обессиленно упал на пол перед Николаем. - Посмотри на себя, потаскуха драная! - с отвращением произнес Ставрогин. - Тебя даже это возбуждает... Мерзость! - он плюнул в лицо Верховенскому. Петр утер щеку и ухмыльнулся: - Ах, Ставрогин, ты лучший... Николай лишь с омерзением скривился, бросив измазанный кровью нож в сторону кровати. Он прошел по спальне к комоду, открыл один из ящиков и, немного порывшись там, достал кожаный ремень. - Придушишь меня наконец? - съязвил Верховенский и сам рассмеялся. Смех оборвал хлесткий, но твердый удар пряжки ремня по лицу, от чего Петр вскрикнул. Ставрогин, взявшись за рыжие спутанные волосы Верховенского, резко бросил его на кровать, открывая перед собой еще не тронутую спину. Николай внезапно сел на него сверху и наклонился, так что его горячее дыхание обжигало лопатки и шею Верховенского. Ставрогин провел ладонью по спине Петра: - У тебя нежная кожа, Петруша... - усмехнулся он - Весело будет ее испортить? - он поцеловал его между лопаток. - Тебе можно все, что угодно, Коля... - произнес Петр - Ты же видишь, я весь твой... Ставрогин бешено расхохотался и, встав, сложил ремень вдвое. - Ох, Петруша... Я тоже тебя люблю... - он замахнулся - И я надеюсь, ты мне поверишь! Первый жесткий удар по спине показался Верховенскому впивающимся раскаленным железом. Второй рассекающим кожу лезвием. А третий сравним с пощечиной Ставрогина и только с его, такой же резкий и обжигающий. Николай во всю силу своих рук бил и хлестал тело Петруши, оставляя рдеющие красные следы. От каждого нового удара Верховенский вскрикивал и дрожал от боли. Из его глаз бежали слезы, которые он не в силах был сдержать. Вновь и вновь он вскрикивал и его крик звонко разносился по комнате. Он стонал и вздрагивал, его истерзанная спина горела болью, но все, о чем он мог думать - это Ставрогин. Он думал о его безумности, его великолепии, о его недугах и жестокости. Для Верховенского он был прекрасен. Ставрогин перехватил ремень и ударил пряжкой. Верховенский вскрикнул громче от ноющей, пульсирующей боли. - Коля... - простонал он - Как же хорошо... - А тебе все мало, дрянь? - рассмеялся с отвращением Николай. - Знал бы ты, сколько удовольствия в этой боли... - вздохнул Верховенский. - Ты все равно не поймешь... Ставрогин немного смущенно поглядел на Верховенского. Тот говорил без насмешки, а спокойно, даже с грустью. Ставрогин пришел в смятение. Он не мог понять, что имеет в виду Верховенский, но от его слов ему стало тяжело на душе. - Ударь меня еще раз, пожалуйста? - слезливо попросил Верховенский, повернувшись и посмотрев в глаза Ставрогина. Николай не ответил. Он перевернул Верховенского на спину и сел сверху. Выглядел Петр плохо на лице были синяки, на шее горел укус, грудь была истерзана, на животе гематомы. Глаза Петруши были заполнены слезами, но он, улыбаясь, смотрел на Ставрогина. - Какой же ты... - начал было Николай, но замолчал. Он опустился к нему, опершись на руки, и прикоснулся к его губам. Поцелуй вышел очень осторожным, будто в первый раз. Влажный приоткрытый рот Верховенского ответил ласковым прикосновением языка к языку Ставрогина. Петруша ладонями притянул к себе лицо Николая. Целуя его, вновь и вновь двигая губами. Все внезапно стало наполненным нежностью, неожиданной, но приятной лаской. Петруша не переставал плакать, слезы так и катились из его глаз. Ставрогин бережно приподнял Верховенского и притянул к себе, обнимая. Он перевернулся и упал на подушки, уложив Петрушу на себя. - Коля, давай сделаем это, пожалуйста? - пробормотал Верховенский. - Разве тебе не будет больно? - недоуменно посмотрел на него Николай. - Лучше просто позовем врача. - Не будет... - Петр приподнялся - Или я потреплю... А врача потом... - он опустил голову и поцеловал ключицы Ставрогина, потом несколько влажных, скользящих поцелуев в грудь. Верховенский спускался все ниже, от чего Николай неожиданно для себя покраснел. Петруша оказался около паха Ставрогина. Он бережно расстегнул штаны и стянул их вместе с бельем. Верховенский аккуратно прикоснулся к члену Николая и провел несколько раз ладонью вверх вниз по возбужденной плоти. Ставрогин схватился за голову и возбужденно выдохнул. Петр, двигая пальцами вверх вниз, вставил эрекцию Николая себе в рот. Он двигал головой, заглатывая все глубже. Его язык ловко крутился вокруг головки члена Ставрогина, практически доводя того до предела. Николай вздыхал от каждого движения Верховенского. От сладкого, рассыпающегося по всему телу удовольствия он закатывал глаза и краснел. В возбуждении он медленно запустил руку в волосы Верховенского, сначала медленно, а потом все сильнее и глубже толкая член в глотку Петруши. Видя искалеченное, источающее боль тело Верховенского, он почувствовал импульс страсти, пробежавший по его телу. Он никогда не чувствовал подобного. Николай вдруг неестественно для себя прогнулся и издал громкий звучный стон, хотя никогда за всю жизнь не делал этого. Верховенский на секунду пораженно замер, с удивлением глядя на стонущего Ставрогина, но спустя секунду принялся только тщательнее глотать и облизывать его член. Николай застонал громче, насаживая своей рукой и без того страстную голову Петра. - Петруша, пожалуйста... - Ставрогин резко вставил член до самого основания и кончил глубоко в рот так резко, что Верховенский чуть не захлебнулся. Ставрогин несколько смущенно посмотрел на Верховенского, тот взглянул на него в ответ. Николай не мог сдерживать свою похоть, глядя на него такого: растрепанные, взмыленные волосы, капельки пота, тонкая струйка спермы, стекающая из уголка рта, израненное окровавленное тело, покрытое порезами и синяками. Ставрогин поднялся, повалив Петрушу на спину, задрал ноги, держа их под коленками. - Петр, ты не поверишь, но ты никогда не возбуждал меня так сильно, как сейчас... - произнес он, целуя внутреннюю сторону бедра Верховенского. Он плюнул на ладонь и прикосновением увлажнил анус Петруши и, несколько раз подвигав ладонью по своему члену, принялся его засовывать внутрь Верховенского, от чего тот начал издавать звонкие, растянутые стоны. С каждым новым сантиметром Петруша вскрикивал и сжимался, пока Ставрогин не вставил до самого основания. - Какой же ты тугой сегодня... - возбужденно выдохнул Николай - Коленька, пожалуйста, прошу, делай это! - взмолился Верховенский, обхватывая ногами спину Ставрогина и двигая руками таз. Николай медленно отодвинул таз назад, а потом резко дернул вперед. Он жестко вдалбливал член в самую глубь ануса Верховенского, растягивая его внутренние стенки. Петруша громко вскрикивал, с каждым движением внутрь Ставрогина все громче. Он возбужденно закатил глаза и страстно толкал таз в себя и ногами, и руками. - Пожалуйста, глубже, я тебе умоляю! - простонал Петр. Ставрогин поймал его стоны губами и задавил поцелуем, раздирая его анус сильнее, трахая все жестче, вдавливая всем туловищем в кровать. Страстно целуя Верховенского, Николай взялся ладонью за его член и принялся ласкать, двигая длинными пальцами от основания к уздечке и обратно, постепенно все больше ускоряясь. Сплетающиеся губы и языки, движения и ласки вызывали в Верховенском волну возбуждения, доводящая почти до самого предела. Ставрогин вдруг вытащил член из Верховенского, и только тот успел недоуменно приподняться, как его захватила новая волна удовольствия от того, как спустившийся ниже Ставрогин взял его член в рот. Петруша заметался в стенаниях наслаждения, схватившись ладонями за простыню. Он прогнул спину и от напряжения покраснел, он сам не заметил, как начал двигать тазом, вставляя свою эрекцию в глубь горла Ставрогина. Николай на мгновение вытащил член изо рта и сказал: - Можешь кончить мне в рот... - он снова взял в рот и стал заглатывать глубже, чем до этого, упирая половой орган Верховенского себе в глотку. Вдруг Петр схватил голову Ставрогина, вставляя член до конца и, вскрикнув, упал на постель. Николай приподнялся, подвигая к себе пульсирующий анус Верховенского, и посмотрел на своего любовника. Петруша был весь в поту и раскрасневшийся. Высунув язык и закатив глаза, он подрагивал всем телом после оргазма. Ставрогин резко вставил член и, не сумев сдержать стон, принялся грубо трахать обессиленного Верховенского. Николай не мог остановиться в похоти, которая охватила его, он чувствовал, что почти дошел до грани. Вид истерзанного тела Верховенского возбуждал в нем безумное желание. Он не понимал, почему, но именно такое состояние Петруши ему доставляло больше всего удовольствия. - Петр, я хочу кончить! - он ускорился, от его жестких, резких движений Верховенский не чувствовал ничего кроме великолепного наслаждения. Ставрогин, задыхаясь, двигался быстро вперед и назад, он внезапно резко схватил Петра за горло, от чего тот дернулся, но Николай вжал его в кровать и, громко простонав, кончил. Ставрогин, тяжело дыша, в судороге вжался в постель, по его лицу бежали слезы. Он выглядел так, будто ему вдруг стало страшно. Он прижался к Верховенскому и заплакал. Петр в недоумении обнял его и начал нежно гладить волосы. Внезапно, Николай задрожал всем телом и откровенно, по-детски зарыдал. Петр никогда не видел его таким. - Я так устал! - выкрикнул Ставрогин - Я ненавижу все это! Это место, эти кошмары, этих людей, это все! Все! Но больше всего ненавижу себя! Петр, ответь мне, почему я такой ублюдок! Откуда во мне столько грязи?! Откуда взялась эта гниль?! Зачем я вообще родился таким?! Ненавижу свою жизнь! - он в истерике кричал, глотая слезы. Услышав слова Николая, Верховенский резко поднял его лицо и посмотрел ему в глаза. - Не смей так говорить мне, Ставрогин! Вспомни, ведь ты мой идеал! - произнес он спокойно и серьезно - Ты моя икона, ты мое божество, мой идол! Если не станет тебя, моя жалкая жизнь моментально потеряет всяческий смысл! Исчезнешь ты - исчезну я! Ведь я живу одним тобой! Ты моя идея, ты мой! - он крепко обнял Ставрогина, принимая его слезы, потому что Николай не мог перестать рыдать. Так они лежали до самого вечера. Ставрогин долго плакал, а, успокоившись, уснул, как лежал. Верховенский все так же ласково обнимал его, боясь пошевелиться и потревожить его сон. Наступила тишина, в которой можно было услышать только мирное дыхание Ставрогина и тайные мысли Верховенского. P.s. Петр погладил волосы Ставрогина, нежно заправил их за ухо. Верховенский усмехнулся, его пробирало самодовольство и гордыня. "Ох, бедный мой Коленька... Как мне жаль тебя... Мое присутствие все дальше и дальше разрушает и ломает тебя изнутри... Не будет никого, кто помешает мне, а потому ты навсегда останешься моим идолом, ради идеи, ради целей! Что же ты скрываешь, Мое Солнце? Какие секреты хранит твой разум?" - он посмотрел на лицо спящего Ставрогина - "Это просто маленькая ложь... Всего-то... Есть некоторые тайны, Коленька, которые я должен защищать от тебя, мой свет... Это маленькая, невинная ложь во благо... Во благо меня!" - он горячо расхохотался в душе - "Я сохраню наше... мое счастье, о, ненаглядный Ставрогин!.."