N дней до самоубийства

Пасмурное небо пересекалось с блеклым полем. Промерзшая земля выглядела убого и бедно, даже растения превратились в мертвые отголоски далекого лета. На открытой местности ветер дул яро, не жалея путников, он игрался с ними, метался под ногами лошадей, шептал жуткие слова на своем языке. Ветер в полях, особенно в зимнее время, не был дружелюбным, от него можно было ожидать только предательские дуновения в спину. Весной и летом здесь греет солнце, группами ходят люди, дети устраивают игры, рабочие засеивают землю - течет жизнь, наполняя каждый участок почвы энергией. Сейчас же поле превратилось в оледенелую пустыню. Эрик вел коня, пока Кристина старалась разобраться с картой. Мужчина тяжело дышал, он чувствовал, как все внутри него хрипит. Кашель застал его врасплох. Болезнь когтями драла легкие, черная скверна медленно поглощала здоровое тело. Мадам Жири вздохнула и, поравнявшись с лошадью Эрика, холодно произнесла: - В городе мы найдем тебе врача. Мужчина взглянул на нее с недовольством. Ему совершенно не хотелось становиться слабым звеном, особенно после того, что произошло в дороге. Он процедил сквозь зубы: - Нет. Я не собираюсь торчать в захолустной комнате и переносить появления стороннего человека. Тем более, время поджимает. Мадам Жири резко остановила коня. Даже ее спокойствию может прийти конец. Этот упрямый баран когда-нибудь расшибется лбом о стену. - Твой "героизм" сведёт тебя в могилу! Послушай меня хоть когда-нибудь! Ты болен, Эрик! Тебе нужны лекарства, хотя бы три дня в постели. Если ты продолжишь упрямиться, то сляжешь в могилу быстрее, чем мы доберёмся до порта. Кристина, услышавшая повелительный голос мадам Жири, оторвалась от карты и просунула ее через отверстие в сумке. Ее глаза были больше заинтересованы вниманием Эрика, который остановился и вздохнул. - Я сказал, что мы не будем останавливаться. Когда потеряю сознание, тогда и будем говорить. А пока мы продолжим путь без задержек. Это мой выбор. И Эрик снова повел лошадь вперёд. Мадам Жири смотрела ему в спину. Этот "мальчишка" всегда настаивает на своем. Упрямый до безумия, между Эриком и Анутанеттой в первое время возникали незначительные конфликты, потом она решила закрыть глаза на его упрямство. Сложное ли детство заставило его всегда придерживаться своих принципов и мыслей, даже если эти самые принципы могли нанести ему вред, или просто сам он по себе такой родился? Антуанетта не знала. Путь до коммуны продолжался в тишине, каждый был занят своей головой. По приближении к месту назначения усиливалась активность. На полевых дорогах можно было заметить других людей. В поле слышался лай собак. Одно из животных выскочило прямо перед лошадью, на которой ехала Кристина. Собака с лаем промчалась мимо. Лошадь, испугавшись неожиданности, дернулась и порывалась встать на дыбы, но Эрик с трудом удержал ее. Кристина вцепилась руками в узду и прижалась к голове животного. - Тише... Ты как? Эрик дотронулся рукой до Даае, та открыла глаза и выпрямила плечи. Падения удалось избежать. - Все хорошо, просто напугалась. - Не хочешь пройтись? - Да, пожалуй. Эрик помог Кристине встать на землю. Даае было приятно размять ноги. Лошади, конечно, славные создания, но всегда нужно быть начеку. До коммуны путники добрались без происшествий, вот только одна важная деталь, к сожалению, осталась для них незамеченной: во время лошадиной паники карта выпала из сумки и хитрый ветер затерял ее в поле. Даже такие мелочи могут повернуть судьбу вспять. Рауль стоял на мосту. Под ним вилась черная река. Мысли его уплывали вместе с водами. Страшная теория металась в голове виконта, он хотел сжечь ее, вычеркнуть из разума, но она продолжала возвращаться к нему: что, если Кристина ушла по собственной воле? Рауль впервые почувствовал себя лишним. Кто он? Мальчишка, который в далёком детстве вытащил шарф Даае и был для нее героем. Именно, что был. Детское мировосприятие. Он не видел Кристину долгое время, до их встречи в Опере Рауль помнил маленькую наивную девочку, которая слушала сказки с севера и играла с ним на чердаке. Приятный образ из детства. И эти воспоминания, узкие лучи из прошлого, сблизили их. Но что у них есть общего помимо прошлых воспоминаний? Рауль понимал, что любит Кристину, ему приятна ее компания ... А та ли это любовь? Или это всего лишь детская привязанность, иллюзия, которая разыгралась при столь романтичных обстоятельствах? Рауль скривил бровь. Что-то новое открылось в нем. Если Кристина сбежала с ним? Такая мысль поразила Рауля, но уже не как молния, а как касание отцовской руки. Этот мужчина в маске, судя по малым откровениям Даае и их диалогам в Опере, был рядом с ней всегда. Между ними возникла незримая связь. Неужели Рауль подумал, что он, этакий герой, явится к Кристине и, поцеловав ее на крыше Оперы, разорвет эту крепкую нить, которая создавалась годами? Де Шаньи стало смешно от этих мыслей. Их тянет друг друга магнитами. Рано или поздно, но чувства Рауля и Кристины сошли бы на "нет". Долгие молчания, закрытость друг от друга и сожаления о прошлом. Рауль отошёл от края моста. Ветер пробежался по его волосам. Холод прояснил разум. Как бы то ни было, он все равно должен найти Даае и убедиться, что ей не грозит опасность. Как никак, но рядом с ней безумный гений, кто знает, что он может выкинуть? Рауль повернул голову в сторону монастыря. Ландри попросил воды для своих людей и лошадей. Этот капитан и правда готов перерыть всю Францию, только чтобы выполнить долг перед Родиной и покарать преступника. И ему было совершено плевать, какие способы придется для этого использовать. Рауль видел, как Филипп перекинулся парой слов с Ландри и направился к нему. Его старший брат всегда отличался от Рауля. Они были разными, может, возраст сказывался на некой пропасти между ними? Однако сейчас он рядом. Он помогает ему. Может, это первый шаг к растоплению холода? Филипп, подойдя к брату, пригладил волосы и уставшим голосом произнес: - Епископ сказал, что человек в маске держит путь на восток. Но здесь нет логики. Если они едут в порт, то зачем им восток? Ландри всё-таки думает разделить отряд. Сам он, как и я, придерживается порта. Сейчас он будет распределять тех, кто поедет с ним, а кто двинется в другую сторону. - Разумно, пусть лучше так, чем гадать, куда ехать. Филипп посмотрел на Рауля. Что он испытывал к нему? Парадокс, но ощущения сильной братской любви здесь не было. Филипп был старше Рауля на очень много лет, он провел детство и часть юности без него, всегда искал себе выгоду и не терпел, если его планы, которые он наметил себе, рушились. Раньше он относился к Раулю как к мальчишке, который просто идёт приложением к образцовой семье де Шаньи, но в последнее время, из-за страсти, возникшей у Филиппа к Кристине Даае, он видел в Рауле противника. Младший брат был неудобен ему. И не только по любовным соображениям. Внутренние дела де Шаньи были целой системой. Для построения своей маленькой Империи Рауль снова мешался под ногами. Как было бы кстати, если в этой погоне с бедным Раулем случился бы несчастный случай. Раздобыв в городе необходимые припасы и вещи, путники двинулись дальше. Теперь их ожидала длинная дорога с редкими остановками. Только вперёд, ни шагу назад. Необходимо собраться с силами, чтобы следовать намеченному пути. Степи сменялись голыми полями. Дорога иногда обрывалась, приходилось выискивать ее снова. Путники были настолько тихи, что казались тенями, сливающимися с природой. Только иногда можно было услышать кашель Эрика или разговоры между Мег и Кристной. Лошади двигались умеренно, переступая крепкими ногами по земле. Даае подняла голову к небу. Оно было настолько белым, что в ее голове представилось разлитое молоко. Кристина тут же вспомнила о вкусном молоке из детства, которое отец давал ей в жаркие дни. Как бы сложилась ее жизнь, если бы Густав Даае был жив? Сколько таких вопрос задают люди на протяжении своего жизненного путешествия. Мы теряем, обретая взамен что-то новое, шагаем по дороге, режем ноги о камни, учимся чувствовать, выстраиваем себя. Одна минута может указать новое направление, неожиданный взгляд вырисовывает в голове ещё один рисунок. Меган трепала лошадь по жестковатой шерсти. В Опере она часто посещала конюшни, чтобы дать лакомство этим утонченным созданиям. Мег помнила Цезаря - красивого белого коня с пышным хвостом. Пару раз она даже садилась на него, чтобы сделать круг в небольшом загончике. В Опере было правило: не кататься на животных, которые участвуют в постановках и красуются на сцене. Но Мег иногда отодвигала это правило и, выводив Цезаря из конюшни, позволяла ему размять ноги, а заодно, риторически спрашивая у него разрешения, садилась ему на спину. Конь не возражал. Ему даже нравилось катать эту белокурую девочку. Воспоминания о Цезаре плавно переместились в общие воспоминания о жизни в театре. Ей будет не хватать Оперы, но Мег надеялась, что там, куда ведёт ее дорога, она снова сможет подняться на сцену. Антуанетта взглянула на Эрика. Образ пленника в клетке вставал рядом с ним. Жири помнила, когда, прибыв на ярмарку, увидела голодную толпу... голодную до чужой боли. Подойдя ближе к клетке, как только могла, ее глаза раскрылись от ужаса. Но не от лица Эрика, а от зверства людей. Худой избитый мальчишка, отчаянно прикрывающий свое лицо. Толстый цыган с грязной черной бородой бил его плетью, схватив за волосы поднес ближе к толпе. И эти глаза, наполненные тоской и горем, болью, которая кислотой разъедала бедного мальчика, заставили Жири вздрогнуть. Вернувшись домой, Антуанетта не могла вычеркнуть из головы вопли толпы и взгляд голубых глаз. И ночью, решившись на отчаянный шаг, она пробралась на площадь незримой тенью. Она выглянула в тот самый момент, когда бородатый цыган что-то говорил пленнику, и его слова были похожи на поросячее хрюканье. Увидев на земле сверкающую монетку, цыган наклонился за ней, беря ее в свои жирные руки. И тут произошло такое, отчего у мадам Жири встали волосы дыбом. Мальчишка накинул петлю на шею цыгана, выражения его лица видно не было, его прикрывал мешок на голове. Цыган пытался вырваться, тяжело кряхтя, но силы оставляли его до тех пор, пока он не испустил последний вздох. Тяжёлое тело рухнуло на кирпичную дорогу. Мальчик осел, все ещё переворачивая в голове, что сделал. Антуанетта поняла, что нельзя терять времени. Она выбежала к клетке, забрала ключ с трупа и дрожащими руками открыла клетку. - Я помогу тебе, не бойся, иди сюда. Мальчик оставался на месте. Что это за женщина? Ангел Смерти? Она будет карать его? Когда Антуанетта услышала шаги, то схватила Эрика за руку и потащила за собой. Он не сопротивлялся, бежал за ней. Так они и неслись по улицам Парижа под покровом ночи. От прежнего забитого существа осталось совсем немного. Анутанетта рада, что смогла помочь Эрику. Становилось темно. Сквозь тучи виднелось сияние темно-фиолетового заката. Дорога снова терялась, нужно узнать, как лучше двигаться, пока совсем не стемнело. Эрик остановился, слез с коня и осмотрел местность. Его слезливые от жара глаза не видели ничего, он держался из последних сил. Все как в тумане. Тогда он прохрипел: - Кристина, дай карту. Даае открыла сумку и застыла. Карты не было. Ее руки задрожали, она начала рыться дальше, но все тщетно. - Ее нет ... - Что? Я не слышу, Кристина, где карта? Даае повернулась к Эрику с пустой сумкой. - Ее нет... Она, видимо, выпала. - Что?! Каким образом? Я ведь говорил быть внимательнее! Эрик вырвал у нее сумку, осмотрел ее, пусто. Мужчина разозлился не на шутку. Антуанетта спешилась и порылась в вещах у себя, на всякий случай, но чуда не произошло. - Как мы теперь будем без карты?! Там уже был проложен маршрут, были все пометки! Кристина задрожала всем телом, ком подступил к горлу. Какая она дура! Как можно было так невнимательно относиться к важным вещам?! Эрик рвал и метал. В это время послышался топот копыт. Путники обернулись к холмику. Кто-то скакал, четыре очертания. У всех похолодело внутри. Кто это? Жандармы настигли их? Где они просчитались? Эрик молча выжидал, дела обстоят отвратительно. Вдруг его ударило в холодный пот, звуки заглушились, ноги перестали держать. Он рухнул на землю, потеряв сознание. Кристина подбежала к нему, Эрик не реагировал. Неизвестные приближались. Чем ближе они подъезжали, тем понятнее становилось, что это не жандармы. Хорошо это или плохо? Наконец-то лица можно было различить. Впереди скакала женщина с пышными волосами на гнедом коне. Позади нее следовали трое мужчин. Цыгане. Их лошади окружили путников. Женщина, вскинув голову, осмотрела путешественников, как только могла в наступающих сумерках. Она заметила мужчину, который лежал на земле. - Что это с ним? - Он болен... Потерял сознание. Женщина нахмурила брови. Она спешилась и подошла к Кристине, которая сидела рядом с Эриком. - Давно болеет? - Несколько дней. - Что вы здесь делаете? Путники обычно не ходят в этих местах. - Нам пришлось сократить путь, мы немного заплутали. - Туристы, - фыркнула женщина, - тащите его в наш табор. Лекарь постарается помочь ему. Куч, Бахти, продолжайте осмотр территории. Мы с Ману отведем их к нам. Мужчины помогли усадить бессознательньного Эрика на коня. Двое продолжили штурмовать местность. Ману ехал впереди, уверенно держась в седле. Женщина поравнялась с путниками. - У вас такие лица отрешенные. Думали, что мы вас грабить и убивать будем? Живёте в своих сплетнях и сказках, - цыганка расхохоталась, - сделайте лица попроще. - Зачем вы нам помогаете? - Людям нужна помощь, а вы на нашей территории. Я обязана помочь по нашим правилам... Так, как так вышло, что вы заплутали в степях, чокнутые? Только мы знаем их наизусть. Суваться сюда без карты, все равно, что идти в пустыню без воды. - У нас была карта, - решила подать голос Даае, - но я ее потеряла. - Ай-ай-ай, девочка. Чистое везение, что мы вас нашли. Ничего, горе-путники, разберемся. - Спасибо. - Пока не за что благодарить. Все ещё впереди. Женщина имела ввиду Эрика и его лечение. - А... Как вас зовут? Цыганка гордо повернулась к Кристине, она явно была отличной наездницей. Эта женщина напоминала стойкий камень, все ее тело выражало силу и жажду свободы. - Талэйта.