Мой сладкий кошмар

      Джин       — У нас опять детектор? — спрашиваю Эрика, когда мы, выйдя из столовой, идём в другую сторону.       — Нет, — он отрицательно качает головой.       — Тогда что? — почему-то не терпится узнать.       — Терпение, медвежонок, скоро узнаешь, — криво ухмыляется он, заставляя подскочить мой пульс до предела. Как можно быть таким красивым?       Думаю о своём и не задаю больше вопросов. Мы заходим в небольшой зал, напоминающий школьный класс, только вместо парт длинные ряды столов.       — Садись, — указывает он на первый ряд стульев, и я сажусь, смотрю, как Эрик забирает ноутбук и садится рядом со мной. — Я должен донести до тебя кое-какую информацию, но сначала мы посмотрим это, — кивает он на монитор передо мной. — Насколько я знаю, школьникам в Отречении эти съёмки не показывают. И абсолютно зря. Вы растёте тепличными.       — То есть, по-твоему, я тепличная? — возмущаюсь его внезапным заявлением.       — Ты предпочла своей фракции Бесстрашие. Теперь ты бесстрашная, и мне нужно тебя подготовить к тому, что тебе предстоит. Но… — он вдруг покашливает, словно прочищая горло от застрявшего кома и, перестав говорить, нажимает на клавиатуре начало просмотра.       — Но? Есть какое-то «но»? Эрик, скажи мне.       — Не бери в голову, это моя проблема, и я с ней разберусь. Лично тебя она не касается. С тобой всё в порядке. Смотри на экран.       Хочу сказать, что нельзя вот так сказать слово, а потом приказать забыть, но мой взгляд цепляется за картину в мониторе. Девушка, совсем юная, сидит на полу, кажется, ванной и ест свои волосы. В прямом смысле этого слова, она с совершенно спокойным выражением лица срывает пряди и жуёт их. Камера приближает картинку и я вижу её глаза. Они пустые, словно девушка ничего не видит перед собой.       — Господи, — шепчу, шокированная картиной, и кадр меняется. Теперь на экране пара молодых людей, они выглядят пьяными, но спустя секунду понимаю, что это не так. Они издают поистине зловещие звуки, не думала, что люди способны на такое. Их тела словно выкручивают невидимые руки.       Следующий кадр: девушка в сером. Боже мой, я её знаю, Калин, она в странной позе, словно её колени не могут сгибаться, падает на спину, перевернувшись на живот и привстав начинает ходить, словно в неё что-то вселилось.       Дальше кадры сменяются и картины похожи одна на другую, они вызывают тошноту. Понимаю, что больше не могу на это смотреть.       — Эрик, умоляю, хватит, — закрываю лицо руками и он выключает ноутбук, кладёт рядом и обнимает меня.       — Дыши, медвежонок, — шепчет, крепко прижимая меня к своей груди.       Некоторое время просто сидим так, и я пытаюсь переварить увиденные ужасы.       — Существуют наркотики растительного происхождения и синтетические, — нарушает он тишину. — Первые мы пока отметаем, это не наш случай, возможно, к сожалению. Судя по ряду фактов в нашем речь идёт о синтетике.       — Ты сказал, к сожалению, — шепчу мой голос всё ещё дрожит. — Почему? Чем синтетика хуже?       — Принципом действия. Употребление любой наркоты в любом случае ведёт к разрушению нервной системы, быстрому износу организма, деградации личности. Зависимость от синтетических наркотиков очень сложно вылечить до сих пор. На определённой стадии невозможно.       — А как же всякие там сыворотки? Регенерация? Ведь если речь идёт о жизни, лучше попытаться спасти человека, независимо от побочного эффекта? Я не права?       — В тебе иногда всё ещё говорит Отречение, — Эрик тепло улыбается, но тут же снова становится серьёзным. — Когда в этом самом человеке практически полностью уничтожена личность, как считаешь, ему поможет лечение? Разве можно сделать человека, например, из гиены? — он смотрит на меня с вопросом, его голос меня успокаивает. — Она может быть очень умной, когда-то, очень давно у нас с ними даже были общие предки. Но это животное, хищник, живущий инстинктами: еда, сон, охота, размножение…       — Мгм, — киваю, стараясь спрятать невольную улыбку. — Размножение. Да. А сексом ради удовольствия они не занимаются?       — Моя сладкая кнопочка, — Лидер наклоняется к моей шее, обжигая горячим дыханием. — Этот вопрос мы с тобой непременно обсудим, — слегка прикусив кожу на моей шее, он отстраняется. — Но чуть позже. Мы отвлеклись.       — Да, прости. Мы говорили о личности. Я всё поняла. Ты прав, если в человеке нет человечности, он опасен для общества, — при этих словах по спине пробегает неприятный холодок.       — Это верно, — он ободряюще сжимает моё плечо. — Продолжим. Ты только что видела, как выглядят люди под воздействием этой дряни. Но не все, иногда на первый взгляд человек может показаться вполне адекватным. Разве что, слегка возбуждённым, чересчур общительным, навязчивым. Это присуще многим людям, не все они наркоманы.       — Тогда как я смогу понять, что передо мной наркоман?       — Существует ряд признаков: расширенные зрачки, учащённое дыхание, часто бледная, нездоровая кожа, тремор в конечностях, бесконтрольная мимика — это то, что ты можешь увидеть глазами. Человек много говорит, но часто теряет нить разговора, он невнимателен, слишком эмоционален, хвастлив, много врёт. Его настроение на глазах может смениться с чрезвычайной радости до откровенного депресняка; от спокойствия к гневу. Всё это ты можешь заметить практически сразу.       Эрик ведёт свой рассказ с таким знанием дела, что становится жутко.       — Я обычно внимательна к людям и сейчас понимаю, что, скорее всего, я с такими встречалась прежде. Но нам в Отречении не рассказывали ничего о наркотиках.       — Именно по этой причине ты видела на этом видео подростков в серой одежде. Их больше, чем ты можешь представить, и вылечить удаётся не всех. Сейчас, насколько я понимаю, речь идёт о самом паршивом дерьме, которое только можно вообразить: соль. Он относится к ряду амфетаминовых психических стимуляторов, очень быстро разрушает нервную систему, у подавляющего большинства формирует зависимость с первой дозы. Есть исключения, — он как-то странно, невесело улыбается, его взгляд устремляется словно внутрь себя. — Но они очень редки. Через пятнадцать минут после приёма ты будто становишься богом, ты чувствуешь эйфорию, кажется, что нет на свете ничего, что тебе неподвластно. Чувство реальности размывается, стираются грани дозволенного, кажется, если ты спрыгнешь с крыши, то полетишь. И никто больше не сможет тебя удержать, никакие оковы или клетка…       — Эрик, ты так говоришь, словно…       — Ты абсолютно права. Со знанием дела, — тряхнув головой, он быстро смаргивает оцепенение и смотрит мне в глаза, теперь уже совершенно спокойно, даже безразлично. — Я пробовал однажды, ещё в Эрудиции. Притащил один мой знакомый, и мы приняли вместе. То ли дозу неправильно рассчитали, то ли действующего вещества было слишком много. Вся хрень этой гадости заключается в том, что в её производстве никто не контролирует качество или количество катиона.       — Что с вами стало? Видимо, ты оказался одним из тех, кому повезло?       — Оказался, — Эрик горько ухмыляется. — Меня откачали, успели вовремя, сделали МРТ: органы и мозг не пострадали. И я не подсел. Как мне объяснили, я оказался химически независим.       — А твой знакомый? Где он сейчас? Он теперь наркоман?       — Знакомый всегда хотел научиться летать. Он поднялся на крышу и сделал шаг навстречу свободе.       — Ты был с ним рядом, — скорее констатирую факт, чувствую, как сердце сжимается в тисках.       — Да, был. Я так сильно ржал, что когда меня нашли, уже с пеной у рта, у меня совсем пропал голос.       — Господи, — обнимаю его так крепко, как могу, и понимаю, что не хочу отпускать. Словно я могу… словно мне под силу.       Он хочет что-то ещё сказать, но звонит телефон. Отстранившись неохотно, Эрик достает мобильный из кармана. Пара слов и я понимаю, что что-то случилось.       — Урок окончен, ты свободна на сегодня, — оставив горячий поцелуй на моих губах, Эрик выбегает из класса, а я стою и смотрю ему в след.       Эрик       — А тушение пожаров тоже входит в обязанности штурмовой группы? — Трент задаёт наверное уже десятый по счёту вопрос, но, как ни странно, я реагирую спокойно.       — Нет, для этого есть специальная служба. Пожарный отряд, — продолжаю вести машину, не отрывая взгляд от дороги и быстро приближающегося зарева пожара. — В нём, как ты должен знать, состоят не только бесстрашные, но и эрудиты, в основном это парамедики. Но сегодня, по всей видимости, особенный случай.       — Почему? Что особенного в горящих развалинах? — мелкий не унимается, и боковым зрением я улавливаю, как на лице его бывшего инструктора, а ныне командира подёргивается глаз. Наконец его хрупкая душа не выдерживает более раздражителя в виде бывшего искреннего, и он оборачивается назад.       — Вот сейчас и узнаем, а пока будь добр, заткнись, договорились?       Трент сразу смолкает, то ли обидевшись, то ли исчерпав наконец свой запас вопросов. Когда подъезжаем к месту пожара, понимаю сразу, что тут что-то нечисто. Обычный мусор так не дымит. Едва мы с Фором открываем двери, как в ноздри сразу впивается едкий запах химикатов.       — Фу! Что за вонь? — возмущается Трент и зажимает пальцами нос.       — Знакомый запах. Где-то я его слышал, — лосяш начинает принюхиваться, и все мы, глядя на него, брезгливо кривимся.       Остальные члены отряда выгружаются из драгстеров, и Фор отдаёт всем приказ надеть противогазы.       — Рассредоточились по периметру, — круговым жестом показываю бойцам оцепить пылающее здание. — Ближе десяти метров не приближаться. Если увидите, что кто-то спасается из огня — стрелять по ногам. НЕ на поражение! И будьте внимательны, не подстрелите пожарных или этих засранцев с синими жопами. Сохатый и Олешка — держитесь рядом с командиром. Считайте, это ваше боевое крещение.       Получив немудрёные инструкции, все мигом рассасываются, а я направляюсь к командиру отряда пожарных.       — Мой Лидер, Вы вовремя, — невысокий и крепкий бесстрашный с особой нашивкой на форме оборачивается ко мне, нажимая на кнопку обратной связи рядом со шлемом.       — Вы успели выяснить, что горит?       — Об этом я и хотел доложить. Это подпольная лаборатория. Небольшая и, скорее всего, недоукомплектованная. По всей видимости, в неё только начали завозить оборудование, но, судя по стоящему запаху, реактивы уже частично были здесь.       — Причину возгорания выяснили? — осматриваюсь по сторонам, вглядываясь в полуразвалившиеся здания вокруг, но не замечаю пока ничего подозрительного.       — Это же изгои, — командир пожимает плечами. — Не представляю, как им удалось достать оборудование и всё остальное, но что касается техники безопасности — то они о ней явно никогда не слышали.       — Послушай, — подхожу к нему ближе, как будто это каким-то образом повлияет на качество нашей беседы, учитывая, что мы оба в противогазах. — Как твоё имя, напомни?       — Оушен, мой Лидер.       — Можно просто Эрик. Так вот, Оушен, кажется, работая с умниками ты слегка нахватался их привычки недооценивать тех, кто ниже по социальному статусу, — стараюсь звучать как можно более сдержано, но выходит с трудом, вижу это по реакции бойца, который, кажется, сейчас уменьшится вдвое и целиком спрячется под своим шлемом. — Очень многие допускают эту ошибку, но ты бесстрашный и должен понимать, что мы не имеем права ошибаться. Вот скажи мне, Оушен, откуда берутся все эти изгои? Хотя я сам тебе напомню: из фракций. Среди них есть бесстрашные, отреченные, все остальные. И умников там тоже полно, поверь мне. Далеко не все родились и выросли среди этого сброда. И на твоём месте я бы относился к ним посерьёзнее.       — Командир! — мой монолог прерывает боец, подбежавший из самого пекла. Его защитный костюм весь дымится, и даже сквозь противогаз я слегка ощущаю запах гари. — Мой Лидер! — заметив меня, хрен пойми, как узнав, он выпрямляется в струну. — В основном всё потушено. Остались небольшие очаги, но они не опасны. Подвалы на нашу удачу не пострадали. В них можно войти, как только восстановится видимость.       — Отлично, — вызываю Фора по встроенной в шлем рации. — Что там у вас?       — Всё спокойно. Смотрю, почти всё потушено. Нам есть там, с чем работать?       — Говорят, что подвал уцелел. Значит, есть. Пришли мне Дакоту и ещё четверых. Сам оставайся на месте и наблюдай.       — Я мог бы…       — Выполняй и не спорь. Так надо, — на мгновение замолкаю, задумавшись над объяснением, но понимаю, что его у меня нет. — Конец связи, — отключаюсь и возвращаю внимание Оушену, который вроде слегка отошёл и снова виднеется из-под шлема. — Объясни мне одну вещь: я давно уже заметил, что даже в противогазе и шлеме меня всегда и все узнают. Почему? Точнее, как?       — Вас с вашей манерой держаться нельзя не узнать, — по голосу слышу, что он улыбается. — Даже наденьте вы на себя сопёрный костюм или скафандр химической защиты, все будут знать, что это вы, — на секунду замешкавшись, он продолжает. — Ваша походка… Вы похожи на хищника…       — Ладно, можешь не продолжать, — раздражённо хмыкаю, сразу вспомнив хорька. Мысленно вдруг радуюсь, что в тот момент в столовой рядом не было кого-нибудь вроде Зика или его младшего братишки, иначе бы это противное прозвище точно ко мне прилепилось намертво. — Спасибо, что разъяснил.       Пока говорю с ним, подбегают бойцы во главе с Дакотой. Эта девка, выпускница прошлого года, оказалась настоящей находкой для нашего спецотряда. Гром-баба, ни дать, не взять, но умная и исполнительная, и с неплохими задатками командира.       — Вызывал? — она нажимает кнопку на шлеме, прежде посмотрев сверху вниз на стоящего рядом Оушена, который по рации отдает приказ группе пожарных вместе с нами отправиться проверить подвал.       — Да. Отправляйтесь в здание вместе с пожарными. Начинайте проверять подвалы. По возможности старайтесь не использовать огнестрел. Сама понимаешь, мало ли, какие химикаты там хранятся.       — Поняла. Выполняю, — девушка жестом призывает бесстрашных следовать за ней, и они впятером скрываются в пелене уже начавшего оседать едкого дыма. Снова вызываю по рации Итона.       — У вас всё чисто?       — Ты же знаешь, что да. Зачем спрашиваешь?       — Я сейчас подойду.       Отключаюсь и только собираюсь направиться к восточной стене, как моя рация снова оживает.       — Эрик, встречай своего подопечного. Он ничего мне не объяснил. Только сказал держаться подальше от здания и рванул к тебе.       — Я тебя понял. Вижу его, — направляюсь навстречу Дейзу, который бежит и машет руками, пытается что-то мне объяснить. — Твою мать, на кнопку нажми, — рычу раздражённо, показывая ему кнопку на шлеме.       — Эрик, скорей отзови их! Я вспомнил этот запах… Это...       Не успеваю услышать конец фразы, как раздается оглушительный взрыв, и остатки потушенного здания на глазах оседают, хороня под собой всех, кто находился внутри.