Мой сладкий кошмар

      Джин       Просыпаюсь в постели одна, хотя засыпали мы вместе. Уже ненавижу это чувство тоски и чего-то ещё. Некоторое время остаюсь лежать, вспоминая вчерашнюю ночь. Я действительно начинаю волноваться о психике Лидера, она у него, мягко говоря, нестабильная.       Вздохнув, поднимаюсь и плетусь в душ. Мне срочно нужно увидеться с Тоби. Если Эрику хреново, то другу сейчас не лучше, и я как никогда нужна ему.       Спустя час я уже сижу рядом с Тоби, слушаю его короткий рассказ о вчерашних событиях. С одной стороны понимаю их с Эриком сожаления и горечь утраты, одновременно горжусь своим другом.       По словам Тоби Дейз узнал запах ацетона, но, к сожалению, было уже поздно. Дейз был свидетелем, когда сгорел склад лакокрасочных материалов в Дружелюбии. А вчера, когда отряд Эрика прибыл на место происшествия, им пришлось тут же надеть маски, вот почему они сразу не поняли, какие именно вещества горели.       — Если бы не его долбанная чуйка, то сегодня прощались бы и со мной, — Тоби проводит рукой по влажным волосам. — А теперь я даже знаю, сказать ему спасибо или свернуть шею, — хмыкает недовольно.       — Милый, перестать, — пересаживаюсь ближе и обнимаю друга, — думаешь, твоя смерть что-нибудь изменила бы для погибших бойцов?       — Нет, но я должен был быть там, — отвечает он устало, зарываясь носом мне в шею.       — Конечно, не должен был! Я бы не пережила такой утраты. Ты не смеешь злиться или сожалеть, что остался жив!       — Ну хорошо, я молчу, — он отстраняется и смотрит мне в глаза. — Ты видела Эрика? — звучит не совсем как вопрос.       — Да, — признаюсь честно, — он приходил вчера в бар, — о большем я пока не готова ему рассказывать, всё потому что знаю, какой будет реакция друга, и мы все трое к ней не готовы. — Ладно, милый, мне пора. Хочу навестить друзей до начала церемонии прощания.       — Хорошо, увидимся позже, — он встаёт следом за мной и, пройдя вперёд, открывает мне дверь.       — Увидимся, — целую его в щеку и выхожу.       В Яме, как принято, полно народу, но на этот раз вся эта, привыкшая галдеть толпа, мрачно молчит. Смотрим на мостик, где стоят Макс, Эрик и весь командирский состав.       — Сегодня Бесстрашие прощается со славными бойцами. Это большая утрата не только для их семей и друзей, а несоизмеримая потеря для всей фракции, — начинает Макс. Он говорит громко, чётко и горячо. Речь истинного Лидера. Но мой взгляд, моё внимание на сосредоточенны другом Лидере.       Эрик стоит в стороне от него и смотрит прямо перед собой. Его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций. Он выглядит безучастным, и если бы я не знала, что именно он чувствует, то подумала, что ему всё равно.       — Мы все знали, что нас ждёт, когда выбирали фракцию. Долг каждого из нас: не забывать об ушедших, — продолжает Макс, — С достоинством и честью нести свою службу и наказать виновных.       — Мурашки по коже, — шепчет Тина, сжимая мою руку.       — Да, — киваю, продолжая смотреть на Эрика.       — А второму Лидеру, как водится, на всё по хуй. Взгляните какой надменный вид, — произносит какой-то парень, стоящий позади нас, который сейчас, похоже, останется без зубов.       — Завали рот, ты не понимаешь, о чем говоришь! — шипит ему Трент.       — Говорю, о чём думаю, — отвечает бесстрашный.       — Я вырву тебе твой гнилой язык и заставлю проглотить его, — бесцветно выдаёт ему Дейз, — тогда ты сможешь думать, сколько влезет, главное — молча!       — Спокойно, верзила, — дружок парня напряжённо хлопает Дейза по плечу. — Он всё понял.       Дейз не отвечает, брезгливо скинув с плеча навязчивую руку.       — Идиоты, — Тина снова подаёт голос, пока я стараюсь совладать злостью.       — Таких немало, — Трент потирает плечо, сразу понимаю, что он сегодня уже принимал участие в драке.       Дослушав прощальную речь, удаляемся из Ямы. Как бы я ни старалась найти Эрика, мне не удаётся это сделать. Ему нужно время, да и мне тоже.       Проводив Трента и Дейза в ночную смену, остаёмся с Тиной одни. Сидим почти молча, каждая думает о своём. А ведь Макс прав: мы все понимали, на что шли, когда выбирали Бесстрашие. Тогда почему сейчас так пусто и грустно на душе? Кажется, жизнь лихачей совсем мимолетна; один неверный шаг, и всё, конец пути.       — Может, сходим в столовую? — в какой-то момент предлагает подруга. — Я не завтракала, и обед мы пропустили, хотя бы поужинаем.       — Как быстро летит время, — подавленно улыбаюсь, поднимаясь с дивана.       — Ты про сегодня или в целом? — спрашивает Тина, забирая наши куртки.       — И то, и другое, милая, — отвечаю подруге, — главное, успеть немного пожить.       — Согласна. Я сегодня же приму предложение Зика, переехать к нему.       — Оу, ты не делилась этой новостью, — смеюсь, толкая её в бок.       — Я не успела. Вчера после взрыва он сказал, что хочет чтобы мы были парой.       — Как романтично, — обнимаю Тину за плечи, в глубине души завидую ей белой завистью. Ведь всё, что вчера сказал Эрик — это то, что не хочет оставаться один. Ну что же, каждому своё.       После ужина начинаю волноваться не на шутку, особенно когда Кайя говорит, что Эрик сегодня не появлялся совсем.       Немного посидев с ней и выпив за упокой души бойцов, отправляюсь прямиком к Эрику. Дверь мне, естественно, никто не открывает. Я могла бы воспользоваться своим ключом, но почему-то точно уверена, что его нет дома. Остаётся три места, где он может быть: Тоби, бар и спортзал. Решаю начать с зала.       Железная дверь плавно отплывает, и я захожу в полутемное помещение. На долю секунды мешкаю, в памяти всплывают события той ночи, когда Кирк с Диланом устроили мне засаду. Но, тряхнув головой, отгоняю эти ненужные сейчас мысли и прохожу в глубь.       Мои шаги отдаются эхом, и сердце бьётся всё быстрее, наверное потому что вижу Его. Эрик сидит на скамье с поникшей головой, руки зарыты в волосы, и он опирается локтями на колени.       Подхожу ближе, осторожно касаюсь его голой спины. Не говорю ничего, ему сейчас не нужны слова. Их было сегодня предостаточно — от Тоби, от Макса, от ребят. Эрику нужно просто участие, это всё, на что я сейчас способна.       Провожу пальцами вдоль позвоночника, поднимаясь выше к плечу. Обойдя неподвижного Лидера, встаю перед ним. Накрываю его руки своими, хочу посмотреть в его глаза, и он позволяет. Берёт мои руки в свои ладони и поднимает голову.       Вижу его разбитые костяшки и сердце сжимается от боли. В его взгляде столько всего: сожаление, отчаяние, досада и безысходность. Эрик притягивает меня ближе, разводит бёдра шире, и я опускаюсь на колени перед ним.       Отпустив мои руки, он касается моего лица, нежно ласкает подушечкой пальца губы.       — Это закончится, — произношу тихо, еле слышно, — я сделаю всё, что смогу. Малыш, мы прикроем этих ублюдков.       — Тсс, — шепчет Эрик, наклоняясь ближе, — сейчас ты нужна мне здесь.       — Я рядом, — обнимаю его за плечи, нежно касаюсь губами шеи и задыхаюсь от нахлынувших чувств. Благодарю вселенную за то, что он не был в том здании, что он цел и невредим, по крайней мере, физически. Про его душевное состояние я буду волноваться позже.       Начинаю покрывать нежными поцелуями его шею, медленно опускаясь ниже, и он напрягается с каждым вдохом. Лаская его грудь, опускаю руки к ширинке, и Эрик накрывает мои пальцы рукой.       — Джин, — зовет он меня хрипло.       — Всё в порядке, — смотрю в его глаза, растворяясь во внезапно появившемся тепле. — Ты нужен мне, — продолжаю свои мольбы. — Я нуждаюсь в этом, и если ты тоже нуждаешься во мне, — смолкаю на секунду, — пожалуйста, позволь мне.       Эрик молча отпускает мои руки, смотрит, как я лихорадочно пытаюсь справиться с его ремнём и болтами на джинсах.       Закончив воевать с бесячей вещью, сразу запускаю руки за пояс боксёров. Удивленно вскидываю бровь — сейчас я ожидала чего угодно, но не член в полной боевой готовности.       — Я всегда хочу тебя, — отвечает Эрик на мой немой вопрос.       — Ты даже не представляешь, — хочу сказать много чего, но в последний момент передумав, наклоняюсь и провожу языком по напряжённой бордовой головке.       Он шумно выдыхает, откидываясь назад, давая мне больше доступа, и я сразу пользуюсь этим. Освободив его плоть от плена одежды, сжимаю ствол руками. Ласкаю языком и начинаю жадно посасывать. Сама удивляюсь тому, что со мной происходит, моя жажда в нём, в его стонах, в его наслаждении сводит с ума. Отчаянно хочу сделать ему приятно, хотя не понимаю, кто из нас в данный момент получает больше удовольствия.       Его аромат и вкус, самый сладкий на свете, доводит меня до безумия. Начинаю стонать, ускоряя движения рукой, насколько могу, глубже вбираю его в себя. Понимаю, что могу съесть его в прямом смысле, и только сейчас до меня доходит суть его слов: «могу сожрать тебя и не подавиться». Именно, не больше, не меньше.       Эрик зарывается пальцами в мои волосы; на мгновение мне кажется, он попытается притормозить мой сумасшедший ритм. Но нет, он просто ласкает мне затылок и тихо стонет, окончательно срывая мне крышу.       Впиваюсь ногтями в его бедро и практически насаживаюсь на его член, хнычу от нетерпения и наконец понимаю, в чём дело: это моё собственное возбуждение. Мое тело на грани взрыва, и когда спустя пару движений он кончает, изливаясь мне в рот, я следую за ним, крепко сжимая бёдра и продолжая ласкать его плоть рукой. Жадно глотаю всё до капельки, попутно пытаюсь отдышаться.       Воздуха категорически не хватает. Я даже не понимаю, как оказываюсь в его руках. Сквозь бешеный пульс в ушах слышу его слова:       — Моя маленькая, горячая фурия…       Эрик       Не имею представления, как у неё это получается, но стоит ей коснуться меня, как невыносимая горечь почти моментально уходит. Она растворяется в тепле её нежных рук, в её ласковом взгляде. Мне хочется забыть обо всём, чтобы остались только мы. И даже сейчас, после такой, умопомрачительно сладкой разрядки, мне отчаянно мало.       Сползаю со скамьи и становлюсь перед ней на колени, нахожу её губы и впиваюсь в них жадно, с хриплым рычанием. Запускаю язык в её ротик, сплетаю с её язычком и начинаю судорожно дрожать. Остатки тоски генерирую в похоть.       Да, теперь уже чувствую, что это именно она. Не нежность и не желание, а жгучая похоть, которая начинает стучать в висках, разливаться по телу, вырываясь наружу с сиплым дыханием.       Джин в моих объятиях — податливая, сладкая и такая горячая! И плевать, если кто-то войдёт, хотя я сомневаюсь. Командирский состав скорее всего уже надирается в баре, и я тоже намерен поступить точно так же, но не сейчас. Сейчас я хочу её, хочу так, что задыхаюсь, и терпеть это больше нет сил. Наконец оторвавшись от её губ, шумно вздыхаю, на секунду уткнувшись лбом в её лоб и сжав кулаки.       — На четвереньки, малышка, — выдыхаю хрипло, едва ли членораздельно. Язык заплетается, напрочь отказываясь мне подчиняться.       Джин без лишних слов разворачивается и становится на четвереньки. Дрожащими пальцами стягиваю штаны с её сладкой попы и сжимаю упругие ягодицы с излишней силой, но не могу контролировать своё возбуждение. Её узенькая, гладкая киска так манит! Остатки терпения разлетаются вдребезги, вхожу в неё сильным толчком, и она тихо вскрикивает. Наверняка, я ей сделал больно, но остановиться сейчас я просто не в силах.       Расставив колени, компенсирую таким образом разницу в росте, которая заметна даже в этой позе, и плотно сведя её ножки, начинаю двигаться. Даже не так — я бесконтрольно вбиваюсь в неё, придерживая руками стройную талию. Но этого мало, мне нужно что-то ещё. Я не могу целовать её в таком положении, но ладони горят, желая ласкать её, пусть мои ласки сейчас будут грубыми и нацеленными на моё личное удовольствие.       — Обопрись о скамейку, — рычу, на секунду застыв. Джин подчиняется, ничего не говоря, лишь судорожно вздыхает и опирается руками, приподнявшись. — Да!       Запустив руки под её майку, расстёгиваю застёжку на лифчике и с приглушённым стоном накрываю ладонями полушария груди. Грубовато сжимаю твёрдые соски. Такие нежные, они так возбуждают!       Вспоминаю моменты ещё до нашей первой близости, когда я таращился на её грудь, на призывно торчащие сквозь эластичную ткань горошины, мечтая о том, как однажды избавлю её от одежды и смогу впиться в них ртом.       Продолжаю входить в неё глубоко, сотрясаясь от мелкой дрожи. Снова сжимаю аппетитную попу, перестав терзать её грудь. В ней так потрясающе тесно, так влажно и горячо, что я не могу контролировать стоны. Руки трясутся, а всего меня колошматит будто в каком-то припадке. Увесисто шлёпаю по её попе, оставляя отчётливый след своей пятерни, сжимаю ягодицы и начинаю насаживать девчонку на свой каменный член. Уши давно заложило, но я из последних сил прислушиваюсь к её стонам. Кажется, они мне сейчас просто жизненно необходимы.       Запах нашей страсти заставляет кровь закипать. Пропускаю через горящие лёгкие, кажется, сразу тройной объём воздуха, но не обращаю внимание на то, как кружится голова. Только один момент напрягает: перед глазами мутнеет, и мне неотчётливо виден процесс нашего соединения. Пытаюсь моргнуть и сфокусировать взгляд, но у меня не выходит, и это вдруг начинает бесить, став своего рода триггером.       С обречённым рычанием ускоряюсь, долблюсь в неё как ненормальный, совершенно не заботясь о силе толчков. Умом понимаю, что так могу навредить ей, но уже не в силах успокоиться. Всё вдруг разом сваливается обратно: дикое отчаяние, невыносимая боль и тоска. Разбушевавшиеся нервы сдают, но, слава Богу, только сейчас, когда мы с ней уже оба на грани. Наклоняюсь и впиваюсь зубами в изгиб её шеи, чувствую, как её горячая плоть сокращается, ритмично сжимая член. Несмотря на мою агрессию, Джин блаженно кричит, и я тоже кончаю со сдавленным, хриплым стоном.       От наслаждения меня снова трясёт, и я не могу найти в себе силы, чтобы разжать челюсти, их будто заклинило. Как и меня самого безнадёжно замкнуло. Чёрт! Кажется, я в самом деле превращаюсь в безмозглое животное. С моей неустойчивой психикой это и не удивительно.       — Милый, всё хорошо, — её голос звучит приглушённо и нежно ласкает мой слух.       Джин осторожно поднимается, придавая нашим телам вертикальное положение, и я обнимаю её, прижимая к себе. Отпустив наконец её шею, как домашняя псина начинаю зализывать место своего укуса, прижиматься губами, умирая от сожаления.       Да уж, Эрик, похоже, тебя действительно клинит. Годы проклятой «тюрьмы» в Эрудиции оставили свой след, исковеркав сознание безнадёжно. Теперь остаётся только гадать, каким оно могло быть, если бы мне посчастливилось родиться в любой другой фракции.       — Кажется, я социально опасен, — хриплю в её ушко, прижимаясь щекой и царапая отросшей щетиной тонкую кожу.       — Ты только что это понял? — Джин тихо смеётся, откинув голову мне на грудь. — Я это точно переживу.       Как только за нами закрывается дверь спортзала, прижимаю её к стене, впиваясь коротким, но глубоким поцелуем в приоткрытые губы.       — Пойдём со мной в бар, — шепчу, потёршись щекой о её щёку. — Ты сегодня нужна мне.       — Только сегодня?       — Не цепляйся к словам, Джин. Не сейчас. Ты и так обо всём знаешь.       — Нет, не знаю. Ты не говоришь мне, — она начинает настаивать, чем сразу же меня раздражает.       — А ты говоришь? — отстраняюсь и смотрю на неё, приподняв бровь.       — Ты не спрашиваешь, — Джин понуро опускает глаза.       — Меня всё устраивает, — стараюсь звучать безразлично.       Вру ей сейчас, как до недавнего времени врал сам себе. Вернее, пытался, но, как видно, безуспешно. А что мне ей сказать? Что вляпался по самую задницу? Нет, скорее всего даже по уши. По макушку, блять. Лидер Бесстрашия, безнадёжно влюблённый в девчонку из Отречения. Весьма поэтично…       — Я всё поняла, — шепчет она, поджав губки.       — Ты ни черта не понимаешь, ясно? — рычу, сжав её плечи, и Джин поднимает на меня взгляд.       — Конечно! Куда мне понять? Я же убогая…       — Джин! — легонько её встряхиваю, но рявкаю достаточно громко. — Прекрати, хорошо? Когда-нибудь мы обязательно поговорим обо всём, о чём ты захочешь, но не сейчас.       — Мне нужно переодеться и принять душ, — уходит она от темы. — Я найду тебя в баре, — приподнявшись на цыпочки, Джин оставляет поцелуй на моей небритой щеке и быстро уходит, оставив меня одного.       Поправляю китель и не спеша плетусь в сторону бара. Сегодняшняя церемония выбила меня из колеи. Едва мне удалось достигнуть относительного душевного равновесия, наконец уложив девчонку в свою постель, как непременно должно было что-то случиться. Обречённо вздыхаю. Это Бесстрашие, здесь так всегда: стоит немного расслабиться, как обязательно получаешь пинка от судьбы. В данном случае хреновая карма была уготована не мне.

***

      В баре самый разгар «синевы», народец у нас горюет по-своему. За отдельным столом командирский состав. Макс с глазищами, красными, как у быка на Корриде, совершенно пустыми, стеклянными. Крайняя степень его опьянения, наставник явно хапнул лишку. Диг обнимается с Оушеном — командиром пожарных. Итона с ними не вижу, но тут ничего странного, он не любитель шумных компаний. Его максимум — прибухнуть со мной вдвояка, редко — втроём, когда к нам присоседится Зик. Сейчас эта парочка как раз сидит с краю у стойки, Фор смотрит на выход и коротко улыбается, махнув мне рукой.       — Я как раз рассказывал Зику, как ты спас мою задницу, — друг пересаживается, освободив мне свой стул между ним и Педрадом. — Надеюсь, в лазарете не прибавилось пациентов? — кивает он на мои разбитые костяшки.       — Увлёкся избиением груши. Забыл про бинты, — киваю бармену, и он быстро приносит стакан, наливает вискарь.       — Дружище, мне жаль, — Зик смотрит с сочувствием, и я зло усмехаюсь.       — Если ты не об этом, — поднимаю разбитые руки, — то твои соболезнования не по адресу. Моя задница так же цела, как и у Фора.       — Дакота была хорошим бойцом, — слышу горечь в голосе Зика, но сейчас она меня только раздражает. Как, собственно, и всё, происходящее здесь.       — Как и все остальные. Пусть их прах упокоится с миром.       Пока говорю с ними, постоянно кошусь на дверь. Не могу контролировать это, голова сама поворачивается каждую минуту. Зик, заметив это, прячет улыбку, а Фор напрягается, я отчётливо это вижу. Слишком уж хорошо его знаю.       — Ждёшь кого-то? — он смотрит на меня исподлобья, крутя полупустой стакан в руках.       — А ты против? — морщу лоб, состряпав непробиваемый фэйс.       — Нет, — он качает головой и пожимая плечами. — Конечно же нет.       Представляю слона, который неторопливо идёт между нами, и идиотский смешок вырывается непроизвольно. Это вам не кошка пробежала.       Вдруг понимаю, что мне нужно отлить. Или просто свалить на какое-то время отсюда подальше.       — Сейчас вернусь, — слезаю со стула и отправляюсь в сортир.       Очередь при виде меня расступается, и быстро сделав дела, я возвращаюсь обратно. Не могу найти слов, чтобы выразить, как меня «умиляет» картина, которую ту же вижу у стойки. Мелкая сучка сидит на моём месте между парнями, они с Фором спокойно беседуют, совершенно непринуждённо положив руки на стойку и сплетая свои пальцы.       Ахуенно! Просто, ёб твою мать, как всё вовремя.       Первым меня замечает Зик и сразу безошибочно читает выражение моего лица.       — Чёрт, — ругнувшись, он сползает со стула. — Эрик, тебе стоит остыть, — он подходит ко мне и встречает мой уничтожающий взгляд.       — Съебись с дороги, Зик, — шиплю ему почти в самое ухо, краем глаза заметив, как блядские голубки разжали сплетение пальчиков. — Вот все и в сборе, — оттолкнув Педрада, встаю между ними и обнимаю парочку за плечи.       Едва себя контролирую, чтобы не придушить обоих в столь «дружелюбном» порыве.       — Держи своё эго в руках, Эрик, — бормочет Фор и нервно скидывает мою руку с плеча.       — Эго, говоришь? — кладу руку на пах и сжимаю ширинку. — Вот моё эго! И я держу его в руках, когда отливаю, дрочу, или собираюсь кого-нибудь трахнуть.       — Джинни, пойдём, я отведу тебя домой, — засранец нахально обходит меня и подходит к девчонке, которая всё это время предусмотрительно молчит.       — Ой, бля… — стонет Зик и чуть не хватается за голову.       Беру со стойки стакан и, опрокинув в себя залпом содержимое, разбиваю его о пол.       — Сука! Совсем блять страх потерял? — взяв Фора за шкирку, дёргаю в сторону, но тот ловко выворачивается, с силой сжав моё запястье.       — Эрик, прошу, успокойся, — Джин испуганно смотрит, а убогий поганец продолжает выламывать мне руку. — Тоби, отпусти его, ладно? Мы лучше пойдём.       Не дожидаясь, пока Фор её послушает, или нет, пользуюсь моментом и бью затылком ему в нос. Он сразу разжимает захват, отшатнувшись назад — из разбитой носопырки начинает идти кровь.       — На выход, — приказываю, взяв девчонку за тонкое плечико.       — Зачем ты это сделал? Он бы сам тебя отпустил, — Джин возмущается, чем бесит вдвойне.       — Серьёзно? — сжимаю пальцы сильнее. — Считаешь, я должен был подождать? — проходим с ней через бар и выходим в коридор, где я сразу прибавляю свой шаг, переместив свою руку с её плеча на ладошку. — Сейчас тебе лучше помолчать, Джин. Просто поверь мне.       — Куда мы идём?       — Мы идём трахаться, разве не ясно?       — Я не хочу! — она пытается выдернуть руку, но я крепко сжимаю её, не позволяя вырваться. При этом сплетаю наши пальцы, грубо и слишком настойчиво, но тем не менее…       — Я хочу. А ты не сможешь противиться, — нахально ухмыляюсь. — А через минуту, как я начну, и не захочешь.       — Эрик, ты не находишь, что это слишком? Я не твоя собственность, и не кукла для секса.       — Для куклы ты слишком много пиздишь. И громко стонешь. А что на счёт собственности — я ведь силком тебя в постель не тащил? М? — вскинув бровь, киваю ей, но засранка молчит. Насупилась. Злится. — Так и есть, не тащил. Соблазнял — да, как только умел. И ты долго сопротивлялась, в этом отдаю тебе должное, медвежонок. Но ты сдалась. И я этому рад, не скрою. Я тебя выбрал, Джин, не имею понятия — как, по каким критериям или меркам. Может, по запаху, или твои издевательства меня так привлекли, но теперь ты МОЯ.       Пока выношу ей мозги своими нездоровыми откровениями, мы подходим к квартире. К её квартире.       — Ты не имел права так с ним поступать. Он твой друг! — Джин, кажется, не собирается открывать, лишь сыпет обвинениями, и я, только немного остыв, начинаю заводиться по-новой. Прижимаю её к стене и нагло лезу во внутренний карман ее куртки, нащупав там ключ. Приложив его к панели, заталкиваю невыносимую сучку в квартиру и щёлкаю выключателем.       — Да. Он мой друг. И могу тебя удивить, малышка, но ходить с набитым ебальником ему не впервой. Мы с ним и без тебя разберёмся.       Быстро разувшись, по-хозяйски расхаживаю по комнате. Снимаю китель, следом сразу футболку. Джин стоит у двери. Не имею понятия, на что она надеется, может, сбежать, хотя сомневаюсь, как минимум потому что ключ всё ещё у меня. Меня это бесит до жути: её жалкие попытки набить себе цену, и мои, столь же ничтожные — их игнорировать.       — Ты сломал ему нос, — она всё ещё продолжает гнуть свою линию, и моя крыша потихоньку ползёт набекрень.       — Всё с его носом в порядке, — цежу сквозь зубы, двигаясь в её сторону. — Разве что, самолюбие слегка повредил.       — Даже не дал мне к нему подойти!       — Блять! Джин, ты совсем дура? — ловлю её за руку и дергаю, привлекая к себе. — Или прикидываешься?       Стащив с неё куртку, разрываю тонкий хлопок футболки. На моё счастье, или на её — Джин без лифчика. Впиваюсь губами в призывно торчащий сосок, и ей не удаётся подавить сдавленный стон.       — Ты чёртов социопат, — она обречённо скулит, но не сопротивляется.       — Да, детка, безусловно. Помнишь щеночка?       Точно не знаю, нахрена, но стараюсь ударить по больному. Возможно, в отместку. Скорее всего… Поднимаю её на руки и несу к постели, где одним махом стягиваю с неё джинсы вместе с трусиками.       — Невыносимый говнюк, — её голос звучит уже едва слышно, и я довольно ухмыляюсь.       — И это тоже про меня.       Развожу её ножки руками и ложусь между ними на постель. Бесцеремонно провожу пальцами между нежными складочками, убедившись, что там уже давно мокро. Девчонка готова ко мне. Она сколько угодно может ломаться и злиться, но её тело для меня безотказно, как мой именной штурмовик.       Если бы ещё не эти блядские сопли по Итону… Сука! Как же бесит! Это чувство бессилия, осознание того, что он был с ней сто лет, а я появился едва ли не вчера. И теперь тут, типа, качаю свои права.       А Джин передо мной извивается, хнычет, трётся киской о мои пальцы. Маленькая, сладкая и ненасытная. Только моя! Как же до неё это донести?       С глухим рычанием прижимаюсь губами к влажной промежности и сжимаю руками стройные бёдра. Запускаю язык между губок, начинаю вылизывать, умирая от возбуждения и наслаждения ароматом и нежным вкусом, её сладкими стонами. Пока не понимаю, от чего меня сильнее ведёт — от похоти или злости, но хочу, чтобы она подо мной сходила с ума, извивалась и кричала.       И она всё оправдывает; продолжаю терзать её языком, яростно, нетерпеливо. Джин рефлекторно двигает бёдрами навстречу моим грубым, настойчивым ласкам, вскрикивает, разведя ножки ещё шире. В какой-то момент понимаю, что мне нужно больше доступа, хватаю подушку и кладу ей под попу. Сминаю её ягодицы, приподняв повыше, и снова впиваюсь губами в нежную плоть, втягиваю в рот набухший комочек и начинаю сосать и прикусывать. В это время ввожу в неё пальцы и трахаю мокрую дырочку, сам едва не кончая от всего, что делаю.       — Эрик! О, боже! — мелкая кнопка кричит, от чего у меня совсем сносит крышу.       Её плоть сокращается в спазмах. Резко вытащив пальцы, встаю на колени и, приподняв её снова, вхожу сильным толчком, сорвав очередной крик с приоткрытых губ. Начинаю вбиваться в неё сквозь оргазм, пока от жуткого возбуждения сам не кончаю с громким стоном.       Не могу оставаться в вертикальном положении, падаю рядом с Джин и стараюсь справиться с жуткой одышкой. Либо дыхалка совсем не к чёрту, и пора завязывать с куревом, либо я в жизни так не возбуждался, как рядом с ней. И всё бы отлично, моя злость почти успокоилась, но проклятый характер и невыносимая тяга её побесить всё-равно берут надо мной верх.       — Твой Тоби так в жизни не сможет.       Твою мать! Кто там вякал про длинный язык?       — Ну ты и скотина! — тихо шипит Джин себе под нос и так шустро вскакивает, что даже лёжа вплотную, я не успеваю её удержать.       — Вернись, — понимаю, что сам виноват, но рычу на неё, как последний засранец.       — И не подумаю! Вали отсюда, чёртов кретин! — она пятится к стенке, пока я, с членом наперевес, двигаюсь в её сторону.       Её злость снова заводит. Сопротивление собственным чувствам бесит неимоверно. Она думает, я вчера был так пьян, что пропустил тот момент, когда она сказала «любимый». Хотя, с другой стороны, это мог быть всего лишь порыв под воздействием страсти. Ведь повторить это слово Джин отказалась, сделала вид, что неправильно поняла, о чем именно я попросил.       — Джин, ты же знаешь, что я не уйду. Просто иди сюда, — протягиваю ей раскрытую ладонь, но она лишь сильнее вжимается в стену. Делаю ещё шаг, и девчонка снова пытается смыться, но я успеваю сгрести ее в охапку. — И куда ты хотела сбежать? — навалившись всем телом, прижимаю засранку грудью к стене. Шепчу в ее ушко, вызывая непроизвольные мурашки.       — Эрик, просто уйди, — Джин шумно вздыхает, и я слышу, что ее голос дрожит.       — Не боишься, что если уйду, на этом всё кончится? — отвечаю так хрипло, что не узнаю свой собственный голос. Отступаю на шаг, позволяя ей развернуться. Когда наконец смотрю ей в глаза, вижу в них застывшие слёзы.       — Ты хочешь сломать меня, я ведь права?       — Нет, не права. Не хочу, — вытираю слезинку, которая катится по её щечке, осторожно ее обнимаю, и Джин наконец сдаётся.       — Мы постоянно будем так воевать? Мне кажется, если я размякну, ты потеряешь ко мне интерес.       — Фееричная дурочка, — тихо смеюсь и поднимаю её, заставляя обнять моё тело ногами. Вхожу в неё медленно, и она сладко стонет, прикусив искусанную губку. Судорожно вздыхаю, замираю и закрываю глаза, трусь щетиной о её лицо. — Я просто хочу, чтобы ты была только моей.