Розалинда и некромант

      – Архимагистр Готрен! Предатели, замыслившие заключить сделку с имперцами, устранены! – отчеканил Нэрис Дарелет, взволнованно поглядывая на темно-серые лица дремор, стоящих по обе стороны от высокого, даже по данмерским меркам, Готрена. Седовласый архимагистр Телванни выслушал доклад шпиона, коротко кивнул и посмотрел на дверь, явно указывая на то, что Нэрису пора удаляться. Лишних слов Готрен тоже не любил. Одержимый традициями, он считал, что любая сделка с Империей – удар по Великому Дому, ведь треклятые людишки чересчур любят совать нос туда, куда не следует. Они пытались оспорить право Телванни иметь рабов! Неслыханное кощунство и попрание сложившихся веками устоев! Еще эти странные, вспыхивающие то тут, то там слухи об освободительном движении зверорас. Такие глупости не должны тревожить разум архимагистра!       Нэрис удалился с поклоном, напоследок взглянув на неподвижных дремор, и вышел на балкон. Оттуда открывался вид на залив и пришвартованные у пристани корабли. Внизу данмер увидел какое-то копошение – привезли новых невольников из Аргонии. Нэрис подумал о покупке еще одного раба, учитывая, что за выполнение поручения архимагистра в его кошеле значительно прибавилось денег. Конечно, он вспомнил и о бедной Илдари, вынужденной выживать в Суране, но если всплывет, что агент Готрена ходит по борделям после выполнения заданий это может негативно сказаться на и без того сомнительной репутации.       Данмер шагнул с балкона вниз, одновременно сотворив «левитацию». Спустившись на пристань, он оглядел товар и надзирателей, хмыкнул в их сторону, приметив лишь одну молодую аргонианку среди стариков с коричневой чешуей и покалеченных в неравной борьбе ящеров.       – Красавица за триста дрейков, мутсэра! Остальные по сто пятьдесят, – заметив потенциального покупателя, сообщил надзиратель в роскошной золотистой мантии.       – Беру её, – улыбнулся Нэрис, потянувшись к кошелю на поясе. – Сейчас же. Меня ждет корабль в Тель Вос.

***

      От письма меня оторвали звуки надрывного кашля, будто рядом со мной кого-то тошнило. Обернувшись, увидел ползающего на четвереньках, перебравшего пьяницу в углу. На его заду красовалось коричневое пятно, и скоро соответствующий запах долетел до моих ноздрей. Я показательно переставил табурет подальше и закрыл книжку Карахил, записи которой продолжал на данмерисе и по совершенно другой тематике.       Пока пытался перевести, разобрал несколько слов – «некромантия», «смерть», «Лоргрен». Поскольку информация была неполной, бросил эту затею и занялся кое-чем другим, чтобы скоротать время в шумном грязном баре, где ночь в рваном гамаке стоит десятку, пиво за септим, но щедро разбавлено морской водой. Не удивительно, что в «Кубрик» заходят только матросы, шлюхи и наркоманы.       Двухметровый орк-вышибала почти ни на кого не обращал внимания, но пьяницу, решившего справить нужду в собственные штаны и украсить угол недавно съеденным ужином, тут же ловко схватил за шиворот и вышвырнул вон. Я, наконец, смог вздохнуть свободней и пригубить водянистое соленое пиво. К поданной на глиняном блюде рыбе не решался даже притронуться – по аромату можно было понять, что перед тем, как её пожарили, она несколько дней тухла в бочке под палящим солнцем. Поэтому сидел я в «Кубрике» голодный, злой и неудовлетворенный. На шлюх даже смотреть не хотелось. От похотливой щербатой улыбки одной старухи меня бросило в дрожь, и вчерашняя ночь с Карахил показалась подарком судьбы.       Я время от времени высматривал знакомое лицо Камиллы в пьяной толпе, но девушка не появлялась. Перед глазами мельтешили пляшущие в обнимку с девками матросы, звучали утробные отрыжки, ругань и задорная веселая мелодия скрипки. Музыкант играл возле бара, где заправляла коренастая и вполне милая на фоне остальных посетителей женщина, к которой почему-то никто не пытался пристать.       Я хотел снова углубиться в письмо, но ко мне вдруг подошел небритый тип с красными глазами и предложил выпить с ним. Я даже расу определить не смог – то ли эльф, то ли орк, то ли плод противоестественной связи человека и кагути. Скума сильно влияет на внешность, поэтому не составило труда догадаться, что именно мне предлагает выпить это существо.       – Что у тебя там? – спросил я.       – Тсс, – зашипел наркоман. – У меня ничего… Но есть один кот. На улице. Он продает. А у меня денег нет. Давай, ты купишь, и со мной поделишься по-дружески.       – Как тебя зовут?       – Зовут?.. Даэдра меня дери… – он странно хрюкнул, тем самым уверив меня, что в его роду точно были кагути. – Не помню! Да и какая разница! Зови меня хоть Молагом Балом! Плевать.       Я резко встал со стула. Это опустившееся существо смеет сравнивать себя с Владыкой Насилия? Испепелить бы его в назидание остальным, но я смог сдержаться и, убрав книжку, пошел к выходу, ведомый радостным наркоманом.       На улице под аккомпанемент шума прибоя матросы горланили пошлые песни. На углу «Кубрика» возле большого деревянного ящика стоял каджит, рядом с которым я заметил знакомую женскую фигуру. Имперка выделялась из толпы перекосившихся алчущих существ хотя бы тем, что на её лице употребление скумы ещё не оставило свой отпечаток. Но если так пойдет и дальше, то скоро она изменится. Нельзя позволить этому случиться. Девушка быстро схватила пузырек скумы, спрятала его в кошель на поясе и, воровато оглядевшись, пошла обратно к городским воротам. Я своевременно увильнул в тень за углом «Кубрика» и замер.       Растерянный моей пропажей наркоман направился к торговцу, принявшись убеждать его, что сейчас придет его друг и заплатит за бутылку скумы для двоих.       Имперка прошла мимо кабака, опустив голову. Я провожал её взглядом и старался поменьше дышать – ни столько из-за скрытности, сколько из-за кислой вони мочи в переулке.       Камилла, стуча каблуками по доскам пристани, прошла мимо ворот и направилась за город по берегу. Я осторожно выскользнул из тени и последовал за ней, стараясь не терять девушку из вида. Но на глаза вдруг попались двое привратных стражей, замерших как статуи с факелами в руках. Они не то что бы следили за порядком, скорее не пускали самых отъявленных головорезов за городские стены. Чтобы отвести от себя подозрения, я подошел сразу к ним.       – Возле «Кубрика» какой-то каждит открыто торгует скумой, – шепнул я, кивнув на пристань. Стражники переглянулись и в сомнениях уставились на меня.       – Надо проверить, – сказал один другому, и оба решительно устремились к «Кубрику». Я пошел за Камиллой и спустился с пристани на мокрый песок по деревянным ступеням, увидев, что из города по берегу вьется дорога. Одна её ветвь вела к маяку, а вторая на холм.       Я применил заклинание «Ночной глаз» и двинулся по следу. Имперка шла на холм поздним вечером. Одна. Идеально для засады, даже слишком. Я засомневался – не подстава ли это? Но из рассказа Розалинды понимал, что Камилла полезла в чужие вещи, чтобы найти септимы. Наверняка, всё своё жалование уже давно пропила и, вероятно, влезла в долги, а жажда замучила. Стало ясно, отчего она оказывает особенные услуги постояльцам, и почему не любит Розалинду.       Имперка стала опасной для меня и моих замыслов. И я не собирался шантажировать наркоманку так же, как честного торговца или заносчивую альтмерку. Таких, как Камилла, легко купить и продать за бутылочку скумы. И соблазнить её сможет любой, не прилагая усилий.       Я крался за девушкой, зная, что прибой смоет наши следы и вдруг услышал слабый непрерывный звон, несущийся от кромки воды. Светящееся растение с изумрудно-зелеными широкими листьями издавало странный, весьма раздражающий звук. Узнав описанный Феленом корень Нирна, сорвал его и поспешил на поросший травой холм, куда уже поднялась Камилла. Растение в моей руке перестало звенеть и быстро поникло. Пришлось запихать его в кошель к единственному флакону зелья и записной книжке, поломав листья.       Взобравшись наверх, я увидел продолговатые серые обелиски, испещренные алыми символами. Среди стоящих полукругом камней замерла имперка, держащая в руке заветный темный пузырек со скумой. Девушка сразу услышала шорох моих шагов и спрятала только что откупоренную бутыль, наспех заткнув её пробкой, в декольте.       Мы столкнулись взглядами – хладнокровный хищник, готовый к броску, и перепуганная его внезапным появлением жертва.       – Кто ты? – рыкнула она, а после узнала меня и отшатнулась к камню. – А-а, это ты… Зачем ты шел за мной?       В моей голове возникло столько вариантов ответов на её последний вопрос, что я смог ответить лишь тяжелым напряженным молчанием и сделать шаг вперед.       – Не трогай меня! Я буду кричать! – упрямо заявила Камилла, спиной вжимаясь в обелиск.       – Не собираюсь я тебя трогать. Даже в мыслях не было.       – Тогда зачем ты здесь?       – Хочу, чтобы ты сделала то, ради чего пришла сюда.       – Что? О чем ты?       – Пей свою скуму, – процедил я сквозь зубы.       – Не понимаю тебя… Какую скуму? – промямлила имперка, судорожно облизнув пересохшие губы.       – Пей, – угрожающе повторил я и медленно вынул из ножен кинжал, надвигаясь на девушку. Она пискнула и достала флакон, сразу сделав большой жадный глоток. Я остановился, немного выждал и пальцем проверил остроту кинжала. Закаленный в даэдрической крови эбонит мог оставить царапину даже при неосторожном прикосновении, и если девушка надумает убежать или будет вопить, я сразу смогу остановить её и заставить замолчать.       Но скума быстро дала эффект – страх Камиллы отступил, а я убрал кинжал и довольно взглянул на стремительно пьянеющую девушку. Её острое лицо приобрело очень глупое выражение, а зрачки расширились, заполнив непроницаемо-пугающей чернотой радужки глаз. Она ухмыльнулась и сама подалась ко мне, отлипнув от обелиска.       – Я тебя помню, – хихикнула она. – В ванной. Тебе понравилось? Что ты здесь делаешь? Ты зачем мне… это сказал… пить? – девушка не устояла, присела возле обелиска и замычала себе под нос медленный неровный мотив.       Разговаривать с ней стало бесполезно. Все равно, что беседовать с коровой. Я просто наблюдал, представлял, что можно сделать с ней в столь беспомощном состоянии. Сопротивляться девушка не будет, но насилие не остается незамеченным – маги или жрецы, когда найдут тело, поймут, что случилось, поэтому мне осталось лишь бездействие.       – Мне так хорошо, – промямлила Камилла, когда опьянение начало отступать. – Ты же… ты знаешь, что может быть ещё лучше?       – Выпей ещё, – спокойно сказал я, прислонившись плечом к одному из обелисков.       – Если просишь… – она сделала еще один глоток. – Но обычно я прячу, а то ломает потом… все мышцы скручиваются от желания… все горит… – речь снова стала невнятной и сбивчивой. Она глядела то на меня, то на небо и смеялась. Значит, здесь она прятала скуму и ходила на прогулки время от времени, чтобы утолить жажду. Когда смех Камиллы немного утих, я вновь заговорил с ней:       – Допивай и пошли домой.       – Что? Да… Домой? Нет. Нельзя. Вилбур меня выгонит… Понимаешь…       – Не выгонит. Я все ему объясню.       – Правда? – просияла имперка и поползла ко мне на четвереньках. – Надо допить, ты прав. Раз такое дело.       Она опустошила флакон, запрокинув голову, и радостно вскрикнула.       – Небо такое лиловое!       Я посмотрел на серебристые звезды и вздохнул, хватая её за волосы:       – Да, пошли. Пора домой.       Подобрав пустую бутылку, вернул её в кошель на поясе Камиллы и потащил девушку к морю. Она даже не кричала. Согнувшись, пыталась идти за мной и хохотала.       Единственное, о чем я действительно жалел, волоча наркоманку вниз с холма, что пропадет отличный образец для исследований. Но если я её выпотрошу, выну сердце и отнесу его в дом, люди начнут судачить об убийце, а не о несчастном случае с имперкой, перебравшей скумы.       Я дотащил брыкающуюся Камиллу до моря, зашел на глубину чуть выше колена и резким движением окунул девушку в воду. Она смешно забулькала, забарахталась и заколотила руками, но я не отпускал. Держал крепко, наблюдая, как пузырится и вспенивается вода в лунном свете. Наркоманка пыталась схватить меня, освободиться, потом судорожно задергала ногами и, наконец, водная гладь успокоилась, а я почувствовал, как пальцы путаются в черных нитях растрепавшихся волос, похожих на водоросли. Разжав хватку, с горечью посмотрел на плавающий у берега труп. Меньшая цена для больших побед. Осталось всего лишь вернуться в город.       Я оттолкнул тело подальше от берега и побрел на холм. Убийства так давно стали привычными и необходимыми, что я даже не задумался о правильности довольно рискованного хода. Если мне кто-то мешает – надо убрать препятствие с дороги. Вот чему я научился, пока рос среди Телванни. Никто из живущих не стоит ни жалости, ни милосердия. Эти чувства удел слабых духом.       Поднявшись наверх, я устремил взгляд на море. Спокойное, теплое и страшное. Пугающее отсутствием берегов. Бескрайнее и неизведанное, как сила, затаившаяся в особняке. Под звездами и перед бесконечным водным простором мне стало неуютно. Момент осознания себя и своего места в этом мире уколол разум всего на долю мгновения и растворился в надвигающейся ночи под шум прибоя.       Я здесь, в Анвиле. Выжил, вопреки всему, а значит, достоин этой жизни. Агентам Мораг Тонг придется несладко, даже если они сюда доберутся.       Отогнав дурные мысли, посмотрел на город с холма. Надо вернуться, но так, чтобы стражники меня не заметили. Я достал из кошеля зелье восстановления магии и задумчиво покрутил флакон в руке. Думал, приберечь для особого случая, но не рассчитывал, что он произойдет так скоро.       Можно прилететь в город, укрывшись невидимостью, но хватит ли магии?       Хотелось плюнуть в небо, за то, что звезды прокляли меня созвездием Атронаха! Всю жизнь я был вынужден совершенствовать алхимию, всю жизнь зависел от зелий, как жалкие наркоманы зависят от скумы. Но над ними довлеет собственная слабость, меня же звала магия, сокрытая во всем в мире, в камнях и травах, в ветре и пламени, жизни и смерти. Магия, которую я чувствовал кожей, но не мог заполнить свою пустоту, не черпая силы извне.       Символы на центральном обелиске слабо замерцали в звездном свете, когда я подошел ближе. Не знал, что это за столб, но определенно в нем таилось нечто магическое. Протянув руку, провел пальцами по ребристым незнакомым узорам, обводя завитки и пытаясь составить из них слова или руны. Но если даже надпись когда-то имела значение, прочесть её у меня бы не получилось.       Пора было возвращаться домой. Я одним глотком опустошил флакон с зельем и прислушался к ветру – со стороны моря будто летела скрытая в просоленном воздухе угроза. Накинув на себя покров невидимости, сосредоточился на возвращении в дом и медленно взлетел, идя по воздуху, будто прогуливаюсь по ровной дороге. Город приближался – в вечерней мгле горели лишь светильники и факелы. Со стороны пристани доносились оглушительные крики, внизу возле «Кубрика» началась какая-то потасовка, в то время как Анвил медленно погружался в сон.       Мне нужно было подлететь поближе к дому и спуститься вниз где-нибудь позади часовни, чтобы никто не заметил, но внезапно я обратил внимание на полукруглый балкон особняка и вспомнил, что его закрытые двери открываются тем же ключом, что и входная.       Почему Лоргрена не поймали сразу, как только начались исчезновения людей? Даже если за его домом кто-то следил ночью, даже если стражник поджидал хитрого некроманта под дверью, он ни за что бы не попался, ведь возвращался через балкон! За долгие годы практик Бенирус, наверняка, изучил и левитацию, и невидимость, и ему не составляло труда перемещаться по городу, не бродя ночами по улицам с подозрительным видом и не шныряя по темным углам, точно неопытный вор. Заметить его могли только магическим зрением, применяя «Обнаружение жизни», а сотворение левитации в Империи тогда ещё не было незаконным.       Приземлившись на балконе, я облегченно выдохнул и быстро зашел внутрь. Пока возился с замочной скважиной, вдруг осознал, что Карахил прекрасно известно, как старик Лоргрен похищал людей. Не стоило злоупотреблять этим на виду у Гильдии и повторять ошибки старого некроманта.       Холодный проклятый дом вдруг показался мне самым безопасным местом в Сиродиле – кроме мертвецов здесь не было никого, а с ними я привык работать.       Пройдя в спальню, сразу увидел бледного призрака, висящего над кроватью. Испепелил его, глядя, как эктоплазма тягучими каплями стекает на старинное пустующее ложе, и понял, что с поездкой в Имперский Город тянуть не стоит.