Розалинда и некромант

      Спустя бесчисленное множество минут томительного ожидания в камеру, наконец, принесли еду. Овощной суп в деревянной миске, корку подсохшего хлеба и жестяную кружку с водой. Я с благодарностью принял еду у стражника, доброжелательно улыбнулся, а тот как-то странно на меня посмотрел, покачал головой и ушел.       Суп оказался с привкусом плесени, а хлеб вполне можно было использовать как оружие, пришлось его вымачивать в бульоне и через силу жевать.       А я-то поутру размечтался, что буду обедать с Розалиндой. Получилось, что до вечера промаялся в камере голодным, проклиная М’аури именем Молага Бала и вспоминая своё первое тюремное заключение. Конечно, в сравнении с тем карцером, где мне довелось отбывать срок в первый раз, камеры в Скинграде казались вполне комфортабельной таверной уровня «Готтшо». Тут хотя бы голодом не пытаются заморить, а тогда...       – Неделю не кормить его! Посмотрим, из чего сделан этот отчаянный мальчишка!       Стук падающих на камни капель. Промозгло и холодно, даже лежака нет. Тьма и крохотное оконце под потолком. Это оттуда капает вода. На Побережье Азуры вновь обрушились ливни. Наверное, тот, кто упрятал меня сюда, считал, что это станет пыткой для неокрепшего разума и слабого тела. Но я вижу в этом своё спасение… У меня хотя бы будет вода.       А спустя три дня мясо единственной крысы, случайно забредшей через щели в стенах в мой темный чертог, подготовленный стать могилой, кажется деликатесом. На самом деле – ещё один шанс на жизнь, который я не смог упустить.       Пригодились огненные чары, которые я так старательно учил все детство – мясо почти прожарено, хоть и с горьким привкусом. Хрустит на зубах обугленная крысиная кожа.       Сколько прошло времени?       Половину крысы приказываю себе оставить до той минуты, когда голод вновь начнет сводить меня с ума. Лечь спать, свернувшись калачиком на сыром полу. Ждать. Может, подвернется еще одна крыса? Было бы славно.       – Он ещё жив? Хм, любопытно... Вы его накормили?       – Да, господин. Но он повел себя странно. Съел только половину куска хлеба, что ему кинули.       – Половину?       – Вторую часть он забрал себе и сказал, что съест потом. Когда проголодается.       – А он не глуп. Я буду присматривать за ним.       Господин Арион когда-то преподал мне жестокий урок: научил ценить и беречь то, что имею. Даже капли и крошки могут стать спасением, а смирение – не всегда выход из ситуации.       Прикончив скромный тюремный ужин, я поставил пустую миску и кружку поближе к решетке, на случай если стражник захочет забрать посуду, и сел на спальнике, скрестив ноги.       Задумался. Я могу сбежать ночью. Открыть чарами замок, накинуть покров невидимости, проскользнуть мимо стражи. Конечно, если меня заметят, то застряну я здесь надолго, но если повезет…       Быстро забрать вещи у Синдериона и покинуть город, и тогда удастся избежать правосудия. Искать каджитку уже бесполезно, если она не забрала лошадь (а скорее, она уже это сделала), то на глаза мне точно больше не попадется. Где амулет, у нее или в действительности потерян, было неизвестно. Но если она его украла и воспользуется им, то попадет в Анвил – прямо в гости к Бенирусу. Тогда Розалинде будет угрожать смертельная опасность. Впрочем, как и М’аури.       Может, девушки без меня разберутся?       Эта мысль мне польстила, и на губах невольно родилась улыбка, когда я представил, как они дерутся. Было сложно предположить, кто победит – ловкая каджитка, метко бьющая ножом медведю в глаз с расстояния в сорок шагов, или юная чернокнижница, отравляющая пироги. Ситуация вдруг перестала быть забавной и потребовала, чтобы я вмешался.       Что ж, решено. Ночью сбегу отсюда. Было бы удобнее, если бы в этой камере было окно. Что же это со мной? Думаю, что в Морровинде было лучше?       Я лег на спальник, прикрыл глаза. Во рту скопился неприятный привкус похлебки – кажется, в ней был чеснок не первой свежести.       Вскоре пришел стражник, но вовсе не за посудой. Он потушил все факелы, оставив только один, у дальней стены, что была ближе к казармам, через которые меня провели. В камере стало совсем темно.       Я выждал, прежде чем действовать, как мне показалось, достаточно долго. Подкрался к решетке, схватился за прутья, осмотрел коридор, насколько позволяло боковое зрение. Из соседней камеры слева раздавался тихий храп. Решив все-таки рискнуть, я приложил ладонь к замку и уже приготовился сотворить заклятие, как вдруг услышал странный скрежет, идущий откуда-то справа, из-за глухой каменной стены, которой оканчивался длинный коридор темницы.       Порадовавшись, что не успел сплести чары, я медленно отодвинулся от решетки и вернулся на спальник. Бесшумно лег на бок и сделал вид, что сплю. Скрежет стал чуть громче. По звуку было похоже, будто кто-то двигает каменные плиты.       Мне представилось, как некто волочет по полу тяжеленный саркофаг Бенируса, но разумеется, этот звук означал, что здесь есть потайной коридор.       Оставшись лежать неподвижно, я вполглаза смотрел на решетку. Скрежет прекратился, ненадолго повисла тишина. Прямоугольник зарешеченной двери подсвечивался тусклым подрагивающим светом единственного факела, но вдруг внезапно воцарился непроглядный мрак, огонь в мгновение потух, и повеяло холодом. Я ощутил, как к телу прильнули ползущие по полу змейки сквозняка.       В почти кромешной тьме вдруг появилась фигура. Женщина прошла по коридору, мимо моей камеры, даже не обернулась. Поначалу вообще решил, что мне она снится. Слишком уж нелепым было бы появление красотки в платье посреди мрачных Скинградских застенков. И еще я не услышал звука шагов. С тем же успехом женщина могла просто парить над полом.       Но следом раздался скрип отворяемой решетки. Храп за стенкой резко смолк, обратившись в сонное хриплое бормотание:       – Что? Кто ты? О боги… нет…       Шелест, шепот и тишина. Я будто провалился в пустоту, где кроме моего бешеного сердцебиения, больше не существовало звуков. Старательно притворяясь спящим, что с каждой секундой нарастающей паники удавалось все хуже и хуже, я приоткрыл один глаз и снова увидел женщину. Статную с пылающими огненными зрачками и кожей немыслимой белизны, как снег в лунном свете. На сей раз удалось увидеть её лицо. Её можно было бы принять за данмерку из-за глаз, но словно выбеленная кожа и искаженные, оскверненные смертью, черты лица явственно выдавали в ней вампира. И я не знал, ощущала ли она, что я не сплю, что вижу её и что моя кровь горячо и бешено пульсирует в сосудах от ауры страха, распространяющейся вокруг нее.       Я зажмурился и вскоре снова услышал скрежет камней, а когда открыл глаза, уже ничего не было, и храп соседа больше не звучал из-за стены.       До утра не получилось сомкнуть глаз. Будучи уверенным, что мне это не приснилось, начал понимать суть той холодной магии, что окружала весь замок Скинград.       Здесь обитают вампиры. Сколько их и знает ли о них граф, сказать было сложно, но они точно здесь есть.       Бежать в ночь я, конечно, не решился. Одно дело – строгость имперского правосудия. Совсем другое – неизведанные уголки замка, заполненные тьмой. Ни с тем, ни с другим мне связываться не хотелось.       Утром пришел стражник и открыл решетку. От протяжного скрипа я вздрогнул, сбрасывая с себя полуобморочное оцепенение, одолевшее меня после бессонной ночи.       – Вставай, данмер, – коротко бросил имперец. – За тебя внесли залог.       Я с трудом поднялся со спальника, послушно проследовал за стражем, который повел меня к выходу. По пути обратил внимание, что в соседней камере пусто. Казалось, будто здесь и не было никого, если бы не одна маленькая деталь – недоеденный ужин в деревянной чашке.       Во дворе меня ждал Фелен. За прошедший день алхимик привел себя в порядок, переоделся в чистый камзол с пристегивающимися рукавами до локтя. Его волосы были зачесаны назад, лицо выглядело посвежевшим по сравнению с моментом нашей первой встречи в «Западном Вельде».       – Дружище, прости! Это все из-за меня… – Фелен виновато опустил голову. – Ты так помог мне, а из-за меня одни проблемы!       – Спасибо, что внес залог, – сухо поблагодарил его, выйдя из темницы свободным и полностью оправданным данмером, жмурящимся от яркого света. Правда, ощущение неприятного холодка во дворе никуда не делось, несмотря на солнечное утро.       Мы вышли через ворота на мост, и алхимик заговорил снова:       – Стражники рассказали мне, что случилось. Что это была за женщина, на которую ты напал?       – Не твоё дело.       – Да, пожалуй, не моё. Но все равно, кто бы ни был, лезть в драку посреди города днем, это как-то… неосмотрительно, – поделился мнением Фелен.       – Еще мне твоих нравоучений не хватало, – я гневно на него посмотрел, но алхимик ответил жалостливым взглядом, что едва снова не вывело меня из себя.       – Я и не пытаюсь тебя чему-то научить. Может, в некоторых вопросах ты и знаешь побольше меня, но в части сдержанности, тебе ещё многому надо поучиться, – отважно высказался данмер, явно испытывая на прочность мое терпение. И как мне быть? Кулаки чесались разбить ему нос, но часть меня соглашалась с ним. Вчера я действительно повел себя неосмотрительно, позволив злобе испортить все планы.       – Ты прав, – сказал я, усмирив вспыхнувшую было ярость. – Хоть меня это и бесит, но ты прав, Фелен.       Алхимик улыбнулся мне.       – Если я сейчас могу помочь тебе, то только скажи… Вижу, что ты в полной… – он осекся. – Растерянности.       – В полной заднице, ты хотел сказать? – я усмехнулся. – Так и есть. Если та воровка еще и лошадь угнала, я не смогу вернуться домой, а снова идти к Синдериону и о чем-то его просить… Не прошло и месяца, как я заявился к нему в лабораторию раненый, и он помог мне… – дальше говорить не стал. Какой смысл оправдываться перед этим надоедливым умником?       Фелен тактично промолчал. Мы, наконец, преодолели мост и устремились по склону холма к воротам города.       – Это все по моей вине, – наконец, произнес данмер, задумчиво глядя себе под ноги. – Значит, мне и помогать тебе…       – Нет. К скампам! – я остановился посреди дороги, развернув его к себе за плечо. – В бездну твою помощь, тебя, Синдериона! Всех вас! Я больше не хочу быть ничьим должником. И запомни раз и навсегда – мы не друзья и никогда ими не были, что бы ты там себе не напридумывал! Я хочу рассчитаться с вами и закончить эти глупые переписки и обмен любезностями! Хватит!       – Свадстар, – тихо сказал алхимик, стоически выдержав мою тираду. – Но ведь… ты пригласил нас с Синдерионом на свою свадьбу…       От чего я сейчас попытался сбежать? Не от долгов уж точно. От обычных отношений с другими людьми, от связей. Пытаюсь игнорировать жизнь, которая кипит вокруг меня, сознательно отделяюсь от всех, кто является её частью. А в чем причина?       Я всегда буду отталкивать от себя тех, кто становится мне хоть немного ближе, потому что не могу научиться доверять другим. Морровинд на корню выжег из меня понятия дружбы и верности. И до этой самой минуты казалось, что вовсе не нуждаюсь в них. Что без них проще. Только я идиот.       – Фелен, – начал, ощутив, как что-то внутри надламывается, изменяется, мучительно прорывается сквозь окостеневший за долгие годы разум. – Прости меня.       – Что? – алхимик выглядел потрясенным. – За что?       Ответить уже язык не повернулся. И так уже слишком много откровений я сам в себе нашел за последнее время.       – Я приму твою помощь. Потом сочтемся как-нибудь, – я протянул другу руку.       – Какая муха тебя укусила? – тот в недоумении покосился на мою раскрытую ладонь и пошел дальше.       – О, кстати… Держитесь с Синдерионом подальше от замка Скинград, – мой голос опустился до сиплого шепота, я доверительно положил руку Фелену на плечо. – Там обитают вампиры!

***

      Чалая кляча медленно плелась по Золотой дороге. Она была такая тощая, что я не решался её хлестать. Если ещё и она погибнет, то всё пропало. Свои вещи надо ценить, как и людей, которые проявляют благосклонность. Ни к чему плевать в колодец, из которого ещё предстоит пить. И как я не понял этого раньше? Не только Розалинда нужна мне, чтобы выжить.       Правда, от понимания, из-за которого мне приходилось теперь тщательно пересматривать собственную жизнь, не прибавилось ни капельки доверия к М’аури. Это было бы глупо после того, как она стащила мой амулет и угнала Цветок. Где она теперь? Не стоит даже тратить драгоценное время на поиски. Зачаровать себе новый амулет, а по возвращению домой сразу же убрать пометку в подвале.       В пути я был спокоен и полностью погружен в раздумья – бандиты некоторое время нападать не будут, потому что наверняка по дороге им попались трупы «товарищей», рассчитывавших получить легкую наживу. Всякая нечисть и хищники, наверняка, уже полакомилась их телами. Поэтому я без приключений доехал до одного из заброшенных лагерей, узнав в нем место привала, где мне довелось останавливаться после бури, и решил, что вечер и ночь проведу здесь. Тем более несчастной животине требовались отдых и еда, куда сильнее, чем мне.       Палатки с тех пор покосились ещё сильнее, но круг костра оставался четким, даже с недогоревшими поленьями. Вокруг раздавалось пение сверчков в изумрудных травах, легкий шепот ветра, в закатной вышине зажигались первые звезды. Умиротворенная обстановка, поразительно дополняющая сумбур в моих мыслях, воспринималась как нечто новое, что было мне неведомо. Я постоял среди этого всего, вдыхая приторный аромат цветов, прислушиваясь к себе и к призрачным отголоскам магии в остывающем воздухе. Тишина настораживала.       Стоило развести костер и поужинать. Конечно, я не такой мастер-кулинар, как Розалинда, но с голода не умру. Уж мясо точно способен приготовить вполне сносно. Правда, такой роскоши мой скудный запас еды не содержал. Можно было только поджарить хлеб или три картофелины, которыми меня щедро снабдил Фелен в дорогу. Вспомнив, что овощи можно запечь на углях, вытащил картошку из рюкзака и начал ждать, когда же щепки прогорят настолько, что сойдут за угли.       Но не успел я дождаться, пока мой скромный ужин хорошенько запечется, как за спиной раздался неожиданно громкий шорох травы, и я вскочил с места, выхватив кинжал. Не поверил своим глазам.       Рядом на холме, по колено в траве стояла М’аури. Отблески костра делали её шерсть медной, переливчатой. Изумрудные глаза блестели во мраке, как две далеких звезды.       – Что ты здесь делаешь? – спросил я, не отрывая от неё взгляда. Она, несомненно, заметила мою реакцию, но ничем не выдала своего страха.       – Тебя ждала, неподалеку, – М’аури медленно спустилась к лагерю, показывая, что она безоружна, но я остался всё так же напряжен. – У меня нет твоего амулета, – повторила каджитка.       – Это я уже слышал, – я опустил кинжал, но не убрал его в ножны. – Тогда, где он?       – Точно не при мне. Это даже стражники проверили, – она подошла ближе и смело положила ладонь на мою руку, сжимающую оружие. Я тут же уловил соблазнительно сладкий запах Эльсвейра, перебивающий даже аромат цветов, и отстранился. Не приворотное ли это зелье? Хитрая ом-рат запросто могла воспользоваться этим, чтобы усмирить мой гнев.       – Ладно. Возможно, я слегка погорячился, – убрал кинжал в ножны и отошел подальше, пытаясь сообразить, как быть дальше. Определенно, каджитка хотела помириться. Но зачем, если у нее уже было преимущество? Она могла уехать куда угодно, а не испытывать судьбу, возвращаясь ко мне.       М’аури присела к очагу и посмотрела на угли и почерневшие от сажи картофелины.       – А где Цветок? – я сел напротив и поворошил угольки, которые отозвались ярко-рыжим свечением на неровных гранях.       – Пасется тут рядом, – тихо промурлыкала каджитка, не поднимая глаз. Её уши тоже были опущены – М’аури ощущала грусть. Или хотела, чтобы я так думал.       – А мне пришлось купить эту клячу, – натянуто улыбнулся ей, кивнув на пасущуюся неподалеку лошадь, но ом-рат даже не взглянула в мою сторону. – Эй! Ну что, какой я нравлюсь тебе больше? Законопослушный гражданин Империи или тот злодей, способный убить тебя днем посреди улицы?       М’аури наконец посмотрела на меня, долго и испытующе.       – Ни тот, ни другой. Они не настоящие, – сказала она и подалась ближе. – Но однажды, – каджитка придвинулась вплотную и положила теплую ладонь на моё колено, – мне доводилось видеть тебя настоящего…       – Опять твои нелепые… – договорить не смог, язык во рту окостенел.       Я попытался отодвинуться, но круглое лицо М’аури уже совсем приблизилось к моему. От нее исходил такой терпкий приятный запах, что слегка кружилась голова. Даже её взгляд казался мне манящим и гипнотизирующим, и я перестал дышать, боясь спугнуть это странное будоражащее кровь мгновение. Ладонь каджитки проскользила по моему бедру к паху, и я ощутил такое острое возбуждение, что кровь прилила к лицу.       – Стой! – выдохнул я, остановив её руку. Вспоминать о Розалинде тоже стало ошибкой, потому как образ моей милой невесты, возникший перед глазами в тот миг, стал неожиданно откровенным. Переводя сбившееся дыхание и пытаясь успокоить колотящееся сердце, я начал усиленно вспоминать Лоргрена Бенируса. Если уж это не поможет, тогда у меня будет серьезный повод задуматься о своей жизни.       Врата Обливиона… кровавая бойня… разлагающиеся трупы… вскрытые тела… останки… кости… данмерские гробницы… Илдари…       Я зажмурился, горло сдавило спазмом, а сердце сжалось от скорби, которую мне приходилось носить в себе последние десятилетия. Похоже, она была способна разрушить даже эффект от чар обольщения.       Каджитка в это время продолжала настойчиво добиваться моего расположения нежными прикосновениями, но было уже поздно.       – М’аури! – я повысил голос, крепче сжав её руку. – Хватит! Я… Я же скоро женюсь!       Ом-рат отстранилась, и теперь казалось, будто она в смятении. Хитрая кошка предполагала, что без труда добьется своего, но в одном она оказалась права – настоящего меня она вряд ли так просто увидит.       – Пусть это будет моим свадебным подарком. Рози ничего не узнает, – пообещала М’аури, подмигнув.       – Разве дело в этом? – я встал и отошел в сторону. – Проклятье…       Это все было странно. Всегда думал, что более сдержан, но теперь тело отказывалось просто так успокаиваться – все моё мужское естество при одном только взгляде на М’аури мечтало стянуть её кожаные штаны, развернуть её спиной к себе и поставить на колени. Это все больше уверяло меня в том, что каджитка вернулась ко мне во всеоружии и пользуется какой-то магией. Теперь главное, не потерять голову, но сделать так, чтобы она не поняла этого. Тогда скоро и проявятся её истинные намерения.       – Я просто хотела загладить вину за то, что забрала Цветок, – она пожала плечами и отползла к палатке, фыркнув. – Твоя картошка горит…       Кинувшись к костру, кое-как подцепил подгоревшие картофелины и принялся усиленно дуть на овощи, по виду уже почти неотличимые от углей. Если кто и умеет портить располагающую к интиму обстановку, то это я. То ли моральные принципы у меня, наконец, появились, то ли даже просто потрахаться с каджиткой мне теперь казалось небезопасным делом.       Поужинав горелым подобием пепельных бататов, я лег на спальник и устремил взгляд на М’аури, уснувшую под навесом палатки. Она дремала, положив ладонь на бедро. Я думал, что не сомкну глаз и буду следить за каджиткой, но выдержать вторую ночь почти без сна не удалось. Под пение сверчков, в тепле костра меня одолела сладостная дрема.       Проснулся рывком, от того что услышал шорох – М’аури разводила костер, подбрасывая хворост. Было очень холодно и влажно – на травинках блестели капельки росы. Я поежился, скучая по анвильской жаре.       – Доброе утро, – приветливо промурлыкала каджитка. – Кажется, нам пора снаряжаться в путь.       – Так ты вернешься со мной в Анвил? – как обычно, начал с допроса, даже не пытаясь быть учтивым.       – Почему бы и нет? Мне там понравилось. Тепло, почти как на родине.       – А домой ты не поедешь?       – Мой дом охвачен восстанием. Там слишком опасно. Странно, что до тебя не долетели эти вести...       – Мне просто некогда слушать всякие сплетни, – и это было правдой. Иногда меня интересовали только новости из Морровинда. В глубине души я надеялся, что там все разом исчезнут как двемеры.       – И поэтому я останусь в Анвиле. Там найдется для меня работа, – каджитка улыбнулась, кинула в разгоревшийся огонь последние щепки и довольная уселась у костра. – Тем более, вы же с Розалиндой пригласили меня на свадьбу. Разве я могу пропустить такое знаковое событие в твоей жизни?       – О, точно, – я скис, глядя на нее. Пора составлять список гостей, кажется, я уже пригласил половину Сиродила, и теперь не уверен, что потяну такой роскошный приём, учитывая, что задолжал Синдериону и Фелену пару тысяч золотых.       – А что за работа в Анвиле? – невзначай поинтересовался я. – Будешь горничной у Карахил?       Ом-рат сперва наморщила нос, а потом вдруг перевела на меня хищный взгляд.       – Только если тебе так нравятся служанки.       Усмехнувшись, возражать против решения М’аури не стал, она и так прекрасно видит моё недоверие, ни к чему излишне подогревать это чувство. Стоит вести себя с ней помягче, пусть думает, что её чудесное средство работает. Так я выведу её на чистую воду.

***

      До таверны «Готтшо», ставшей для меня уже практически вторым домом, мы добрались поздним вечером. Уже стемнело, и во дворе не было конюха. Воздух сделался совсем холодным, по небу ползли облака, сулящие дождь. Тревожное чувство при взгляде на темное здание таверны заставило меня слегка вздрогнуть. Сейчас она не показалась мне уютным и безопасным местом.       – М’аури, посторожи лошадей, я пойду позову старика, – оставив каджитке животных, стремительно вошел в таверну и окинул полупустой зал цепким взглядом. За пару дней здесь почти ничего не поменялось. Конюх ужинал за ближайшим ко мне столиком, а хозяин трактира убирался, протирая стойку. Легионер сидел в углу и оттуда наблюдал за порядком.       – Посетитель! Добро пожаловать! – босмер расплылся в дежурной приветливой улыбке. – Хотите чего-нибудь выпить?       – У нас там две лошади, – я порылся в кошеле и вытащил горсть монет, – нужно их накормить и отвести в стойла.       Старик отставил миску с похлебкой, с кряхтением поднялся и пошел работать. Вскоре, после того как он удалился, на пороге таверны появилась каджитка.       – Дождь начинается, – сообщила она, вытерев ладонью нос.       Я кивнул ей и подошел к стойке.       – Две комнаты, ужин и бутылку вина.       – Боюсь, осталась всего одна комната, – развел руками босмер. Я с ухмылкой посмотрел на каджитку, она выглядела удивленной.       – Похоже, это судьба, – проронил я.       – Судьба? – она вскинула брови. Я оплатил комнату и подошел к ней, протянув ключ.       – Было у меня плохое предчувствие насчет этого путешествия. Опасался, что не смогу сдержаться, когда останусь с тобой вдвоем. Теперь понимаю, что точно не смогу… – горячо прошептал ей на ухо.       Она промолчала, окинула меня лукавым взглядом и пошла наверх, вильнув хвостом.       Поверила. Что ж, игра продолжится наверху. Ещё немного и она расскажет правду. Я в это свято верил. Всю дорогу до «Готтшо», целый день, я старательно изображал заинтересованность ею, как в былые времена. К счастью, ехали мы на разных лошадях, и её дурманящего снадобья я нанюхаться не успел.       Мы поднялись на второй этаж. Каджитка дошла до комнаты и, прислонившись к двери, принялась открывать замок, но тот не поддался.       – Эй! Кто там? – раздался приглушенный возмущенный голос.       Я не удержался от смеха, видя, как М’аури растерянно отпрянула от двери, поняв, что перепутала комнаты и скользнула дальше по коридору.       Раздался послушный щелчок замка, и вместе мы оказались в темноте, давясь от беззвучного смеха. Сквозь серый прямоугольник окна в комнату почти не проникало света. Можно было увидеть лишь расплывчатые очертания мебели. Но М’аури прекрасно видела в темноте, поэтому не спешила зажигать оплывшие на комоде свечи. Я не успел даже скинуть с плеч рюкзак, как оказался в её горячих объятиях, настойчиво убеждающих меня, что в этот раз она не отступит. Тонкий сладкий аромат, исходящий от нее, окружил меня желанием и счастьем. Пришлось напоминать себе, что пришел сюда удовлетворять не похоть, а разум, но это оказалось непросто. Ладони каджитки скользили по моим плечам, путались в волосах, играючи расстегивали крепления на броне.       Я вцепился в её ремешки, думая, что разорву их. Мне хотелось и оттолкнуть её, и прижать к себе еще крепче. Терпкие губы ом-рат соприкоснулись с моими, руки обвили шею. Остатки одурманенного её близостью разума напомнили мне о Розалинде. Я отогнал мысли о невесте прочь. Если хочу узнать всю правду… А так ли мне нужна эта правда? Может, сбежать?       Бросить все. Молага Бала, Маннимарко, Бенируса и свою невесту. Всех, кто стал моими друзьями, кто заковал меня в цепи обязательств.       Как же это соблазнительно – только мы с М’аури и свобода. Пьянящая, безграничная. Ни дома, ни семьи, ни долга – только дорога и приключения. Столько, сколько мы сами захотим.       Ненужная броня свалилась на пол, каджитка ловко избавилась от корсета, стянула с ног сапоги. От глубоких непрерывных поцелуев сбилось дыхание. Я бросил М’аури на кровать, навалился сверху, лаская её, слыша, как она прерывисто дышит.       С желанием стало невозможно бороться.       – М’аури, – крохи разума предупреждали меня об опасности. – Скажи мне правду…       – Я приехала в Сиродил ради тебя, – её губы слегка коснулись моего уха и тут же неистовый жар растекся по бедрам. Она ловко обхватила меня ногами, укусила за ухо. Я чувствовал, как она изгибается, как её ладонь скользит по моей спине, а коготки впиваются в кожу, заставляя дрожать.       Но свободной рукой М’аури медленно вытаскивала небольшой метательный нож из-под матраса.       Секунды прозрения, опасности на грани оргазма. Тело отказывалось подчиняться разуму, но преодолев похоть, я схватил каджитку за шею и сомкнул ладони. Она судорожно дернулась подо мной, поняв, что дело, к которому она так долго и тщательно готовилась, провалено.       М’аури взмахнула рукой, и тонкое серебристое лезвие мелькнуло в миллиметре от моего глаза. До ноздрей донеслась едкость смертельного яда. Я неловко уклонился, ещё чувствуя липкий жар её бедер. В голове бешено пульсировало. Кое-как перехватив её запястье, отвел оружие в сторону, не размыкая стальной хватки на шее. Каджитка захрипела, свободной рукой вцепилась в мои пальцы, её золотистые уши прижались к голове. Сладкий запах Эльсвейра, манящий терпкий запах обратился тонким ароматом смерти.       Я ещё продолжал держать М’аури даже тогда, когда её взгляд помутнел, а попытки вырваться прекратились.       И время на миг остановилось.       Что ж, цена за правду была уплачена. В этот момент осознания мне многое стало понятно.       Я сел на кровати, призвал свет, и комната заполнилась зеленоватым свечением, исходящим от меня. Пальцы мелко дрожали, под ними словно до сих пор пульсировала утекающая жизнь обворожительной предательницы М’аури. Видит Обливион, я не хотел такого исхода, и теперь ощущал сожаление, из-за того что заигрался и ничего не смог изменить. Прежде я не ощущал сострадания к тем, кого убивал. Ни первое убийство, ни жертвоприношения никогда не были поводом для жалости.       Но когда взглянул на задушенную каджитку, которая только что была жива и грела мою постель, мне стало скверно. Ведь я мог этого избежать. В её смерти для меня не было смысла. Пусть даже она предала меня, когда её завербовали Мораг Тонг. Вот почему пару дней назад, когда мы остановились здесь, она спросила: они пришли за тобой? Ведь я никогда не упоминал, от кого именно убегал в тот вечер. Она знала об амулете, которым я могу воспользоваться, чтобы сбежать и не оставила мне выбора. Поэтому коварная ом-рат избавилась от него и сделала так, чтобы я поверил, будто она не при чем. Странно только, что она так долго тянула. Наверное, помнила, что в постели я стану уязвим. И на мне не будет ни брони, ни защитных чар.       Провел рукой по глазам, выдохнул, прислушался к тишине. Из-за стенки раздавался чей-то тихий храп.       Снова посмотрел на задушенную каджитку. В прекрасных изумрудных глазах полопались сосуды, на губах застыла розовая пена. Она выглядела странно, пугающе. Словно и не она вовсе, а лишь ещё одна жертва на алтаре Принца Жестокости.       «Ты осквернишь все, к чему прикоснешься…» – как наяву послышался мне его голос.       Руки все ещё дрожали, в горле застрял ком, мешающий дышать.       Но мне и это под силу пережить. Для начала избавлюсь-ка я от тела. Все же в смерти М’аури есть и положительная сторона – нашему браку с Розалиндой никто не будет угрожать.