Один Путь

Больше всего на свете Фергус ненавидел корабли. Он изучал стратегию ведения морского сражения, неплохо разбирался в навигации и всегда присутствовал на всех смотрах Императорской флотилии, но эти огромные плавучие махины вызывали у него безотчетный страх и неприязнь. Может быть, дело было в том, что, даже зная устройство судна, он не мог до конца понять, как эта деревянная конструкция может удерживаться на плаву и не тонуть, и был уверен — случись на море шторм или попади в корабль вражеский снаряд, спастись окажется практически невозможно. Во время битвы на суше всегда был вариант отступить и перегруппироваться, да пусть даже позорно сбежать с поля боя, но остаться в живых. Но посреди бескрайнего морского простора, окруженным горящими обломками даже самого величественного флагмана, шансы выбраться стремились к нулю. В детстве он часто видел, как элитные силы Императорского флота выходили из порта Нильфгаарда и направлялись на север, в сторону непокорных островов Скеллиге. И позже в столицу возвращались лишь жалкие остатки команд и судов. Для семей же тех, кому не повезло, не оставалось даже шанса похоронить своих павших с почестями. Море забирало воинов безжалостно и безвозвратно, и приходилось лишь спускать на воды церемониальные лодки и венки, в надежде, что мертвым и богам будет до этого хоть какое-то дело. И еще, конечно, принц ненавидел прощаться. Лишь переступив через первый десяток лет жизни, он осознал, каким одиноким, в сущности, было его детство. Его охраняли, как зеницу ока, особенно после того случая, когда Фергуса чуть не отравили в Боклере. Всех слуг, имевших дело лично с ним, проверяли и перепроверяли, и все они боялись сказать в его присутствии лишнее слово, поддержать невинную игру, а любая беседа становилась потенциально опасной. Император и его агенты строго следили за тем, что вкладывали в голову принца приближенные к нему люди — и те в какой-то момент понимали, что лучше всего — вовсе замолчать. Единственным исключением был, конечно, Иан. Их дружба завязалась так стремительно и так быстро окрепла, что Фергус едва успел заметить, как эльф превратился едва ли не в главного героя его помыслов. До того, как Иан перебрался в Нильфгаард насовсем, Фергус воображал, как водит его по коридорам дворца и улицам столицы, как показывает свои сокровища, делится своими игрушками и рассказывает немудреные секреты. И когда их новая встреча наконец состоялась, Фергус боялся, что настоящий юный эльф не оправдает его ожиданий, окажется глупее, болтливей, скучнее воображаемого. Но реальность была куда прекрасней любых фантазий. Иан не отвечал Фергусу фразами, которыми он наделял друга в своей голове, спорил и не соглашался с ним, пару раз они даже подрались — но это и было самым замечательным в их дружбе. Иан был живым, и на их связь, на то, что он говорил принцу, никак не влияли ни вездесущие агенты, ни мнение Императора, ни даже капризы самого Фергуса. И лишь тот факт, что теперь друг отплывал в Темерию вместе с ним, и примирял Фергуса с реальностью. Проводить его в порт прибыла, конечно, вся Императорская семья — кроме Цириллы. Та уже пару месяцев находилась в Вызиме и должна была встретить брата там. Матушка, облаченная в струящееся светло-фисташковое платье и длинный полупрозрачный полог, удерживаемый на ее голове тонкой золотой короной, обнимая Фергуса, шепнула ему на ухо, что будет очень скучать, но по ее улыбающемуся лицу принц заподозрил, что она кривит душой — пусть и самую малость. Принц любил мать, конечно, любил. Пока на свет не появилась Лита, Императрица всегда была рядом с ним, утешала и обнимала его, сидела у его постели, если мальчик болел, всегда находила для него нежное ободряющее слово. Но потом, невероятно жарким летом того года, когда родилась Лита, вдруг словно пропала и забыла о нем. В Туссент тогда они не поехали. Фергус знал, что Императрице нездоровится, что ее занимают куда более важные дела — дать жизнь «неожиданному подарку судьбы» оказалось не так-то просто. Он жалел мать, приходил в ее покои, когда ему позволяли, по-прежнему пытался рассказывать о своих делах, в которых и раньше она ничего не понимала, но всегда старалась поддержать сына и хотя бы симулировать интерес. Но теперь Императрица почти всегда выглядела усталой и отрешенной, едва слушала его и часто вовсе ничего не отвечала на рассказы о мальчишеских горестях. Когда же Лита наконец появилась на свет, стало еще хуже. Теперь мать занималась только и исключительно новорожденной, до которой не допускала ни нянек, ни кормилиц. Даже Фергусу взглянуть на сестру было дозволено далеко не сразу, хоть его эта встреча и так-то не слишком прельщала. Цирилла пыталась объяснить Фергусу, что мать нужно понять и относиться к ее предательству снисходительней. Но ей легко было это говорить — она прожила свободной почти всю свою жизнь, и, даже вернувшись в Нильфгаард, в отчий дом, все еще позволяла себе в любой момент сбегать из него и делать все, что ей вздумается. Фергусу такие вольности и не снились, вся свобода, на какую он мог рассчитывать во дворце, сводилась к неконтролируемому беспорядку в его мастерской и праву общаться с Ианом, сколько душа пожелает. Отец прощался с ним скупо, как и всегда. Он опустил тяжелые нервные руки Фергусу на плечи и произнес — негромко, лично ему, а не на публику, глядя прямо в глаза принцу: — Ты мой единственный сын. Не подведи меня. — и по тону его голоса, по его взгляду Фергус понял, что уже, кажется, подвел его. Отца принц любил больше всего на свете. И дело было не только в том, что вырос мальчик на красочных историях о его героических завоеваниях. Император Эмгыр вар Эмрейс, Белое пламя, пляшущее на курганах врагов, был живой легендой. И эта легенда по какому-то странному стечению обстоятельств оказалась его родным отцом. Фергус, может, и не заслуживал такой чести, но он готов был забыть обо всем, отказаться от всего, лишь бы провести в обществе отца лишнюю минуту. Император не был щедр на нежности и слова поддержки. Он учил, объяснял и наставлял, но почти никогда не хвалил. Величайшей похвалой в свой адрес Фергус мог считать короткое «Конечно, ты же мой сын», но он прекрасно знал, что в этом нет его заслуги. Он мог бы родиться в семье простого лодочника или у отцов Иана, оставшись точно таким же, каким был сейчас. Император хвалил принца вар Эмрейса, а Фергус неизменно оставался им незамеченным. Стратегические задачки, политические трактаты, имена всех полководцев всех частей во всех трех Северных войнах — в этом Фергус был совсем неплох, и Император удовлетворенно кивал на каждое новое найденное решение в теоретической битве. Но, взглянув на собственный портрет, который Фергус писал несколько ночей подряд, забыв о сне, Эмгыр заметил лишь, что выглядит слишком добрым, и распорядился запрятать художественный хаос мастерской сына подальше — в самую высокую башню. В Императорском дворце не было места беспорядку — и не было места Фергусу. Прощание выглядело чинно и отрепетированно, как все церемонии, проводившиеся в присутствии Императора. Каждый играл свою роль — и родители, и он сам, и свита принца, и даже Иан, единственный, кого предстоящее путешествие несомненно радовало. Он стоял за правым плечом принца, как верный адъютант, которым не являлся, принял объятия Императрицы, пожал руку Императору, произнес приличествующие случаю слова. И только улыбка его смотрелась не по уставу — слишком широкая и искренняя. Так на церемониях улыбаться было совершенно неприлично. А еще неприлично было вести себя так, как Лита. Когда, в последний раз махнув семейству и попрощавшись до Йуле, когда должна была состояться его с Анаис свадьба, Фергус двинулся вверх по сходням, маленькая сестра, отцепившись от руки матери, вдруг сорвалась с места и с воплем побежала за ним вслед. Никто не успел ничего сделать, и по всем законам природы маленькие ножки должны были запутаться, принцесса должна была споткнуться о доски сходней и расквасить себе нос, а то и рухнуть в волнующиеся морские волны. Но Лита подлетела к брату и, продолжая совершенно непотребно рыдать, протянула руки вверх требуя, чтобы он ее поднял. — Не хочу, чтобы Гусик уезжал! — верещала Лита, и, чтобы не затягивать эту некрасивую сцену, Фергусу пришлось все же поднять ее на руки, — не хочу! Не хочу! — для Литы эта фраза была своего рода магическим заклятьем, исполняющим любое ее желание, но теперь оказывалось, что магия эта была не всесильной, и брат должен был уехать. Принц продолжал растерянно стоять на середине сходней, чувствуя, как взгляды всех собравшихся упираются в него. Было похоже, что люди ждут от юноши какого-то глупого героического поступка — может быть, Фергус должен был отбросить родительские планы на свою судьбу и объявить, что по желанию Литы решил остаться. А, может быть, ему следовало выкинуть сестру в море и спокойно взойти на борт. Второе казалось ему более привлекательным. Положение спас отец. Твердым размеренным шагом, словно обходил пешие войска перед битвой, он поднялся по доскам, вытянул руки, и Фергус с облегчением сгрузил Литу ему. Та, все еще плача навзрыд, зарыла личико в отцовское плечо, и Эмгыр, ничуть не смущаясь сотни направленных на него глаз, двинулся обратно на берег, поглаживая дочь по волосам и шепча ей что-то успокаивающе-ласковое. На Фергуса, конечно, он даже не взглянул. А очень скоро после начала плавания, Фергус вспомнил, за что еще ненавидел корабли. Лежа на койке в ходящей ходуном каюте, он буквально не знал, куда себя деть. Стоило сосредоточить взгляд на чем-то — даже на дощатом потолке — предмет начинал раскачиваться и крутиться, а к горлу принца подкатывала тошнота. Если он закрывал глаза, лучше не становилось. Фергус теперь лишь ощущал качку всем своим телом, и даже неясная темнота под веками ходила ходуном. От мысли, что в липкой пучине дурноты ему предстояло провести несколько долгих дней, Фергусу хотелось выть, но он знал — стоит ему открыть рот, его непременно вырвет. Он старался принять позу, в которой тело оставалось бы максимально неподвижным, поднимал голову и упирался затылком в стену, чтобы хотя бы она держалась на месте. Но в таком положении прямо в мозг проникал странный тяжелый гул корабля, рассекавшего морские просторы — может быть, голос самой пучины, которая всеми силами напоминала Фергусу, что он в ее власти, и она сделает с ним все, что пожелает — убьет, выпустит или вывернет наизнанку. Иан зашел в каюту, когда Фергус проиграл новую битву с собственным желудком и в очередной раз склонился над большим ведром у койки. — Так плохо? — сочувственно поинтересовался друг, и Фергус, утирая рот ладонью, глянул на него, как он надеялся, не жалко и отчаянно, а надменно и зло. — Уйди, — голос звучал хрипло, слово отдавало кислятиной, от которой Фергуса снова замутило. Иан уходить, однако, не спешил. Он приблизился к койке, сел на край, протянул руку и опустил Фергусу на лоб самую восхитительную, волшебную, прохладную ладонь. От запястья друга пахло травами и чем-то таким, что принц мог бы назвать «запахом алхимии» — металлом, спиртом и чистотой. Этот аромат на мгновение победил даже тошноту, которая, казалось, вознамерилась прикончить принца. И Фергус испугался, что Иан исполнит его просьбу и все-таки уйдет. — Почему ты никому не сказал, что тебя так укачивает? — поинтересовался Иан участливо. Ему не то чтобы было интересно — он просто надеялся отвлечь друга пустыми разговорами, — мы могли бы поехать по суше, через Туссент. Вышло бы дольше, ну да ничего. — Сына Императора не укачивает, — кратко ответил Фергус, сглотнул вязкую слюну. Иан, заметив это, потянулся к столу рядом с койкой, налил из кувшина воды в деревянную кружку и протянул ее другу. Фергус догадывался, что драгоценной влаге суждено было немедленно вернуться обратно, но все равно выпил. Прислушался к себе — новой волны тошноты, в отличие от волны морской, не последовало. Принц благодарно кивнул и откинулся на койке. — Ты преувеличиваешь, — ухмыльнулся Иан, — твои сестры своих недугов не скрывают. Я не говорю уж о Лите, но я видел, как Цири мучается похмельем после очередного визита к Геральту. И ничего — едва ли Император стал думать о ней хуже. — А я — не мои сестры, — уязвленно ответил Фергус. Ему очень не нравилось, когда в своих попытках подбодрить его, Иан преуменьшал значение его переживаний. Друг не имел в виду ничего плохого, но Фергус начинал чувствовать себя глупым еще и за то, что волновался о такой ерунде, и это был порочный круг вины, — я — единственный сын Эмгыра вар Эмрейса, носящий имя его легендарного отца, который не дрогнул и не поддался пыткам Узурпатора, даже когда злой колдун обратил его сына в чудовище. — Да-да, — отмахнулся Иан, — слыхал я эту историю. И что-то я сомневаюсь, что твоего легендарного дедушку ни разу не стошнило, пока его пытали. Фергус хотел что-то ответить, горячо возразить, но тошнота на этот раз подкатила так внезапно, что он едва успел отвернуться. Иан среагировал почти мгновенно, пододвинул ведро ногой, а потом придержал друга за плечи, чтобы он не свалился с койки. Фергус давился и откашливался, надеясь, что на этот-то раз непременно умрет. Представать перед другом в таком виде он хотел, пожалуй, даже меньше, чем перед суровым требовательным отцом, хотя в Иане не было ни капли осуждения или даже брезгливости. — Знаешь что, — сказал Иан, когда приступ прошел, и Фергус снова обессиленно упал на койку, — я мог бы попробовать одно заклинание. Должна же быть от трактатов Раффара Белого хоть какая-то польза. Фергус с сомнением покосился на эльфа. Он знал, конечно, что юноша уже четыре года изучает магию, но до сих пор не видел в его исполнении ни одного, даже плохонького магического трюка. Иан словно стеснялся своего ремесла, не хотел рассказывать о своих успехах и лишь безнадежно отмахивался, когда Фергус по-дружески интересовался ими. Но сейчас в лице юного эльфа было столько сочувствия и решимости, будто принц и правда лежал на смертном одре. — А если не получится? — спросил Фергус осторожно, — я превращусь в жабу? — Жабы — водоплавающие, — улыбнулся Иан, — тебе в любом случае полегчает. Принц целую пару секунд был уверен, что откажется. Его отец не доверял магам, держал их на коротком поводке и собственные болезни лечил при помощи чистой науки. Но так вышло, что ни одного ученого на борту «Паветты» не нашлось, а проклятая тошнота снова взметнулась, стоило Фергусу просто немного шевельнуть мозгами. — Ладно, — он накрыл рот ладонью, — но, если после этого мне придется метать икру и жрать мух, ты будешь их для меня ловить. — Ты будешь самой сытой жабой в Империи! — пообещал Иан с энтузиазмом палача, заносящего верный топор. — Тогда быстрее, — Фергус закрыл глаза, тут же погружаясь в болотно-кислый омут дурноты, — не знаю, долго ли мне осталось. Иан помедлил пару секунд, видимо, собираясь с силами. Потом, протянув руки, сжал пальцами виски принца, выдохнул, приблизился к нему почти постыдно-близко — так близко, что наверняка прочувствовал, как долго и сильно друга выворачивало наизнанку — и шепотом произнес какую-то короткую словесную формулу. Сперва кожу на лице принца обожгло и закололо, вспыхнул лоб, огонь прокатился вниз, в глотку, упал камнем в желудок, и Фергусу показалось, что вот-вот его разорвет изнутри. Он попытался застонать, но неожиданно в теле его воцарился полный благословенный штиль. Тошнота отступила, забрав даже воспоминания о себе, в голове стало ясно и светло, как туссентским майским утром, даже кислый привкус во рту растворился и пропал. Фергус открыл глаза и удивленно посмотрел на Иана. Тот глядел на него, едва заметно хмурясь, и принц поблагодарил судьбу за то, что до этого сидел с закрытыми глазами. С таким лицом верные заклинания не произносят. Эльф, казалось, и сам был до этого момента почти уверен, что убил друга. — Охрененно, — прошептал Фергус. До сих пор это слово он знал только теоретически, слышал от солдатни и пару раз от Иана, но случая применить его на практике принцу не предоставлялось. Но сейчас это было именно так — охрененно. Иан просиял. — Лучше? — спросил он участливо, и Фергус от переизбытка чувств подался к нему и крепко обнял друга. В нос ударил все тот же успокаивающий алхимический запах, и принц стыдливо отстранился. — Лучше? — переспросил он, — да ты мне жизнь спас! — Когда станешь консортом Темерии, пожалуешь мне баронство, — подмигнул Иан. Дальнейшее путешествие пошло веселее. Заклятье эльфа подействовало так качественно, что тошнота больше вовсе не возвращалась, но Иан все равно предложил перебраться в его каюту. Там, говорил он, ему лучше колдовалось. Наставник велел юноше упражняться каждый день, и Фергус, легко принявший предложение, теперь вечерами наблюдал, как друг читает свои книги, а потом пытается создать из воздуха образы цветов и бабочек. Они очень быстро таяли в его руках, но Фергус знал теперь, какой силой обладали эти пальцы, и то, что казалось эльфу неудачей, ему самому виделось настоящим волшебством. На узкую койку, которую юноши теперь делили по-братски, Иан падал после таких упражнений совершенно обессиленным, и почти мгновенно засыпал. Фергус же еще долго лежал на боку, глядя в лицо друга, и отчего-то невольно принимался фантазировать о том, что снится эльфу. На узкой постели располагаться им приходилось вплотную, и Иан зачастую во сне закидывал на Фергуса руку или ногу, утыкался носом в шею или шептал прямо в ухо что-то неразборчивое, и в такие моменты принц боялся пошевелиться, разбудить друга — ведь тогда тот бы непременно отодвинулся от него, виновато улыбнувшись. А однажды утром случился совсем уж конфуз. Фергус проснулся от того, что что-то твердое вжималось ему в бедро, и для того, чтобы понять, что это было, ему понадобилось несколько секунд. Принц осторожно поднял глаза на спящее лицо друга — тот смутно улыбался, закинув руку за голову, явно погруженный в один из своих снов — может быть, о Цири. Или о какой-нибудь чародейке с пышными формами и вкрадчивым грудным голосом. У Фергуса неприятно затекла рука, неловко подсунутая под спящего эльфа, но он битый час пролежал так, чувствуя, как конечность окончательно отмирает, боясь потревожить Иана и столкнуть его с неловкой стыдной реальностью. Другу тогда пришлось бы объясняться и оправдываться, а Фергус этих оправданий слышать не хотел. Пока Иан спал, можно было представить, что снится ему вовсе не аппетитная чародейка с колдовским взглядом. Обсуждать случившееся Фергус с другом, конечно, не стал — Иан, казалось, вовсе ничего не заметил. Но с тех пор принц всерьез задумался, что пора возвращаться в собственную каюту хотя бы на ночь. И непременно исполнил бы это намерение, если бы плаванье не подошло к концу — куда быстрее, чем Фергус боялся. В Новиградский порт они прибыли рано утром, и, сходя с корабля, принц опасался, что тут же попадет из рук сопровождавших его рыцарей в черных доспехах в руки темерских солдат. Сестра, повинуясь непреложному порядку вещей, должна была прислать за Фергусом почетный караул, которому предстояло сопроводить его в Вызиму. А это означало бесконечно долгое и скучное путешествие по незнакомым землям, без права даже ненадолго свернуть с главного тракта. Но встретивший принца в порту градоначальник сообщил, что отряд, посланный для сопровождения его в Вызиму, еще не прибыл, и потому Фергусу придется пару дней провести в Новиграде в качестве почетного гостя губернатора. Принц прекрасно знал, что это значит — пару дней в заточении, в комнате с прекрасным видом, но без права даже прогуляться по городу. И он про себя порадовался, что взял с собой хотя бы этюдник и набор пастели, чтобы не зря потратить это время. Именно за бездумными набросками без единой светлой идеи его и застал тем же вечером Иан. У друга был такой таинственный вид, что принц сразу понял — эльф что-то замыслил, и собирался втянуть Фергуса в серьезные неприятности, которые тот готов был принять с радостью и открытым забралом. — Знаешь, — без лишних прелюдий начал Иан, усаживаясь в глубокое кресло у окна, за которым разгорался фантастически-алый закат, — от Новиграда до Оксенфурта по прямой дороге всего полдня пути, если лошади свежие. Фергус, делая вид, что не понял его намека, но от всей души мысленно умоляя друга продолжать себя уговаривать, поднял на него глаза от тетради. — Оксенфурт находится на территории Редании, — заметил он, — и чтобы попасть в него, нужна охранная грамота. И та, что подписана рукой моего отца, явно не подойдет. Иан хитро улыбнулся. — У меня есть охранная грамота, — похвастался он, — отец прислал ее с последним письмом, когда узнал, что я еду в Темерию. — Одна охранная грамота, — вздохнул Фергус, — я смогу проводить тебя до первого же поста — а потом что? Один вернусь в Новиград? — Она выписана на меня и «мое семейство», — подмигнул Иан, вскочил на ноги и стремительно прошелся по комнате. Фергуса всегда восхищало, как легко и быстро друг поддается собственным авантюрам, хотя очень редко становился их частью. Даже из побега через портал в Императорский дворец Иан мог сделать настоящее приключение, а теперь звал с собой друга. Но сомнения все еще глодали Фергуса, — В моих документах указано, что мой отец — человек, — продолжал, меж тем, эльф, — а ты можешь представиться моим родным братом. Братья ведь относятся к «семейству», не так ли? Фергус посмотрел на него уже с большим интересом. — Но у меня-то документов нет, — заметил он, — и в твои я не вписан. — Ничего! — Иан уже почувствовал слабину друга, и теперь ему оставалось только поддеть край раковины его сомнений и вскрыть ее, как устрицу, — скажем, что свои документы ты потерял по пути. Если нас остановят, я попрошу пригласить моего «дядюшку» — он ведь уважаемый профессор в Академии, знаешь! Он подтвердит, что мы родственники. — Уверен? — спросил Фергус осторожно, но руки его уже закрывали этюдник и принимались аккуратно раскладывать пастель по местам в коробке. — Не узнаем, пока не проверим! — заявил Иан, и на его лице читался настоящий триумф, — я несколько месяцев не видел отца, — сказал он, вдруг печально опустив глаза — так, словно Фергусу еще требовались какие-то аргументы, — а в начале семестра он едва ли сможет вырваться в Вызиму… — Послушай, — Фергус, оглушенный пришедшей вдруг ему в голову гениальной идеей, едва не подскочил на месте, — зачем нам вообще эти грамоты? Ты ведь маг, можешь открыть портал прямо в дом твоего отца. И никто ничего не заметит. Еще до того, как фраза отзвучала, Фергус понял, что сказал что-то не то. Иан мгновенно посерьезнел, даже помрачнел, отвернулся и досадливо передернул плечами. — Я не умею открывать порталы, — заявил он, — даже если мне удастся рассчитать траекторию и сигнатуру, на выходе нас может расщепить на атомы. И это будет самое глупое покушение на жизнь принца Нильфгаарда в истории. Не хочу, чтобы моих родителей казнили за мою измену Империи. Фергусу вдруг ужасно захотелось извиниться — лицо Иана, когда он говорил это, было не обиженным, а словно виноватым, и это чувство вины за то, что не оправдал ожиданий, было очень хорошо знакомо самому Фергусу. — Ладно, значит, буду твоим братом, — уверенно заявил он, — а то, что мы не похожи… Так на Литу и Цири я тоже не больно-то похож. — принц подошел к другу и уверенно похлопал его по плечу, а Иан просиял и накрыл его ладонь своей. Из дома губернатора они выбрались под покровом ночи. Окно комнаты Фергуса располагалось прямо над большим прочным навесом, с которого до земли было совсем недалеко. Иан легко спрыгнул на мостовую, подставил руки, чтобы помочь другу, но тот отважно соскользнул вниз сам. Сейчас недостаток эльфской ловкости компенсировал ему жаркий азарт, полностью захвативший юношу. Иан, который никогда прежде не бывал в Золотом городе, казалось, за пару часов успел изучить и его, и губернаторскую резиденцию, как опытный стратег изучал поле предстоящей битвы. До конюшен юноши добрались без проблем, минуя посты стражи, и там Иан уверенно подошел к человеку, чистившему в деннике большого черного коня, и заявил, что намерен прогуляться. Конюший воспринял его просьбу без удивления. Все знали, что юный эльф — близкий друг принца, но он был слишком незначительной фигурой, чтобы кого-то волновали его передвижения. Пока Фергус прятался в тени у дверей конюшни, человек оседлал для эльфа того самого крупного скакуна чистой нильфгаардской породы — самого быстрого и выносливого, точно по указаниям Иана. Пока они проезжали по сонным улицам богатого квартала, Фергусу приходилось прятаться под широким плащом за спиной друга, плотно прижавшись к нему и аккуратно выглядывая сквозь маленькую щелку. Но на одинокого всадника никто и не думал обращать внимания. Ночная стража провожала его безразличными взглядами, а через мост Святого Грегора они проехали так быстро, что случайные прохожие могли бы принять их за черную стремительную тень. На площади у моста Фергус наконец смог скинуть плащ с головы и оглядеться. Он никогда прежде не бывал в Новиграде, только читал о том, как важен этот порт для Империи, но странным образом, в узких улицах, мощенных темной брусчаткой, в нависающих стенах деревянных домов, в соединявших два конца улицы арках не было ровным счетом ничего необычного. Город выглядел… бедно, хотя Фергус точно знал, что здесь живут самые богатые и влиятельные люди Имперского Севера. Даже Вызима и Третогор уступали Новиграду по значимости, а в книгах город и вовсе назывался не иначе, как «Жемчужиной». Но при виде очередного нищего, потянувшегося следом за их конем, с мольбой бросить монетку, Фергус всерьез начал сомневаться в правдивости печатных слов. Дома, в Нильфгаарде, конечно, тоже существовали небогатые кварталы, но там нищета не выставлялась напоказ, за попрошайничество могли бросить в тюрьму или даже повесить, а на улицах не было такой непролазной удручающей грязи. Принц хотел поинтересоваться у друга, всегда ли здесь царила такая унылая атмосфера, но тот был слишком поглощен их дерзким побегом, слишком рад вырваться на свободу, и ответа от него ждать было нечего. На посту у Оксенфуртских ворот их остановили, но Иан быстро вытащил из сумки имперскую грамоту, показал ее стражнику, и тот пропустил их, даже не взглянув на спутника юного эльфа. Когда же переправа через реку осталась позади, Фергус наконец смог вздохнуть свободно. Теперь они ехали по широкому полю, среди колышущихся на ветру тяжелых пшеничных колосьев. Над головами беглецов поднялась щербатая серебристая луна, а ветер, бьющий в лицо, пах хлебом, речным илом и совсем немного — тем извечным запахом ладоней Иана. — Здесь неподалеку есть одна таверна, — заговорил вдруг эльф, и Фергус от неожиданности вздрогнул — он погрузился в размышления, как бы написал эту картину — бескрайнее серебристое поле и всадник, несущейся через него, как стрела по воздуху. Конечно, в седле на картине сидел бы один Иан — прямой, стройный, с собранными в небрежную косу черными волосами и сайдаком за спиной. — у нее очень смешное название — «Семь котов». Хотя, если верить отцу, котов там живет гораздо больше. Моя мать оставила меня там, когда я был совсем маленьким. А мой отец — нашел. Историю о том, как сама Судьба вмешалась в жизнь друга на самой ее заре, Фергус слышал не однажды, и каждый раз она казалась ему невероятной, почти пугающей. А что если бы эльф и человек не остановились на ночь в той корчме? Что если бы мать Иана решила не оставить его трактирщику, а выбросить в реку? История его собственного рождения, которую мать иногда со смехом рассказывала — о том, как родители едва успели повторно принести брачные клятвы до того, как их сын решил явить себя миру, чуть не испортив всем веселье — на фоне рассказа Иана смотрелась бледно и скучно. И вот теперь они ехали по легендарным местам, по дороге, которую, возможно, топтала незнакомая Фергусу эльфка, прижимая к груди новорожденного сына, которому в будущем предстояло стать величайшим магом Империи. — Хочешь туда заехать? — осторожно поинтересовался Фергус. Он уже смирился с тем, что утром их хватятся. До рассвета они едва успеют добраться до Оксенфурта, и в Новиграде поднимется огромный скандал, о котором, конечно, узнают и Цирилла, и Император. Сестра посмеется и будет травить эту байку знакомым ведьмакам, а вот отец будет даже не в ярости, а разочарован. Фергус подводил его все больше с каждым новым шагом лошади. Но сейчас принцу было на это восхитительно наплевать. Его друг был с ним, в лицо дул ароматный ночной ветер, и вместе они въезжали в сказочные земли. — Нам все равно по пути, — ответил Иан таким тоном, словно боялся, что принц начнет возражать. — А деньги ты взял? — вместо этого поинтересовался Фергус, — я вообще-то страшно проголодался. С тропинки между тяжелых колосьев они свернули в густую рощу, и за мгновение их окружила непроглядная темнота. Фергус, ощущая, как на него наваливается необъяснимое дурное предчувствие, прильнул к спине Иана — прямой и напряженной, словно эльф тоже почуял неладное. Нужно было сказать что-нибудь ободряющее, может быть, пошутить, рассеять смехом сгустившийся мрак, но неожиданно откуда-то сверху раздался короткий свист, и перед копытами их коня в землю воткнулась длинная тяжелая стрела. Конь громко заржал, восстал на дыбы, и Иан с трудом удержал поводья. Фергус вжался в седло изо все сил, стараясь не свалиться на землю. Тем временем, рядом с первой в пыль тропы вонзилась и вторая стрела, а потом перед путниками возник высокий худощавый эльф в зеленой куртке, сливавшейся с листвой, и с измазанным краской красивым лицом. Он целился в Иана из лука, и на мгновение Фергусу показалось, что все это сон. Такого ведь просто не могло быть, верно? Стоило им впервые отлучиться из-под надзора, и юноши тут же попали в серьезные неприятности. Теперь из-за глупой выходки Фергуса между Нильфгаардом и Темерией, на территории которой было спланировано и совершено покушение на принца, могла снова начаться война… — Слезай с лошади, или следующую стрелу получишь в глаз, мальчишка, — меж тем, крикнул незнакомый эльф Иану. У Фергуса мелькнула надежда, что друг сейчас применит одно из своих заклинаний, и им удастся сбежать, но, видимо, бледные иллюзорные бабочки и исцеление от морской болезни в этом им помочь были бессильны, и Иан, помедлив пару мгновений, спешился и поднял руки. — Мы просто путники, — сказал он очень спокойным тоном, но Фергус, оказавшийся на земле следом за ним, почувствовал, что дрожит всем телом. Его охватывал настоящий, прежде непонятный и неизвестный страх, с которым пока юноша никак не мог совладать. — Оседлый выблядок и мерзкий человек, — констатировал эльф таким тоном, словно два этих именования были одинаково оскорбительны, — из зажиточных. Что, сбежали от папеньки в Новиград? У Фергуса мелькнула мысль, что надо выступить вперед, закрыть собой Иана, сказать незнакомому бандиту, что перед ним не просто какой-то там человек, а единственный сын Императора Эмгыра вар Эмрейса, и гнев его отца непременно обрушится на головы разбойников. Но было совершенно очевидно, что у Императора в этих лесах не было никакой власти, и произнеси Фергус его или свое имя, стало бы только хуже. Иан тоже прекрасно это понимал. — Мы с братом полукровки, — ответил он все тем же ровным размеренным тоном, словно аккуратно вмешивал ингредиент в сложное зелье, боясь ошибиться, — едем в Оксенфурт. Мы студенты Академии. Забирайте деньги и коня, только не убивайте. Эльф выслушал его, сурово сдвинув брови, но потом вдруг запрокинул голову и звонко рассмеялся. — Думаешь, я простой разбойник с большой дороги, малыш? — спросил он и приблизился к юношам неторопливой расхлябанной походкой, как моряк, не отвыкший еще от качающейся палубы. Фергус слышал, что в темерских лесах несколько лет назад водились остатки мятежных отрядов скоя’таэлей — больные, умирающие от голода и фисштеха, они нападали на одиноких путников в надежде поживиться хоть чем-нибудь. Но этот бандит не походил ни на больного, ни на одурманенного наркотиками. Его взгляд был прямым и ясным, его движения — хоть и вальяжными, но явно точно выверенными и осознанными. Он был опасен — это было видно, это чувствовалось в его взгляде. А еще он ненавидел их, хотя даже имени юношей не знал. — Связать их, — окинув еще раз взглядом лица Иана и Фергуса, бросил кому-то эльф, и за их спинами на дороге возникли еще двое разбойников. Один взял под уздцы коня. Тот, все еще напуганный, попытался отбрыкнуться, но эльф прижал ладонь к его лбу, нежно погладил и прошептал что-то на Старшей речи, и конь странным образом почти мгновенно успокоился. Второй эльф такой нежностью не отличался. Он связывал юношей так резко и беспощадно, дергая и затягивая узлы до предела, словно они успели лично насолить и ему, и всем его родным. Последними им завязали глаза. Когда, подталкиваемые в спину и подгоняемые короткими окриками, юноши добрались наконец до какой-то стоянки, ладони Фергуса совершенно онемели, и он начал всерьез опасаться, что больше не сможет держать в руках кисть. Но еще хуже, конечно, обстояли дела у Иана. Тот учился на мага, и руки были главным его инструментом. Шли они через лес, судя по тому как менялась тропа под ногами, углубляясь все дальше. Наконец Фергус почувствовал запах дыма и готовящейся еды, и группа остановилась. Он слышал, как главный бандит приказал запереть пленников, сказав, что разбираться с ними будет позже, и в конце концов юношей затолкали в какое-то тесное, пропахшее сеном помещение, щелкнул замок, и все смолкло. Фергус сидел на мокрой земле в совершенной темноте — повязки с глаз и путы с рук им так и не сняли. Он постарался прислушаться — из-за стен их темницы доносились смутные голоса, вроде бы даже пение. Лесные разбойники не скрывались и явно не опасались, что их обнаружат, а, значит, и особо тихариться было необязательно. — Иан, — позвал Фергус, — ты здесь? Пару страшных мгновений висела тишина — Фергус уже успел подумать, что друг потерял сознание, или его отвели в другое место, а он и не заметил. Но наконец эльф ответил. — Здесь, — прошептал он, — вот это мы попали. И все из-за меня. Прости меня, Гусь. — Потом будешь извиняться, — поморщился Фергус. В тоне эльфа он расслышал неожиданное отчаяние, которого в Иане никогда раньше не замечал — неужели друг, также, как и он, впервые попал в настоящую переделку, и теперь собирался сдаться? Единственному сыну Эмгыра вар Эмрейса, много лет прожившего в образе лесного чудища, спасшегося от охотников за головами и чародеев Узурпатора, такой вариант не подходил. Фергус постарался пошевелить пальцами, чтобы вернуть им чувствительность — это получилось, но толку оказалось мало. Прилившая к ладоням кровь принесла с собой ноющую тяжелую боль, и принц едва сдержался, чтобы не застонать от досады. — Давай попробуем подползти друг к другу спинами, — предложил он, лихорадочно вспоминая, чему научили его истории об отцовском героическом прошлом. Сколько бы лишений ни выпало на долю Императора, в такие неприятности он наверняка не попадал… — я постараюсь развязать твой узел, а ты — мой. Иан помедлил. Его собственный опыт, почерпнутый из приключенческих романов, которыми он иногда делился с Фергусом, подсказывал, видимо, что идея не так уж безнадежна. Очень медленно, стараясь все же не слишком шуметь, юноши двинулись по полу друг к другу, ориентируясь на шорох. И когда болезненно несгибаемые пальцы наконец коснулись ледяных пальцев Иана, Фергус чуть не завопил от радости. Половина дела была сделана. Принц постарался нащупать узел на запястье друга, и, преуспев в этом, начал неловко дергать его, пытаясь ослабить. Узел не поддавался — эльфы вязали на совесть, что снова позволяло заподозрить в них бывших моряков. И от этой мысли Фергуса вдруг осенило. К чему пытаться сорвать узел, когда можно разобраться в нем и развязать по науке? Его учили этому в курсе навигации, и кое-какие знания еще сохранились в его голове. Иан тихо застонал — видимо, тугие путы причиняли ему нешуточную боль, и Фергус от этого жалобного звука вдруг по-настоящему разозлился. Ладно, неведомые злодеи покушались на него — по мнению имперской разведки покушением на Фергуса была занята добрая половина подданных Его Величества. Но никто не смел посягать на жизнь лучшего друга принца! Особенно какие-то шелудивые остроухие оборванцы! На этот раз его пальцы действовали точнее. Фергус смог ощупать узел и распознать его. Разбойники связали им руки простым рифовым узлом, и принц знал, что главное — найти его край и правильно потянуть, тогда узел просто рассыплется. Это было не очень-то эффективно, но Фергус подозревал, что пленивший их эльф действовал по привычке, вязал тот узел, который умел и хорошо знал. И сейчас принцу понадобилась доля секунды, чтобы найти заправленный конец веревки и потянуть ее, освобождая руки Иана. Тот благодарно застонал — неожиданно громко, но тут же, придя в себя, занялся запястьями принца. Получив свободу, Фергус сдернул с глаз повязку и огляделся. Они очутились в тесном помещении, возможно, бывшем сарае для сена. Стены были испещрены трещинами, но дверь выглядела прочной и тяжелой — видимо, новой. Можно было подумать, что банда разбойников использовала этот сарай специально для содержания пленных, и неизвестно еще, многие ли оказывались здесь до них с Ианом. — Надо выбираться, — шепнул принц спутнику, пока тот, морщась, растирал покрасневшие запястья. — Надо, только как? — также шепотом ответил Иан, — мы посреди бандитского лагеря, безоружные… Какой же я кретин, Фергус! И как я мог решиться отправиться в эти земли чуть ли не голышом! Я ведь знал, что здесь опасно, с рождения знал. И хорошо еще, что нам попались какие-то бандиты, а если бы накеры? Об этом принц как-то подумать не успел, а теперь содрогнулся — даже если бы им удалось выбраться из этого запертого сарая и сбежать из лагеря бандитов, куда бы они пошли? Одни, пешие, безоружные сквозь лес? Это было настоящее самоубийство. Но и сидеть на месте тоже было нельзя. — Иан, — очень серьезно обратился принц к другу, — сейчас все зависит от тебя. Пожалуйста, сосредоточься и попробуй все-таки открыть портал — хотя бы один, хотя бы для меня. Я тогда смогу добежать до ближайшей деревни и привести помощь. — Да не могу я! — Иан вдруг зло сжал кулаки, — не могу, понимаешь, дурья твоя башка? Я бездарность, ясно? И деньги Императорской казны тратятся на меня зря! Я не могу толком открыть портал даже размером с блюдце! И если ты попробуешь пролезть через него, тебе голову оторвет! — Но у нас нет другого выбора! — Фергус тоже начинал злиться, перехватив настроение друга, — хотя бы попытайся! Я видел, как ты колдуешь, и вовсе ты не бездарность. — Да что ты видел, — буркнул Иан расстроенно, помолчал секунду потом со вздохом кивнул, — ладно, я попробую. Но в портал, если он откроется, полезу сам. И если меня растащит пополам, так мне и надо. Он встал посреди сарая, свел ладони, прошептал заклинание и начал очень медленно разводить руки в стороны. Сперва ничего не происходило, потом в воздухе перед юным эльфом замерцал, зашипел крохотный светящийся кружок, и с каждой секундой теперь он расширялся, став сперва размером с крупное яблоко, потом дорос до тарелки. Фергус следил за действиями друга со все большим восторгом, хоть и видел, как бледное лицо Иана покрывается испариной, напрягается, словно эльф тащил в гору тяжеленный мешок. Но портал расширялся, оставаясь четким и ровным по расползающимся в стороны краям. За стенами сарая, меж тем, на мгновение все смолкло. Потом неожиданно Фергус понял, что что-то происходит. До его слуха долетело ржание коней, какие-то выкрики, лязг металла и свист тетивы. Легко было понять, что снаружи началось сражение между бандитами и кем-то еще, неизвестным и невидимым — может быть, другой бандой, которой пленники были вовсе не нужны. Фергус хотел поторопить Иана, но тот, полностью отдавшийся течению энергий в своих руках, даже не услышал бы его. Портал ширился. Из тарелки — в блюдо, из блюда — в столешницу десертного столика, а оттуда уже недалеко было и до высоты в человеческий рост. Фергус закусил губу. Он решил для себя, что прыгнет в портал, стоит Иану его закончить, не слушая его возражений. Если уж подвергаться опасности, то вместе. Руки юного эльфа вдруг дрогнули, пальцы неестественно выгнулись — видимо, путы все же сказались на магической ловкости. Иан зашипел сквозь зубы, стараясь держать ладони ровно, стабилизировать портал, но тот уже шел рябью и вдруг начал расширяться быстрее. — Ложись! — только и успел крикнуть Иан и рухнуть вниз, когда сгусток магической энергии перед ним с хлопком рассыпался. Взрыв вышел не слишком сильным, но, видимо, громким, потому что за дверью тут же послышались незнакомые грубые голоса. — Командир! Отсюдова звук. Хрен его знает, чо там. Может, боеприпасы рванули? — Тогда полыхало бы все, умник. — ответил первому второй голос — такой же резкий, — открывай давай, поглядим. Фергус, быстро перебирая руками и слушая глухой звон в ушах, пополз к Иану, который, казалось, потерял сознание. Накрыв тело друга своим, принц приготовился защищать его ценой собственной жизни, когда дверь сарая с треском дрогнула и распахнулась. На пороге стояли двое человек — оба в неприметной, сливающейся с темнотой одежде, с короткими мечами в руках, полумасках на лицах и в плащах с капюшонами. — Тут пацан какой-то, — констатировал обладатель первого голоса, удивленно разглядывая свою находку. Иан, накрытый Фергусом, видимо, начинал приходить в себя. Он застонал и зашевелился, стараясь скинуть с себя тяжелое тело друга. — Двое пацанов, — поделился наблюдением второй человек. — эй, парень, ты живой? Командир! Вроде живые оба. За стеной сарая послышались быстрые лязгающие шаги, и бойцы почтительно расступились. — Какого хрена тут происходит? — резко спросил возникший на их месте Вернон Роше.