Один Путь

Иан поднялся по узкой лестнице, которую больше никто не охранял, остановился перед неприметной дверью, и почувствовал, как вся его решимость плавно уходит из него, как вода из трещины в глиняном сосуде. Он пришел сюда с твердым намерением столкнуться с собственными страхами, с новообретенной неисцелимой болью лицом к лицу, и теперь стоял, не в силах потянуть дверь и переступить порог комнаты, где умерла Виенна. Он не стал говорить об этом ни Цири, ни Анаис, ни даже Фергусу, но то, что казалось освобождением, лечебной процедурой, их откровенный обмен памятью помог ему только на короткое время, как настойка лебеды унимала зубную боль. Но чтобы избавиться от нее вовсе, все равно необходимо было вырвать зуб с корнем. Так и Иан надеялся справиться с собой, переступив этот ужасный порог. Он закрыл глаза и выдохнул, словно собирался произнести особенно сложное заклинание. Дверь открылась легко — после того, как отсюда вынесли тело Виенны, комната снова стала забытой и необитаемой — и запереть ее люди отца не потрудились. В крохотное окно под самым потолком проникало очень мало света. День стоял пасмурный, с самого утра с неба сыпался противный влажный снег, залепивший и без того пыльное стекло. Иан медленно, опасливо ступая по полу, как по ненадежной болотной почве, прошел до оставленного посреди комната стула — на нем во время допроса сидел папа. Второй стул валялся на боку у противоположной стены — может быть, его уронил и оттолкнул кто-то из бойцов, может быть, сама Виенна отшвырнула в сердцах. Юный эльф сел и огляделся по сторонам. Жутко и одновременно как-то смутно волнительно было представлять, что всего пару дней назад мать ходила по этой комнате. Освобожденная от оков, она, должно быть, сперва металась из угла в угол, не находя себе места, может быть, искала способ сбежать — пока, отчаявшись, не забилась в угол, где ее и застал ночью Иан. Стражи сказали, она отвергла предложенную еду — юный эльф с горькой усмешкой подумал, что от выпивки мать бы точно не отказалась. Хотя он знал о ней слишком мало, чтобы утверждать что-то наверняка. Виенна была, как и для папы, главной женщиной в его жизни — но даже лицо ее Иан смог толком запомнить только когда она умерла. С болезненным упорством Иан огляделся пристальней. В этой комнате под потолком не было ни балок, ни крюка для люстры. Из мебели, кроме стульев, оставалась лишь какая-то рухлядь — и он задумался вдруг, как же эльфке удалось повеситься? После выпитого в компании друзей вина, Иана всю ночь мучали неприятные сны, никак не хотевшие переступить грань настоящих кошмаров, от которых можно было бы с криком проснуться. Те видения были вязкими и топкими, как холодная трясина, и, думая, что очнулся, Иан попадал только в следующий сон. В них Виенна кончала с собой множеством разных способов — разбивала окно и разрезала себе руки осколками, бросалась грудью на ножку перевернутого стула, даже откусывала сама себе язык. Но ни один из увиденных отвратительных снов не давал ответа на вопрос — как ей удалось залезть в петлю. Ответ нашелся через несколько минут пристального разглядывания скудной обстановки. Дверь, ведущая в коридор, открывалась наружу, была самой обыкновенной, не похожей на створки в тюрьме — без зарешеченного окна, с кованной массивной ручкой — такой же, как во многих прочих комнатах дворца. Иан очень отчетливо увидел, буквально заставив себя достроить явившийся образ до конца, как мать, пропустив ленту через изгиб этой ручки, обвила ею себя за шею, встав на корточки, а потом просто упала лицом вперед. Должно быть, она сделала все тихо, не хрипела и не слишком дергалась — стражи за дверью ничего не услышали. Или не хотели услышать? Отношение к странной пленнице со стороны командира, приправленное толикой грязных слухов, было им понятно, но они не хотели иметь с этой историей ничего общего — тем более, что Фергус еще и заплатил им за молчание. Иан отвернулся от двери, не убежденный в своей догадке, но готовый поверить в это — чтобы сжечь получившуюся картину в своем мозгу и избавиться от нее, необходимо было сперва ее дорисовать до конца. Юный эльф опустил потяжелевшие веки — глаза заслезились, но плакать ему не хотелось. Он позволил себе воскресить в памяти то, какой он увидел Виенну в последний раз — бледное, чуть синеватое лицо было спокойным, на нем не осталось ни боли, ни ужаса, и Иану очень хотелось верить, что, если ему и предстояло отныне видеть мать во сне, то приходить она станет именно такой — умиротворенной. Когда он снова открыл глаза, в воздухе вокруг него порхали полупрозрачные огненные бабочки. От неожиданности юный эльф подскочил, с грохотом уронил стул и рывком обернулся. Высокий рыжеволосый эльф стоял в нескольких шагах от него, скрытый смутными тенями, сложив руки и чуть опустив голову. На нем был простой дорожный плащ, а под ним — одежды небогатого путника, торговца или бродячего артиста. — Я знаю тебя, — голос Иана звучал не громче шепота. — Я очень рад, что ты меня запомнил, маленький Иорвет, — эльф поднял лицо и улыбнулся. У него были тонкие, совсем неприметные черты и прямой взгляд удивительно добрых серых глаз. Он смотрел на юношу, почти не моргая, изучал его, казалось, с праздным случайным любопытством, будто выхватил знакомое лицо из яркой толпы. Имя пришло на память в следующий миг. — Огненный Яссэ, — Иан сделал короткий шаг, а эльф театрально поклонился — так же он кланялся ликующей толпе со широкой деревянной сцены в далеком Туссенте, и юноша почти услышал собственный вопрос папе «Он волшебник?» — Прости меня за грубое вторжение, — Яссэ опустил руки и снова сложил их скромно и чинно, как на приеме у высокопоставленного чиновника, который должен был заплатить ему за представление, — я не был уверен, что застану тебя здесь. Я всего лишь хотел посмотреть на то место, где умерла моя храбрая Соколица. Иан опустил глаза. Эта встреча была слишком неожиданной, слишком странной, чтобы поверить в ее случайность, но, прислушавшись к себе, юный эльф не нашел ни желания, ни сил удивляться дальше. Огненный Яссэ — маг на службе королевы Саскии, о котором, должно быть, говорил человек из расколдованной статуэтки — был тем, кого Виенна называла своим другом. И он явился сюда, рискуя быть пойманным, чтобы почтить ее память. В этом было не слишком много смысла, но иных причин Иан не смог придумать. — Я любил ее, — словно услышав его мысли, продолжал Яссэ. Он неспешно прошелся по комнате, обогнул застывшего юношу, подошел к высокому окну и взглянул на него, задрав голову, — больше всего на свете она боялась оказаться в клетке. — Ее могли бы допрашивать в темнице, — заметил Иан негромко, ощутив внезапную необходимость оправдать действия папы. На совесть человека смерть матери легла тяжким грузом, и юноша надеялась хотя бы в собственных — и чужих — глазах снять часть этой вины. Как там сказала Анаис? Он всего лишь хорошо выполнил свою работу. — В темнице она не смогла бы свести счеты с жизнью, — на этот раз Яссэ ответил с прохладцей, не обернувшись. Он продолжил свой путь по маленькой комнате, дошел до двери, остановился и коснулся пальцами ручки — видимо, у него мелькнула та же догадка, к которой пришел Иан. Но Яссэ не задержался надолго, сделал несколько шагов в сторону и наконец остановился перед юношей. Он превосходил Иана в росте на полголовы, и перед магом тот почувствовал себя снова мальчишкой, но на этот раз не предвкушавшим яркое цирковое представление, а застуканным за непростительным поступком и ожидавшим справедливого наказания. Но Яссэ улыбнулся. — Ты очень вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз, — заговорил эльф, вглядываясь в лицо Иана пристальней, — должно быть, многие из тех, кто не видел тебя пару лет, говорят это. Но я имею в виду не только твой рост. Я почувствовал в тебе силу Истока еще при самой первой нашей встрече. Ты и сам тогда этого еще не подозревал, но магия дремала в тебе — исключительная, восхитительная… Жаль, что и сейчас она спит. Иан нахмурился. Сложно было поспорить с тем, что его успехи в магии измерялись крупицами. Он освоил несколько целительских и шпионских техник, пару несложных бытовых заклинаний, но за последние недели в нем успело многое поменяться, и эльф даже начал немного гордиться тем, чем занимался, принял, как данность необходимость упорного труда и был готов к нему. Но Яссэ, видевший его всего пару раз в жизни много лет назад, смотрел на Иана сейчас, как на глупого несмышленыша, взявшегося за сложный философский трактат, хотя едва научился складывать буквы в слова. — Вы меня совсем не знаете, — это был самый простой, самый очевидный ответ, но на него эльф лишь снова беззлобно усмехнулся. — Позволь мне, дитя, быть с тобой откровенным, — сказал он, — я следил за тобой много лет, с той самой ночи в Туссенте, когда твои родители устроили праздник на винодельне. Мы уехали, но сердце твоей матери осталось с тобой, хотя ты не пожелал отправиться в путь с ней. Ты, должно быть, знаешь, что труппа наша была не так проста, как хотела казаться, и у меня было много глаз и много способов подслушать и подсмотреть — и магических, и самых обыкновенных. Сперва я наблюдал за тобой по просьбе Виенны, рассказывал ей о твоих маленьких победах и досадных неудачах, о твоей дружбе с принцем Фергусом и том, как твои родители, занятые своими делами, забывали о тебе. И чем дольше я смотрел, тем больше убеждался — в тебе, дитя, скрыт огромный талант, и ты, выбирая путь, пошел не в ту сторону. Иан нахмурился сильнее. Само знание о том, что все эти годы он был объектом постоянного наблюдения, не пугало, а вызывало какое-то смутное, гадостное чувство, словно нашел чужой волос в миске с супом или, откусив яблоко, обнаружил в нем червя. Но Яссэ говорил с ним так доброжелательно и легко, словно не было ничего естественней его наблюдений — забота о спокойствии любимой женщины, и не более того. Однако последнее замечание снова всколыхнуло в нем возмущение — Яссэ мог быть блестящим шпионом и знать, как Иан проводил каждую минуту каждого дня, но они все еще не были знакомы так близко, чтобы он мог осуждать его выбор. — Ты знаешь, милый Иорвет, почему энергия Огня считается запретной для магов? — взгляд Яссэ стал цепким и прохладным, словно он заговорил о личных неприятных вещах. — Мастер Риннельдор рассказывал, что эта магия способна быстро поработить сознание того, кто ею пользуется, — произнес Иан, будто отвечал хорошо выученный урок. Яссэ ухмыльнулся. — Мастер Риннельдор повторяет слова Капитула, наложившего этот запрет, — покачал он головой, — энергия Огня — самая гибкая, самая тонкая из всех существующих, поддавалась магам слишком легко — с точки зрения тех, кто надеялся их контролировать. Королям, правителям прошлого, о котором нам велели забыть, не нужны были слишком сильные слуги, потому они позволили магам пользоваться лишь тремя стихиями, а адептов Огня признали преступниками и опасными бунтарями. Но опасность — вещь относительная. Те, кто по другую сторону, зовут это могуществом. Иан покачал головой, готовый опровергнуть слова Яссэ, но тот не дал ему себя перебить. — Ты помнишь, дитя, когда твоя сила проявилась особенно ярко впервые? Иан сжал кулаки. — Когда ты поджог дом моего отца из-за каких-то личных счетов, — выплюнул он, — когда он чуть не погиб в огне, а все его книги и рукописи оказались уничтожены. — Он отверг предложение нашей Королевы, которой прежде приносил клятву верности, — спокойно ответил Яссэ, — и заслужил наказания за предательство. Но моей главной целью был вовсе не твой отец и не его бесполезные заметки. Я мог бы наказать его иначе — куда более надежным способом, если бы захотел. Я знал, что в том доме был ты, милый Иорвет. Иан испуганно попятился. Мысль, что кто-то мог покушаться вовсе не на отца и даже не на Фергуса, прежде не приходила ему в голову. В этой партии он был слишком мелкой картой, чтобы кто-то не сбросил его в начале раунда. — Ты ведь знаешь, что для использования магии, необходимо призвать энергию стихии? — спросил Яссэ мягко, — и какая стихия была единственной, к которой ты мог обратиться, когда открывал портал, прежде никогда тебе не дававшийся? Сердце Иана пропустило удар. Ответ был таким простым и очевидным, что до сих пор его нельзя было заметить, как не замечаешь собственного дыхания, пока на нем не сосредоточишься — или не начнешь задыхаться. — К Огню, — тихо проговорил он, — я обратился к Огню. Яссэ улыбнулся. — Верно, дитя, — подтвердил он, — это было твое первое столкновение с ним, и он помог тебе спасти и свою жизнь, и жизнь твоего отца-предателя. И что же — ты немедленно стал его рабом, как утверждает мастер Риннельдор? Иан покачал головой, все еще слишком обескураженный. — Я хотел помочь тебе, — продолжал Яссэ, — раскрыть силу, дремлющую в тебе, которой в спокойной обстановке суждено было остаться спящей. И у меня получилось. Конечно, это была не первая из расставленных мной ловушек. Нападение на комнату принца в Новиграде — я знал, что ты захотел бы защитить друга. Встреча на тракте — в лагере, куда вас привезли, жгли костры. Мои солдаты не видели в этом смысла, но я велел им делать это — специально для тебя. — Но зачем? — от этого спокойного мягкого тона, от доброжелательного взгляда и скупых плавных жестов Яссэ Иан начинал злиться все сильней. Он вспомнил, как магия проникла в него, когда он попытался принять вызов, брошенный Цири, как почувствовал прилив незнакомой отчаянной уверенности, смог подобрать верные ответы в важных, уже случившихся беседах — вместо своего глупого молчания, и все это сейчас огненным комом зрело в груди. — После всего, что я тебе рассказал, я не смею надеяться, что ты поверишь мне или в то, во что верю я сам, — ответил Яссэ, — но я уже говорил тебе — в тебе дремлет великая сила, которой не дают развиться, которая не знает свободы. А я — борец за свободу, дитя, и за магию, которую люди, изуродовав, забрали у нашего народа. Пусть сами они подчиняются своим законам. Для первого за века ребенка-Истока из эльфов я хочу иной участи. Ты, возможно — почти наверняка — отравленный ими, в конечном счете станешь моим врагом, но для меня будет честью сразиться с тобой, когда ты выберешь один верный Путь и пройдешь по нему до конца. Мой учитель как-то сказал мне, что я продаю свою верность по дешевке. Мои наниматели всегда рады выгодной сделке, не зная, что верность я храню одной только магии. — Ты мог убить моего отца, моего лучшего друга, даже меня самого, — Иан отступил от Яссэ на шаг, сильнее сжимая кулаки, — я не верю тебе! — Я знаю, — кивнул Яссэ, — и потому я предлагаю тебе не знак доверия, но подарок, узнав о котором, моя королева сможет обвинить меня в измене. А изменников она сжигает заживо — драконье пламя не подвластно даже мне, хотя я впустил в себя силу Огня много лет назад. Иан молчал, и, видимо, посчитав это знаком согласия внимать, Яссэ после короткой паузы продолжил: — Я научу тебя заклинанию, которое сможет спасти того, на кого охотились Виенна и ее отряд. Ведьмак был ранен проклятыми стрелами, и чародейки, выхаживающие его, не в силах ему помочь — это волшебство им, с их ограниченными знаниями, подчиненными людским законам, просто недоступно. Юный эльф вскинул голову и сжал зубы, чтобы не вскрикнуть, никак не выдать охватившего его возбуждения. Он видел, какой усталой и потерянной выглядела госпожа Йеннифер, выходя из комнаты Кейры, где под магическим куполом умирал Ламберт. Он знал, как от бессильной ярости Геральт готов был разнести весь дворец. Как Кейра, спасшая Иану жизнь от страшного проклятья много лет назад, теперь от бессилия не могла даже заплакать. — А что ты попросишь взамен? — спросил юноша, понимая, что, отказавшись, предаст их всех, даже если сами они об этом никогда бы не узнали, а, узнав, начали бы его отговаривать, грозить, как грозила Цири, осуждать, как мастер Риннельдор. — Ничего, — отозвался Яссэ, — и я знаю, что это звучит подозрительно. Но, повторюсь, — ценна только магия. А в тебе, дитя, она может возродиться такой, какой ее помнят только самые древние Знающие в Тир на Лиа. Никаких клятв, никаких сделок. Я буду даже рад принять смерть от твоей справедливой руки, если у тебя на это хватит сил. Позже, лежа в постели рядом с Фергусом, Иан не мог выкинуть этот разговор из головы. Яссэ не взял с него обещания помалкивать об их встрече, но юный эльф и сам решил ничего о ней не говорить даже лучшему другу. От роящихся в голове мыслей он никак не мог уснуть, но, слыша, что и Гусик не спит, притворялся. Яссэ — вражеский агент, тот самый опасный маг, от которого папа отправился защищать Иорвета, незнакомый враг, грозящий гибелью всем, кого Иан знал и любил, предлагал бескорыстную помощь, и легко поверить в это мог бы лишь полный идиот. Юный эльф идиотом не был, но пока не видел для себя прямой угрозы. Что мог сделать с ним Яссэ вместо обещанного? Похитить и требовать выкуп у королевы? Но почему тогда он не сделал этого прямо там, в пустой закрытой комнате? Чего проще — затянуть зазевавшегося мальчишку в портал и перенести куда угодно — хоть в Венгерберг, хоть в тайную пещеру в Синих горах. Если Яссэ желал юноше смерти, убить его у него было еще больше возможностей. Так легко проникнув в Вызимский дворец, Яссэ имел все шансы покуситься на жизни Фергуса, Анаис, Цириллы — да хотя бы добить Ламберта и выполнить приказ королевы Саскии не составило бы для него труда. Находившиеся в Вызиме чародейки ослабли от попыток спасти ведьмака, и помощи им ждать было неоткуда. Этот вездесущий враг был непобедим — и бездействовал. Наутро Иан покидал спальню Гусика в твердой уверенности, что откажется от предложения. У принца с утра был назначен очередной военный совет, и, как бы юноша ни хотел поделиться с другом своими мыслями, он просто не успел с ним поговорить. Оставалось дождаться, пока срочные дела государственной важности отпустят к нему будущего консорта, и Иан спустился в конюшни, решив поболтать хотя бы с Пирожком. Еще когда он был маленьким мальчиком, эльфу нравилось иногда беседовать с лошадьми, не ожидая, конечно, от них ответа, но, глядя в их умные глаза, он верил, что они хоть немного, но понимают его. В одном из денников юный эльф обнаружил Геральта. Ведьмак, одетый лишь в легкую рубаху и кожаные бриджи, несмотря на промозглый холод, расчесывал серебристую гриву своей кобылы, и к подошедшему Иану даже не обернулся. Юноша постоял немного у входа в стойло, не решаясь заговорить первым. Из всех, кого волновала судьба Ламберта, Геральт держался лучше всех, но даже он стал еще более задумчивым и мрачным — с самого приезда Иан успел едва ли перекинуться с ним парой слов. И сейчас, должно быть, самым верным было уйти, оставив ведьмака наедине с его лошадью и тяжкими мыслями. — Самая лучшая плата, что я получал за свою работу, — сказал вдруг ведьмак, кивнув на лошадь, не оборачиваясь к Иану, — после Цири, конечно. Но с императорскими подарками ничто не сравнится. Иан тихо хмыкнул и наконец отважился приблизиться. Плотва, с годами ставшая очень похожей на своего отца Серебряного, наградила его немного раздраженным взглядом, но под твердой рукой хозяина даже не дернулась. — Она правда никого к себе не подпускает? — спросил он, не спеша погладить кобылу, хотя очень хотелось. Геральт покачал головой. — Она с норовом, — ответил он, — но послушная, если верно к ней подойти. Не бойся, тебя она не обидит. Думаю, она тебя запомнила. Иан не особенно поверил в это, но отважился протянуть руку. Плотва нервно дернула ноздрями, отвела назад острые белые уши, но, когда ладонь юного эльфа коснулась ее морды, кобыла взмахнула длинными серебристыми ресницами и тихо заржала, словно приветствуя юношу. — Видишь, — с нескрываемой гордостью заметил Геральт, — помнит. Конечно, она взбрыкнет, если наскакивать на нее, как обычно делает Ламберт. Плотва не любит идиотов. Имя друга прозвучало в устах ведьмака как-то ломано, вымучено, словно он на мгновение забыл, как оно произносится. Иан, чувствуя, что совершает глупость, сказал нарочито бодрым тоном: — Ани пригрозила, что Ламберт, когда поправится, будет целый месяц за ней ухаживать. Геральт повернулся к юноше, и, перехватив его взгляд, Иан мгновенно горько пожалел, что не заткнул себе рот хоть бы конским хвостом, лишь бы не видеть, как от его слов лицо бесстрастного ведьмака вдруг дрогнуло и исказилось. Юноша словно воткнул кинжал прямо ему под ребра. Он сбегал из конюшни, выпалив какое-то нелепое оправдание — мол, совсем забыл, должен заглянуть на кухню — лишь бы не смотреть больше Геральту в глаза, не слышать отзвуков ужасной боли в его мрачном молчании. Иан нашел Яссэ на городском кладбище. У того самого пруда, где госпожа Йеннифер сняла чары с заколдованного им человека. Он не искал его, просто откуда-то твердо знал, что обнаружит мага именно там. — Признаться, я надеялся, что ты сам расколдуешь того жалкого червя, — заметил Яссэ, когда юноша приблизился, — артефактная компрессия — это совсем несложно, если действительно хочешь, чтобы она получилась. — Звучит не очень научно, — мрачно ответил Иан, и Яссэ беззаботно рассмеялся, будто давно не слышал более удачной шутки. — В той магии, которой я научу тебя, научного будет мало, — признал он, — твоей задачей будет не разложить заклятье на составляющие, а принять энергию и распорядиться ею по своему усмотрению. Тебя учили самоконтролю и дисциплине — я знаю мастера Риннельдора и его методы. Но истинная сила — в эмоциях. В любви, ненависти, страхе, страсти и сомнении. А в тебе, дитя этого предостаточно. Иан сдвинул брови. Части мозаики, до сих пор лежавшие перед ним, как бесполезные разномастные осколки, вдруг разом собрались воедино, открывая ему всю картину целиком. — Ты — бывший ученик Риннельдора, — проговорил он поспешно, не задумавшись, — тот, что встал на сторону Узурпатора и покинул мастера. — У Узурпатора было имя, — задумчиво ответил Яссэ, подняв глаза к небу, — жаль, что я его не помню. Людские короли сменяют друг друга так быстро, что я перестал за этим следить. — он посмотрел на юношу с мимолетным любопытством, — учитель рассказывал обо мне? Я думал, он постарался стереть меня из памяти, как собственную эльфскую гордость. Иан фыркнул. — Нет, о тебе мне рассказал Эренваль, — признался он. Говорить с Яссэ оказывалось на удивление легко. Какое бы могущество ни гнездилось в маге, разговаривал он все еще как приветливый циркач — с беззлобной усмешкой, без тени надменности, почти искренне, если забыть о том, с кем ведешь беседу. — Бедный Эренваль, забытое дитя-разочарование, — покачал головой Яссэ, — он хотел сбежать со мной, но у него не хватило смелости. Из него вышел бы прекрасный циркач — куда лучший, чем шпион. У Иана вдруг чаще забилось сердце. Он повернулся к Яссэ так резко, что тот не сдержал удивленного вздоха. — Ты знаешь, где он сейчас? — спросил юноша, и собеседник снисходительно кивнул. — И знаю, где он окажется через пару недель, — кивнул он, — на костре. — Ты можешь спасти его? — Иан не задумывался над тем, что говорит, он решил выбросить все карты на стол, понимая, что ничего не теряет, раз уже оказался в ловушке. В этом новом раунде игры в правду или вызов, он собирался потребовать от мага и того, и другого. — Спасти? — Яссэ был по-настоящему удивлен, даже заинтригован, — Зачем? Ты едва знаком с ним, я знаю это. — Неважно, — Иан тряхнул головой, — ты сказал, что тебя волнует только магия, и короли для тебя лишь те, кто берет в аренду твою верность. Эренваль ничего не значит ни для Саскии, ни для Анаис с Аддой, ни для Эмгыра. Но я прошу тебя, спаси его. И я приму твое предложение. Яссэ фыркнул. — В обмен на мою услугу ты просишь меня об еще одной? — переспросил он — не споря, лишь уточняя, — хорошо, что ты учишься не на торговца, дитя. Иан упрямо сжал кулаки и продолжал пристально смотреть на Яссэ. Тот под его взглядом вдруг снова расхохотался. — Милый Иорвет, ты — само воплощение энергии Огня, как жаль, что я не пришел к тебе раньше! — заявил он, — хорошо, как скажешь. Я спасу его, хотя ты заблуждаешься — он куда более важная фигура на доске, чем ты можешь представить. Но ради тебя, ради этого взгляда, я готов на этот гамбит. С того момента они встречались почти каждый день. Иан ждал, что Яссэ предложит ему прочесть какие-нибудь книги или расскажет об особенностях огненной сигнатуры, но тот предпочитал практику теории. Они говорили — но об отвлеченных вещах. О грядущей войне — и Яссэ смеялся над ней, над людьми, слишком размякшими за время долгого мира, над эльфами, снова готовыми напороться на прежние заградительные колья, над новым поколением магов из Бан Арда, низведших искусство магии до банального ремесла убийств. Иан злился на него за презрительный тон, за резкие суждения, за надменность, и, когда злоба его готова была выплеснуться через край, Яссэ разжигал в своих руках пламя и передавал его Иану на ладони. Юноша старался не кричать от боли, но учитель велел ему не сдерживать криков — посреди леса, куда они выбирались, или в старом пыльном склепе их никто не мог услышать. Яссэ лечил его страшные ожоги мягкими прикосновениями — и они сходили бесследно. Он говорил о Виенне, поведал юноше, как та, немного выпив, путаясь в словах, рассказывала ему об Иане. Как, слушая о результатах слежки, становилась молчаливой и замкнутой, ни с кем не желая разговаривать. Как оправдывалась перед ним после наполовину проваленного задания в лесу. Уже ранив ведьмака, эльфка тогда узнала сына и позорно бежала с поля боя, оставляя за собой слишком очевидный след, по которому ее отряд позже выследили и уничтожили. Яссэ описал следы кровавой бойни очень подробно, перечислил по именам всех павших бойцов. Их было четырнадцать, и они сражались до конца. И Иан в полном смятении, не зная, что думать и чувствовать, готов был наброситься на него с кулаками или расплакаться, как маленький мальчик. Яссэ заставил его пройти сквозь разложенный высокий костер, и, глотая слезы, юноша ощущал, что огонь почти не причинял ему боли. Лишь на исходе месяца, когда Иан чувствовал, что подошел к какой-то опасной грани внутри себя, Яссэ наконец обучил его нужной формуле. Прощаясь с юношей тем вечером, маг опустил ему на плечо тяжелую теплую руку и улыбнулся. — Я выполнил то, что обещал тебе, — сказал он почти нежно, заглянув Иану в глаза, — это заклятье заберет у тебя все силы — ты очень юн для такого сложного волшебства. Потому сегодня тебе понадобится источник чистой энергии, той, что мощнее ненависти и боли, на которых ты учился. Я не говорю об истинном Предназначении — для этого в твоей жизни еще слишком рано. Но если ты просто влюблен в кого-нибудь, самое время признаться. — Это заклятье не убьет меня? — с подозрением спросил Иан, хотя прекрасно понимал, что в его вопросе не было никакого смысла. Он уже сделал выбор, и отступить уже не мог, — или Ламберта? — Стал бы я тратить столько времени ради банального убийства, — хмыкнул Яссэ, — ступай, дитя. И обещаю тебе — мы еще встретимся. Врагами или соратниками — решать тебе. — Помни о своем обещании! — успел выкрикнуть Иан до того, как Яссэ открыл для себя портал — и тот с широкой улыбкой кивнул. Пробираясь в ту ночь тайными переходами в спальню Фергуса, Иан никак не мог отделаться от этого простого слова, брошенного Яссэ будто невзначай. Предназначение. Юный эльф шел ему навстречу, ничего больше не боясь. Первым, что увидел Иан, вынырнув из горячей бездны забытья, было папино лицо. И только по этому он понял, что провел без сознания несколько дней, хотя для него самого прошло лишь несколько мучительных минут. Не приходя в себя, юный эльф видел все то, о чем рассказывал ему Яссэ, обучая. Война предстала перед ним, как огромная шахматная партия, где люди и эльфы, фигуры по разные стороны доски, уничтожали друг друга, сводя игру к эндшпилю, в котором не оставалось победителей. Он видел, как умирали все, кого он знал — как Иорвет сгорал, окруженный пылающими книгами в бескрайней библиотеке. Как папа получал одну отравленную стрелу в грудь за другой. Как надувалась, багровея, шея задыхающегося Фергуса. Как ведьмаки вместе с Цири отбивались от полчищ безликой тьмы — и терпели сокрушительное поражение. Как Анаис стояла одна с обнаженным мечом против огромного чудовища, похожего одновременно на дракона и кейрана. И над всем этим был он — Иан, в простом одеянии путника, освещенный, словно солнечными лучами, отблесками собственной магии. Огонь был в нем, и он сам становился Огнем. Единственный спаситель, или карающий клинок — все зависело лишь от его слова. На папином лице проступала густая щетина, хотя обычно он брился каждое утро, даже в путешествиях. Его глаза — усталые, покрасневшие от лопнувших сосудов — смотрели с почти отчаявшимся вниманием, и, когда юноша поднял веки, человек улыбнулся, одним махом стирая в сознании Иана следы недавнего видения. — Очнулся, — сказал Вернон Роше, будто ни к кому не обращаясь, но над его плечом тут же возник Иорвет — такой же усталый и взволнованный. На отцовском лице еще были видны легкие бурые следы ожогов, но единственный глаз смотрел пристально и прямо, как обычно. Иан невольно вспомнил вдруг, как, пытаясь исцелить его, собрал дуновения горячего воздуха вокруг своей ладони. В ту ночь он совершил целых два чуда — и то, что подарил ему Огонь, было вовсе не самым главным. — Мальчик мой, — Иорвет оказался у края его постели, словно перенесся магическим путем, перехватил все еще слабую руку Иана и сжал ее так крепко, что у юноши едва кости не захрустели. — ты меня слышишь? Иан хотел ответить, но в горле нещадно свербело. Он прикрыл глаза, но понял, что этот жест только напугает родителей, и поспешил снова распахнуть их. — Пить, — выдавил юноша из себя. Стакан с водой появился в папиной руке словно из ниоткуда. Отец помог ему приподняться и придерживал за затылок, пока юный эльф жадно пил, проливая половину на себя. Когда живительная прохладная жидкость иссякла, Иорвет снова помог ему улечься. — Ламберт? — разговоры все еще давались Иану с трудом, будто он одним коротким заклятьем выжег себе горло, как едкой кислотой. — Жив, — подтвердил папа. Он отставил стакан в сторону и присел на противоположный край кровати. Иан понял, что находился в регентской спальне — в кровати, в которой ни разу не спал. — Нас вызвала Йеннифер, — отец теперь улыбался, перебирая пальцами волосы Иана, и глядел на него, словно не мог насмотреться, — связалась с Ректором по мегаскопу. Что ты тут устроил? Я думал, у ведьмы глаза лопнут от злости. — Пришлось призвать на помощь Геральта, — подтвердил папа, — она так кричала, что в Третогоре было слышно. Но мы так и не поняли, что ты натворил. — Кроме того, что спас ведьмака, — закончил за папу отец с нескрываемой гордостью, потом показательно нахмурился и добавил: — не стоит так больше делать, пока не научишься контролировать силу. Ты был в горячке три дня. — Простите, — Иану хотелось податься к ним навстречу, чтобы оба родителя обняли его и долго не отпускали, позволяя поверить, что все вокруг происходило на самом деле. — О, Иан, — отец, склонившись к нему, коснулся губами его лба, — у тебя все еще небольшой жар, и тебе нужно еще поспать. Юный эльф, подчиняясь какому-то неясному паническому порыву, замотал головой, но Иорвет опустил холодную ладонь ему на лоб. — Мы никуда не уедем, — пообещал он, — раз уж приехали, задержимся до королевской свадьбы. Успокоенный, Иан снова закрыл глаза, и на этот раз провалился в сон без сновидений. Во второй раз пробуждение было страшнее. Иан слышал голос госпожи Йеннифер сквозь мутное марево дремоты, силился открыть глаза, но не мог. — Его обманули, — говорила кому-то чародейка, — заставили обратиться к запретному источнику, и пока неизвестно, какими окажутся последствия. Его нужно допросить, пока не поздно! — Мой сын не преступник, чтобы его допрашивать! — зазвучал голос отца. Он отвечал чародейке ее же раздраженным тоном, — он спас вашего ведьмака, сделал то, что вы, великовозрастные магички, не могли сделать целый месяц! — Но какой ценой! — не сдавалась Йеннифер, — ты ничего не смыслишь в магии, не тебе рассуждать о ней! — Но выходит, что это ты в ней ничего не смыслишь! — бросил чародейке Иорвет. Иан хотел вынырнуть из сна, вмешаться, попросить их успокоиться — или хотя бы кричать не так громко, но слабость затягивала его обратно в темноту. Когда наконец он смог по-настоящему проснуться, рядом с его постелью в совершенно пустой и тихой комнате сидел Фергус. Иан, чувствуя, как от одного взгляда на лицо принца, к нему возвращаются силы, зашевелился, попытался сесть, и друг помог ему, сунул под спину подушку — и отодвинулся подальше, словно боялся заразиться. — Гусик, — Иан не узнал собственного хриплого голоса, но сейчас это было совершенно неважно. Он был именно с тем, с кем должен был быть — и сейчас, и до самого конца. — Я принес поесть, — Фергус кивнул куда-то в сторону, где на низком столе с изогнутыми ножками стояло большое блюдо, прикрытое белым полотенцем. Иан улыбнулся. Протянул руку, надеясь, что друг возьмет ее и сожмет, но Гусик не пошевелился, — мне рассказали, что произошло, — он говорил, как на одном из военных советов — рубленными, четкими фразами, без капли эмоций, и от этого тона Иану вдруг стало холодно, — госпожа Йеннифер сообщила, что ты применил запретную магию, — юный эльф мысленно недоумевал — неужели нарушение чародейского закона так сильно задело Гусика, что тот сейчас разговаривал с ним, как с приговоренным преступником, которому принес последний перед казнью ужин. Фергус замолчал, пристально глядя на Иана, видно надеялся, что тот поймет его без слов и объяснится сам. Но Иан ничего не понимал. — Для этого заклятья тебе нужны были силы, энергия — так она сказала, — Гусик сделал еще одну длинную мучительную паузу, и потом наконец его лицо дрогнуло, брови дернулись и сошлись над переносицей, губы сжались, и принц на мгновение отвел взгляд. — Ты использовал меня, — сказал он почти так же хрипло, как сам Иан. Сердце юного эльфа на мгновение сковало холодом, а потом оно забилось болезненно часто. Все то, что он думал — о любви и Предназначении — пока шел в спальню Фергуса, всплывало в его мозгу, но никак не могло выстроиться в правильные слова. Фергус снова посмотрел на него, а потом отвернулся и встал. — Надеюсь, ты скоро поправишься, — обронил он, направляясь к выходу. — Гусик! — Иан вложил в этот выкрик все капли только-только вернувшейся силы, — Гусик! — но друг, уходя, ни разу не обернулся.