Один Путь

У Региса все валилось из рук. Не сказать, чтобы прошедший месяц выдался неудачным — все шло своим чередом. Кровь Литы, смешанная с материалом матери, давала менее долгосрочный, чем в первый раз, но уверенный эффект. Казалось, организм Императора, преодолев какой-то внутренний заслон, получив необходимую помощь, наконец начал самостоятельно бороться со спящим в нем проклятьем. Возможно, дело было в том, что Эмгыр сам поверил в собственное исцеление — еще в самом начале Регис предполагал, что так и будет. Твердый характер и непобедимое желание жить, спасшие Императора много лет назад, не могли позволить ему просто так сдаться, и оставалось лишь дождаться, пока забрезжит хоть какая-то надежда на несомненный успех. После первой крупной победы Эмгыр воспрянул духом, как армия, наконец занявшая долго сопротивлявшийся город, и теперь был готов к дальнейшей борьбе. Но отчего-то эти успехи не слишком радовали Региса. Словно теперь настала его очередь отчаиваться. Тревога, которой был пропитан воздух Севера, куда он все еще иногда устремлял свое сознание, добралась и до него. В Нильфгаарде тоже начали мобилизовать войска, а это значило, что войны действительно было не избежать. И Регис на фоне нее ощущал тщетность своих усилий. Был ли смысл спасать Императору жизнь, если ему предстояло положить ее на очередном поле брани? Наблюдать за Верноном Роше, меж тем, стало довольно однообразно. Это исследование совершенно точно застопорилось и не желало двигаться. Слежка не приносила плодов — командир действительно выглядел молодо, действительно не знал устали и обладал почти фантастическим везением — но объективных причин для этого будто не существовало — впору было списать его бодрость на здоровый образ жизни и целебный северный воздух. После смерти схваченной им эльфки, Роше вернулся в Оксенфурт, и, совершенно не скрываясь, поселился вместе со своим эльфом в предоставленных Университетом комнатах на территории кампуса. Регис разузнал, что произошло с Иорветом — он чудом выжил после пожара в своем доме, и его человек все силы теперь, казалось, тратил на то, чтобы обеспечить его безопасность — и досуг. После разговора с мастером Риннельдором, который, хлебнув побольше настойки из тысячелистника, решился на скупые откровения, Регис догадывался, кто был виновником того пожара, и знал, что, если покушавшийся на жизнь эльфа маг решит повторить попытку, Роше не сможет ничего сделать. Его спутника не спасли бы ни высокие стены, ни верные руки бойцов, ни даже какая-никакая магическая защита, возведенная над Университетом — Ректор был практикующим чародеем, выпускником Бан Арда, но тягаться с бывшим учеником мастера Риннельдора, конечно, не мог. Однако Иорвета больше никто и не думал трогать. Он вернулся к преподаванию — ради любопытства Регис даже послушал одну из его лекций. Манера изъясняться у эльфа была поистине уникальная для стен Оксенфуртской Академии. В последний раз с таким сарказмом, с таким вальяжным позерством, с таким искрометным злым юмором лекции там читал приятель Региса Лютик. Но публика млела от выступлений Иорвета. В просторный светлый лекторий набилось столько людей, что ворону-шпиону почти пришлось сидеть у кого-то на голове. И все они внимали эльфу, рассуждавшему, может, не слишком академично, немного наивно и просто, без научных прорывов и откровений, но с таким видом, будто он знал все на свете и готов был ответить на любой вопрос — и последнее неизменно подтверждалось. Кое-кто из студентов явно намеревался поставить надменного лектора в неловкое положение, поймать его на парадоксе или особенной каверзе, но Иорвет обладал удивительным талантом, даже не отвечая прямо на вопрос, ответ на который не знал, ставить вопрошавшего в позицию, когда ему самому приходилось искать решение. Он задавал встречные вопросы, ловко играл на человеческих желаниях казаться умнее других, и позже выстраивал из случайной заминки целую новую ветвь своего рассказа. Регис сомневался, чтобы у Иорвета имелся план хотя бы одного занятия. Он, решив, что знает все, что ему нужно, отдавался течению собственных рассуждений, и именно эта естественность и дарила ему большую часть восхищения в глазах слушателей. Роше тоже захаживал к нему на лекции, явно не зная, чем еще занять образовавшееся свободное время. И Регис видел, как человек откровенно скучал, поглядывая на аудиторию, может быть, выискивая в толпе подозрительные лица. Для этих двоих, казалось, окружавшей их тревоги не существовало. Они были заняты своими делами — и друг другом, а война оставалась для них пустым звуком. И в этом трогательном самообмане Регис и сам находил немного утешения. Но все оно разбивалось, стоило ему присесть за окном одного из кабинетов, где рыжеволосая хрупкая женщина — декан медицинского факультета — негромко беседовала с пожилым низушком — Регис хорошо знал его. Йозеф Хаймбель был светилом в своей области и, с точки зрения реданского правительства — опасным бунтарем. Много лет ученый занимался исследованием чумы Катрионы, и Регис, обменивавшийся с ним письмами, знал, что в его работе намечался настоящий прорыв. — И что теперь? — громко возмущался Хаймбель, расхаживая по тесной уютной комнатушке, совсем не похожей на обиталище уважающего себя декана, — если объявят всеобщую мобилизацию, наших студентов снова призовут на фронт — лекари и травники идут в расход первыми, всегда так было. — Если ее объявят, — женщина в синей мантии выглядела бледной и усталой и разговаривала с коллегой будто через силу, — мы отправимся защищать Родину. Это наш долг, Йозеф. Хаймбель остановился перед ней и скрестил на груди короткие руки. — Ты знаешь, Шани, как важны наши исследования. — заявил он, — если их прервать, все может оказаться зря. Война приводит к эпидемиям, и, если бы нам дали побольше времени, мы смогли бы ее победить на корню, не дав начаться. — Я знаю, — кивнула Шани и обмакнула ладонью лоб, — но какой у нас есть выбор? Университет пользуется исключительными правами в мирное время, и в военное должен отдавать этот долг. Мы все — подданные королевы. Йозеф вдруг нахмурил брови и хмыкнул. — Может быть, дорогая, мы служим не той королеве? — спросил он негромко, и Шани пристально посмотрела на него в ответ. — Я ничего не хочу об этом знать, — сказала она твердо, — и если ты всерьез задумываешься об этом…- она вдруг болезненно вздрогнула и прикрыла глаза, прижала ладонь ко рту, — прости, Йозеф, — выговорила Шани сдавленно, — я оставлю тебя на минуту… Регис не стал слушать причитания Хаймбеля о том, что не жалевшей себя женщине — сапожнику без сапог — давно следовало обследоваться — из этого разговора он и так понял достаточно. Война точила не только сердца людей, привыкших к миру — она гнилью проникала в умы, заставляя сомневаться в верности, взращивая семена измены. У Региса все валилось из рук — причем в самом буквальном смысле. Задумавшись, он не смог удержать в дрогнувших ладонях большую прозрачную колбу с готовым эликсиром. Руки Детлаффа подхватили ее за мгновение до катастрофы. Едва заметно улыбаясь, друг отдал колбу Регису и покачал головой. — Ты становишься рассеянным, — мягко заметил он. — Я задумался, — отозвался Регис, опуская сосуд на надежную твердыню стола. Сегодня работа никак ему не давалась — не стоило и начинать. — Твои мысли всегда были главными твоими врагами, — заметил Детлафф, но задавать вопросов не стал. Он, конечно, знал о сомнениях спутника — тот все еще не выставлял кордонов вокруг своего сознания, впуская в него без оглядки. Но Детлаффа грядущая война ничуть не волновала — он слишком часто видел, как чуждый мир вокруг менялся до неузнаваемости, и перестал следить за этими метаморфозами. — Завтра мне потребуется больше крови принцессы, — сказал лекарь, решив сменить тему, — я пойду с тобой, чтобы сразу помочь ей справиться с потерей. Ее отец собирается в долгое путешествие, и я не уверен, что смогу провести процедуру в Вызиме с тем же успехом, что и здесь. — Тебе повезло, — Детлафф неспешно прошелся вдоль его стола, провел чуткими пальцами по стеклянным стенкам алхимических сосудов, не глядя на собеседника, — завтра я приглашен на свадьбу. Регис, не скрывая удивления, покосился на него. Повернувшись к нему, Детлафф широко улыбался. — Ты опасаешься, что упустил что-то, пока следил за обитателями дворца? — мягко, но с легкой издевкой спросил он, — не тревожься. Женится славный фельдмаршал Мэнно Коэгоорн — на своей избраннице Розалитте. И я ангажирован на торжественную церемонию в качестве отца невесты. Неожиданно для себя, Регис рассмеялся. Детлафф так давно не позволял себе пустых шуток, что сейчас его ехидно-снисходительный тон обескуражил лекаря, и было видно, что спутник наслаждается произведенным эффектом. — Строго говоря, ты приходишься отцом еще и жениху, — заметил Регис, подхватывая его тон, — юную принцессу не смущает, что это будет инцестуальный брак? Детлафф хмыкнул и качнул головой, и в следующий миг его лицо вдруг стало отстраненно-печальным. — Теперь она все время носится с этой старой фигуркой, не обращая внимания на новые игрушки, — сказал он, и прежде Регис не подозревал в друге такого глубокого, почти пугающего сочувствия, — Лита тоскует по своему брату, и ждет, что он вернется домой. Фельдмаршал Мэнно для нее — словно подтверждение, что Фергус действительно существует, и рано или поздно приедет обратно в Нильфгаард. — Ты очень привязался к Лите, — для ученого констатация столь очевидных фактов была бессмысленной тратой слов, но Регис заметил, как вся фигура Детлаффа вдруг дернулась и исказилась, будто до сих пор эта мысль даже не приходила ему в голову. Он ничего не ответил, и весь остаток ночи провел в неподвижном молчании, как искусно вырезанная деревянная фигура — такой же безжизненный. В чайной комнате принцессы все было готово к церемонии. Детлафф сшил для брачующейся новое нарядное платье — белое, с богатой золотой отделкой, расшитое крошечными солнцами по длинному шелковому шлейфу, и Лита теперь постоянно оправляла его на кукле, стараясь добиться недостижимого совершенства. Фельдмаршал Коэгоорн на фоне своей невесты выглядел еще более невзрачным и потрепанным, чем обычно, как и подобало отважному воину, вернувшемуся к возлюбленной из сотни кровавых битв. Все прочие игрушки были выстроены ровными рядами и в торжественном молчании ожидали начала праздника. Сама Лита в розовых воздушных кружевах, выглядела, как одна из ее кукол, самой тонкой работы. Регис, скрывшись у дальней стены комнаты, наблюдал, как девочка тихо, но настойчиво — тем же тоном, каким заговорил с ним накануне Детлафф — наставляла верную подругу, уча ее держать голову повыше и ступать к алтарю невесомо, стараясь вовсе не касаться стопами земли. — Вы сегодня так прекрасны, — зазвучал в воздухе мягкий, легкий, как кружева принцессы, голос Детлаффа — тот оставался для девочки невидимым — зловещий плод детского воображения. Лита удовлетворенно фыркнула — она и сама знала, как хороша. — Это платье сшили специально для свадьбы Гусика, — сообщила она, — мамочка сказала, что в Вызиме я буду самой красивой. — Вы думаете, это правильно — затмевать своей прелестью невесту в день ее свадьбы? — поинтересовался Детлафф. Регис не видел, но чувствовал его движение. Он, привычно сбросив границы тела, струился по полу комнаты, как мутный туман, но избегал прикасаться к девочке. — Разве я виновата, что на Севере женщины ничего не понимают в красоте? — принцесса гордо вскинула голову, следуя собственным урокам, — кто-то же должен им ее показать. — Справедливо, — согласился Детлафф, потом, секунду помолчав, вздохнул — воздух вокруг Литы едва заметно заколебался, как от неуловимого сквозняка, — как жаль, что я не смогу посмотреть на вас на том празднике. Девочка отдернула руки от уложенных в причудливую прическу волос куклы и огляделась, надеясь поймать взгляд того, кого не могла видеть. — Как же так? — спросила она с внезапной звонкой обидой в голосе, — ты не поедешь со мной? — Не поеду, — подтвердил Детлафф. Регис знал, что тому претила сама мысль оказаться рядом с тем, кто несколько лет назад едва не прикончил его — а участие Геральта в свадьбе Анаис было несомненным, — но я буду ждать вас здесь. Надеюсь, вы расскажете мне о свадьбе его высочества во всех подробностях. — Нет, — девочка упрямо тряхнула черными кудрями, — ничего я тебе не расскажу! — заявила она резко. На детском пухлом лице отразилась та же обида, что прежде звучала в ее голосе, — я, может, вообще не хочу туда ехать, раз ты не отправишься со мной. Детлафф молчал, и Регис замер в тревоге — разворачивающаяся маленькая трагедия была такой странной и отчего-то такой пугающе пронзительной, что он даже слегка растерялся. Принцесса, похоже, привязалась к своему невидимому собеседнику ничуть не меньше, чем тот к ней, и эта связь была как незнакомая, неизученная алхимическая комбинация, способная привести к смертоносному взрыву. — Ваш брат будет ждать вас, — возразил наконец Детлафф, но по тому, каким ровным и бесцветным стал его тон, Регис понял, что друг тоже пребывал в растерянности — или даже испугался. Бессмертное, непобедимое, древнее существо, кровожадный монстр, которого загнала в угол маленькая девочка. — А вот и нет, — Лита опустила глаза, больше не стараясь разглядеть собеседника, — ему там и без меня хорошо. Он никогда не хотел со мной дружить, я же знаю. У него есть Иан. И Анаис. И даже Цири. А у меня — никого, только ты. Регис слышал, что Детлафф хотел возразить, разубедить ее, но не находил нужных слов. Впрочем, их и невозможно было подобрать — в своем отчаянии маленькая брошенная принцесса была безутешна. Праздник, казалось, был безнадежно испорчен. Тишина длилась непростительно долго. Окажись игрушки Литы и впрямь живыми, сейчас они бы стыдливо отводили глаза — их повелительница готова была расплакаться. Но принцесса, переступив вдруг призрачную грань непролитых слез, снова вздернула подбородок, обвела комнату вокруг себя совершенно сухими темными глазами. — Покажись мне, — велела она, и туман у ее ног сгустился, воздух становился плотным и жарким, но Лита не двинулась с места, — так не честно — я показала тебе все свои сокровища, приглашала на все чаепития, и ты постоянно смотришь на меня, а я не видела тебя ни разу. Покажись мне. Регис готов был проявить себя, вмешаться, сделать вид, что случайно заглянул в покои Литы, и дать Детлаффу возможность сбежать от этого твердого невыполнимого требования. — Я не могу, — прошелестел голос вампира — на этот раз он звучал сразу со всех сторон, окружал маленькую принцессу — будто разом заговорили все ее куклы. Еще мгновение, понял Регис, и девочка испугается. Детлафф, должно быть, не контролируя себя, позволил комнате медленно, как ледяной водой, наполняться своей магией — той, что пугала сильнейших воинов Континента, той, что держала в подчинении всех их низших собратьев, той, что крохотное девичье сердце выдержать было просто не в состоянии — вот сейчас Лита должна была закричать, забиться в конвульсиях, потерять сознание, лишь бы больше не ощущать ширящегося отблеска силы. Но принцесса глядела в пространство перед собой решительно и прямо, и на короткий миг Регис вдруг ощутил то, о чем несколько раз говорил ему Детлафф — в ней тлела какая-то неясная, пугающая искра, мощь, отличная от обычной человеческой магии, нечто чуждое, неведомое — и необоримое. Он сам больше не мог двинутся с места. — Покажись! — почти выкрикнула Лита, сжав кулаки. Фигура Детлаффа проступала из пустоты медленно, как созвездие на чистом ночном небе. Он стоял в паре шагов от принцессы, бессильно опустив руки, но не склонив головы — смотрел на нее, и в полуночной синеве его глаз Регис заметил смирение, напугавшее его даже больше, чем спонтанный выброс вампирской магии. Он много раз шутил, что принцессе предстояло сделать из спутника покорного ручного зверька, и вот теперь это происходило прямо у Региса на глазах. Лита чуть попятилась, когда фигура вампира возникла перед ней окончательно. Но в этом рефлекторном движении не было ни капли испуга — она удивилась, может быть, представляла своего собеседника совсем иным, и теперь он не оправдал ее ожиданий. В следующий миг принцесса улыбнулась, шагнула к Детлаффу и протянула ему маленькую ручку. Тот присел на одно колено, раскрыл ладонь, и пальцы принцессы на секунду исчезли в ней. Лита чуть склонила голову к плечу, разглядывая собеседника, как дотошный художник, готовящий первый эскиз портрета. Принцесса бесстрашно протянула руку к лицу Детлаффа, коснулась его бледной щеки, и тот покорно прикрыл веки. — Ты даже красивее, чем маршал Коэгоорн, — вынесла вердикт принцесса. Детлафф сбежал из дворца еще до того, как Регис закончил все необходимые процедуры. Крови из маленькой принцессы пришлось взять довольно много — даже чуть больше, чем в самый первый раз, но теперь лекарь точно знал, как сделать, чтобы очнулась она немного усталой, но не больной — накануне он приготовил укрепляющее снадобье, и влил его в жилы Литы взамен потраченной крови. Его руки действовали точно, не совершив ни единой ошибки, но мысли Региса устремились следом за Детлаффом. Лекарь не понимал, чему стал свидетелем, и догадывался, что спутник не захочет об этом говорить — в Лите же, после побега ее обрётшего плоть друга, ничего необычного больше не ощущалось. Он боялся, что не застанет Детлаффа в их совместном убежище, но друг ждал его. — Я не мог уйти, не попрощавшись, — сказал он, едва Регис вошел, и тот вынужден был кивнуть — он ждал чего-то подобного, слишком хорошо изучивший своего друга — слишком глубоко проникший в его сознание и понимавший его. — Куда ты отправишься? — спросил он, не ожидая ответа. Отпускать его было сложнейшей из задач, но и с этим Регис успел смириться. Он не требовал от Детлаффа объяснений — случившееся во дворце было его личной, сокровенной тайной, в которую Регису не позволено было проникнуть. — Подальше, — жестко ответил Детлафф, но, тут же смягчившись, вздохнул, — тебе не нужно этого знать, мой друг, — сказал он, приблизившись, и Регис покорно вложил свои ладони в его. Спутник был холоден, как древний мрамор, а взгляд его оказался прямым и пустым, как у статуи. — Ты вернешься, — он не спрашивал, лишь озвучил то, что Детлафф не потрудился произнести вслух. Самому Регису это подтверждение было необходимо, но требовать его он не решался. — Я надеюсь, — и это была чистая правда. Когда с рассветом Детлафф ушел, Регису стоило больших трудов не направить следом за ним ворона — узнать хотя бы, в какую сторону направился мятущийся дух спутника, убедиться, что животная натура его не взяла верх немедленно, стоило ему пересечь границы их надежного убежища. Регис нуждался в обществе Детлаффа ничуть не меньше, чем тот — в его. И теперь, разлученные, они могли утратить внутренний баланс, стать вновь такими, какими не хотели быть — полными противоположностями друг друга, и безнадежно одинокими. Но Регис отпустил его. Без привычных случайных взглядов друга, следившего за ним из угла лаборатории, отрываясь от очередной игрушки, работа лекаря двигалась медленно и нехотя. Он заставлял себя сосредоточиться — Императору требовалась новая доза эликсира перед тем, как он взойдет на корабль до Вызимы. Кровь Литы — на этот раз лишенная малейших примесей чужой — смешивалась с алхимическими элементами легко, будто сама была одним из них, но Регис, силясь отвлечься и забыться, наблюдая за движениями живительной жидкости в стеклянных ретортах, чувствовал, как прежде смутная, чужая, далекая тревога, завладевала им с каждым днем все уверенней. За два дня до отправки в Темерию, Император проводил смотр войск. Грозный вестник войны был обставлен, как народный праздник — торжественный парад будущих победителей в войне, к которой Империя была совершенно не готова. Регис скользил по шумным улицам столицы к Площади Победы, как всегда, невидимый, стараясь не прислушиваться к разговорам вокруг. В Нильфгаарде со времен заключения Вызимского мира успело подрасти целое поколение, никогда не знавшее войны. Граждане, взрощенные на рассказах о прошлых сражениях, воспринимали их, как красивые легенды, героические истории, касавшиеся тех, чьи имена чтил каждый подданный Империи, но только не их самих. Пятнадцать лет были слишком долгим сроком, и те, кто хотел позабыть ужасы прошлого, легко поддавались этой фатальной забывчивости. Для них война была праздником — их воспитывали победителями в сражениях, которым не суждено было свершиться, в них вскармливали почтение перед славным наследием, заменяя истинную память восторгом. Смешавшись с яркой толпой, не желая возноситься над ней и видеть больше простых человеческих глаз, Регис наблюдал, как выстраивались ровные шеренги рыцарей. Флаги провинций, высившиеся над площадью, хлопали на зимнем ветру. В лицах будущих солдат, тех, кто никогда не здоровался за руку со смертью, уверенных в том, что их не отправят в пекло, но окажут великую честь, тех, для кого «жизнь за Императора» было слишком простой клятвой, лекарь видел вдохновенную радость. Им оказывали почтение, их приветствовали, и о грядущем прощании они не желали думать. Император в сопровождении дочери и супруги появился на просторном каменном балконе, возвышавшемся над площадью, и его встречали криками — Регис не услышал в них фальши. Детлафф рассказывал ему, что при дворе всегда водились предатели, изжить измену до конца, стереть из человеческих сердец желание сопротивляться было невозможно. Но сейчас, подхваченный волной ликования вокруг, Регис никак не мог в это поверить. Эмгыр — в парадном черно-золотом одеянии и с простым ободом короны на седеющей голове — был для граждан Империи частью того героического прошлого, о котором люди хранили память, не помня его по-настоящему. Он был героем тех самых легенд, живым доказательством славы их Отчизны — и мертвым пережитком. На лице Императора Регис не заметил ни следа усталости или слабости, хотя последняя процедура была проведена больше недели назад, и эффект ее иссякал. Эмгыр держал спину очень прямо, плечи его были гордо расправлены, а в обыкновенно скованных жестах чувствовалась внутренняя сила, словно он и впрямь был главным героем великолепного представления, получившим вместе с важной ролью еще и неведомые ресурсы, чтобы сыграть ее. Регис знал Императора едва ли не лучше, чем он сам, но даже он сейчас готов был поверить в его непобедимость и бессмертие. Рия, вставшая рядом с Императором, улыбалась. Ее раскрасневшееся — скорее от смущения, чем от прохладного зимнего воздуха — лицо обрамляли тугие золотистые косы. На плечи Императрицы был наброшен тяжелый подбитый горностаем плащ — в нем сам Эмгыр часто появлялся на публике. Рия первая подняла в приветствии руку, и толпа на площади взорвалась криками. В отличие от своего супруга, Императрица была не живой легендой — а просто живой. Регис знал, что она не чуралась простых людей, показывала, что сердце ее болит за обездоленных, что сама женщина готова помогать им. Рия посещала лечебницы и приюты, где воспитывались осиротевшие дети прошлых войн. Она не просто появлялась там, как солнце из-за горизонта — Императрица приходила в гости, а не с визитом, разговаривала, улыбалась, сочувствовала и плакала, впуская в сердце чужое горе, как собственное. И ей верили. Императора граждане чтили, а его спутницу — обожали. Регис догадывался, что все это было частью большого политического плана Эмгыра. Он не был силен в стратегических играх, но в стратегии жизни разбирался, как никто. Рия — его возлюбленная, его единственная — была, вместе с тем, верным инструментом, мягким оружием Империи, и сама с радостью соглашалась на эту роль. Сейчас, смущенная, она махала с высокого балкона тем, чьих имен не знала, но в толпе вокруг из уст в уста поплыло «Это наша Рия». У Литы, не державшей за руку ни мать, ни отца, шагавшей независимо и величаво, был грустный вид. Регис был уверен, что забор крови прошел для нее без последствий — иначе его непременно бы известили о недомогании девочки. Но в глазах принцессы, которая обычно очень любила парады, и, должно быть, принимала все приветствия маршировавших солдат и шумной толпы на свой счет, не было ни капли интереса. Так могла бы выглядеть умудренная годами женщина, получившая известие о гибели очередного сына — Детлафф, покинув Нильфгаард, оставил в одиночестве не только Региса. И лекарь подумал даже, что неплохо было бы навестить маленькую принцессу собственной персоной и хоть немного попытаться восполнить ее потерю. Рия подняла дочь на руки, и та вяло махнула ладошкой собравшимся, потом опустила голову и замерла, ничуть не впечатленная зрелищем. Император же поднял руку, взывая к тишине — и толпа разом замолчала. — Граждане Славной Империи Нильфгаард, — произнес Эмгыр, и голос его разнесся над площадью, хотя говорил он не слишком громко, — Соотечественники! Братья и сестры! Сегодня мы приветствуем наших воинов, верных сынов и защитников! Тех, кто готов покрыть свои имена великой славой и отдать жизни за ваше спокойствие и процветание! Во имя Великого Солнца! Во имя Нильфгаарда! Слава! — Слава! — понеслось по толпе, — Слава! — и Регис позволил себе присоединить свой голос к общему ликованию. Он не верил в то, что в войнах было место такой торжественной радости, но сила толпы была в этот момент слишком велика. Первые ряды выстроившихся рыцарей подняли стяги, готовые выступить на площадь пред очи императорской семьи, заиграли парадные трубы, и в этот момент Регис увидел вдруг, как на балконе, за спинами Эмгыра и Рии, шипя, начали раскрываться порталы. Никто, похоже, не понял, что произошло. Магические проходы возникли за долю мгновения, выпуская из себя одетых в черное высоких рослых людей с закрытыми полумасками лицами. Рыцари, охранявшие правителя, среагировали быстро — ринулись им навстречу, обнажив оружие, но двое незнакомцев подняли руки, и сильная волна воздуха отбросила воинов в разные стороны, с грохотом сбивая их с ног. Регис видел такое прежде — это был простейший ведьмачий знак, но усиленный в несколько раз. В толпе воцарилось смятение — никто не понимал, что происходит. Выходившие на площадь рыцари, не бросая стягов, схватились за мечи, но до балкона, где разворачивалась драма, добраться, конечно, не могли. Нападавшие, меж тем, разобравшись с охраной, двинулись с Эмгыру и Рии, и было совершенно понятно, что никто не успел бы прийти им на помощь. Императрица вскрикнула, прижав к себе напуганную Литу. Эмгыр, бесстрашно выступив вперед, всем своим видом показывал, что готов защищать жену и дочь, хоть и был безоружен. Регис знал, что нужно делать, он был готов броситься на помощь, наплевав на тайну, окружавшую его фигуру, на глазах у всех собравшихся обнаружить себя ради спасения императорской семьи. Его опередили на долю мгновения. Один из убийц вдруг замер, испустил задушенный вопль и схватился руками за горло, из которого струей хлынула алая кровь. Его спутники не успели среагировать — их ждала та же участь. Клубы черного дыма метнулись от одного к другому, вскрывая глотки, орошая все вокруг багряными брызгами. Рия продолжала кричать, крепче прижимая к себе дочь, и Император, не глядя на кровавую расправу над убийцами, повернулся к ней, заключил супругу в объятия, все еще готовый укрыть ее собой. Но в этом не было необходимости. Через пару мгновений все было кончено. Со своего места Регис видел, как пять почти обезглавленных тел рухнули на мраморные плиты балкона к ногам своего убийцы. Детлафф, вновь обретший плоть, стоял, высоко вздернув подбородок, глядя куда-то поверх голов императорской семьи. Он все еще не сбросил до конца свой полуживотный облик — с длинных темных когтей сочилась только что пролитая им кровь врагов, но на лице блуждала удовлетворенная улыбка — словно он впервые за очень долгое время был по-настоящему на своем месте. Его видели все, но, похоже, это ничуть не волновало Детлаффа — он опустил голову и медленно подошел к Эмгыру, обнимавшему Рию. Уже приходившие в себя рыцари, увидев, что происходит, снова тянулись за оружием, силясь подняться и броситься в новое наступление на неведомого чудовищного врага, но тот и не думал исчезать, и от уверенности и спокойствия в его потемневшем взгляде Регис ощутил приступ мучительной дурноты. Лита, заплаканная и бледная, выглянула из-за плеча отца, и ее лицо вдруг озарила счастливая, совершенно неуместная сейчас улыбка. — Ты пришел! — воскликнула она, увидев друга, — ты вернулся ко мне! Пока Детлаффа, вновь принявшего человеческий облик, вели под конвоем в один из залов Императорского дворца, он не делал попыток сбежать. Регис следовал за ним невидимым, изнывая от невозможности заговорить. Детлафф все еще улыбался и не смотрел ни на кого вокруг, будто его вели не пред очи Императора для судилища, а провожали в его покои с почетным караулом. В зале, кроме Эмгыра, собрались его генералы — те, что должны были выводить на площадь свои войска для торжественного смотра, а оказались в самом центре сражения. Император избавился от пропитавшейся кровью одежды и снял с головы корону, и было видно, как сложно ему давалось привычное холодное спокойствие. — Это было прямое объявление войны! — говорил один из военачальников — совершенно лысый крупный мужчина в золоченых доспехах с гербом Маг-Турги на груди, — Саския продемонстрировала, что даже здесь, в Нильфгаарде, мы не в безопасности. Она показала силу, и мы должны ответить немедленно! Выслушав его, Император немного устало повел рукой — теперь Регис мог видеть, что эффект процедуры действительно успел выветриться. Эмгыр вновь выглядел больным и ослабшим, хоть и держал голову высоко и гордо. — Ни о каком путешествии в Темерию не может быть и речи, — вторил первому генералу второй — молодой, светловолосый, с красивым открытым лицом, судя по гербу, командовавший рыцарями Туссента, — если нападение повторится на корабле, кто защитит вас, Ваше величество? Эмгыр, не отвечая ему, поднял глаза на введенного узника, плавно кивнул и сделал генералам жест удалиться. Те помедлили, прежде, чем подчиниться, но через несколько минут зал опустел. Рыцари, приведшие Детлаффа, отступили на несколько шагов, оставляя пленника стоять один на один с правителем. Регис замер в тенях, наблюдая за происходящим. Император долго молча разглядывал представшего перед ним незнакомца, а тот не двигался и не опускал взгляда. — Оставьте нас, — бросил Император рыцарям, и те, не смея перечить, смогли лишь удивленно переглянуться. Эмгыр заложил руки за спину и подошел к Детлаффу ближе. Тот не шелохнулся. — Как ваше имя? — холодно спросил Император, и на короткое мгновение Регису показалось, что собеседник не удостоит его ответом. Но Детлафф любезно наклонил голову, как туссентский барон, принимавший орден из княжеских рук. — Детлафф ван дер Эретайн, — ответил он ровным, глубоким голосом, — для меня большая честь наконец познакомиться с вами. Эмгыр усмехнулся. — И вместо простой аудиенции вы решили добраться до меня таким небанальным способом? — поинтересовался он. — С вашего позволения, Ваше величество, — Детлафф снова пристально посмотрел на Императора, — я не выбирал этот случай, появления убийц не ждали даже ваши шпионы. — Но вы удивительным образом оказались в нужное время в нужном месте, — теперь Эмгыр заговорил жестко. Регис не чувствовал в нем страха или даже волнения перед лицом неведомого спасителя, только ноты глубокой, въевшийся в характер правителя подозрительности. Он не склонен был верить в чудесные спасения — и бескорыстных спасителей. Не дав собеседнику ответить, меж тем, Император задал тот вопрос, который хотел задать с самого начала: — Что вы такое? Детлафф снова улыбнулся, но в этот момент двери зала открылись, и на пороге возникла растрепанная Лита, вырвавшаяся, видимо, из заботливых рук матери. Рыцари у входа не смогли ее задержать, и сейчас девочка, спотыкаясь, бросилась прямиком к своему спасителю. Эмгыр дернулся было, но Детлафф, присев на одно колено, принял принцессу в свои объятия. — Это мой друг! — заявила девочка, враждебно взглянув на отца, будто тот готов был вынести смертный приговор, а она собиралась биться до конца, — не трогай его! Регис, все еще не уверенный, что поступает правильно, вышел из тени и неспешно, стараясь не выдавать волнения, подошел ближе. Остановился в шаге от Детлаффа и принцессы. — Думаю, я мог бы все объяснить, — сказал он, вкладывая в свой тон всю свойственную себе деликатность. Император, нахмурив брови, посмотрел на него, но спорить не стал. Регис говорил негромко, пытаясь придать своей речи убедительности и не жертвовать логикой — Эмгыр доверял ему, и лекарь хотел рассказать ему столько правды, сколько было необходимо — и ни каплей больше. Он прекрасно осознавал, как страшно было отцу слышать, что у его дочери появился невидимый и опасный собеседник, способный скрыться от верной стражи, но Эмгыр слушал его спокойно, не перебивая, и, когда Регис, иссякнув, замолчал, снова взглянул на Детлаффа. Тот уже поднялся на ноги, и Лита оставалась рядом с ним, всем своим видом показывая, что никуда не уйдет. — Это все еще не ответ на мой вопрос, — заметил Император, когда Регис закончил со своими пространными объяснениями, и тот опустил голову, больше не находя в себе ни слова. Он совершенно выдохся, слишком обескураженный произошедшим. — Так ли важно знать, как нас называют люди? — Детлафф глянул на Региса, и Эмгыр проследил за его взглядом. — «Нас»? — переспросил он, и лекарь вынужден был кивнуть. Детлафф же, не смотря больше ни на кого — только на Литу, вновь опустился перед ней — на этот раз на оба колена, как рыцарь, приносящий обет, — Я прошу прощения, моя принцесса, что хотел оставить вас. Теперь, если будет на то воля Императора, я буду всегда служить и защищать вас. Все происходящее походило на какой-то нестройный глупый фарс, и Регису вдруг захотелось подойти к Детлаффу, взять его за плечи и крепко встряхнуть — тот в своей странной одержимости переходил уже все границы. Но у Императора, похоже, было иное мнение. Он пристально посмотрел на дочь. — Если принцесса Лита желает, она может принять вашу присягу, — сказал он, — но вы должны осознавать, какую ответственность это накладывает на вас перед Империей. Лита, приосанившись, оправила смятые юбки, отступила на полшага от склонившегося перед ней Детлаффа, потом, немного растерянно, повернулась к отцу. — Но папá, — сказала она со вздохом, — ведь чтобы принять присягу, мне понадобится меч?