У тебя получается всё лучше

1979

– Напомни, что мы здесь забыли? – принцесса Маргарет выдохнула сигаретный дым и недовольно посмотрела на свою фрейлину. Она вошла в поместье минут десять назад, но все эти люди уже успели ей наскучить. – Племянница Колина объявляет о помолвке, – Энн всегда отвечала на её сарказм предельно серьёзно, иначе принцесса могла выйти из себя. – Хорошо, тогда что я здесь забыла? – произнесла Маргарет с сильным упором на «я», недвусмысленно давая понять, что делает Гленконнерам огромное одолжение. И, – сразу продолжила она; Энн даже не успела открыть рот. – Когда, по-твоему, будет прилично уйти? Двадцать минут моего присутствия достаточно, я надеюсь, – сама ответила она на свой вопрос, стряхивая пепел в опустевший стакан из-под виски. – Конечно, мэм, – натянуто улыбнулась Энн. Сегодня Маргарет была совершенно невыносима. Это было их третье мероприятие за день. Не нормальная практика, а всего лишь совпадение: как правило, когда королевские обязанности накладывались друг на друга, что-то переносили. У приветливости Маргарет были свои, очень узкие пределы. Её терпения едва хватало на получасовой визит, и Энн грустно признавала, что с возрастом это время неумолимо сокращается. Однако в этот раз все обстоятельства сложились против них: нельзя было перенести ни день рождения королевы-матери («Это даже не юбилей, она теперь каждый год собралась отмечать концертом в Альберт-холле!?» – возмущалась Маргарет, которой такая честь не оказывалась ни разу), ни начало театрального сезона («Наивно с их стороны полагать, что я останусь на все три акта»), ни праздник Гленконнеров. Всё это привело к тому, что на торжество Маргарет прибыла в самом дурном расположении духа, источая ненависть по отношению ко всем и вся, а особенно к счастливой молодой паре. Энн могла только кивнуть им с извиняющей улыбкой и устремиться вслед за принцессой: оставлять её одну было не только не по протоколу, но и попросту опасно. Маргарет начала пить, как только проснулась, зная, какой ужасный день её ожидает. День рождения матушки она пережила, не в первый раз. Приём в театре тоже, благо спектакль оказался не слишком отвратным. Но эта полуночная вечеринка неимоверно раздражала одним своим наличием в её графике. Марго видела племянницу Колина раз или два и с трудом могла припомнить, как она выглядит. Но она пообещала прийти и сдержала слово. Колин так редко о чём-то просил и так много для неё делал, что отказать было невозможно. К тому же, кто-то должен был платить за обслуживание её виллы на Мюстике. От духоты и количества выпитого закружилась голова, и Маргарет поняла, что, если она не хочет прямо сейчас рухнуть в обморок и обеспечить жёлтую прессу работой на месяц вперёд, ей жизненно необходим свежий воздух. Отмахнувшись от Энн – она хорошо справлялась с работой, но её навязчивость раздражала, – Марго, слегка пошатываясь на неизменно высоких каблуках, направилась на террасу. С обеих сторон приглушённо светили фонари, и в полумраке она не сразу заметила, что находится здесь не одна. Кто-то очень маленького роста стоял к ней спиной, поставив локти на резное ограждение из красного дерева, и даже не обернулся. Она молча сделала несколько шагов и встала на противоположной стороне, чувствуя, как уходит головокружение и проясняется сознание. В такие дни, как этот, наполненные официозом и претенциозностью, Маргарет особенно остро ощущала, как ей всё это надоело. Ей не верилось, что она могла так наслаждаться посещением мероприятий в юности. Что-то изменилось: то ли она, то ли мир вокруг, но при всём желании она бы не смогла ответить, что именно. Абсолютная тишина, и даже звуки гремящей в доме вечеринки не доносились сквозь плотно закрытые окна. Маргарет боялась тишины – она приносила с собой мысли, на которые обычно не хватало времени в суете жизни. Прошлый год дал ей слишком много пищи для размышлений, и она делала всё возможное, чтобы не оставаться наедине с собой, но рано или поздно наступал момент, когда от людей её буквально тошнило. Тогда она начинала тонуть в своих воспоминаниях, разочарованиях, сожалениях и снова находила утешение в шумных компаниях, заставляющих её чувствовать собственную значимость. Решив, что одного человека она выдержит, а саму себя – нет, Маргарет медленно пересекла террасу, нарочно ступая достаточно громко, чтобы неизвестный, явно точно так же погружённый в себя, успел повернуться и желательно узнать её. Лёгкая светская беседа тет-а-тет – вот, что ей было сейчас нужно. Но он не пошевелился. Тонкая фигурка так и продолжала смотреть вдаль, подперев голову кулаками. Подойдя совсем близко, Маргарет вдруг поняла то, что раньше ей мешали рассмотреть тусклый свет и падающее с годами зрение: перед ней стоял ребёнок. Точнее, это была девочка-подросток, чьи длинные тёмные волосы сливались с чёрной водолазкой. «Поразительно непраздничный наряд», – отметила про себя Маргарет, вставая рядом с ней и тоже облокачиваясь на ограждение. – Не против, если я закурю? – спросила она не потому, что ей нужно было разрешение, а чтобы привлечь к себе внимание. Девочка безразлично пожала плечами и только потом повернула лицо буквально на пару сантиметров. Маргарет поймала её взгляд и безошибочно уловила в нём узнавание. – Это вы! – воскликнула девочка, мгновенно развернувшись всем телом. Её апатию как рукой сняло, а глаза засияли. Маргарет успела отвыкнуть от такой реакции на себя. Когда-то давно, в молодости, это было обыденностью. Она была признанным объектом обожания и поклонения. Принцесса не могла сказать, что полностью лишилась этого, однако постепенно реверансы перестали быть глубокими, из мужских голосов ушло восхищение, а комплименты её внешности стали казаться неискренними, словно произносились по старой привычке. В те дни, когда её особенно переполняли презрение и ненависть к себе, она подолгу стояла у зеркала, разглядывая каждую морщинку и понимая, что наиболее ценное её достояние – красота – скоро окончательно оставит её. Что останется после, она старалась не думать. – Я, – усмехнулась она, высвобождаясь из нового потока непрошенных мыслей. – Ваше Высочество. Реверанс вышел бы неплохим, но девочка была в таких же чёрных, как и её водолазка, брюках, и поэтому выглядела довольно нелепо, но Маргарет оценила её старания и сдержанно улыбнулась в ответ. – Вы меня помните? Маргарет терпеть не могла, когда у неё спрашивали, помнит ли она кого-то. Она никогда никого не запоминала, но ей каждый раз приходилось врать. Однако сейчас она разговаривала не с важной шишкой из посольства и не с руководителем одного из фондов, находящихся под её попечительством, и поэтому могла позволить себе редкую честность в ответе на этот вопрос. – Не помню. Разве мы встречались? – Очень давно. Или не очень, – задумалась девочка. – Достаточно давно, чтобы я выросла, но недостаточно давно, чтобы вы изменились. Меня зовут Хелена Бонэм Картер. Теперь она вспомнила. Действительно, те несколько лет, что они не виделись, можно было описать именно так. Целая жизнь для ребёнка и относительно недолгий отрезок времени для взрослого. Со стороны Хелены было очень мило польстить ей, сказав, что она не изменилась, но в этом не было ни капли правды. Маргарет прекрасно понимала, что годы были к ней не слишком добры. А вот Хелена обещала через несколько лет превратиться в очень красивую женщину. Уже сейчас на её широком детском личике вырисовались резкие очертания скул, нос был маленьким и аккуратным, а губы – пухлыми и ярко-алыми безо всякой помады. Но главное – это глаза. Огромные карие и отчего-то очень грустные глаза. – Ты знакома с этой, как её там, племянницей Колина? – Маргарет не помнила имя и не испытывала по этому поводу ни малейшего смущения. – Да не особо, – покачала головой Хелена. – Она наша дальняя родственница. В смысле не наша с вами, хотя, я не знаю, может и ваша тоже, – она запуталась и смутилась. Маргарет хмыкнула. Девочка хоть и выросла, изменилась мало, и всё так же очаровательно краснела – вспыхнувший на щеках румянец был виден даже в тусклом свете фонарей на террасе. – Слава богу, нет. Мне своих родственников хватает, – произнесла принцесса без тени улыбки. Хелена выглядела так, словно хотела засмеяться, но не знала, можно ли. Маргарет привыкла, что на её шутки про королевскую семью боятся реагировать, но не переставала отпускать их с каменным лицом. – Так чего ты тут грустишь? – Марго не без любопытства посмотрела на Хелену. – Какая вам разница? – внезапно огрызнулась до этого приветливая девочка. – Это что-то новенькое, – приподняла брови Маргарет в неподдельном удивлении и даже некоем предвкушении. – Тебя не учили, что неприлично так разговаривать со взрослыми? – А вас не учили, что неприлично подкрадываться к людям и задавать личные вопросы? – Хелена окончательно осмелела и раздражённо глядела на неё. – Никто пока не жаловался. – Да вас просто все боятся. – Но ты не боишься. – Я же знаю, что вы добрая. Они молниеносно выстреливали фразами, и вдруг Маргарет не нашлась, что ответить. Хелена тоже замолчала и тяжело дышала, отчего непослушная прядь волос то взлетала вверх, то снова падала ей на лицо. Сложно было сказать, сожалела ли она о сказанном. И если да, о какой именно части. – Извините, – пробормотала Хелена. – Все вокруг хотят, чтобы я рассказала им, что я чувствую. Я так устала от этого. Марго поняла, что, очевидно, о чём-то не знает. На грани сознания зародилось неприятное подозрение. Но это был исключительно её опыт. Здесь ситуация могла заключаться в чём угодно другом. По крайней мере, Маргарет отчаянно надеялась на это. К её ужасу, она оказалась почти права. – Папа может умереть, – сдавленно произнесла Хелена, глядя себе под ноги. – Все только шепчутся по углам и ничего мне не говорят. Мама целыми днями сидит в больнице. А дядя таскает меня по своим вечеринкам, где все спрашивают, как у меня дела, – она пнула носком ботинка в пол. – И всё закачивается тем, что я рассказываю это вам, хотя вы выглядите как последний человек, кому это интересно. Не этого ожидала Маргарет. Задушевные разговоры были не по её части. Она была ужасным, эгоцентричным собеседником, и, несомненно, если бы Хелена знала об этом, они никогда не оказались бы в такой ситуации. Марго мгновенно протрезвела и ощутила, насколько важно сейчас ответить правильно. Проблема заключалась в том, что она не знала, как это сделать. Или всё-таки знала?.. – Ты знаешь, когда моя сестра стала королевой? – В 1952 году, – на автомате ответила Хелена. Это знали все. – Мне тогда был двадцать один год. И я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Она намеренно не стала употреблять слова «отец» и «смерть» или что-то подобное в одном предложении, проводя опасные параллели. Хорошо, что фокус всегда можно было сместить на Елизавету. Что происходило с отцом Хелены, Маргарет понятия не имела. В отличие от своего брата, он никогда не входил в её ближний круг, хотя был её ровесником, насколько она помнила. Они и виделись-то всего несколько раз. – И что мне делать? – подняла глаза Хелена и посмотрела на неё с такой надеждой, что Маргарет стало не по себе. После смерти отца она сидела на седативных, мешая их с виски, и мечтала, чтобы однажды её организм не выдержал. Так продолжалось около полугода, и это не то, о чём она хотела рассказывать. – Тебе нужно отвлечься, – задумчиво произнесла Марго. Для неё таким отвлечением послужил Питер, но, как и всегда в её жизни, пытаясь заглушить одну потерю, она в конечном счёте обрекла себя на другую. – Что тебе нравится? – Не знаю, – пожала плечами Хелена, но секунду спустя её осенило. – Я хочу стать актрисой, это считается? Девочка хочет стать актрисой, какая прелесть. Хотя… Может, у неё и получится. Она симпатичная, над ней не висит Дамоклов меч титулов и обязанностей, она ничего никому не должна. – Ещё я недавно выиграла поэтический конкурс, – сказала Хелена почти равнодушно, но принцесса уловила нотки гордости в её голосе. – Правда? – нашла в себе силы улыбнуться Маргарет, отбрасывая в сторону воспоминания о прошлом и сосредотачиваясь на разговоре. – Мне даже дали деньги в качестве приза, и папа сказал, что я должна потратить их на что-то особенное, а потом… – под конец она снова поникла. Положение нужно было спасать. – А если вложить их в твою актёрскую карьеру? – предложила Марго без какой-либо конкретной идеи. Само слово «карьера» было для неё чужеродным, и она понятия не имела, как нынче становятся актрисами. – Можно, – просияла девочка. – И ещё раз, я прошу прощения. Я не должна была говорить вам то, что сказала. Ну, про… Маргарет отмахнулась, не дослушав, и вытащила сигарету. Хелена проводила её взглядом и внимательно наблюдала, как принцесса вставляет сигарету в длинный серебряный мундштук с монограммой. – Тебя Марк не потеряет? Не то чтобы её это волновало. Скорее Марго не хотела, чтобы кто-то застукал их. Она подумала об этом, и самой стало смешно. Как будто они занимаются чем-то противозаконным. – Нет, – Хелена покачала головой. – Он пойдёт искать меня перед уходом, а вечеринка только началась. А вас не потеряют? Вы же здесь наверняка самая важная персона, – лукаво посмотрела она на Маргарет. – Я нужна им, чтобы следующие пятьдесят лет своей жалкой жизни они смогли всем рассказывать, что я была на их помолвке, – фыркнула принцесса. – В какой-то степени это моя работа. Повышать статус мероприятия своим присутствием. – И вам не обидно? – Что именно? – Что все хотят видеть Её Королевское Высочество, а не лично вас? – Я тоже не хочу их видеть, так что это взаимно, – с лёгкой усмешкой ответила Маргарет. – Но, если честно, к этому привыкаешь, – она стряхнула пепел вниз на цветочную клумбу. – У меня далеко не худшая работа в мире. Помнишь, ты спрашивала, хотела бы я стать королевой? Хелена быстро закивала, явно удивлённая тем фактом, что принцесса потрудилась запомнить такие детали их встречи. – Вот у неё худшая работа в мире, – удовлетворённо выдала Марго, и на этот раз Хелена, ничуть не смущаясь, захохотала во весь голос. Маргарет поймала себя на мысли, что ей, несмотря ни на что, очень комфортно с Хеленой. Она долго пыталась понять, что именно в их разговоре кажется ей странным, и до неё дошло, что её ни разу не назвали «мэм». И в этом была такая непринуждённая лёгкость. Хелена общалась с ней – не на равных, нет, – но как с любым другим взрослым. Принцесса могла с уверенностью заявить, что в её жизни наблюдался дефицит нормального общения. Подавляющее большинство совершенно бесстыдно лебезило перед ней, а те, кто мог позволить себе этого не делать – члены её семьи – относились к ней снисходительно. – Если бы вы могли выбрать любую работу, кем бы вы хотели быть? – отсмеявшись спросила Хелена. – Как ни странно… – Маргарет покосилась на девочку, гадая, говорить ли. – Наверное, тоже актрисой. Глаза Хелены расширились от неожиданности. И без того огромные, теперь они занимали пол-лица. – Ну а что? – Марго игриво поправила причёску. – Мне, между прочим, сам Хичкок говорил: «Если монархия отбирает у меня актрис, что мне мешает украсть принцессу». Хелена снова разразилась смехом. – Он правда так сказал? – Это ещё цензурная версия, – ухмыльнулась женщина, прекрасно помня, что это сопровождалось сомнительными заигрываниями со стороны режиссёра, который был лет на тридцать старше неё. – У вас такая интересная жизнь! – восхищённо протянула Хелена. – Да, наверное, так кажется со стороны, – пожала плечами Маргарет, делая очередную затяжку. – Мне не с чем сравнивать. Я встречаю огромное количество людей, но не уверена, что это преимущество. Часто люди неинтересные, заурядные и нагоняют тоску. И если уж тебя посадили с ними, деваться некуда – сидишь и полтора часа обсуждаешь с каким-нибудь местным чиновником развитие сельского хозяйства или необходимость введения новых таможенных пошлин. – И что, никак нельзя уйти, если скучно? – Нельзя. Но я ухожу, – Маргарет снова довольно улыбнулась. Ни за что на свете не смогла бы она говорить об этом со взрослым гостем праздника. С Хеленой же она чувствовала – ничто её не связывает. Она может нести что угодно, и здесь и сейчас это сойдёт ей с рук. Марго нутром ощущала, что всё сказанное останется между ними. Слишком уж далеко они зашли, они обе. И теперь она собиралась зайти туда, откуда не возвращаются. – Можно задать тебе необычный вопрос? – Маргарет не была уверена, что подобрала правильное прилагательное, но «необычный» в любом случае звучало лучше, нежели «личный». – Вам не обязательно спрашивать, – немного смутилась Хелена. – Конечно, задавайте. – Что ты имела в виду, когда сказала или, точнее, проорала мне в лицо, – тут Хелена зарделась, – что я… – слово застряло у Маргарет на языке. Пауза начала затягиваться. – Я поняла вас, – пришла ей на помощь Хелена. – В принципе, это самое я и имела в виду, – казалось, она тоже избегает произносить это слово. – Ну, то есть… Да. А вы разве нет? – Слишком часто мне говорят обратное. Так часто, что я сама стала в это верить. – Зря. В этом простом ответе было столько теплоты, что Маргарет с трудом подавила в себе желание ляпнуть что-то ещё, окончательно дискредитировав себя. Но она не могла больше ни давить авторитетом, ни отпугивать дерзостью – эта девочка видела её насквозь, каким-то образом вытаскивая на поверхность всё лучшее, что в ней было, не замечая остального, – а остального было предостаточно. На неё с детства навешивали ярлыки. Сначала безобидные, местами даже лестные. Затем начались сравнения, в которых она не могла выиграть, потому что королева всегда идёт впереди. Пресса долго была на неё стороне, пока однажды не перестала. И внезапно она превратилась в одну из самых презираемых женщин Британии, не сделав ничего. Она быстро поняла, что обороняться бесполезно, а лучшая защита – нападение, и стала такой, какой её ожидали видеть. Тщетные попытки сестры урезонить её по-своему умиляли. Елизавета могла только нарочито громко вздыхать и напоминать о необходимости держать себя в руках, но, когда доходило до дела, она самоустранялась и предпочитала пускать ситуацию на самотёк. Каждый раз это заканчивалось катастрофой семейного (а потому национального) масштаба, что изрядно веселило Маргарет даже тогда, когда жертвой бездействия сестры становилась она сама. Столько времени прошло с тех пор, как она приняла решение стать худшей версией себя. Маргарет не помнила, когда в последний раз расслаблялась на публике. Расслабиться не значило напиться – в этом деле ей давно не было равных. Напротив, она стала пить больше, поняв, что алкоголь делает её более острой на язык и не даёт задумываться над тем, что она творит. Сейчас она тоже не была совершенно трезвой, но впервые за долгие годы она нашла в себе силы немного приспустить маску и открыться кому-то, кто даже не понимает, насколько эта Маргарет отличается от той, что знают остальные. Впрочем, именно поэтому открыться Хелене было проще: ей не с чем сравнивать ту принцессу, что она видит перед собой. Марго могла быть кем угодно, и этим вечером она выбрала быть собой. Хелена продолжала смотреть на неё с щенячьим восторгом, и для Маргарет было загадкой, чем она так увлечена. Даже если когда-то её завораживал красивый титул, сегодня она ясно дала понять, что считает Маргарет чем-то большим, и это, конечно, поражало сильнее всего. Принцесса с уверенностью могла сказать, что даже в собственной семье – особенно в семье! – её терпели только из необходимости. Возможно, по этой причине она ещё не ушла с вечеринки, хотя готова была поспорить, что двадцать минут истекли. Энн куда-то запропастилась, и это к лучшему – ей почти наверняка не удалось бы объяснить, отчего она, мечтавшая сбежать отсюда, теперь хочет задержаться ещё немного. – Я буквально чувствую, как тебе не терпится что-то сказать, – вздохнула Маргарет, которая не могла больше смотреть в эти восторженные глаза. Ей почти казалось, что Хелена влюблена. Хотя это, несомненно, полный абсурд. – Вы самая удивительная женщина из всех, что я встречала, – протараторила Хелена скороговоркой и бесстрашно встретила взгляд Маргарет. Ей показалось, что она ослышалась. Марго застыла и часто заморгала, а слова, так легко вылетевшие из уст Хелены, пульсировали у неё в мозгу. – Значит ты встречала мало женщин, – самоуничижительная колкость получилась автоматически. Маргарет всё ещё не в полной мере отдавала отчёт своим действиям, и её подсознание решило пойти по проторенной дорожке. – Как вам будет угодно, – очень по-взрослому покачала головой Хелена, и Марго поняла, что её снова раскусили. Один из двух фонарей – тот, что был ближе к ним – тускло замерцал и погас. Они обнаружили себя в практически кромешной тьме, но вместо того, чтобы испытывать неловкость, обе ощутили удивительное спокойствие, словно фонарь мог подслушивать, а теперь они были предоставлены сами себе. – Года через два я бы познакомила тебя с Дэвидом, – произнесла Маргарет, и её лицо подсветилось зажигалкой, когда она достала новую сигарету. – Кто такой Дэвид? – спросила Хелена, продолжая неотрывно наблюдать за каждым жестом принцессы. – Мой сын. Тебе сколько лет? – Тринадцать. – А-а-а, – разочарованно протянула Маргарет. – Я думала, уже лет пятнадцать. Никогда не умела определять возраст на глаз. Тогда будем знакомить тебя с Дэвидом попозже, – усмехнулась она. – Если я доживу. Она тут же мысленно отругала себя. Очень удачное место и время для шуток про смерть, ничего не скажешь. Но Хелена, кажется, уже достаточно отошла от темы своего отца, чтобы не проводить никаких ассоциаций. По крайней мере, она ничего не ответила, только слегка улыбнулась и невольно остановила взгляд на сигарете в руке Маргарет, после чего её улыбка спала. Другая, но ассоциация была проведена. – Я бы с радостью познакомилась с Дэвидом, – вежливо произнесла Хелена, не отводя взгляд от мундштука. Маргарет легко могла сказать, о чём она думает, и была благодарна ей за то, что она держит свои мысли при себе. – Я придумала, что ты можешь сделать с деньгами за конкурс, – принцессу вдруг осенило. Цепочка мыслей от курения сигарет до курения кое-чего другого привела её к неплохой идее. Она вспомнила, как в прошлом году на одном из неофициальных приёмов сидела по соседству с Джеком Николсоном, и тот рассказывал, как пришёл фотографироваться на своё первое актёрское портфолио под кайфом. Собственно, все его истории как правило состояли в том, что он приходил куда-то под кайфом. – Тебе нужны снимки для актёрского портфолио. С них и можешь начать. – Круто, спасибо! – расплылась в улыбке Хелена. – Фотографа только выбирай осторожно, а то мало ли, – само вырвалось у Маргарет. – Вы о чём? – удивлённо заморгала девочка. – Да так, о своём, – махнула рукой Марго, показывая, что тема закрыта. Хелена покивала, а потом как-то странно поменялась в лице. Видимо, что-то поняла или вспомнила. В конце концов, этот проклятый развод был на первых полосах всех британских газет. Было бы наоборот удивительно, если бы Хелена о нём не слышала. Маргарет всегда было интересно, что о ней знает случайно взятый житель Великобритании. Чисто научный интерес. Елизавета назвала бы это праздным любопытством, но суть не менялась. В её голову пришла шальная мысль как-то проверить, какой информацией владеет и что думает этот самый случайный житель на примере Хелены. И хотя выборку нельзя было назвать репрезентативной, другой возможности ей могло больше не представиться. – Я предлагаю сыграть в игру. Только не пугайся, – предвосхитила она вопрос Хелены, которая выглядела донельзя ошеломлённой. – Мне просто интересно твоё мнение. Считай, что ты фокус-группа. Идея стала казаться ей бредовой ещё до начала, но кто не рискует, тот не пьёт. А раз она уже выпила, можно и рискнуть. Дождавшись неуверенного кивка от девочки, Маргарет крепко задумалась и сделала ход конём. – Питер Таунсенд. – Что Питер Таунсенд? – переспросила Хелена. – Тебе знакомо это имя? – Ну, вообще, да, – Хелена как-то замялась. – Я его даже встречала, он до сих пор дружит с дядей Марком. Этого Маргарет не ожидала. Марк и словом не обмолвился о том, что всё ещё общается с Питером. Хотя, если подумать, с его стороны было правильно не напоминать ей об ушедшем прошлом. Но контакты Питера она бы всё же у него взяла. – Я потом уже, конечно, про него узнала, – продолжила Хелена, немного расслабившись, когда поняла, что Маргарет не собирается бурно реагировать. – И была так возмущена, если честно. Не представляю, как вы всё это пережили. Средневековье какое-то. – Да уж, разве что на костре не сожгли, – хмыкнула Маргарет, но в её душе с новой силой всколыхнулось негодование. Двадцать пять лет спустя человек, которого даже не было на свете во время этой любовной эпопеи, был на их стороне. Тогда, в другой жизни, против них ополчился весь мир, и она осталась совершенно одна, окружённая толпами престарелых чиновников, которые диктовали ей каждый шаг. И единственный человек, в чьей власти было спасти её, не сделал ничего для её защиты. Маргарет хотела спросить о другом, но вот уже слышала, как её голосом звучат слова: – А теперь про королеву. – Вы хотите, чтобы я сказала что-то конкретное? – ощутимо напряглась Хелена, как будто ожидая подвоха. – Говори что хочешь. – Она нормальная королева, – повела плечами девочка. – Не знаю, королева и есть королева, что про неё скажешь? С большим трудом Маргарет скрыла усмешку. Сестра была настолько заурядной личностью, что в арсенале Хелены для неё не нашлось ничего лучше «нормальной». Что ж, вероятно, это всё, чего она заслуживала. – А монархия в целом? – Я как будто на экзамене по истории, – захихикала Хелена. – Насколько я знаю, пока этот институт работает, он всех устраивает. Хотя он не для всех, конечно, – она выразительно посмотрела на Маргарет. – Я? – сложно было определить, является ли предложение вопросом или же утверждением, но в любом случае принцесса чётко дала понять, чего хочет. – Вы специально вели к этому, да? – укоризненно наклонила голову Хелена, как будто отчитывая её. Маргарет не ответила. – Ну хорошо, – Хелена скользнула по ограждению в сторону принцессы, и расстояние между ними сократилось до минимума. – В детстве у меня был журнал с вашей фотографией на обложке. Кажется, он до сих пор где-то лежит, если вам интересно. Потом, когда вы должны были прийти к дяде, меня пугали, что вы очень… требовательная, – Марго почувствовала, что она точно хотела сказать что-то другое. – Но вы оказались совсем не такой, – с улыбкой развела руками Хелена. – А сейчас я иногда вижу, что о вас пишут в газетах. Это же всё неправда! Почему вы ничего не делаете с ними? – Не могу, у нас свобода печати, – фыркнула принцесса. – Пишут они обычно правду, как ни странно, только подача материала своеобразная. – Если они пишут правду, это повод уважать вас ещё больше, – заметила Хелена, заправляя прядь волос за ухо. – Другие так не считают, – скривилась Марго, вспомнив, что ей устроили мать и сестра после публикации первых фотографий с Родди. И если Елизавета в целом повела себя как обычно, то мама превзошла все её самые смелые ожидания. Как будто если она не нашла себе мужчину после смерти папы, все остальные из солидарности с ней должны тоже облачиться в паранджу и посвятить жизнь раздаче непрошенных советов. – Ну и ещё вы любите подкрадываться со спины и задавать странные вопросы, – закончила Хелена, расплываясь в нахальной улыбке. Не сказать, чтобы Маргарет была полностью удовлетворена её ответом. Она не произнесла вслух и десятой доли того, что на самом деле думала, но всё это легко читалось на её лице. Хелена была неравнодушна к ней, и Марго пока не решила, как она к этому относится. Это одновременно было мило и пугало её, причём пугало значительно больше. Она не сделала ничего, чтобы заслужить такое обожание. В этот момент Маргарет совсем забыла о том, что есть вещи, которые не нужно заслуживать. – Если мы закончили, давайте меняться, – с обманчивой простотой предложила Хелена, но от Маргарет не укрылось, как у неё в предвкушении загорелись глаза. – Эй, мы так не договаривались! – для приличия со смешком возмутилась Марго. – Неужели вам совсем нечего сказать? За время их длинного диалога Хелена превратилась из угрюмого подростка в весёлую и весьма нагловатую юную особу, но Маргарет так гордилась, что смогла отвлечь её от мыслей об отце, что была готова пойти на небольшие жертвы, чтобы сохранить её приподнятое настроение. Она могла вообще этим не заниматься, но каждый раз, когда к ней в голову забредала мысль бросить всё и уехать домой, она вспоминала себя, неделями бесцельно лежащую в постели, не способную даже подняться и дойти до ванной комнаты, но только достающую из прикроватной тумбочки очередную горсть таблеток. Такого не заслуживал никто. И пусть она не в силах заставить боль исчезнуть, сегодня она поможет забыть. – Хорошо, давай. – Отлично, – Хелена довольно потёрла руки. – Вы не против, если я немного изменю правила? Я буду задавать вопросы, а вы отвечать, но можете ограничиваться одним предложением или даже одним словом. – Вроде блиц-опроса? – уточнила Маргарет. – Я согласна. – Ваш любимый цвет? – Серьёзно? – принцесса выгнула бровь на такой детский вопрос. – Абсолютно серьёзно. – Синий. – Нелюбимая черта характера? – Во мне? – В людях. – Зависть. – В вас или в людях? – коварно подловила её Хелена. – Как тебе больше нравится, – парировала Маргарет, получая какое-то извращённое удовольствие от возможности говорить всё, что приходит ей на ум. – Какую эмоцию вы испытываете чаще всего? – В этих вопросах есть какая-то логика? – сощурилась принцесса, пытаясь связать всё воедино. – Конечно же нет, – заулыбалась девочка в ответ, и Маргарет не поняла, шутит она или говорит правду. – Ладно. Чаще всего я испытываю скуку. – Чего вам не хватает? – Понимания, – не задумываясь ответила Марго и впервые за вечер посмотрела на девушку перед ней другими глазами. Теперь она тоже чувствовала, что между ними повисло что-то необъяснимое, и прямо сейчас, узнавая друг друга, они усугубляли и без того щекотливое положение. Она не просто не отпугнула её от себя (что само по себе случалось редко), но каким-то магическим образом создала между ними притяжение. А может, оно существовало всегда. Там, где раньше она видела лишь нетипичное для себя проявление заботы, теперь ей мерещились другие, более опасные чувства. Маргарет отдала бы всё на свете, чтобы залезть в мысли своей собеседницы. Читать её было сравнительно легко, и до этого момента ей думалось, что она верно толкует все эмоции на симпатичном личике. Однако если на глубине скрывались излишние, никому не нужные чувства, ей хотелось бы знать о них, чтобы раз и навсегда дать понять: существуют границы, которые не переходят. Вопросы Хелены то ли закончились, то ли она придумывала новый, но чем дольше они стояли в тишине, тем больше Маргарет осознавала всю неуместность ситуации, в которой находились они обе. Она была взрослой здравомыслящей женщиной, и она должна была это прекратить. За неё всё решил случай. Плотная дверь, отрезавшая их от праздника, со скрипом отворилась, и Марго увидела свою фрейлину, озиравшуюся по сторонам. Энн обвела взглядом всю террасу и издала победное: – Вот вы где, мэм! – Что случилось? – своим обычным скучающим тоном протянула Маргарет, выходя ближе к свету и всем своим видом показывая, насколько ей всё это неинтересно. Ей показалось, что за её спиной Хелена подавила смешок. – Звонила Её Величество. Она просит вас срочно приехать в Букингемский дворец. – Зачем это я ей понадобилась в такой час? – искренне удивилась принцесса. – Не могу сказать наверняка, – развела руками Энн. – Речь шла о каких-то фотографиях. Я боюсь, что это опять может быть что-то из разряда… Вы меня понимаете. Маргарет обернулась на Хелену и закатила глаза, как бы говоря: «Сама видишь, с чем мне приходится иметь дело». Хелена выглядела немного разочарованной, но после этого небольшого представления снова повеселела. Проследив за принцессой, Гленконнер наконец-то обратила внимание на девочку и похолодела, уже предчувствуя, сколько всего ей предстоит выслушать в автомобиле о невоспитанных детях и некомпетентных фрейлинах, которые преступным образом исчезают в неизвестном направлении во время мероприятий. И без разницы, что Маргарет сама велела оставить её одну – по её мнению крайними могли быть все, кроме неё самой. – Надеюсь, Хелена вам не наскучила, мэм? – Это вы с сестрой мне наскучили, – буркнула Маргарет, следуя за Энн к выходу с террасы. – Печатали бы свои фотографии, мне терять нечего. – Вы же знаете, что это неправда, – мягко возразила фрейлина. На пороге Марго остановилась и в последний раз посмотрела на Хелену. С такого расстояния выражение её лица было практически неразличимо. Она почувствовала необходимость что-то сказать, но присутствие третьего лица резко ограничивало её в словах. Узкие рамки приемлемости, в которые она была загнана, оставляли ей крайне скудный выбор. – Удачи тебе, – либо это, либо «была рада знакомству», что годилось для занудного директора машиностроительного завода где-нибудь в Манчестере, но никак не для человека, с которым она только что прекрасно провела время. – И вам тоже… мэм. Под конец Хелена, видимо, поняла, что всё это время забывала добавлять знак учтивости. Маргарет, всегда требовавшая, чтобы отношение к ней соответствовало её статусу, была поразительно равнодушна ко всем регалиям в этом случае. Секрет был прост. Её, как и всех членов семьи, воспринимали как предмет интерьера, и ещё в подростковом возрасте она решила, что если она не может этого избежать, то хотя бы заставит относится к себе не как к старому пыльному комоду, а как к творению Чиппендейла. И она не нуждалась в этом искусственном налёте позолоты, когда с ней говорили как с нормальным живым человеком. Случалось это, к сожалению, настолько редко, что она обладала пагубной привычкой затаскивать этих людей в свою жизнь. В большинстве случаев потом она понятия не имела, как от них избавиться – худшим из подобных приобретений был бывший муж. Она не знала, увидит ли ещё Хелену, но интуиция подсказывала, что будь одна из них старше, а другая моложе, Бонэм Картер могла бы испытать на своём опыте, что значит быть жертвой повышенного интереса принцессы Маргарет. Улыбнувшись напоследок уголками губ, Марго, ненавязчиво, но ощутимо подгоняемая своей фрейлиной, покинула террасу и с немалым удивлением обнаружила, что толпа изрядно поредела. Взглянув на большие настенные часы, она не поверила своим глазам: нет, она не могла провести с Хеленой целый час. У неё было прекрасно развито чувство времени, иначе она тратила бы его слишком много на тех, кто этого не заслуживал. Они вышли на улицу. По протоколу Маргарет имела право не прощаться с хозяевами, и, хотя это всё же настоятельно рекомендовалось базовыми правилами этикета, ей было плевать. Если протокол мог хоть иногда облегчить ей жизнь вместо того, чтобы постоянно её разрушать, она собиралась пользоваться этим по максимуму. Впереди её ждала выволочка от сестры: Марго всё-таки подозревала, о каких именно снимках может пойти речь. Но монархия это переживёт, а значит волноваться не о чем. «Институт работает», – вспомнились слова Хелены, и она была совершенно права. Он будет работать, пока Елизавета рушит жизни ради мифической короны, которая по большому счёту не нужна никому, кроме неё самой. Пока они двигались в Роллс-Ройсе по направлению к дворцу, Маргарет сохраняла молчание и перематывала в голове сегодняшний вечер. Она сказала много того, чего не следовало, но знала, что это не будет её беспокоить. Во время разговора и она, и Хелена отдавали себе отчёт в том, что между ними происходит нечто, принадлежащее только им двоим. Будь Хелена мужчиной или хотя бы лет на десять постарше, Марго сказала бы, что здесь пробежала искра, но для Маргарет было очевидно, что она настолько соскучилась по искренне хорошему отношению к себе, что готова была поверить во что угодно. Она пообещала себе, выходя из автомобиля, что сохранит в памяти все слова Хелены. И когда в очередной раз она услышит, как в безликом зале для аудиенций с премьер-министрами её втаптывают в грязь за то, что она осмеливается быть собой, она даже не потрудится сделать вид, что раскаивается. Потому что если есть люди, готовые принять её безо всяких оговорок… Если возможно, чтобы для кого-то она – она, а не её сестра! – имела какую-то значимость… Что ж, тогда она сделает всё, чтобы остаться собой, чего бы ей это ни стоило.