Огни Камелота

Утро Гаюса в мирное время начиналось всегда одинаково. Он просыпался, проклиная петухов, всегда почему-то на латыни. Протягивал руку к тумбе и пил приготовленное с вечера лекарство. Глубоко вдыхал и выдыхал около минуты и медленно поднимался с постели, мысленно пересчитывая, о существовании скольких костей, которые могут болеть, он узнал. Тихо облачался в свою рясу, невольно вспоминая те деньки, когда носить штаны было еще удобно. Аккуратно застилал постель и выходил в главную комнату. Зевая, готовил какой-нибудь особенно невкусный завтрак (Мерлин не жаловался, но Гаюс знал, что его стряпня редко бывала аппетитной). Затем расставлял на видном месте все склянки с лекарствами для утреннего обхода и, удовлетворившись, звал своего помощника завтракать. Не получив ответа, он каждый раз волновался, хотя это не всегда означало что-то плохое. А с тех пор, как Камелот изгнал Моргану с трона, все и вовсе было более или менее спокойно. Гаюс с гордостью приписывал это спокойствие стараниям Артура и Мерлина. Позволив себе покряхтеть на лестнице, он открывал дверь и неизменно оказывался в одном огромном и просто невообразимом бардаке, который каждый раз умудрялся случиться где-то между ужином и рассветными петухами. И посреди этого бардака, где-то в глубинах кровати виднелась вихрастая черная макушка. Здесь Гаюс действовал по настроению. Если у него в этот день особенно болели кости, или Мерлин успевал накануне его чем-нибудь рассердить, он не был особо сентиментальным. Но если все было нормально, то он давал себе несколько секунд, в которые тепло улыбался, смотря на того, к кому всем сердцем прикипел. На того, кого видел разъяренным, сломанным, ошибающимся и готовым жертвовать собой. На того, кто теперь лежал на своей постели, ткнувшись в узел одеяла, как котенок. Безмятежно и так по-детски. Он и в этот раз дал себе эти несколько секунд. А затем он всегда пробирался через горы беспорядка, чтобы потянуть одеяло и позвать: - Мерлин! Никакого ответа обычно не следовало. Но Гаюс был неумолим. - Мерлин, завтрак готов, петухи пропели, тебе пора вставать! Виновник происходящего только глубже зарылся в одеяло, явно проснувшись, но желая притвориться глубоко спящим, чтобы его оставили в покое. К его несчастью, он совершенно не умел врать. Тем не менее, продолжал это делать. Это была своего рода традиция: Мерлин врал, прекрасно зная, что Гаюс это видит, а тот давал ему некоторое время на опыт, прежде чем потребовать правды. Вот и сейчас лекарь усмехнулся, прежде чем снова дернуть одеяло и повысить голос. - Эй! Великий волшебник всех времен и народов! Поднимай свое ленивое туловище! Твое благо, что сегодня Заседание Совета позже, чем обычно, а то Артур бы его проспал! Вставай, говорю, судьба ждет. Мерлин показал до невозможности сонное и несчастное лицо из груды складок, надеясь, что это разжалобит старика. - Га-а-аюс! Можно великому волшебнику всех времен и народов немножко побыть ленивым никем? Мир не рухнет из-за пяти минут! Гаюс прищурился. - А вдруг рухнет? - Не рухнет, - буркнул парень, безапелляционно скрестив руки, тем самым сжав в них одеяло. - Кто тебе напророчил? - Мое внутреннее око. Лекарь хохотнул, тоже сложив руки на груди и с улыбкой глядя на подопечного сверху-вниз. - А-а, ну это серьезно. Знаешь, что мне говорит моЕ внутреннее око? - спросил он, наклонившись к кровати. - Не хочу знать, - поспешно пробурчал Мерлин, спасаясь бегством в пещерах из одеяла. - Оно говорит, что если ты сейчас не поднимешься, король проспит собеседование о посольстве Карлеона. Спустя полминуты тишины одеяло слегка взбрыкнуло, что означало, что королевский слуга неопределенно махнул рукой. - Ты не такой великий волшебник, как я, твое внутреннее око не так много видит, так что... - Мерлин. - Встаю-ю... - проскулил парень, откинув наконец одеяло и несчастно взглянув на лекаря, как на самого несправедливого судью. - Все равно от твоего ворчания все сладкие сны разбежались. Гаюс его дальнейшие причитания не слушал, а, улыбаясь, вернулся по лестнице к еде. Свое дело он сделал. *** Утро Мерлина в мирное время начиналось всегда достаточно однообразно. Сначала ему снилась какая-нибудь приятная и красивая ерунда, от которой его неизменно отвлекал Гаюс. Проснувшись, он, абсолютно не замечая хаос, властвующий в его комнате, отчаянно зевал, натягивая на себя одежду. Борясь со сном, он спускался в главную комнату покоев дворцового лекаря на запах своего завтрака. Обычно именно завтрак он проглатывал, едва замечая вкус, сидя в дрожащей утренней тишине, с которой не сравнится ничто иное. Затем взглядом провожал Гаюса, отправлявшегося на первый обход. Соскребал себя с лавки и тащил наружу. Проснуться ему помогали три вещи: вода, которую он брызгал себе на лицо, уходя из покоев; внушительных размеров ложка поварихи, которой та так и норовила всегда пришибить его, когда он собирал королевский завтрак на кухне; и встреча с Гвейном по дороге в покои Артура, потому как тот неизменно старался стащить что-нибудь с королевской тарелки. В итоге в комнату, где спала его судьба в прямом смысле, Мерлин приходил достаточно бодрым, чтобы, открыв двери, крикнуть во весь голос: - Проснись и пой! В этот раз, как и в тысячи предыдущих, в ответ он получил тишину вперемешку с дыханием, затерявшимся в складках красного одеяла. Поставив тарелку на тумбу, Мерлин резко раздвинул занавески, впуская в комнату солнечный фронт. Золотистый свет бурным потоком ворвался в окна и разлился по всем поверхностям, до которых только мог дотянуться: разлегся на письменном столе, повис на выглаженной мантии и угнездился в лохматых с утра пшеничных волосах монарха. Что ничуть того не разбудило, лишь заставило поморщиться и зарыться головой в подушки. Что ж, это было бы скучно, если бы было легко. - Вставай! Бедному обездоленному народу нужен их великий король! - А можно великий король немного побудет ленивой задницей? - жалобно донеслось из груды дорогой бахромы, покрывавшей края подушек. Мерлин хмыкнул. - Ты и так ленивая задница двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю триста шестьдесят пять дней в году! Один обнадеженный глаз показался наружу. - А один день в високосные? - Да, это тот самый процент, насколько ты приятный и милый человек, - безжалостно ответил слуга, взирая на кровать сверху-вниз, уперев руки в бока. - Мерлин! - оскорбилась куча подушек и складок, которая теоретически должна была быть Артуром. - Зачем я вообще тебя держу, скажи мне? - Что? - тем же возмущенным тоном ответил Мерлин и всплеснул руками. - Да я вообще самый важный человек при дворе! - Нда? - король наконец-то соизволил вылезти и приподняться на локтях для того, чтобы сонно-скептически посмотреть на своего слугу. - И каковы же твои обязанности, которые ты не выполняешь? - Я сохраняю твою репутацию! - как что-то очевидное объявил Мерлин и открыл шкаф, чтобы порыться в одежде. - Ну просто представь: твой народ тебя просто обожает, а если бы они знали, что вижу Я каждое утро - ни за что бы никто не назвал тебя великим правителем. И, будто видя затылком, он пригнулся, чтобы дорогая подушка впечаталась в дверцу шкафа, благополучно разминувшись с его головой. - Я СПАЛ! - Это не оправдание! Знаешь, как вежливо и быстро встает с утра Гвен? - Мерлин взял подобранную одежду, ногой закрыл шкаф и обернулся. - А ты что, лично наблюдал? - сощурился Артур, поедая завтрак. - Нет, служанки сплетничали, - ответил Мерлин, раскладывая одежду на ширме и возвращая на кровать подушку. Затем принялся искать обувь. - Даже не знаю, на что ругаться сначала: то, что служанки сплетничают о Гвиневре, или то, что ты их подслушиваешь. Вероятно, именно этим ты и занимаешься каждое утро, чтобы опоздать подать мне завтрак? - Ага, все именно так и задумано, сир, вы меня раскусили. - Найдя обувь, слуга поставил ее у ширмы и, чуть ли не отобрав почти пустую тарелку у короля, взмахнул руками, поторапливая его. - А теперь подъем! - Мерлин, это я здесь отдаю… - ПОДЪЕМ, Я СКАЗАЛ! *** Утро Артура всегда начиналось с Мерлина, кроме тех, которые тот предпочитал проводить в таверне. Мерлин приносил утро в его покои. Оно приходило за ним украдкой, наступая на пятки, от чего, наверное, неуклюжий слуга и запинался обо все на свете, успев оповестить таким образом о своем приближении еще за несколько коридоров и пролетов лестницы. Утро пробиралось в его покои, спрятавшись в широкой и отчего-то радостной улыбке Мерлина или прилипнув к запаху какого-нибудь непостижимо некоролевского завтрака, который тому хватало наглости преподнести королю. Утро приходило вслед за Мерлином, громко вопя о себе и бесцеремонно сбрасывая из мира грез и сладких мечт в суровую и голодную реальность. Дивясь очередному завтраку, Артур играл с Мерлином в их давнюю и любимую игру, перебрасываясь словами, которые если бы кто услышал, ни за что бы не поверил, что это разговор короля и его слуги. Но Артура это устраивало, потому как лучше иметь хорошего друга, который был бы плохим слугой, чем иметь исправного слугу, но не иметь друга. А королям вообще к друзьям не привыкать, так что жаловаться он не собирался. Если только в шутку. Поэтому, позволив этому ушастому недоразумению в платочке кучу вольностей, он одевался, намеренно делая вид, что совершенно не знает, как это делать, ибо было, наверное, две самых скучных для него вещи на свете: дипломатические речи и процесс одевания. Гвиневра, хоть и не всегда, но зачастую просыпалась раньше него, поэтому обычно он ловил ее где-нибудь во дворце по дороге в Оружейную, чтобы посмотреть на то, какая она сегодня красивая, и заново ощутить, насколько он счастливый человек. А затем предстояла одна из лучших частей дня: утренняя тренировка. Если ее из-за дел нужно было отменить, настроение было заранее испорчено, так что Мерлину было поручено перекраивать расписание так, чтобы тренировке с утра-таки быть. Сегодня Совет заседал по поводу посольства Карлеона. Дело это было, безусловно, важное и безотлагательное, поскольку хорошие отношения с королевой Аннис не хотелось портить никому. Однако Артур все равно очень старался не зевать, слушая своих советников, словно без махания мечом утро вообще начинать не получалось. Сосредоточиться не помогал и Мерлин, который, заметив его сонливость, принялся строить рожи за спинами лордов. Эти рожи на его нескладном ушастом лице выглядели так комично, что Артуру дважды пришлось кашлять, чтобы скрыть внезапные смешки. Сборище благородных советников взирало на молодого короля, явно не понимая, что он вообще делает на троне. Состроив слуге грозную мину, обещавшую все в мире наказания, кроме казни, он возвращался к обсуждению, вовсю стараясь сделать вид, будто его действительно волнует, сколько людей от его имени должно присутствовать на пиру в Карлеоне. Все эти правила были не совсем тем, чего он хотел от системы законов. Он знал Аннис, он знал ее отношение к подобным встречам, он знал ее отношение к нему - это было все, что нужно. Этикет и куча дипломатических нюансов предписывали четкое количество вассалов для пира, и он понимал, что ему просто не разубедить всех этих лордов, которые собрались здесь еще при правлении его отца. Тот считал подобные вещи важными, поскольку их диктовали традиции и порядки старины. А Артуру нужны были эти советники, поскольку, если не считать стариковскую консервативность, они были очень полезны. Так что приходилось слушать их рассуждения и глотать все шутки на тему ''Как вы думаете, а какого цвета должны быть салфетки на столах?" И когда его мозг уже готов был расплавиться, лорды закончили свои речи, поклонились королю, и он был свободен. Всю дорогу до Оружейной заняла нескончаемая болтовня Мерлина, которую он был бы просто не способен остановить, даже будь он властителем всего мира. - И кто же этот новый болван? - Почему сразу болван? - А кто еще добровольно захочет стать рыцарем Камелота? - Добровольно? - Да, это я добавил из уважения к вам, у вас это долг. - Благодарю за вежливость. - Так кто этот новый болван? - Его зовут Гриффиндор, Годрик Гриффиндор, и не называй его болваном, он мне понравился. - Нда? Чем? Об него удобно испытывать булаву? - Нет. Он очень способен и честен. - Знаешь, а я мог бы догадаться. Тебе все твои рыцари нравятся, но в конечном счете, откуда ты знаешь, что каждый из них действительно благороден? - Мерлин, рыцарями становятся только достойные, потому что рыцари - это цвет общества, это элита. Каждый из них доказывает свою доблесть. - Ты им не доверяешь. - Каким образом ты предлагаешь мне проверять каждого солдата в моей армии? Я король, мне не докладывают о каждом оруженосце! Мне что, в головы к ним залезать? - Да нет, я просто говорю... - А что я тебе говорю, когда ты говоришь? - Заткнуться? - Именно! Где-то на этих репликах в руках Артура оказался меч, в руках Мерлина - свитки, которые он не успел занести в покои, а перед ними обоими оказалось поле. Нужные им люди уже тоже были на месте. Это был небольшой круг рыцарей, из числа самых близких, а также новобранец. Мерлин зачем-то сложил свитки красивой пирамидкой на траве - видимо, чтобы занять себя - и уселся рядом, вытянув длинные ноги и приготовившись слушать звон мечей и притворяться, что его нисколько не восхищает фехтование. - Ну что, Гриффиндор из Мерсии, - громко начал Артур, щурясь из-за солнца. - Сэр Леон доложил мне, что неделю назад ты прекрасно справился с конюшнями. Среди рыцарей прошел смешок понимания. - Так что теперь тебе предстоит самый сложный этап испытаний. Пройдешь его - и ты рыцарь Камелота, рыцарь Круглого стола, мой рыцарь. Провалишь - и ты зазнавшийся болван, - он не видел, так как стоял спиной, но прямо почувствовал, как Мерлин усмехнулся. - Ваше Величество, - пожалуй, только у Гвейна, да еще и у Мерлина получалось произносить все почтительные именования так, что они звучали, в лучшем случае, как оскорбления. - А почему я и мои друзья не проходили этот этап? - А ты хочешь попробовать, сэр Гвейн? - подхватил шутку Артур. Персиваль шутя толкнул друга в бок. - Потому что ты еще конюшен не чистил. Гвейн изобразил пантомиму, будто вспомнил что-то. - Точно. Спасибо, приятель. - И показательно поклонился: - Прошу прощения, сир. Леон и остальные улыбнулись. - Итак, - Артур снова повернулся к Годрику. - Правила просты, но жестоки. Ты встретишься сейчас с... - С самым страшным противником! - подхватил вдруг Гвейн, почти выкрикнув это с залихватской улыбкой местного гуляки. - С самым непобедимым врагом, - продолжил Леон твердым голосом, хоть и улыбаясь. - С самым безжалостным рыцарем, - проговорил Персиваль своим внушительным голосом. - С бойцом, которому нет равных, - закончил Элиан. И все было бы еще ничего, если бы из-за спины не донеслось хорошо слышное в тишине бормотание Мерлина: - Который доспехи надевать сам не умеет. Рыцари дружно закашлялись. Артур молча, с невозмутимым лицом попросил Гриффиндора подождать, одолжил у маячившего неподалеку оруженосца деревянный тренировочный меч и запустил им прямиком в своего слугу. Тот, как всегда готовый, увернулся и только возмущенно нахохлился, словно воробей, хотя Артур знал, что как только он отвернется, тот заулыбается. Он повернулся обратно к новобранцу. - Ты встретишься со мной, - договорил он наконец несчастную фразу, которая теперь звучала нисколько не внушительно, хотя это вполне сможет возместить его меч. - Твоя задача выстоять в бою больше минуты. - Он кивнул Леону, и тот перевернул часы. - Время пошло. И сталь запела. Клинки встретились, поприветствовав друг друга ликующим звоном, и принялись плясать, обгоняемые только солнечными бликами, перескакивавшими с лезвия на лезвие в бешеной гонке друг за другом. Этот Гриффиндор сражался очень умело, даже отлично, некоторые удары его были поистине мастерскими, хоть до Гвейна или самого Артура он не дотягивал. Но что еще говорить, если мужчина продержался куда больше минуты. Бой был интересным, поэтому Артур не спешил его прерывать, едва часы опустели, но, заметив взгляды рыцарей, снова зарубил в полную силу, и скоро противник лежал на земле. Ему понравился взгляд нового рыцаря - упрямство в нем боролось со смирением. И в конечном счете Гриффиндор прикрыл глаза, полностью отдаваясь дыханию. Артур убрал меч. - Встань, сэр Годрик, - произнес он, отступая и наблюдая, как будущего брата по оружию поднимают с земли, поздравительно похлопывая по плечам, рыцари. - Официальное посвящение в орден мы проведем завтра, но уже можешь считать себя победителем. - Хорошо, что я не зазнавшийся болван, да, сир? - улыбаясь, ответил Годрик на выдохе. Артур ответил смешком и пожал ему руку. - Сир! - раздался зов от дверей замка, и он машинально обернулся, еще не успев стереть с лица радостное выражение. К ним спешил лорд Рослин - один из советников. - Сир, вы срочно нужны в Приемном Зале. Донесение с южных границ. Такова его работа: забывать о том, что ты делал, и мчаться, куда позвали. Слушать и понимать все, что тебе говорят, с первого раза, даже если ты едва продрал глаза со сна. Отвечать всем, кто спрашивает, а спрашивают все - не словами, так взглядами. Смотрят и ждут, когда же мудрый король все волшебным образом решит и исправит. - Иду. Мерлин, опережая зов, оказался рядом, в спешке уронив два свитка, подобрал их и заторопился следом. Тренировочное поле осталось далеко позади, как и ленивое мирное утро. В Приемном Зале его ждал сэр Сафир - один из рыцарей, отправленных в последнем рейде к южным границам, где свирепствовало неведанное чудовище. Мужчина был перевязан, бледен и измучен долгой ездой. Артур приказал ему сесть. - Сир, наш отряд... - сэр Сафир сглотнул, выравнивая дыхание, сбившееся из-за лихорадки. - Все пали. Это чудовище... Никто из нас не смог его убить. Некоторые, кажется, его ранили, но лишь поцарапали. Оно слишком сильное. Все из моего отряда - все пали... - Вы выжили, сэр Сафир, - останавливая сбивчивую речь, Артур положил руку на плечо раненого рыцаря. - Я благодарю вас за то, что добрались и рассказали все. Мы примем меры. А сейчас Гаюс о вас позаботится. Идите с ним. Лекарь кивнул ему, и пара стражей помогла раненому последовать за стариком в его покои. Советники во главе с лордом Рослином повернулись к своему королю, ожидая решения. - Это уже третий рейд, милорд, - произнес лорд Осберт, как будто нужны были напоминания. - Столько доблестных рыцарей... - Я знаю, - немного резко прервал его Артур, стоя спиной к ним. Лицом к нему стоял только Мерлин, всегда оказывающийся у него за плечом. Слуга тоже заглядывал ему в глаза, но, в отличие от остальных, не затем, чтобы узнать решение, а чтобы увидеть состояние. Он был единственный, кто не спрашивал у него, что делать, и если в мирное время его это могло и раздражать, как наглость, то в ответственные моменты он был ему за это благодарен. - Мы выезжаем на рассвете, - объявил Артур. - Я возьму с собой самых лучших рыцарей Круглого Стола. Если мы не справимся с этой тварью, никто не справится. - Сир, но если вы погибнете... - снова возник советник. - Вы сомневаетесь во мне, лорд Осберт? - обернулся к нему Артур. - Нет, конечно, нет, Ваше Величество! - старик не то смутился, не то обиделся. - Я просто осторожен… - Речь никогда не шла об осторожности, когда дело касалось чудовищ. Что еще прикажете делать? Оставить все как есть? - молчание было ответом, и он продолжил. - Сэр Сафир сказал, что некоторые рыцари ранили эту тварь. Значит, ее можно убить. Мы будем отсутствовать несколько дней. Как обычно в мое отсутствие, всем будет распоряжаться королева. И если небо нам поможет, мы вернемся с победой.