Огни Камелота

Прочитать человека можно разными путями. Например, многое может сказать одежда. Дорогая или дешевая ткань, грязные или вычищенные рукава, оборванный или приглаженный ворот и многое другое расскажут о том, где этот человек родился, кем он рос и каким вырос. Но верить им полностью не надо - они не точны. Одежду можно украсть, получить в подарок, а еще просто не успеть выстирать. Можно, конечно, попробовать прочитать человека по его улыбке и глазам. Поймать лукавство в морщинках, усталость в изгибе губ, горечь в глубине зрачков или беспечность на гладком лбу. Но это тоже не слишком надежный источник. Глаза и улыбки могут лгать. Лицемерить, фальшивить, льстить, ублажать или просто прятать, ведь улыбка может спрятать, поверьте, очень многое. Доверять можно, пожалуй, только шрамам. Они тонко расчерчивают кожу, и вот, перед вами уже не тело, а летопись. Что может быть надежнее? Завоеватели часто кидают в огонь все свитки, в которых говорится о прошлом павшего города, но шрамы стереть не получится. Они - нестираемые чернила, впечатывающие прошлое в живой пергамент. Шрамы не забудут и не дадут забыть. Они распишут на теле твою историю, истинную, без прикрас и уловок. Вот почему все так старательно прячут свои шрамы под одеждой - прикрывают рубахами, затягивают перчатками, повязывают шарфом. Просто это дороги, по которым слишком легко дойти прямиком до сердца. *** Гаюс пересчитывал свои шрамы каждый раз, когда думал о магии. О ее будущем и особенно - о ее прошлом. Ведь каждая линия на старой коже врача - память о Великой Чистке. О каждом маге, которому помог избегнуть казни. А еще обо всех, которым нет. Не помог. Побоялся. Не решился. Не смог. Шрамов на его теле, как думал Гаюс, в сто раз меньше, чем должно быть. Ведь их меньше, чем костров, дым от которых, кажется, до сих пор разъедает ему нос. Вот этот, длинный, под коленкой - след о том, как он упал на камни, глубокой ночью продираясь по скалам, чтобы провести за границу Камелота Балинора. Гаюс усмехнулся, глядя на этот шрам, в первый раз встретив Мерлина. И почувствовал себя спокойнее, зная, что что-то сделал правильно. Что что-то сделал не зря. А вот этот короткий, на запястье - подарок стрелы, проехавшейся по его руке, но не отнявшей жизнь. Стрела была слепа в темноте. А он тогда смог передать маленькую Моргаузу жрицам. Гаюс знал, что шрамы болят только из-за непогоды. Что ж, его непогодой была ведьма, попытавшаяся захватить Камелот. Глядя на все эти линии, Гаюс думал о том, сколько других должно было быть между ними. Скольких других магов он должен был рискнуть спасти. Тех, что спалила Чистка... Поэтому в глазах старика исчертившие его кожу шрамы были не следами храбрости, а жестокой памятью о малодушии. Его жгли те шрамы, которых он не получил. *** У Гвен шрамов было мало, но все они ей памятны. Например, небольшой, почти круглый шрам от давнего ожога на тыльной стороне правой ладони. - Это было лет десять назад, - рассказала она Пенелопе одним погожим октябрьским вечером, одним из тех, в которые подруги вдоволь разговаривали перед сном, потому что король был занят делами и приходил позже. В спальне горели свечи, Пен аккуратно складывала дневное платье королевы, а сама Гвен уже сидела на постели в белой сорочке. - В Камелот приехали какие-то гости...уже не помню, откуда. И меня одолжили на время одной из приезжих дам. Как ты понимаешь, капризная была особа. А мне шестнадцать было... И вот эта дама испачкала перчатки в масле, фруктовом соке и еще бог знает в чем. Решила, естественно, что виновата я. - Масло? - округлила глаза Пенелопа. - Так его же не отстирать. - Вот именно, - кивнула Гвиневра, слегка покачивая коленом. Пенелопа была для нее порой глотком воздуха. Муж и друзья - это прекрасно, но подруги-женщины порой сильно не хватает. Например, вот таких вот вечеров, в которые можно сидеть и болтать о чем угодно. - Сказала, что запорет меня, если я к утру ей не верну перчатки чистыми. Я пошла к кухарке. Она дала мне какую-то...я не знаю, что это было, но что-то явно ядовитое. Перчатки я, не поверишь, отстирала, но действо это длилось всю ночь, а руки просто сожгла. - Королева помолчала, глядя в прошлое, а затем задумчиво усмехнулась. - Моргана, когда увидела мои руки, пошла к этой даме и, я не знаю как, заставила ее извиниться передо мной и дать деньги "в подарок". Гвен опустила голову, поглаживая пальцами маленький шрам, напоминавший не только об эгоизме и жестокости некоторых господ, но и о благородстве и храбрости других. О дружбе, которая была верной, справедливой и глубокой. О той женщине, которая когда-то была лучше всех дворянок вместе взятых. - Вы бы смогли принять ее обратно? - понимающе-негромким голосом спросила Пенелопа. - Если бы она вернулась? Королева вздохнула, зачесав ладонью волосы ото лба. - Я много думала об этом. Да. Конечно, я бы смогла. Я слишком ее люблю, слишком скучаю по ней, чтобы отказаться, - она снова помолчала, поджав губы. - Я все не могу разобраться... Ну хорошо, она злится на Утера, это...я могу понять. Но что ей сделали мы? Я? Артур? Мерлин, Гаюс, наши рыцари, наши люди?.. - Не мучьте себя, миледи, - Пенелопа встала, прошлась по комнате и потушила почти все свечи, погрузив комнату в ночной полумрак. Потом присела на кровать рядом с подругой. - Если есть ответ, он сам придет. А если его нет... - Да, ты права, - согласилась Гвиневра, потерев шею. - Просто...почему на добро вечно отвечают злом? - Вы у меня спрашиваете? - иронично улыбнулась Пуффендуй. Затем закатала рукав левой руки до локтя и поднесла ближе к себе свечу. - Видите этот шрам? Длинный, тонкий, с хвостом. - Расскажи. - Это я однажды увидела, как на улице нашей деревни проезжий дворянин стегает плетью слугу. - И ты перехватила плетку?.. - И я перехватила плетку, - девушка шире улыбнулась, и в неверном, но теплом свете свечки ее пухленький образ казался каким-то одухотворенным, как у священников. - В чем провинился тот слуга, что даже заслужил удар плетью? В чем провинилась я, желая помочь невинному и получая удар за него? Добро постоянно получает в ответ зло. И продолжает быть добром. Не зная, зачем и почему. Думаю, нам и не надо знать ответа... Глядя на нее, Гвен усмехнулась, склонив голову набок. - Ты заранее придумываешь мудрости или просто делаешь важное лицо, чтобы импровизация казалась серьезной? - Я непознанный кладезь, а лицо репетировала перед зеркалом. Подруги рассмеялись и, наверное, проговорили бы далеко за полночь, если бы в покои не вернулись король и его слуга. *** У Годрика было два вида шрамов: из прошлой жизни и из новой. И рассказывал он о них по-разному. Вторыми, полученными в битвах за Альбион на стороне Артура и Мерлина, он безмерно гордился, и его рассказы о них перерастали в легенды, хвастливо украшаясь преувеличениями. О первых он не говорил никогда. Даже не столько потому, что это было неприятно, сколько потому, что попросту не помнил точно, как получил их. Что неудивительно, ведь бОльшая часть его жизни запомнилась ему размытым пятном, похожим скорее на сон, чем на реальность. - И когда этот колдун проник в замок в виде скомороха, я его узнал сразу же, - вдохновенно рассказывал Гриффиндор историю о своем круэльском приключении, размахивая руками и идя задом наперед, рискуя при этом свалиться в кусты. Это было на одной из их ночных прогулок. Они уже стали их маленькой традицией: днем Пенелопа была занята работой у королевы, а Годрик - службой, и поэтому при свете солнца получалось только изредка поймать друг друга в коридоре и урвать поцелуй. Но ночью... Если Гриффиндор не шел в ночной патруль (а с того дня, отстояв три патруля подряд за самовольную отлучку, он вовсю изворачивался, чтобы его ставили только в дневной, что все-таки не всегда получалось), то после отбоя он заходил за девушкой в ее комнату. Пенелопа надевала мантию, и влюбленные уходили гулять в прохладную октябрьскую ночь. Они гуляли по темным и сонным коридорам дворца, строя рожицы важным королям на гобеленах, переглядываясь с луной из окон и прячась от стражи. Впрочем, иногда они не успевали, и стража натыкалась на них, но, узнав рыцаря, только усмехалась товарищу и отпускала его и его спутницу обратно в полумрак ночных коридоров. Они поднимались на башни посмотреть на город сверху и спускались в сад, полный шороха и хруста осени, облепленный, как паутиной, лунным светом. И всего этого им было мало, чтобы наговориться. Они говорили, как дышали, вдруг найдя друг в друге долгожданных слушателей. Оба принимали странности друг друга и смеялись над одними и теми же шутками. Естественно, был человек, который был этим недоволен. После первых же таких ночей Алиса стала уходить вместе с ними. Ей было страшно ночевать в комнате одной, поэтому она заявила, что они не смогут от нее избавиться, но она им мешать не будет. И так и случилось, превратившись в какое-то подобие семейной прогулки: Пенелопа и Годрик гуляли почти сами по себе, а девочка самозабвенно шагала где-нибудь впереди них, разглядывая созвездия или собирая букеты из разноцветных листьев. - ...но я его опередил! Я как занес свою магию, сосредоточился и... - А мне сказали, там был Слизерин, - лукаво улыбаясь, заметила Пенелопа, шагая за мужчиной и вертя в пальцах букетик солнечно-желтых рудбекий. Годрик возмущенно вспетушился. - Кто сказал? - Салазар. - Это когда он успел? - Пару дней назад я ему заносила крупу для корма перепелкам. Разговорились. Маг смешно скривился. - Жаловался на меня, видно. - Почти, - Пен протянула руку, переплела пальцы с пальцами рыцаря и мягко заставила развернуться-таки нормально, потому что знала достаточно о неуклюжести любимого. - Мне кажется, он скучает. Ему недостает тебя. Ты теперь постоянно пропадаешь со мной, а когда не со мной - то с рыцарями. Годрик и сам уже понял, что друг заскучал. Но какие влюбленные не сталкивались с проблемой распределения времени? Главное, это дело не запустить. - А что если тебе на следующем выходном к нам в гости прийти? - предложил он, поцеловав тыльную сторону ладони девушки. - Салазар нас убьет, - шлепнула его в ответ, смеясь, Пуффендуй. - Вряд ли обед, на котором нужно будет строить из себя радушного хозяина, это то, о чем он сейчас мечтает. Лучше ты потрать следующий выходной на него. Съездите с ним вместе с на охоту, как в старые времена. А мы с Коринн последим за перепелами. Гриффиндор даже застыл посреди шага - такой до абсурда простой показалась ему эта гениальная мысль. Почему он сразу не подумал об этом?! - Сколько в тебе еще чудес, а? - пробормотал он, притягивая девушку к себе за талию и склоняясь носом к ее макушке. Пенелопа не ответила. Вдруг он вздрогнул - пальчик девушки мягко скользнул по длинному, угловатому шраму на его ключице. - Откуда этот?.. Годрик нахмурился. Заглянул в прошлое и снова обнаружил там блеклое, размытое пятно, не дающее разглядеть детали. В который раз проклял отца. Пожал плечами. - Точно не вспомню... Кажется, мне было лет десять... И я чем-то болел... А, может, просто сильно уставший был... Отец ночью разбудил меня, чтобы я стащил с телеги ящики с товаром. И ящики были тяжелыми. Видимо, я рухнул на что-то острое... Не помню. Зеленые глаза волшебницы проницательно сверкнули в темноте. - Ты постоянно говоришь, что не помнишь, когда рассказываешь о детстве и юности. - Это долгая история, - улыбнулся рыцарь. - И я не хочу отнимать ею время у этих прекрасных ночей. И это была правда. Он так и не рассказал толком про эту странную ситуацию его жизни. Просто это всегда портило его настроение, а тратить время, проведенное рядом с любимой, на дурные воспоминания, хотелось меньше всего. Он втайне надеялся, что Пен просто спросит у Мерлина, и ему самому не придется ничего пересказывать. В ту ночь волшебнице все рассказали позабытые шрамы на его теле. Они только не дали истории имени. *** - У тебя слишком много шрамов для женщины, - нахмурившись, протянул Слизерин, грея в ладони кубок с вином и глядя на красивые длинные ноги девушки, которые обнажало одеяло, которым она замотала тело от прохлады. Коринн, расчесывавшая гребнем волосы, обернулась к нему, и длинные, иссиня-черные волосы соскользнули с голых плеч за спину. - Это плохо? - Да, - ответил он, чуть поморщившись. - Это же некрасиво. Портят гладкость кожи... - Хах, ты точно не воин, - усмехнулась девушка, зачесав гребнем волосы с макушки. Сэл со смаком проследил за грациозным движением. - Эти гордятся каждым своим боевым шрамом. - Потому что дураки, - лаконично объяснил маг, отпив вина. Коринн закончила расчесываться, отложила гребень и проползла по кровати к мужчине. Отобрала кубок и тоже отпила вино, наслаждаясь дорогим вкусом, на который у нее никогда не было денег. - А ты неженка. Привык к вылизанным дворянкам. У них и волосок к волоску, и бледные они, как поганки, и разговаривают скучно, и кожа у них гладкая, как у младенцев. - Я поганка? - сощурился Слизерин. Девушка окинула его взглядом. - Нет. Ты больше вампира напоминаешь. - К-кого? - хохотнул мужчина, весело глядя на собеседницу. Та отпила вина и поставила пустой кубок на прикроватную тумбу. Потом легла на бок, положив голову на плечо магу. - Бабки рассказывают, что во времена Великой Чистки водились в малых деревнях, особенно к северу, существа. Они были похожи на мужчин, только были очень бледными и слишком красивыми. - Польщен. - Под эту характеристику ты не подходишь. - ...Сожалею. - Да. А еще эти тварюги якобы кровь пили. - Пфф, - фыркнул Салазар, с наслаждением запустив пальцы в роскошные черные волосы девушки. - Умудрились слепить чудовище из человека и летучей мыши. - Ну, человек и сам может справиться с ролью чудовища. - У тебя поэтому так много шрамов? - Нет, - Коринн повернулась на живот, улегшись почти на его груди, и щелкнула его по носу. - Просто некоторые не в библиотеках сидят в ожидании хорошей погоды для охоты, а работают. А мой отец не всегда был трактирщиком. - Длинный шершавый пальчик скользнул по его руке и чуть нажал на короткий, широкий, бледный, как и вся кожа, шрам. - Этот откуда? Слизерин скосил взгляд, чтобы понять, о чем она. Криво улыбнувшись, откинул голову на подушку. - Это Годрик... Мы жили у него дома. Я хотел поездить на лошади. И воспользовался кнутом. А Гриффиндор всегда терпеть не мог моего способа общаться с лошадьми. Ну и он слегка стегнул. - Кнутом? - округлила глаза Коринн. Он пожал плечами. - Он даже не собирался попасть, он испугался, когда понял, что на самом деле ударил. Больше было не боли, а позора. - Ну вы даете... - Это были его лошади, я не имел права обращаться с ними так, как хочу. Кроме того...Годрик убедил меня, что с этими тварями можно общаться и без кнута. - Ты их не жалуешь? - Я их не романтизирую. Животные и животные. - А как же твои перепелки? - А это моя гордость. Улыбнувшись, Коринн уперлась кулаками в постель, нависнув над ним, и страстно поцеловала. Черные, как сажа, волосы шатром закрыли любовников от мира. Это был единственный шрам на теле Салазара. Вся его кожа была гладкой, чистой и бледной - статуей, тщательно хранимой от любой беды сначала тихой дворянской жизнью, а позже - гордостью и навыками. Но этот шрам был уроком. Уроком, полученным от лучшего друга. Уроком о том, что дружба, любовь, уважение, мир и взаимопомощь достигаются не насилием. *** Люди, являющиеся двумя сторонами одной судьбы, казалось бы, должны были знать друг о друге все. Ну, или практически все. Но даже им шрамы могли рассказать истории, которых они еще не слышали. Мерлин в этом убедился в один из октябрьских вечеров, когда королева разбиралась с делами на дворцовой кухне и в библиотеке, и двое друзей проводили время до сна, как в старые времена - вдвоем. - А твои? - спросил у мага Артур, когда сам собой зашел разговор о шрамах. Король блаженно сидел в горячей ванне и едва ли не мурлыкал от удовольствия. Мерлин же беспардонно уселся на королевскую кровать, отдыхая от таскания ведер. На вопрос он поднял голову и растерянно изогнул брови. - Да ладно стесняться, - дразняще улыбнулся друг. - Мои-то ты наизусть, наверное, знаешь. Маг еще выше поднял брови, на этот раз от иронии. - Намекаешь, что я на тебя пялюсь? Артур ничуть не смутился, потирая мокрыми ладонями плечи. - На такую красоту пялиться не стыдно, тебя любая служанка поймет. - Угу, начиная с Гвен. - Мерлин! Король весело шлепнул рукой по воде, посылая в друга маленькую тучку брызг. Слуга, смеясь, прикрылся рукавом для виду. - Нет, серьезно, расскажи. Например, тот, что на лбу справа - откуда? Мерлин замер, как-то скукожился. Потом его плечи дрогнули. Еще раз. - Это...я... - выдавил он, давясь смехом, - в детстве...у мамы в деревне...на лопату упал... Через секунду в покоях зазвучал уже хоровой хохот. - Мерлин, нет, я знал, что ты неуклюжий, но настолько?! - Да ее не было, когда я смотрел на дорогу! - А что ты делал, когда не смотрел на дорогу? Чаек считал? - Бабочек... - Пфф, - смешливо фыркнул Артур. - Ну ты и девчонка. Мерлин сощурился. А потом вдруг подскочил с кровати и, схватившись за рубашку сзади, потянул вверх, чтобы обнажить лопатки. - Видишь два маленьких шрама? Они рядом. - Что это? - Это, к вашему сведению, - маг опустил рубашку и упер руки в бока, - память о первой встрече с вами, сир. Ну, если быть точным, то второй. Артур не сразу понял, о чем он говорит. Точнее, наверное, не сразу поверил. Потому что округлил глаза. - Это я, что ли?.. Булавой? - Ну, булавой-не булавой, - пожал плечами Эмрис. - Может, там и куча вещей, на которые я падал... В любом случае, это прямо печать на память: "Не связывайся с ослами". - Да ладно... Я вообще не собирался... И вообще, ты меня спровоцировал тогда. - Я - тебя? - В первый раз точно. - А булава была во второй. - Мерлин! Не ворчи. Лучше скажи, откуда у тебя на локте шрам. Маг с удивлением бросил взгляд на свой локоть, скрытый под рукавом. - А ты откуда знаешь? - Ме-ерлин, как ты думаешь, за столько лет, которые ты меня раздражаешь своим присутствием, я не мог запомнить пару твоих шрамов? Давай, рассказывай. Мерлин помолчал. Он придумывал, как описать эту историю, чтобы не выдать себя. - Я...по дороге в Камелот, тогда, много лет назад, остановился в деревне. На следующий день случилась страшная гроза, и град побил урожай. Жители деревни решили, что я злой колдун и...я еле убежал. Шрам - след от брошенного камня. На самом деле все было не так. На самом деле он помог незнакомой девочке, едва не свалившейся с обрыва. Магией. И это видел человек, которого не впечатлил поступок. Камень бросил он. Они помолчали, потому что молчал Артур. Когда он заговорил, его тон был задумчив и серьезен. - Фанатизм - зло в любом деле. Как я хочу искоренить это в Камелоте. И в Альбионе. Чтобы не было этого линчевания, чтобы всегда был правый суд... - Все будет, - уверенно ответил Мерлин и ободряюще улыбнулся. - Однажды все будет. - И чтобы расшевелить тишину спросил: - А твои шрамы? Про что они? В короле включился хвастливый мальчишка. Он улыбнулся. - Ой, почти все вынесены из боев, я даже и не вспомню про каждый... - Великий воин, - насмешливо хмыкнул маг. - Ладно, их все равно у тебя не так много, как у рыцарей старой закалки. - Конечно! - вспетушился Артур. - Я же король. Они получают множество ран, прежде чем враги добираются до меня. Логично, что у них шрамов больше. - А я-то думал, что ты, как благородный король, всегда сражаешься впереди, - лукаво вставил Мерлин. Король завис, почувствовав брешь в собственном бахвальстве. - Подлей горячей, - мрачно приказал он. Поставив обратно на пол ведро, Эмрис присмотрелся к руке друга: на внутренней стороне ладони виднелся длинный, тонкий, через всю ладонь шрам. - А этот откуда? - спросил он. Артур посмотрел на руку и растерянно поджал губы. Мерлин заволновался. Вдруг он спросил лишнее? Ведь какие-то из многочисленных шрамов друга могли быть и не просто следами боевой удали. - Это было очень страшно? - осторожно спросил парень. - Очень, - кивнул король, сжав руку в кулак. Выдержал паузу. - В детстве стащил у одного из рыцарей меч и взял, дурак, рукой за лезвие. Мерлин прыснул. Артур постарался звучать грозно, хоть и тоже улыбался: - Расскажешь кому... - Я знаю. Сожжешь, высечешь, отрубишь голову и скормишь собакам. - Да, причем все сразу. - Уже представляю это. - Я тоже. Вот это сладостная картина: ты, с головой в руках и с горящей задницей улепетываешь от гончих. - Это уже похоже на некромантию. Не говоря даже о жестокости. - Ладно, слушай лучше про вот этот шрам. Это было...мне лет восемнадцать было. В тот поход мы с отцом вместе шли... *** До самого горизонта простиралась мертвая земля. По пустынным, черным от пепла полям, стлался туманом дым. Справа и слева от телеги изредка вырастали замертво лежащие на дороге фигуры людей, уткнувшихся лицами в грязь или наоборот распахнутыми глазами глядящих в погибающий вместе с ними день. Небо закуталось в густой смог и плакало, прорезая дымку частыми каплями дождя. Старую телегу трясло на каждой выбоине. Боль, вспыхивающая от этих толчков в груди, заставляла Кандиду Когтевран только сильнее сжать челюсти. Задрав полу давно не белой, взятой с пустого крестьянского дома, рубахи, она прожигала взглядом длинный, еще очень яркий порез, растянувшийся на ее боку, точно обещающий оставить шрам. Это будет первый шрам на ее теле. Она привыкла видеть их на руках и лицах бесчисленных воинов, окружавших ее с младенчества. У ее отца, короля Беренгара, был жуткий шрам через всю правую щеку, и он любил рассказывать историю о схватке не на жизнь, а насмерть с огромным медведем. Каждый рыцарь вокруг Кандиды щеголял, как минимум, целой дюжиной бледных полос на память о хорошей битве. Она привыкла быть нетронутой, прекрасной идеальной статуей среди испещренных шрамами бывалых воинов. В каком-то смысле, это была некая метафора: сколько бы ни пало воинов, королева будет рядом со своим народом в состоянии его защитить. Она останется могущественной и всесильной, способной дать отпор любому врагу, посягнувшему на жизни и благополучие ее людей. Теперь это казалось жуткой, ужасно глупой иронией. Рана была поверхностной и быстро заживала - а вокруг вставала мертвая земля, закутанная в дым. Земля, полная призраков, которых поселили здесь последние ночи. Еще неделю назад здесь спокойно трудились землепашцы и ремесленники, у каждого из которых была какая-то своя жизнь, и каждый из которых не знал, что будет валяться тут в пыли и грязи, как еще один столп рухнувшего в одночасье мира. Еще недавно этот мир был цел. А теперь он лежит здесь, под колесами тряской телеги, уставившись в тяжелое небо тысячами трупов. И этот мир больше не воскреснет. Его больше никогда не будет. Нигде. - Куда мы теперь? - донесся в едкой, загробной тишине, каркающей ненасытными воронами, голос сэра Теодора. Мужчина обернулся к ней, не отпуская возжи. Его ничего не выражающее лицо пряталось в тени большого капюшона истрепанной синей мантии. Кандида опустила край рубахи и натянула на плечи холщовое одеяло. - В Камелот, - коротко приказала она, продолжая смотреть в серую пустошь. Рыцарь нахмурился. - Почему не в Карлеон? Он ближе. - Ненамного. Дождь простучал молчание между ними. - Это все из-за того, что тебе сказали друиды? Ты настолько им веришь? Королева подняла на него глаза, в серый цвет которых, казалось, впитался весь дым, что стоял над землями. В ее лице не было ничего от той уверенной и стальной женщины, еще недавно приезжавшей в Камелот. Эта женщина была стара и сломлена. Да, ее голос все еще был прям, а движения - резки, но Кандида была мертва. Мертва каждой своей черточкой, так непривычно безвольно опущенными плечами, что были не в силах выпрямиться под неподъемной тяжестью. Мертва вместе со своим народом. - У меня нет причин им не верить, - глухо ответила она. - Они всегда мне это говорили. Не объясняли, что это значит, но говорили. Мертвое королевство. Они всегда называли Ифтир мертвым королевством. "Когда падет мертвое королевство, - говорили они, - ты должна будешь идти в Камелот". Она пыталась узнать у них, что означают их слова, но старцы лишь печально качали головами. Они говорили, что падения не избежать. Что знания не помогут. Как бы ей хотелось сейчас расспросить их обо всем. Спросить, неужели они видели этот кошмар. Неужели нужно было гибнуть целому народу. - Мы едем в Камелот, - повторила королева. - Но примут ли нас там? - настаивал рыцарь. - Ты уверена, что они обрадуются грозящей им из-за нас опасности? - Тео, - прервала его Кандида. - Мы едем в Камелот. Так сказали друиды. Кроме того...королевы Аннис все равно нет в цитадели, она все еще у Баярда. Мужчина пожевал губу, скрипнул зубами и снова повернулся к лошади. А Кандида уставилась на мертвый мир, который они покидали. Все это было ее. Оно и сейчас ее, только... Только больше это никому не нужно. Эта земля станет кому-то домом только через много лет. Когда здесь сможет что-то расти. Когда твари, уничтожившие все, куда-нибудь исчезнут. И здесь встанет новое королевство, с другим названием, с другими людьми, с другой династией. Не зная, что они живут на пепле Ифтира. Помнить о нем будет только королева мертвого королевства, доживающая свой век в Камелоте, потому там живет судьба, которую ей предсказали друиды...