Огни Камелота

- Сэл, скажи, пожалуйста, что у нас есть что-то на завтрак, потому что я голоден как... Уже расстегивая ремни по своей привычке прямо на пороге, Годрик замер. Из спальни к нему вышел, потирая грязные руки, не Слизерин, а Пенелопа. На ней было светло-зеленое, как листья, платье с белыми рукавами, а рыжую копну держала зеленая лента, не так давно подаренная Гриффиндором. - А что ты...здесь делаешь? - слегка смущенно спросил рыцарь, опуская обратно кольчугу. Хотя в этом и не было смысла - под ней еще два слоя одежды, а его обнаженный торс девушка уже однажды видела. Почему тогда у него это не вызвало смущения? - Салазар попросил последить за перепелками, - ответила Пуффендуй. - Он уехал охотиться. Решил развеяться. - Давно пора, - кивнул Годрик. - Мы с ним последний раз охотились две недели назад, а у себя в поместье он чуть ли не каждый день ездил на охоту. - Иди мойся, потом сядешь есть. И вещи забери от порога. - Ты приготовила поесть? - Я приготовила поесть. - Пенни, ты чудо. Он быстро чмокнул ее в щеку и бросился в третью комнатку их домика. Она служила одновременно кладовкой, ванной и входом в хлев с перепелками. Годрик быстро наполнил бочонок водой, подогрел ее заклинанием и смыл с себя всю грязь пещеры, пыль дороги и кровь врагов. Магией же почистив кольчугу и доспехи, он в штанах и рубахе, с влажными волосами и урчащим желудком пошел на удивительные запахи, доносившиеся из кухни. Кинув взгляд на стол, он пришел в полный восторг. - Ты еще и вкусно готовишь! - воскликнул Гриффиндор, усаживаясь на скамью. - Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь? - Есть, - кивнула Пенелопа, наливая чашку себе и ему. - Я не умею сражаться, не умею спорить, не умею танцевать, петь, а еще абсолютно не умею злиться. - Значит, мне повезло, - хмыкнул рыцарь, наслаждаясь великолепным луковым супом. - Еще как. Следующие полчаса он рассказывал о том, как они спасли Мерлина, о том, как он устал в этом походе, как хочет спать, хотя и ни за что не пропустит тренировку. От усталости он болтал еще больше, зато путал слова и слоги, и Пен то и дело смеялась с того, что слетало с его языка. Потом он горячо поблагодарил ее за вкусную еду, снова влез в форму и ушел в замок. Тренировки он обожал совершенно особым образом, поэтому ни в коем случае не собирался пропускать сегодняшнюю, несмотря на то, что зевал на ходу. В замке все шло своим чередом. Король не появлялся, потому что отсыпался под грозным надзором слуги и жены. Королева с радостью приняла помощь леди Кандиды, и теперь они вместе справлялись с накопившимися делами, в частности - с грядущим сбором налогов. А тренировку у рыцарей проводил Леон. У этого железного человека усталости не было ни в одном глазу, даже больше - он не позволял никому на поле ее выказывать. Он велел всем облачиться в латы вплоть до шлемов и сражаться по парам, выкладываясь по-полному. Смысл был, наверное, в том, чтобы имитировать настоящий бой, но вот Годрику и Мадору, вернувшимся с вылазки, не удавалось настроиться на удаль и задор. Они сражались относительно медленно, но, высматривая друг друга за шлемами, ловили дружеский смешок в усталых глазах и не воспринимали все всерьез. В какой-то момент к ним подошел сэр Клодрус, уже закончивший свой поединок. Он встал сбоку, оперевшись на свой меч и, щурясь на выглянувшее солнце, спросил: - Слышали про наемника, ребят? Годрик пропустил удар, но успел увернуться. Хотя если бы Мадор сражался в полную силу, ему бы уже пришел конец - тут же, на месте. - Конечно, нет, нас же в городе не было со вчерашнего полудня, - ответил де ла Порте. - А, да, точно, - кивнул сам себе сэр Клодрус. - Так что там за наемник? - спросил Гриффиндор. - Один послал наемника убить Артура. Очень новая мысль, ага. - А мы откуда об этом знаем? - Да какой-то крестьянин прибежал, выдал эту "замечательную" новость. Кошмар, Один ничего нового не придумал? Когда он уже оставит свою войну? - Ты можешь его судить? - спросил Мадор, уворачиваясь от выпада противника. - Его сын был убит Артуром. - В честной схватке! - фыркнул Клодрус. - Этот юнец тогда сам приперся в Камелот, сам вызвал Артура, сам потребовал боя до смерти. Причем Артур его пытался отговорить. А Один теперь спустя столько лет продолжает за это мстить. - Ну, правила можно и обойти. Годрик на секунду остановился, глядя на товарища, и, словив его взгляд, Мадор пояснил: - Нет, я не виню Артура. Вовсе нет. Просто я понимаю и Одина. - Но вот что-то Артур не пошел войной на Норфолк, когда наемник от Одина убил Утера, - снова фыркнул Клодрус. - Что-то мы ни на кого не нападаем, но все хотят нас убить. - Просто у нашего короля была буйная молодость, - пошутил Годрик. - Это если вспомнить еще тот случай с королем Карлеона... - Да тот сам виноват! То же мне, король, заявился тайно на нашу землю без объявления войны и принялся разбойничать. Это больше похоже на наемника, за которым сегодня дополнительный патруль собирают. Вот тут Гриффиндор сразу переключился на другие мысли и совершенно забыл о бое. И сделал то, чего не делал в поединке с Мадором все пять месяцев, как стал рыцарем: вывернул меч так, чтобы противника занесло ему за спину. Чисто на инстинктах ударом локтя отправил его на землю и, развернувшись, подал руку, сам уже глядя на Клодруса. - Дополнительный патруль? - переспросил он. - Когда? - Днем, - ответил старший рыцарь. - Точно не знаю, я не пойду. Но я скажу Леону, что ты заинтересован. - Да, спасибо большое. Клодрус кивнул и отошел. Годрик задумался, а потом понял, что его все еще не взяли за руку. Он посмотрел на товарища: тот еще сидел на траве, глядя на него снизу вверх через прорези шлема. - Ты чего? - не понял маг. - Ничего, - негромко ответил Мадор и наконец взял его за руку. *** Пенелопа как раз отдыхала, сидя на скамье и смотря на улицу, после того, как насыпала всем перепелкам корм, когда в дверь постучали обычным образом. Быстро проверив, не забыла ли она нигде отменить заклинание, Пуффендуй открыла дверь. На пороге оказались трое рыцарей. - М-м, здравствуй, - смешался первый. - Где Гриффиндор? - Его нет дома, - ответила девушка, - и Слизерина тоже. Я их друг, я присматриваю за хозяйством, пока их нет. - Понятно. Ну, нам велено зайти за ним, спросить, пойдет ли он в дополнительный патруль. Вспомнив утреннее настроение рыцаря, Пенелопа помотала головой: - Нет, думаю, не пойдет. - Уверена? Если что, он может нас нагнать. - Он сегодня вернулся из вылазки, очень устал, так что нет, он вряд ли пойдет с вами. Рыцари кивнули, прощаясь, и покинули порог дома. Закрыв дверь, Пенелопа решила до следующего кормления птиц что-нибудь повязать. *** После тренировки Годрик зашел на рынок, чтобы купить домой еды. Возможно, он немного задержался, засмотревшись на лавку с оружием, но все равно рассчитывал вернуться вовремя, чтобы пойти в дополнительный патруль. Ему нужно было в нем участвовать. А как иначе? Наемник - это еще одна опасность, которую он, как рыцарь, обязан предотвратить. Больше он не совершит ошибки. Больше он не оставит все в беспечности. Впрочем, по дороге домой внутреннему голосу удалось слегка достучаться до него, говоря, что в этом плане всегда быть подле короля есть что-то безумное, потому что нельзя предупредить каждую случайность и нельзя отвратить каждую опасность. Но с другой стороны все еще было чувство вины. Где найти золотую середину? Как оставаться на месте, убеждая себя, что это нормально, как ошибаться, убеждая себя, что с каждым такое случается? В этих сомненьях он и вернулся домой, снова с улыбкой поздоровавшись с Пен и поставив мешок с купленным на стол. Пенелопа сидела на скамье и что-то спокойно вязала, мерно двигая спицами. Ее образу не хватало только кресла-качалки - такой мирной и уютной была эта картина. При виде ее становилось тепло и спокойно. Хотелось улыбаться. Но тут случилось это. Он начал было рассказывать про патруль, как Пен подняла голову и сказала: - А, да, они заходили за тобой. Но я сказала им, что ты не пойдешь. Гриффиндор даже не понял, как все вокруг начало меняться. Как кровь хлынула к вискам, как мирный воздух комнаты вдруг начал давить, как тишина внезапно стала кричать. Он нахмурился. - В смысле, ты сказала..? - А что, не надо было? Я подумала... - ТЫ ПОДУМАЛА?! Годрик совершенно не заметил, как его голос превратился в рык. В какой-то миг он испугался, поняв, что его несет. Но эту волну он не мог остановить. Ярость клокотала в венах. Ярость из детства. Ярость из той жизни, что размытым пятном существовала в памяти. Ярость от того, что кто-то посмел за него решить, что ему делать. Вот так взять и распорядиться его мыслями. Принять за него решение. Управлять им. Даже эта маленькая, уютная женщина - даже она не смела этого делать. Никто не смел. Никогда. Больше. Пуффендуй от его рыка испуганно уставилась на его лицо, абсолютно не понимая, что случилось. Годрик сжал руками стол до скрипа, пытаясь унять ярость. - Ты подумала, что можешь за меня решать? - Ну...ты же сам...с утра говорил, что устал... - пролепетала девушка, поднявшись со скамьи и попытавшись сделать к нему шаг. - Что не так? Почему ты злишься? Гриффиндор отскочил от нее, как ошпаренный. - Ты не имела права, слышишь? - прошипел он. - Никто не имеет права! Это мои решения! Мои! И ничьи больше! "Что ты творишь?!" - взвыли внутри остатки здравого смысла. Стыд набросился на ярость и породил ярость еще бОльшую, ведь теперь он понимал, что натворил. Сцепив зубы, он сбежал. Просто в два прыжка оказался у входа и, рванув дверь, вылетел наружу. Внутри пылало. Как и всегда, когда эмоции накрывали с головой. Он рычал, лохматил волосы, проклинал попадавшихся ему на пути людей, шел, не разбирая дороги, пытаясь унять пожар, раздиравший грудь. Как же он ненавидел себя. Теперь ровно настолько, насколько ненавидел отца. *** Гвен давненько уже не видела слез подруги. На самом деле последние недели Пен ходила, будто в нее вселилось солнце: она светилась от счастья, цвела от любви, улыбалась больше, чем раньше, даже напевала под нос, хотя и замолкала, стоило попросить спеть погромче. Гвен радовалась влюбленности подруги, а также тому, как здорово они смотрелись с Годриком. Но сегодня Пенелопа пришла к ней в спальню убираться, изо всех сил пытаясь скрыть слезы. - Что случилось? - спросила королева, отложив книгу. Конечно же, служанка не сразу сдалась. Поэтому Гвиневре пришлось встать, закрыть дверь, отобрать у нее тряпку и, крепко взяв за плечи, встряхнуть. И тогда подруга не выдержала. Рассказывая, она раздраженно вытирала со щек бегущую влагу, но продолжала рассказывать. Первым делом королева усадила ее на кровать, сев рядом. - Я его обидела... - вырвалось у Пенелопы. - Я правда не хотела! Но я...я не поняла, что сделала не то... Я глупая, я даже сейчас не понимаю, что сделала не так... Наверное, я правда не должна была... Но он так разозлился... Я, наверное, очень сильно его обидела. Он меня теперь не простит! Гвен очень старалась, но не выдержала и рассмеялась, обнимая подругу за плечи. Та ткнулась рыжей макушкой ей в шею, жалобно шмыгнув носом. - Дурочка! - произнесла королева с улыбкой, все еще посмеиваясь. - Ты и правда такая дурочка. Ну во-первых, почему ты всегда и во всем винишь себя? - Потому что я обычно во всем и виновата... - Это не так... - Нет, так. Лезу вечно со своей помощью, куда не просят. - А это разве плохо? - Но это доставляет проблемы. - Доверчивость тоже доставляет немало проблем. Много боли. Но я бы не хотела стать в таком случае недоверчивым циником, как ваш Слизерин. Должно быть, ему ужасно одиноко живется. - Доверчивость доставляет проблемы тебе самому, - возразила Пен, - а я доставляю проблемы другим. - Неправда, - решительно отрезала Гвиневра. - Может быть, лишь частично. Но я более чем уверена, что в вашей ситуации виноваты оба. Как минимум. Потому что я не верю, чтобы ты могла натворить что-то такое, из-за чего можно было бы разораться. - Но он разозлился. Как мне теперь? Он же... - Это не конец света, - что-то вспомнив, королева грустно и задумчиво усмехнулась. - Даже не конец отношений. Знаешь...иногда даже конец концом не является. Мы с Артуром тому пример. - В каком смысле? - снова шмыгнув носом, спросила Пуффендуй. - Ну, я к тому, что что бы вы двое ни натворили, вы нас не переплюнете. Мой муж, например, жуткий осел временами. Совершенно никого не слушает, когда что-то задумает. А еще, вопреки общественному мнению, он нисколько не самоуверен. На самом деле это комок неуверенности, все его проблемы от того, что он слушает всех, кроме себя. И Мерлина. Ну и от того, что рядом всегда оказывается тот, кого слушать как раз-таки не надо. А еще это невероятно капризное существо. - Миледи, мне неловко, - лукаво улыбнулась служанка, и Гвен порадовалась, что смогла слегка развеселить ее. - Во-от. Ну, а я... А я вообще сущее чудовище. Из-за меня все чуть не погибло. Пен, что бы ты ни сделала, ты вряд ли сделаешь больше, чем я, потому что я-то умудрилась изменить своему мужу прямо перед свадьбой. Пенелопа в полнейшем изумлении вытаращила глаза. - Так это не слухи?! Гвиневра кивнула. - Нет, это правда, все было. К сожалению. - Но...как...я хочу сказать, как вы... - Ты хочешь сказать, как мы все-таки поженились? - королева печально и нежно улыбнулась, вспоминая спокойное выражение глаз мужа, в котором не было улыбки, но было разрешение. - Артур простил меня. Не спрашивай, как. Думаю, так же, как мы оба готовы простить Моргану за все, что она сделала. Это было сложно. Я очень боялась что-то сделать не так, боялась, что доверие не вернется, и он всегда будет думать, что я могу снова предать его. Но...кажется, этого нет. По крайней мере, я не чувствую. Просто это он, в этом весь Артур. - Выдохнув, Гвен снова вернулась к теме подруги. - И, насколько я знаю Годрика, он очень похож на моего мужа. Я не встречала никого, кроме Мерлина, кто был бы так сильно на него похож. Так что... Не бойся. Прощение совершается не милосердием. Его совершает любовь. А Годрик любит тебя, мы все это видим. Дай ему время. Он все тебе объяснит. А сама пока поучись самоуважению. Пенелопа улыбнулась в ответ, стирая с лица последние слезы. *** Годрик пил вторую бутылку. И никак не мог понять, что же в этом такого находит Сэл. Да и все вокруг. Он думал, что, напившись, поймет наконец, но пока что опьянение доставляло ему только дискомфорт. Его тянуло в сон, язык слабо ворочался вопреки обычной болтливости, а в голове было странно ясно. Хотя это и не означало, что стирались воспоминания. Потому что он помнил. Помнил, как накричал, как обидел, как вылетел за дверь. Как трус. Нет, хуже - как сумасшедший, как зверь. "Что же ты сделал со мной, папа? - спрашивал он сам себя, наливая еще один кубок. - Как же ты умудрился испоганить мне не только детство, но и остальную жизнь? Только не говори мне, что из-за тебя я потеряю женщину, которую люблю. А я ее люблю...да. Слышишь, отец? Я люблю ее. И я хочу быть с ней. Только не таким, каким ты меня сделал. Такого животного она не заслуживает. Может быть, в этом был твой план? А может быть, я схожу с ума, как и ты? А, папаша? Не хочешь мне ничего сказать? Ну и сгинь. Перевернись в своем чертовом небытии еще раз. А я выпью за тебя. Знаешь, за твое вечное небытие?" - Привет, - вдруг раздался над плечом голос. Годрик не успел развернуться, а Мадор уже сел на скамейку напротив. Он даже обрадовался, потому что его желудок уже в конец отказывался принимать вино. Он молча наполнил кубок и подвинул товарищу. - Ты же не пил. - И правильно делал. Это ваше пойло никак не идет...что вы в нем находите? - Гриффиндор. - А? - Что происходит? - Ничего-о, - маг качнул головой и расплылся в улыбке. Но не надолго - тошнота подступила почти сразу, и он скривился, опуская голову в ладони. - Просто любовная тема, Мадор. Поссорились, ничего особенного. Я напортачил. Ох, он мог бы сказать совсем другое. Все было настолько сложнее, чем просто "напортачил". Скорее уж "сходил с ума". Но разве это его вина? За почти три года жизни вне власти отцовских чар он так и не научился полностью владеть своими эмоциями. Благодаря папаше он пропустил все то время, когда дети понимают, что такое радость, а что злость, что называется ревностью, а что любовью, где граница между ненавистью и простой яростью, храбростью и беспечностью. Он не знал названий своих чувств, не умел их понимать, не умел их предугадывать и удерживать. Не мог сдержать радостных улыбок, болтовни, злости, восхищения или страха. Если копнуть глубже, то он даже не знал, где его характер, а где все лишнее, что не отсеялось из-за потерянных лет. Какой он на самом деле? Вот такой вот бешеный? Каким он должен был быть? - Может, я помогу? Годрик с трудом поднял пьяную голову и сощурился. - А с чего это тебя понесло на благотворительность? Его товарищ выглядел совершенно серьезно. Слишком серьезно для таверны, в которой они сидели. Это было заведение, в углу которого полупьяный скоморох распевал песенку о богатой распутной даме, полюбившей разбойника и ушедшей с ним в лес - что серьезного здесь могло быть? - Я узнал тебя, - выдал наконец де ла Порте. - Это был ты. Спустя полгода я наконец нашел тебя, безымянный рыцарь. Это был ты, тогда, в мае. Это ты не дал мне сжечь королеву. Уголки губ медленно сползли вниз, и Годрик скривился уже досадливо. Сплющил щеку о кулак. - Ну вот, еще и здесь напортачил... - Нет, - покачал головой Мадор. - Я нашел тебя, чтобы сказать "спасибо". Тогда я не успел этого сделать. Но зачем ты скрывал все столько времени? - Сентиментальный я, брат, сен-ти-мен-тальный... Не хотел, что б ты вообще в петлю полез, тебе и так хватало поводов для самобичевания. Мадор молча смотрел на него и, наверное, видел, как паршиво ему становится. Залпом осушил вино, вылил остатки и тоже выпил. Годрик жалобно наблюдал за этим, чувствуя, как желудок делает кульбиты, словно у впервые напившегося подростка. Ну и что, что ему почти двадцать шесть? Напивается-то он второй раз. Да и его организму не в новинку чересчур бурно реагировать на что-то. - Я сегодня заплачу за тебя, - заявил де ла Порте. - Чего там у тебя с Пенелопой? - С ней я. - Что, а не кто, Годрик. - А я и есть что. Самое что ни на есть что. Я просто животное, понимаешь? Я обидел ее. Накричал. Опять. Я и так не был хорош, когда все начиналось... А теперь это. Да это я так, ною просто. Это ваше пойло так работает, да? Развязывает язык? - Было бы куда еще развязывать. - Это да... - Слушай, - Мадор подозвал хозяина таверны и отдал ему пару золотых. - Не знаю, что у вас произошло, но...обычно извиняются. Извинись. - И что? - протянул Гриффиндор. - Это что, все изменит? Я уже извинялся. Может, это было уже слишком... Я ведь...так напортачил... - Больше, чем я? - усмехнулся Мадор. - Умоляю. Я едва не убил королеву. А она меня простила, а потом еще и вылечила. Не думаю, что Пенелопа сильно отличается от Гвиневры. Извинись, приятель. Женщины умеют прощать. У них с этим как-то лучше, чем у нас. Хотя обижаются они чаще. - Пра-авда? - Правда... - и он вдруг всполошился, увидев, что творится с товарищем. - Хэй! Да тебе и впрямь нельзя пить... Не волнуйтесь, мы заплатим за уборку! Давай, поднимайся, я тебя выведу на воздух. *** Пенелопу сменила Коринн, когда она уходила к королеве. Но после разговора с подругой, Пуффендуй настроилась поговорить с Годриком, все прояснить и извиниться. В конце концов, она действительно не должна была что-то решать за него. Это не объясняло его реакции, но все же... Она вернулась в дом друзей, сказала Коринн, что хочет посидеть с птицами, но эта странная девушка, кажется, поняла, почему она хочет остаться, и без лишних слов пожелала удачи и ушла. В ожидании любимого, Пенелопа ходила по дому, заламывая руки, бормоча себе под нос речь, волнуясь и сомневаясь. Раз пять она порывалась все бросить и уйти, боясь встречи. Но осталась. И вот, уже в сумерках, когда она принялась зажигать свечи, вдруг дверь распахнулась без пароля. Годрик появился на пороге мрачный и решительный, его лицо выражало намерение то ли убить девушку на месте, то ли заколоть самого себя на ее глазах. Захлопнув за собой дверь, он широкими шагами направился к ней. Испуганная его видом, Пен невольно сделала шаг назад и заговорила быстрее, чем нужно: - Прости меня, пожалуйста, я много думала о том, что произошло, я поняла, что сделала, я осознала, что... - Я идиот. Резко заявив это, Гриффиндор неожиданно рухнул на колени, едва приблизившись к ней. Пенелопа ожидала чего угодно, но не этого. Она в шоке уставилась на его склоненную голову, не находя слов. - Что..? - Рыцари встают на колени перед своим королем, клянясь ему в верности, - произнес мужчина. Поднял голову, и теперь Пен задохнулась от сонма чувств, наполнявших карие глаза. Там была боль, там было смирение, там была любовь, там была мольба. И слишком много вины. - А я сейчас тебе клянусь, - часто дыша, продолжил рыцарь, - что никогда больше не повышу на тебя голос. Я уйму свой проклятый характер, я ни-ког-да не заставлю тебя плакать. Он помолчал, снова опустив голову. А ей становилось спокойнее. От того, что она снова понимала его. От того, что он не объят неизвестной ей яростью, он снова такой, каким она его любила - теплый, благородный и смелый. Чем бы ни была эта ярость, она отдаляла его от нее. А сейчас перед ней на коленях стоял ее Годрик, ее лев, который ненавидел себя за громкий рык. Теперь, когда эта ярость, словно черствая корка, спала, Пен заново ощутила, как он нужен ей. Вот такой, какой есть. - Прости меня, - произнес Гриффиндор. - Я вряд ли это заслужил, но пожалуйста. Я столько раз все делал неправильно... Я столько раз вел себя, как животное. Но я просто... - его вздох был слишком глубоким. - Пенелопа... У меня есть много всего, что я должен тебе рассказать. Волшебница медленно опустилась на колени рядом, ласково коснулась ладонью его щеки и мягко улыбнулась. - А у меня есть целая жизнь, чтобы слушать. *** Спустя много долгих минут, уже в полумраке позднего вечера между ними снова воцарилась тишина. Свечи горели на кухне, и их свет едва-едва долетал до спальни. Пенелопа сидела на кровати Годрика и задумчиво молчала, перебирая короткими изящными пальчиками его жесткие волосы. Рыцарь растянулся во весь рост, устроив голову на коленях девушки и ждал, что она скажет. Ему всегда было нелегко упоминать отца и всю эту тему. Но в этот раз, с ней, все было иначе. Он не сжимал зубы, не морщился, не подбирал слов. Просто говорил, как получалось. И с огромным облегчением видел, что она понимала все правильно. Ушел стыд, вечно сопровождавший такие упоминания. Ушла злость. Здесь, в полумраке, с этой девушкой, такой робкой и маленькой, но такой мудрой и теплой, царил покой. Она излучала этот покой. Она дарила его своим взглядом - спокойным и великодушным, своими жестами - теплыми и скромными, своей улыбкой - мягкой и ласковой. Она была прекрасна в своем маленьком величии. - Скажи что-нибудь, - тихо попросил Годрик. Пальчик Пенелопы проскользил по его носу. - Спасибо, что все рассказал, - произнесла она. - Жаль, что не сразу...но все же рассказал. Теперь все будет хорошо. - Почему? Ты простишь? - Мне не на что злиться. - Как?.. - Это был не ты, - Пен пожала плечами и улыбнулась. Он не видел ее лица в полумраке, но почувствовал улыбку в ее голосе. - Ты не виноват в этом. Ни в чем не виноват. Знаешь...теперь я многое вижу иначе. - Например? - Например, я теперь точно знаю, что люблю тебя. - До этого ты еще колебалась? - Ага. Она хихикнула, он усмехнулся. В душе разливался покой. Она приняла его. Таким, какой он есть. Испорченным, недоделанным, странным, не знающим самого себя. Внезапно он понял одну вещь: может быть, он не знает себя, может быть, все, что он есть, это не то, и на самом деле он другой. Может быть. Но есть то одно, что точно принадлежит ему, каким бы он ни был - его любовь к Пенелопе Пуффендуй. Что бы ни творилось в его голове и душе, это чувство - уж точно настоящее. С ним он может быть самим собой. Пока он помнит, что любит ее, он знает себя. Именно в этот момент, когда они уже принялись наслаждаться бесконечным спокойствием, открылась с паролем дверь, впуская в дом его хозяина. Слизерин выглядел уставшим, но как всегда чистым с иголочки. Даже его дорогой темно-зеленый плащ нисколько не испачкался от суток лесной охоты. Увидев друзей, он ворчливо фыркнул, изображая возмущение: - Да, давайте, бездельничайте, пока я там вашего короля спасаю. Влюбленные переглянулись. Годрик поднял голову. - В каком смысле - спасаешь? - В прямом! - Сэл всплеснул руками, на ходу аккуратно снимая охотничьи сапоги. - Я наемника вашего случайно укокошил. Шел он по лесу, никого не трогал, а я целился в оленя. И вот чего его понесло на пути встать? Я даже испугался, только потом по бумажкам в его карманах понял, кто он. Годрик и Пенелопа снова переглянулись. И хором расхохотались. С ними в унисон засмеялся и Салазар.