Огни Камелота

В первой половине июня король и королева Камелота отправились в Мерсию. Дело в том, что торговые отношения королевств хоть и пошли сначала очень хорошо, но со временем стали иметь некоторые неполадки. Подобные вещи решались послами, однако правители Камелота уже поняли, как обстоит дело в соседнем королевстве, и наотрез отказались общаться с мерсийскими послами. Союз лорду Баярду был выгоден, и потому он просто пригласил их самих к себе в столицу. Артур и Гвиневра понимали, что ближайшие советники Баярда - подлые крысы, нагло пользующиеся своими правами и слишком сильно влияющие на правление своего короля. В конце концов, в самом Камелоте такой же опыт был не так далек. Именно поэтому они хотели встретиться с самим Баярдом и поговорить лично с ним о торговых отношениях и обо всем остальном. Но это означало, что им придется переиграть бывалых светских интриганов в лице лицемерных советников Баярда. И вот это, казалось, сильно испугало королеву Камелота. Артур заметил это как раз в тот день, когда пришел гонец из Мерсии и было велено закладывать кареты для долгой дороги. Вечером, когда он, впервые за много дней, закончив дела до ужина, растянулся на кровати, Гвиневра, не переставая, суетилась. Она быстро вышагивала туда-сюда по их спальне, хватая флаконы с трельяжа, книги со стола, залезая в стол еще раз перебрать документы (хотя он уже все нужные отдал Мерлину, чтобы тот уложил куда надо), уходила в женскую комнатку пересмотреть платья, возвращалась, чтобы в который раз закрыть или открыть окно, а потом и вовсе взяла тряпку из корзины и принялась вытирать пыль (если она там была) со стола и полок. - Гвиневра! - возмутился Артур. - Что не так? Королева сдула прядь с лица и принялась сосредоточенно оттирать какое-то пятнышко. - Мерлин сегодня в облаках витал, видно, тут столько пыли, и капли от вина... - Да я не об этом! С чего ты волнуешься? Он достаточно знал свою жену, чтобы помнить: от волнения Гвен кидалась работать. Женщина нахмурилась. - А ты не волнуешься? Король недоуменно поднял брови. - Не больше, чем обычно. И тебе не нужно. Ты же королева уже два с лишним года. - Да, и после всех двух с лишним лет я так и не знаю латынь! - вдруг гневно выпалила Гвиневра, с размаху шлепнув тряпку на стол. Артур совершенно потерялся. - Чего?.. Гвиневра закатила глаза и отвернулась, заново проходя пальцами по стопке книг на каминной полке. - Все эти советники Баярда...они же бывалые интриганы. Игроки. А Баярд им доверяет, уж не знаю, почему. Они обязательно постараются выставить нас идиотами. И, может быть, тебе и будет привычно среди них, но я даже латынь не знаю, что уж говорить о прочем... Как вообще так получилось, что за эти два года мы так и не подумали о латыни? - Да причем здесь латынь! - засмеявшись, король прыжком соскочил с кровати и, оказавшись рядом, развернул к себе жену. - Я тоже ею не блещу... - Вот видишь! - воскликнула королева. - Вижу. Я наконец-то нашел хоть что-то, что ты не умеешь. Она нахмурилась. - Есть много вещей, которые я не умею. - Разве? - улыбнулся мужчина. - На мой взгляд, ты просто кладезь. Да ладно тебе, можно подумать, эти крысы сделают нам что-то страшное. Поверь мне, эту латынь дружно ненавидят все дворяне. Просто не говорят об этом. А без латыни мы просто...кучка вылизанных гордецов. - Ого! - округлила глаза Гвиневра. - Это я на тебя так влияю или Мерлин? - Оба. Так что хватит себя накручивать. Ты там умнее любого из этих лицемеров. На следующий день в Мерсию отправилась пара карет, в которых была королевская чета со своими слугами, окруженная рыцарями. Спустя дюжину дней трудного пути (ведь дорога шла через реки и малые горы) Баярд принял их в своей цитадели со всем радушием, на которое был способен. Они пробыли там неделю, за которую самооценка королевы Камелота успокоилась и поднялась, потому что каждый день за столом переговоров, на прогулках и за ужином она одерживала верх в искусных словесных сражениях, устраиваемых интриганами, чтобы унизить ее. И в конце концов они достигли даже большего, чем планировали. В кругу советников Баярда затевался заговор с целью убийства короля. Видимо, им было не выгодно, чтобы тот завершил свои переговоры с правителями Камелота, а потому они действовали быстро и решительно. Однако, к их несчастью, Артур с самого начала подозревал что-то подобное и в день своих наибольших подозрений послал Мерлина проследить за ними. Вернувшись, слуга рассказал все, что услышал, и друзья были готовы. Следующей ночью предупрежденный Баярд вместе с Артуром и Мерлином наблюдал из темного алькова за тем, как один из советников крадет Экскалибур. Переместившись по балкону, они увидели и то, как этот советник встретился в ночном коридоре с еще несколькими, как одни из них встали на страже, а другие вошли в покои Баярда. Когда меч вонзился в груду подушек под одеялом, Баярд оглушительно свистнул, а Мерлин убрал заслонку с лампы. Заранее оговоренный сигнал поняли мерсийские рыцари, тут же перекрыли выход из покоев и схватили растерявшихся убийц. Дрожащий свет огня лег тенями на искаженные гневом черты Баярда. А пока тот бросал в лицо предателей обвинения, Артур спокойно прошествовал к кровати и вытащил из подушек свой меч. На следующее же утро состоялась казнь шестерых пойманных советников. Однако в то же утро обнаружилось еще кое-что: все оставшиеся советники, некоторые приближенные знатные лица, а также двое первых рыцарей Мерсии, поставленных над армией, бежали из столицы. Баярд в ярости отправил за ними погоню, но даже следы отыскать не удалось. Правители Камелота не были удивлены, ведь эти крысы столько лет оттачивали мастерство оставаться незамеченными. Король Мерсии был в ужасе и упадке сил. Сразу после казни он ушел в свои покои и не желал никого видеть. Но к вечеру к нему пошел Артур, и они довольно долго разговаривали. В конце концов, кому, как не ему, рассказывать о том, как пережить предательство близких людей? - Однажды я тоже не знал, как мне быть королем, если я не вижу подлости в собственных близких, - сказал он своему брату по цеху. - И как ты вернулся? Артур усмехнулся, вспомнив блеск глаз Мерлина, его бредовые, но почему-то очень вдохновляющие речи, камень и меч, что сейчас бил его по бедру в ножнах. - Один мудрый человек мне сказал, что именно то, что я не вижу в людях зла, делает меня хорошим королем. - А я думал, твое самомнение - это сказки, Пендрагон, - криво усмехнулся король Мерсии. Его собеседник по-мальчишески улыбнулся. - Я знаю одно: король не должен терять веру в людей. Потому что если он перестанет в них верить, он будет слушать только себя, а это не приводит ни к чему хорошему. Вспомните моего отца. - Твой отец был сильным королем. - Да. И очень одиноким. Баярд вышел тогда к ужину во всеоружии своего обаяния. Правители Камелота остались в Мерсии дольше, чем планировали, потому что не оставили своего теперь-друга разбираться со всей пустотой дворца одного. Они послали гонца в Камелот, и скоро в Мерсию прибыли лорд Летард и лорд Рингер, которые почли за честь остаться на время при дворе лорда Баярда и помочь ему найти нужных людей. По совету Гвиневры король Мерсии взял в новый Совет трех человек из придворных, потому что королева Камелота вместе со своими проницательными слугами узнала в них благородных и честных людей. И когда уже все стояли во дворе замка, чтобы попрощаться, они наконец-то чувствовали себя друзьями. Несмотря на заключенный в битве при Бруньяле мир, отношения оставались натянутыми, но теперь... Теперь Баярд с искренней благодарностью сжал руку Артура. - Я этого не забуду, - пообещал он. - Ты не так плох, Пендрагон. Может, ты даже в чем-то лучше своего отца. И когда наступит судный час, вспомни про меня. Потому что я захочу сражаться на твоей стороне. Обернувшись к королеве Камелота, он немного растерянно улыбнулся и поцеловал ее ладонь. - Леди Гвиневра, я ошибался в вас, - сказал он. - Я никогда бы не подумал, что буду целовать руку служанке...но вы были рождены быть королевой. Я благодарен за вашу помощь и завидую Артуру - у него прекрасная жена. Домой они возвращались с триумфом. В Камелоте их ждал покой и порядок, за которым зорко следили советники, а также леди Кандида. Но несмотря на все это, Гвен не потеряла желания изучить латынь, поэтому теперь частенько по вечерам Артур лез головой под подушку, чтобы не слышать ее ''Amo, amavi, amatum, amare... Clamo, clamavi, clamatum, clamare... Dormio, dormivi, dormitum, dormire..." *** Это странно, но Салазар вправду был рад за Годрика и Пенелопу. Он удивлялся сам себе, однако на ум не шли никакие саркастические замечания. Пусть он не верил в вечную любовь, но прямо сейчас из-за этой романтичной ерунды его друг был счастлив, как наевшийся мяты котяра - так, может, оно стоило того? Хоть немного? Конечно, это не уберегло его от сюрпризов. Например, незадолго до свадьбы он спросил у рыцаря, где тот собирается жить со своей новоиспеченной женой. И был абсолютно сбит с толку заявлением, что тот купил себе дом неподалеку. - В смысле, ты купил? - ошарашенно спросил Сэл. - На какие деньги? - Ты что, забыл, что рыцарям за подвиги полагается жалованье? - ослепительно улыбнулся Годрик. - Я копил. - Что...как...ты...так, стоп. - Слизерин помотал головой, ловя за хвост мысль. - То есть. Хочешь сказать, у тебя все это время были деньги? - Ага. - И ты на них купил себе дом, чтобы не брать в долг у меня? - Ага. - А на мои деньги спокойно ел, пил и одевался? - Ага. - Так в чем здесь логика?! Друг расхохотался. Салазар всегда поражался его беспечности и легкости. Гриффиндор жил так, словно ему не приходится касаться земли, словно все проблемы уже заранее решены, а плохого конца вообще не существует. Вот и теперь он преспокойно глядел на пыхтящего возмущенного друга. Однако возмущался Слизерин лишь из гордости, потому что денег у него было в три раза больше, а нужд примерно столько же, поэтому все эти шутки про долги были просто шутками. Так что после торжества Сэл вернулся в пустой дом, зная, что теперь он будет пустым всегда. Вторая кровать здесь больше ни к чему...а впрочем, ее можно придвинуть к первой, и тогда будет двухместная. И больше не будет сумасшедшего комка энергии, который бы будил его по утрам. Больше не будет потасовок на полу кухни. В пустом темном доме остались живыми только его тупые птицы. В ту ночь по приходу домой ему на миг захотелось свернуть им всем шеи. Но он просто пошел в трактир и нашел себе пару на ночь. Это был уже другой трактир, потому что без Коринн трактир ее отца трещал по швам. Жаль, ведь до другого трактира идти было гораздо дольше. Но зато там женщин было больше, и они были чище. Спустя три месяца после ухода Коринн Салазар не мог не признать, что ему не хватало ее. Конечно, его выбор проводить ночи только с ней в свое время лишил его разнообразия. Однако количество, как оказалось, действительно не всегда означает качество, потому что мало кто из новых женщин умел целоваться так, как Коринн. Вдобавок, мало кто из них был достойным собеседником. И уж точно он бы не смог среди них найти кого-то настолько же сильно похожего на него, как была похожа Коринн. Ему частенько не хватало ее присутствия - молчаливого и уверенного, полного наглого цинизма и понимающей иронии. Коринн всегда пахла вином, какой-то мужской простотой и все равно женской тайной одновременно. Нельзя было не согласиться, что ее трудно заменить. В то утро Слизерин проснулся с очередной пассией. Она была неплоха, но он не был удовлетворен. Солнце уже давно поднялось, но он ленился и не хотел вставать. Девушка рядом с ним наконец проснулась и, что-то щебеча, пробежала пальчиками по его оголенному плечу. Он уже хотел было остановить ее и попрощаться, как в дверь простучали пароль. На секунду он совершенно растерялся. Кто мог к нему заявиться сегодня?! Годрик и Пенелопа уж явно заняты, Кандида никогда не являлась сюда сама, ведь это было ниже ее достоинства (о, как он ее понимал), а Мерлин наверняка занят, потому что занят Артур. У кого еще есть пароль? Если только... Не успел он додумать мысль, как дверь приоткрылась, и от нее послышался голос Матильды Гриффиндор. - Вставай! - рявкнул маг с перепугу, и сам вскочил с кровати, живо натягивая штаны. Девчонка судорожно схватила платье. - Это твоя жена? - спросила она громким шепотом. - Мать? - Собирайся живее, - не стал отвечать Слизерин, однако они все равно не успели: женщина встала на пороге комнаты, иронично улыбаясь. Девушка, чьего имени Сэл не запомнил, стянула пальцами не до конца надетое платье и вылетела мимо купчихи из дома. Женщина проводила ее любопытным взглядом, а потом все с той же иронией взглянула на мужчину. Слизерин не знал, покраснел ли он, но все в нем в тот момент горело от такого непривычного ему чувства - стыда. Он распахнул над собой черную рубаху, надевая ее и надеясь спрятаться в ней от глаз матери друга, но надолго этого не хватило, и пришлось выглянуть. - А мне Годрик сказал, что ты скучаешь, - наконец хмыкнула Матильда. - Ни слова. Пожалуйста, - маг опустил голову, жутко смущенный закатывая рукава до локтей. Женщина звонко рассмеялась. Она ведь ничуть не изменилась. Эта была здоровая, в меру симпатичная женщина за сорок лет. У нее были те же лучистые морщинки у глаз, что и у ее сына, и вечно лохматящиеся каштановые волосы. Вот только глаза ее были синего цвета, и лицо более круглое. И почему так случается? Почему Годрик, ненавидевший отца, унаследовал от него цвет глаз и форму лица? Почему Сэл - точная копия своей матери? Это что, компенсация ненависти в мире? Доказательство того, что то, что ненавидят, можно любить? - Я не ждал вас...сегодня, - нервно прочистив горло, сказал Салазар. - Почему? - вскинула брови Матильда. - У меня в Камелоте два сына. Одного я только что спровадила в добрый путь, теперь второго надо на вшивость проверить. Ну вот опять. Слизерин не смог ничего с собой поделать - губы дрогнули в улыбке, а сердце растаяло. "Два сына". Она назвала его сыном. - Предупредили бы, - для виду проворчал Сэл. - Я бы хоть убрался. - И женщин бы не приводил, - лукаво заметила Матильда. - ...Да, и это тоже. Он пошел на кухню, по дороге жестом заперев дверь. На кухне он прикрыл ставни, достал кувшин с сидром, два кубка и пирог. Матильда присела на лавку, взяла в ладони кубок, но не прикоснулась к сидру. - А ты жениться не собираешься? - спросила она. У него вырвался смешок. - Зачем? - Чтобы заполнить дом. Теперь, когда мой шалопай женился, тут явно будет пусто. - И тихо. И спокойно. Я смогу нормально работать. К тому же, через пару-тройку лет они все равно наскучат друг другу, и Годрик будет сбегать ко мне, так что дайте мне насладиться моим временным покоем. Он не знал, зачем это сказал, ведь он не думал об этом. Может, просто от того, как внимательно смотрели ее глаза, туда, куда ему влезать не хотелось. Сэл взял свой кубок и отхлебнул сидра. - Как твои перепелки? - не стала отвечать Матильда. - На рынке они очень прибыльные. Не хочешь продать мне их урожай, я его продам на рынке и пришлю половину? Он усмехнулся. Невероятно. Как смел Гриффиндор-старший отнимать волю у такой женщины? У нее был характер, было на все собственное мнение, были силы перенести любые трудности. А еще огромное сердце, прямо как у ее сына. Как можно додуматься лишить ее голоса? Как можно отобрать у нее ее эксцентричную личность? - Во-первых, из-за торгового налога я получу меньше, чем вы, если вы продадите их в Мерсии, - возразил он. - Во-вторых, перепелиные продукты скоропортящиеся, поэтому где-то там вы получите за них меньше, чем я здесь. - Зато я привлеку покупателей, - живо заявила женщина. - К перепелиной ферме? - Знаешь, как они ценятся на севере? Я работаю с купцами из Карлеона, так что знаю, что там на них цены немаленькие. - Так, может, мне проще переехать на север? Холод мне не помешает, у меня магия. - Во-первых, - передразнила его Матильда, - это будет достаточно глупо - приехать в страну, где из-за холода не разводят перепелов - и разводить перепелов под носом у народа, который не любит магию. - Не любит? - удивился Слизерин. - Но Аннис же вроде не против магов. Женщина вздохнула, проведя по лицу ладонью. - Теоретически. Аннис не против магов, которые колдуют открыто. Но, как ты понимаешь, маги не особенно храбрятся это делать. А у народа собственное мнение. Народ помнит времена до Великой Чистки и поэтому тихо ненавидит магов. Порой даже линчует, без ведома властей. Ужас, да? Особенно если какая-нибудь деревня, молодая женщина выглядит странно, ее принимают за ведьму и поджигают ночью дом. Я столько историй об этом наслушалась у купцов... Сэл опустил голову. Вот как все происходило? Люди исподтишка ненавидели магов? Выходит, все не так просто: злой на магию правитель - магия запрещена, нормальный правитель - магия приветствуется. У народа было свое мнение, и совершенно не лояльное. Но как же так? За что? Да, конечно, маги не были все паиньками, но ведь и среди людей встречались мрази - и после Чистки, и до. Неужели этому стаду баранов было так сложно понять, что нельзя ненавидеть целый народ по одному подонку? Неужели им было абсолютно плевать на то, что маги такие же люди, как и они, что у них есть семьи и желание жить? На минуту Слизерин почувствовал знакомую тихую ненависть ко всем этим недоумкам, которые думают, что понимают, кто такие колдуны, что имеют право истреблять их, как сорняки. И вот за них сражался Годрик? Их он защищал на своих войнах? Да лучше бы кто-нибудь взял факел и сжег их деревни дотла. Чтобы они поняли, какого это. Чтобы до них наконец дошло, насколько это больно, когда тебя принимают за зверя, когда даже собственная мать... И тут его словно резко окунули в холодную воду. Он понял, что переносит свою боль от предательства матери на эту подспудную войну людей и магов. А потом разозлился еще больше. Значит, вот как все обстояло на самом деле? Значит, его мать была не просто стервой, она была по ту сторону баррикады? Она явно считала себя правой. И на самом деле ей было плевать на правосудие, ей было плевать, сделал ли он что-то плохое или нет, он был виновен в ее глазах лишь потому, что в его жилах текла магия. А ведь он мог ее убить. В нем действительно жила магия, и разве не для того ли, чтобы защищать его и помогать? А у матери магии не было. Он мог раскидать охранников одним жестом, сжать эту тонкую шейку, схватить за горло, так, чтобы безмозглые наглые глаза вытекли из глазниц. И это было бы справедливо. Она стояла на стороне тех, кто запросто убивал магов исподтишка, жестоко, умышленно, без никакого на то разрешения. Разве ее смерть не была бы достойным ответом на весь этот беспредел? Ее жизнь за жизнь всех погибших младенцев с магией в ладошках? Ее жизнь за жизнь всех ведьм, которые, никого не трогая, надеялись спокойно и одиноко дожить свой век? Ее жизнь за жизнь всех магов, таких же, как ее сын, которых сожгли на кострах, едва увидев, как они искрой в глазах поджаривают себе скудный ужин? Разве не честно? Он бы не смог добраться до всех этих мразей, но ее он мог убить, и разве это не было бы справедливо?! Слизерин резко выдохнул и мотнул головой, наливая себе сидра. Черт, вино лучше разгоняло мысли. У него два раза дернулись пальцы. Магия в них шипела змеей, готовой укусить. - Милый, прости меня, - вдруг сказала Матильда. Его потемневшие глаза взглянули на нее издалека, словно из-под толщи болот. - Я не должна была этого говорить. - Нет, - уверенно, хоть и хрипло возразил он. - Должны были. Он должен знать. Хотя, зачем? Разве он мог что-то изменить? Разве он решится стать тем факельщиком, что спалит деревни линчевателей? Нет, не станет. До тех пор, пока ему все еще хочется задать этот треклятый вопрос. - Матильда... Вы не знаете, как... Он не договорил. Не стал произносить этого слова. Он не имел на него права. И она тоже. Мать. Матильда поняла его. - Ты хочешь спросить, как там Она? - Сэл кивнул. - Как обычно. Жива-здорова, как и все гнилые люди на свете. Ее ничто не берет. Он поднял взгляд на женщину, что только что обвинила его врагов. В каждой лучинке у ее глаз было больше нежности, чем во всей подлой душонке его матери. На миг в нем отчего-то завопила резкая, из ниоткуда взявшаяся, незнакомая обида. Ну почему Годрику досталась такая мама, в то время как его собственная пыталась его убить?! "Потому что у тебя был любящий отец, - хмыкнул здравый смысл. - А у Годрика - сумасшедший хрыч, отнявший у него детство и юность." Сэл не знал, откуда взялась эта вспышка обиды, но ему стало до жути стыдно, и он задавил ее почти сразу. - Родной, - мягко и невыносимо-нежно произнесла Матильда, коснувшись ладонью его щеки. - Прости, что меня тогда не было здесь. Я все боялась своих суеверий, верила в прошлое, когда нужна была здесь. Теперь я буду приезжать чаще. А ее - забудь. Она просто сволочь, каких немало, к сожалению. Недостаточно родить, чтобы зваться матерью. Она убрала с его лба волосы, чуть зачесав их назад - таким заботливым, материнским жестом, что в груди сладко заныло все, что было ранено. - Ты мой сын, - твердо сказала женщина. - Ты такой же Гриффиндор, как и Годрик. Вы оба мои сыновья, и я за любого из вас начну войну с кем угодно. Я, конечно, уеду в Мерсию, но ты, пожалуйста, не забывай обо мне. - Тут она лукаво улыбнулась, дав ему невесомый подзатыльник. - И, как мать, я бы сейчас хотела серьезно поговорить о том, как ты совращаешь девушек Камелота. Как ты думаешь, можно назвать твое поведение, а? Вот сколько у тебя девиц было на этой неделе? *** По комнате разливались молоко и мед: золотистые лучи солнца проникали сюда через окно и лениво укладывались на воздушную белую постель. Тишина тихо сопела, как и маленькая женщина, едва видная под огромной лохматой волной своих рыжих волос. Ее веснушки загорелись под утренним светом, а спина едва-едва поднималась под одеялом. Теперь Годрик знал, что Пенелопа любит спать на животе. А еще, что она спит дольше него. Не мудрено, раньше него вообще мало кто мог проснуться, потому что его неизменно будил рассвет. Он никогда не удосуживался посчитать, сколько же часов спит, но, видимо, ему хватало гораздо меньше, чем большинству его знакомых людей. Но сегодня ему не хотелось вставать и куда-то мчаться. Он валялся в постели уже несколько часов, лениво раздумывая о разном и время от времени тихо играя с длинными локонами жены. Блаженная нега разливалась по телу, заставляя улыбаться и жмуриться от счастья. Его жена. Девушка рядом с ним - его жена. Ничего лучше и быть не могло. Наконец он заметил, как ее ресницы спокойно и медленно поднялись. Он затаил дыхание - ведь он впервые видел, как она просыпается. Зеленые глаза взглянули на него тем взглядом, которым смотрят, когда хорошо выспятся - слегка уставшим и спокойным. Пенелопа смотрела на него ровно несколько секунд. А потом спрятала лицо в подушке, но он успел заметить, что она улыбается. - Что? - спросил он, тоже улыбаясь. - Это слишком странно, - ответили ему из глубин подушки и волос. Он захихикал. - Это очень странно, просто невероятно... Странно, странно, странно! - Ну, - Гриффиндор бухнулся на спину, хлопнув себя ладонями по животу, - учитывая, что это наше первое утро, а их будут еще тысячи, то все не так странно, как могло бы быть. - Ужас, - донеслось из глубины. - Как все странно. Я уже жена, а ты - мой муж. - Ага, - с удовольствием подтвердил мужчина. - И теперь каждое утро будет нашим. Ничьим больше. Нашим. - Ну, кроме тех, когда я буду в походах. Или когда буду ранен в этих походах. И ты будешь сидеть и бояться, что я не вернусь живым. А еще я могу вернуться без руки или без ноги. Или без глаза. А еще без пальцев. Или хромым. Или косым. Пен вытащила себя из подушки и, обрамленная громадной копной волос, в которые можно было завернуться, как в шаль, сердито на него посмотрела. Этот сердитый вид ей очень шел, на его взгляд. - Вот ты специально? - Я просто пытаюсь быть честным. - Кому нужна честность в первое утро после свадьбы? - Логично. Давай будем думать, что у нас впереди безмятежность и счастье, - он задумался и добавил: - и десять детей. Пен засмеялась. - Десять?! Не меньше? - Ну, можно девять или восемь. - А куда мы их селить будем? Или ты действительно когда-нибудь оставишь подвиги и станешь купцом? - Ни за что, - буркнул Годрик. - Я рыцарь, и я умру рыцарем. А деньги я на турнирах добуду. - Даже не знаю, за что мне волноваться больше, - с серьезным видом сказала Пенелопа. - За то, что за наш дом ты будешь рисковать жизнью и здоровьем, или за то, что от твоего недостаточного мастерства мы можем этот дом не получить. - Эй! - возмутился Гриффиндор, садясь рядом с ней на постели. - Это оскорбление! Если бы ты была мужчиной, я бы вызвал тебя на бой. - И что мешает тебе это сделать? - игриво улыбнулась Пуффендуй. И Годрик подумал, что такая Пенелопа ему нравится еще больше. Смущенная и тихая при других, со своими близкими она становилась такой же рыжей бестией, как и ее младшая сестра. И теперь она его рыжая бестия. Когда Годрик вновь явился на службу, рыцари не могли не смеяться с его вида: молодой муж выглядел слегка взъерошенным (впрочем, как всегда), заспанным, уставшим и бодрым одновременно, и таким довольным, словно объелся каких-нибудь сладких воздушных пряностей. - Это так странно, - только и сказал он, надевая в Оружейной свою кольчугу, будто та вдруг стала ему мала. Товарищи рассмеялись и похлопали его по плечам.