Огни Камелота

- Так у вас двойня? - первым делом слегка ошеломленно спросил Слизерин, зайдя к друзьям пару-тройку дней спустя. Это было около полудня, Пенелопа как раз успела покормить ребят и снова натянуть на плечи рукава зеленого платья. Годрик все время сидел рядом ниже травы, тише воды. Он даже дышать боялся, наблюдая за тем, как его сыновья чмокают губами и сладко сопят, кушая молоко. Он в жизни не видел более красивой картины. Никакие платья или драгоценности - ничего не могло сравниться с красотой кормящей матери и ее полусонных крох. - Ты чего? - хохотнул он в ответ на удивление друга. - У Пен же живот был огромный, раза в два больше, чем при одном ребенке. - Я откуда знаю, какие должны быть животы у беременных? - смешно вскинулся Салазар. - А спросить? - Ну, может, у вас, у крестьян и нормально спрашивать женщину, почему у нее такой огромный живот, но дворяне люди более этичные... - И напыщенные. Гость уже открыл рот, чтобы ответить что-то на ехидную ухмылку друга, но тут подала жалобно-обиженный голос Пуффендуй. - Ты что, хочешь сказать, что я была толстая? - воззрилась она на мужа. - Ты была очаровательна, дорогая! - улыбнулся Гриффиндор. Выражение лица жены не поменялось, а друг скептически поднял бровь. - В смысле, ты и есть очаровательна, даже сейчас... То есть... Я лучше пойду принесу что-нибудь. Под насмешливое фырканье Слизерина и такое же хмыканье жены Годрик поспешил во вторую комнату дома, бывшую, как и во всех крестьянских домах и кухней, и трапезной, и гостиной. Там он быстро заварил травяную настойку по рецепту Гаюса и чуть не выпил ее сам, пока нес обратно - так она аппетитно пахла. Только ради этой настойки стоило забеременеть, даже если ты мужчина. - А вино гостю? - разочарованно протянул Салазар, когда друг прошел мимо него к кровати. - А ты сюда ради вина пришел? - усмехнулась Пенелопа, принимая от мужа настойку. Гость повел плечами. - Да нет, пришел проверить, живы ли вы здесь. Мне еще с улицы было слышно, как тут вопят, словно вы детей резали на убой. - Выбирай выражения, - предупредил Годрик. - И да, эти дети такие громкие, у меня в бою так уши не закладывало! Да еще и с утра пораньше... - Теперь понимаешь, какого мне было жить с тобой? - весело спросил Сэл. - Ой, заткнись! - со смехом посоветовал рыцарь. - Мы просто хотели кушать, - тихо пробормотала Пуффендуй. Она сидела на кровати, на которую падали лучи полуденного солнца, и пила настойку. Волосы ее все еще были собраны в косу, и вообще она выглядела слегка растрепанной и рассеянной, но безумно домашней. Дети лежали перед ней, замотанные в простынки, из которых уже успели выпростать свои маленькие ручки, и теперь эти ручки явно жили своей жизнью. Гриффиндор в такой же домашней желтой рубахе с закатанными по локти рукавами устроился на полу, положив голову на руку, а вторую протянул к детям. Его ладонь была огромной в сравнении с малышами, так что он их не пугал, а просто касался пальцем их крохотных ладошек. Маленькие пальчики тут же обхватывали его палец так крепко, словно собирались никогда в жизни больше не выпускать, и сердце молодого отца таяло с той же скоростью, с которой его губы растягивались в улыбке, а глаза загорались совсем не магическими огнями. - Ты можешь подойти, - сказал Годрик Слизерину. - Они не кусаются. - Они твои сыновья, Гриффиндор, - фыркнул тот. - От них всего можно ожидать. Но все-таки подошел. Неуверенно, неуклюже, словно на кровати лежали не младенцы, а детеныши змей. Встал с другой стороны кровати, склонив голову и задумчиво рассматривая личики детей. Растерянно нахмурился. - А почему у них глаза косят? - недоуменно спросил он. - Так должно быть, - ответила Пенелопа, поправив простынку у одного из детей. - А чего они такие красные? - Так должно быть. - А чего они такие...чешуйчатые? - Это кожа сходит, так должно быть. - А почему они так дрыгаются? Они похожи на выживших из ума стариков, которые не могут уследить за своими конечностями… - Сэл, - со смехом покосилась на него Пуффендуй, отведя от губ кружку, - им несколько дней от роду. Все нормально. Они еще не могут управлять руками и ногами. Они сами удивляются, увидев их. И нас они тоже не различают еще, только свет и темноту. И голос только мой различают. - А-а-а...и из вот таких люди вырастают потом? - Ага. Ты тоже таким был, представляешь? - Кошмар какой, - искренне ужаснулся Салазар, и супруги хором посмеялись. - И каким образом вы собираетесь прятать их магию, если они даже руками и ногами управлять не могут? - Своей магией, - пожала плечами Пенелопа. - Приглушим звуки, поставим защитные заклинания на окна и двери. Кандида обещала найти все, что сможет. - Вы же понимаете, что это... Тут он облокотился на спинку кровати и случайно уронил на пол кружку, которую поставила Пенелопа. Кружка с грохотом проскакала по полу, разлив остатки пахучей настойки. В ту же секунду захныкал один из близнецов. Слизерин натурально испугался, большими глазами глядя, как Пуффендуй тут же берет заплакавшего малыша на руки и старается его успокоить. Годрик мог бы, конечно, почувствовать досаду...но с его неуклюжестью он сам уже не раз умудрился громко навернуть что-то, поэтому он только со смехом наблюдал реакцию друга. Слизерин магией поднял кружку и вытер капли на полу. - Тш-ш, не плакать, ребята, - посоветовал детям Гриффиндор, отправив магией кружку на кухню. - Будьте мужчинами. - С "не плакать" тебе придется подождать года четыре, - пробурчала Пенелопа уже в относительной тишине. Захныкавший было малыш довольно быстро успокоился на руках у матери. - И вообще это глупости, плакать могут и имеют право все. - Да-да, конечно, - состроил важную рожицу рыцарь. Потом понизил голос до громкого заговорщического шепота, погладив по животику второго ребенка. - Не слушайте мать, вырастайте, мальчики, и папа вам расскажет, как нужно жить. - Тут он словил насмешливый взгляд друга и добавил: - Главное, чтобы потом дядя Сэл вас не научил, как нужно пить. - А я один здесь помню, что детей принято как-то называть? - не стал отвечать на провокацию Салазар. Супруги переглянулись. - А мы как раз спорили перед твоим приходом, Сэл. - На что спор был? - Не в этом смысле, - хмыкнула Пенелопа. - Никак не придумаем имена. Может, ты подскажешь красивые? - Мои вряд ли вам подойдут, - пожал плечами Салазар. - Они для дворянской среды. - Так я, - Годрик, успевший подняться, встал у изножья кровати, облокотившись о него руками, - я предлагаю назвать их Филиппом и Говардом. - А я говорю, что не нужно называть детей в честь кого-то, - пробурчала Пуффендуй. - Зачем ребенку чужая судьба? - Пен, меня назвали в честь прадедушки, - хмыкнул Сэл, - а он был дурак без любовниц, с одной некрасивой женой, выводком детей и огромным состоянием, умерший в цвете лет. По-твоему, судьба передается с именем? - Все равно, - упорно возразила девушка. - Зачем ребенку чужое имя? Ему нужно свое. - Но все имена кем-то были уже использованы, какое бы ты ни выбрала. У тебя просто не получится... - Сэл, ты знаешь, что я имела ввиду. Суть в том, чтобы выбрать имя по красоте, а не по тому, что их носили какие-то уважаемые люди. - Но почему? - не вытерпел Гриффиндор. - Пенни, эти имена великие! Король Говард уже почти легендой стал, с его именем люди в походы ходили и побеждали! А принцу Филиппу все рыцари благодарны за битву при Боргельфе. Они были великими воинами, ты же знаешь, что... - Да, а еще я знаю, что наш король своего коня именно в честь принца Филиппа назвал, - упрямо возразила Пенелопа. - Хочешь, чтобы нашего сына звали, как коня? - Да причем здесь конь? Хоть фазан, дело ведь в личности! - Ни за что и никогда. Давай что-нибудь другое, что-нибудь, что не связано с реальными людьми. - Ательстан? - вклинился Слизерин. - Я в балладе какой-то слышал. Так рыцаря звали. Супруги переглянулись задумчиво. - А что еще было в балладах? - спросила Пуффендуй. Сэл напряг память. - Эдвард, Томас, Раймунд, Эниас... - Последнее мне нравится, - кивнула девушка. - А еще? - попросил Гриффиндор. - Бертран, тоже рыцарь был в этой балладе. - О! - радостно воскликнул Годрик, на секунду замер, кинув взгляд на детей, но они не испугались громкого возгласа. - Бертран... Берт? Берти? - Мне нравится, - кивнула Пенелопа. - А еще? - Юстес? - Кем он был? - Да не помню я уже. Чета Гриффиндоров задумчиво помолчали, разглядывая детей, и согласно кивнули. - Да, все. Решено. Юстес и Бертран. Спасибо, Сэл, - улыбнулась Пенелопа. Друг важно склонил голову в ответ. - А как вы их различать-то собираетесь? - поинтересовался он. - Пока - никак, - хмыкнул Годрик. - Потом они уже как-то будут отличаться, наверное... Будем одежду разную давать. Хотя, уже представляю, сколько всяких проделок я бы учинил на их месте... - Тогда молись, чтобы у них был характер матери, - хмыкнул Салазар. *** Слизерин мог только удивляться. Глядя на существ, которых все называли детьми и почему-то умилялись, он мог думать только о каких-нибудь головастиках лягушек. Сморщенные, красные, безмозглые, как его перепелки, хнычущие от каждого более или менее громкого звука, капризные, воображающие себя, наверное, центром мира и считающие, что все вокруг должно вертеться только вокруг них...чему тут умиляться?! Что прекрасного в этих комках соплей, истерик и помета, которые и не собираются тебе платить за все причиненные неудобства? Пожалуй, лишь в этот момент он мог бы понять свою мать, которая с самого детства хотела его убить. Но это было неправильно...почему-то. В любом случае, вход в дом друзей ему теперь был заказан. И не потому, что ему были там не рады, наоборот, Годрик постоянно звал его в гости, а Пенелопа махала ему из окна, стоило выйти на улицу. Просто там его теперь ждали не веселые перебранки с другом и вкусные пироги от его жены, а постоянное присутствие этих маленьких монстриков, при которых нельзя было нормально посмеяться и поговорить, нужно было следить за каждым своим жестом, чтобы ненароком не задеть или уронить что-то и не спровоцировать детей поднять крик. Хотя друзья и говорили, что "обычные дети кричат гораздо громче и чаще, а эти довольно спокойные", Сэл даже боялся представить, какой ор стоит в домах "обычных детей". Да и разговаривать лишь об этих слюнявых существах тоже не было никакого желания. Ему хватало того, что залетавший к нему домой Годрик всегда здоровался какой-нибудь фразой из разряда "они что-то сделали впервые". - Сэл, они чихнули! Они так смешно это делают! - ...Ты понимаешь, он мне улыбнулся! Улыбнулся! - ...Мне кажется, у них будут мои глаза! Гаюс сказал, у многих новорожденных глаза голубые, а у моих темные, значит будут карие! Поэтому теперь Салазар все чаще сбегал на охоту. Однажды это привело к интересной и странной встрече. Он забрался на очень далекую огромную поляну, куда никто из здешних охотников не ходил, потому что она была на слишком крутом склоне. Но в его распоряжении была магия, так что взобраться туда было нетрудно. Зато вид оттуда открылся великолепный. Сэл залюбовался красотой местных лесов и склонявшегося к ним звездного неба. Если что-то в мире его все еще впечатляло - это природа. Ее спокойное, властное и честное величие вызывало трепет и преклонение. Вот что на самом деле было великим - а не люди с их верованиями. И тут он услышал голоса. В принципе, он не удивился - он знал, что именно эту поляну выбирал Мерлин для встреч с драконом, но забирался сюда не по этой причине. Однако почему бы и не послушать разговор великого дракона с его повелителем, раз уж его в свое время не позвали на такую встречу. Годрик тогда сказал, что Мерлин очень торопился успеть до рассвета, поэтому идти за Сэлом не было времени. Еще он сказал, что спросил у дракона о судьбе друга, но тот ответил обычными для себя загадками. - ...Она точно в порядке? - настойчиво спрашивал Мерлин у Килгарры, когда Слизерин устроился за деревом в темноте чащи. Дракон раздраженно вздохнул. - Настолько, насколько может быть, - ответил он, словно уже не в первый раз. Эмриса это не удовлетворило. - Напомни мне еще раз, почему я не могу просто позвать Айтузу и приказать ей жить здесь. - Потому что, - словно уставший учитель глупому ребенку стал объяснять Килгарра, - Айтуза любит Моргану. - Артур тоже любит Моргану, но ей что-то от этого ни жарко, ни холодно. - Моргана любит Айтузу. Нравится тебе это или нет, Мерлин, между ними есть связь. Я ощутил чувства Айтузы, она привязана к ведьме, как ни к кому другому. Да, юный чародей, Моргана была с ней, когда ей было больно. Не ты. А теперь ты смеешь удивляться, что она не хочет покидать ведьму? - Но драконы свободные существа! - гневно ответил маг. - Я отпустил Айтузу жить в небесах, туда же, где жил ты. Но ты ее не сберег. Не только меня с ней не было, но и тебя. Какое у тебя оправдание? - Мерлин! - дракон прорычал это, слегка приподняв крылья. Видимо, он выходил из себя. - То, что я сказал, было не в упрек тебе. Ты все сделал правильно. Драконы сами выбирают свой путь. И Айтуза выбрала свой. Никто в этом не виноват. Ни ты - ни я. Никто не смеет отбирать выбор у дракона. Остается лишь принять то, что между Морганой и белым драконом существует связь, и она нужна им обеим. Призови ты Айтузу жить сюда, она была бы несчастна. Мерлин помолчал. Вздохнул. - Я просто жалею, что не был рядом... - произнес он наконец, но дракон вдруг прервал его своим древним вкрадчивым голосом. - Не спеши изливать душу, юный чародей. Мы не одни. И он посмотрел в чащу - прямо на Слизерина. Мерлин резко обернулся, словно готовый к схватке. Салазар, слегка виновато улыбаясь, вышел из чащи на поляну, отряхнув куртку. Эмрис сузил глаза, переменившись в лице. - Что ты здесь делаешь? - спросил он. Сэл пожал плечами. - Не шпионю за вами - это точно. У меня есть более интересные дела, - ответил он, кивнув на колчан за спиной. - На вас наткнулся случайно. - Салазар Слизерин, - произнес дракон, и маг вскинул глаза, разглядывая огромную голову на фоне звезд. - Отец гордости и честолюбия. - Что?.. - не понял Сэл. - Килгарра, - требовательно обратился к дракону Мерлин, - давай без твоих обычных загадок. Лишь то, что можно сказать наверняка прямо сейчас. Возможно, в этом предупреждении был какой-то скрытый смысл. По крайней мере, прозвучало оно именно так. Но Слизерин не воспринял это на свой счет и спокойно взглянул вверх. Он уважал великого дракона. Он даже представить не мог, какого было быть последним из своего рода. Ну, теперь уже нет, учитывая белую дракониху. Они были больше, чем животные, они были мудрейшими созданиями на земле. А кроме того - созданиями, рожденными из магии, наполненными ей, состоящими из нее. Они рассекали время и жили, наверное, сразу в нескольких мирах. Они были выше всего на свете благодаря прожитым векам и волшебству, клубящемуся под их кожистыми крыльями. Иногда Слизерину бы хотелось быть драконом... Возможно, тогда его не волновали бы одиночество и несправедливость. Он бы просто бороздил звездные небеса, ночевал, где хотел, не заморачиваясь над понятием дома, которого у него бы в помине не было. Смотрел бы на мелких людишек с высоты времен, не запоминал их имена и плевал на их земные законы, живя только по собственным правилам. И не было бы ничего важнее спокойного сна и тепла какой-нибудь грациозной драконихи рядом, потому что этим существам хватило ума не придумывать брак. Они жили для себя, для своего удовольствия, веря лишь в свои крылья, а не в какие-то там идеалы. Они умели жить с настоящей свободой... - Это спорный вопрос, - усмехнулся Килгарра, - что можно сказать наверняка, что нельзя. А что ты хочешь услышать, маг? - Я еще ничего не спрашивал, - ответил Слизерин, склонив набок голову. В глазах дракона, кажется, промелькнуло одобрение...если человек когда-нибудь способен был понять глаза дракона. - Но я выслушаю все, что ты пожелаешь мне сказать. - Я не скажу тебе всего, что хочу сказать, - парировал Килгарра. - Это многое нарушит. Но было бы гораздо проще, если бы ты вообще не приходил в эти земли... - Почему? - удивился Салазар. - Потому что на тебе сходятся многие судьбы... И они решились бы гораздо лучше, не будь тебя здесь. С другой стороны... Ты же здесь лишь потому, что тут твой друг, Гриффиндор, верно? Маг неожиданно даже для себя помолчал. - Раньше - да... Так было до этой зимы. Но теперь... Дракон, ты сказал, что мне лучше было бы не приходить в Камелот, но скажи - у меня здесь есть судьба? - Есть, - кивнул Килгарра. - И, может быть, хорошо, что ты всегда рядом с Гриффиндором. Пока вы рядом - ваши судьбы будут великими. Но...все равно лучше бы тебе не приходить сюда. Раз уж ты здесь, прими совет - ни в коем случае не приводи сюда своих потомков. Им здесь грозит страшная гибель. Вот тут Салазар и правда удивился. - Потомков?.. Но у меня же нет детей. - Значит, - вкрадчиво произнес дракон, - им повезло. Он кивнул Мерлину, расправил исполинские крылья и устремился в величавое, как он сам, ночное небо. *** Уже через несколько дней Годрику снова пришлось выходить в патрули. Почти всегда его ставили в дневные, поэтому при свете дня Пенелопа оставалась наедине со своими детьми. Хотя "наедине" - это грубо сказано, потому что к ней постоянно наведывались сердобольные соседки, без которых она бы ни за что не справилась с двумя младенцами. Они подсказывали ей все, что знали сами: как научить детей правильно брать молоко, как правильно пеленать, как брать на руки, как мыть и все остальные мелочи, из которых теперь состоял ее день. А когда не было соседок, была ее магия, которая была словно создана для ухода за детьми. В любом случае, она не представляла, как другие матери двойни справлялись без волшебства. С первых же минут, как только она увидела их, она подумала, что ее сыновья - это чистое совершенство. Ничего не могло быть лучше, чем видеть, как успокаивается ее ребенок, услышав ее голос и ощутив тепло ее груди. Мир словно поменял точку опоры. С другой стороны...она чувствовала, что ее точка опоры всегда была здесь. Она ждала ее в Камелоте вместе с Годриком, чтобы подарить ей ту жизнь, о которой она могла только мечтать. Возможно, у нее не было груды платьев и драгоценностей, а в ее доме было лишь две комнаты да хлев - но она была богаче всех королей на свете в те мгновения, когда ее мальчики смотрели на нее и улыбались своими беззубыми ротиками. Алиса увидела близнецов еще в комнате Гаюса, сразу после их рождения. И сначала отреагировала почти как Салазар - она спросила, где у них голова, а где попа. Потом подсела к старшей сестре сбоку и стала внимательно разглядывать своих племянников. А в какой-то момент вдруг очень серьезно и тихо сказала: - Пен, а знаешь, что... А они ведь очень похожи на папу. Пенелопа взглянула тогда на сыновей и вдруг заметила это сходство, которого до сих пор не видела. - Точно... - пробормотала она. - А чем они похожи? - участливо спросил тогда Годрик, сидевший с другого ее боку. - Точно не скажешь, отдельные черты больше наши с тобой, но почему-то когда я смотрю на них в целом, то...вижу папу. Она ощутила страшную тоску от того, что ее мать и отец никогда не узнают, что у них родились внуки. Никогда не обнимут их, не поиграют. Она никогда не объявит им, что родила близнецов, и не увидит гордости и радости на их лицах. Не увидит, как отец делает рогатки для ее сыновей. И все то, что она сейчас узнавала от соседок, должна была бы рассказывать ей мама. Но у этой тоски не было конца, поэтому Пенелопа старалась об этом не думать. Алиса прибегала к ней каждый раз, когда удавалось, и сестра была рада хотя бы тому, что младшая проводила свободное время не за сплетнями с подружками. Довольно скоро приехала Матильда и провела в Камелоте полторы недели, надавав кучи советов, раскритиковав все, что можно было раскритиковать, а потом с улыбкой поцеловала невестку в лоб и сердечно поздравила. Пуффендуй не раздражалась этой навязчивости и беспардонности, она просто радовалась, что у ее сыновей есть бабушка, которая привезла с собой из Мерсии тысячу и один гостинец, принявшись учить своих детей, как и чем кормить новорожденных. Соседки Пен всегда при этом вспоминали, как они сами справлялись со своими детьми, но ни у Годрика, ни у его матери не было желания говорить о чем-то таком, и Пенелопе было грустно от этого. Хотя бы потому, что она была бы не прочь узнать, каким был ее муж в детстве, но даже если бы она спросила, она бы получила обычные "не помню" и "наверное". Уезжая, Матильда пообещала приезжать теперь каждый месяц и еще раз прочитала сыну лекцию о том, что "пора перестать махать мечом и заняться делом". Через пару дней после рождения близнецов в дверь дома Гриффиндоров постучался никто иной, как Мерлин. - Снова здрасьте, вот и я, вам привет от короля, - в рифму поздоровался он, подражая шутам, и в их же манере отвесил веселый поклон. - Милости просим, - тепло улыбнулась Пуффендуй. - Как вы тут? - спросил Мерлин, подходя к кровати. При взгляде на мальчишек его лицо осветилось широкой улыбкой. - Какие милые... Все в тебя, слава небу, ни капли от папаши. - Только при нем этого не говори, - прыснула девушка. - А мне кажется, наоборот, его черт больше... А мы тут...живем. Дышим. Познаем мир. Только что плакали. - М-м? И чем же мир нам не угодил? - Было слишком тепло. И наши маленькие, но гордые душевные организации сочли это совершенно неприемлемым. - Безусловно. Такие ситуации нужно сразу же исправлять. Шутливо переговариваясь, друзья провели так несколько часов. Придя в ее дом, Мерлин как-то незаметно пристроился помогать: он готовил настойку, он готовил еду, он убирался, он проветривал комнаты, он делал все, в чем только могла понадобиться его помощь, даже не спрашивая и не дожидаясь просьб. Потому что в этом был весь Мерлин - за чем бы он тебя ни застал, он всюду старался тебе помочь. Не позднее Мерлина в дом Гриффиндоров пришел Мордред. Он постучался в дверь сначала обычным образом, потом, видимо, вспомнил и простучал пароль. Зашел в дом красный от смущения, застенчиво улыбаясь, однако это нисколько не убавило его любопытства. Юноша мягко отмахнулся от горячих благодарностей, спросил про ее здоровье и состояние малышей, тоже приткнулся помогать, где мог. Ребята почему-то нашли новое лицо невероятно занятным, они вовсю старались следить за ним своими еще медленными глазками. Мордред смеялся с их мосек, а спросив разрешения у матери, с явным удовольствием призвал свою магию, показывая детям нехитрые цветные фокусы. Напоследок Пенелопа искренне перепугалась, обнаружив, что ей почти нечего дать гостю из еды. Не слушая заверений друида о том, что он не голоден, да и вообще не стоит, она заставила его остаться ненадолго и в считанные минуты испекла картофельное печенье, которое в огромных количествах всучила Мордреду. Тому оставалось только принять поклажу и смириться, ведь хозяйка дома так мило и заботливо улыбалась ему. А в какой-то из дней в дверь постучалась фигура, замотанная в темный плащ из грубой ткани. Пен бы испугалась, если бы столько раз не чистила этот плащ в свое время. Зайдя в дом, фигура сняла капюшон, и под ним оказалась сияющая теплая улыбка ее королевы. - Здравствуй, родная, - радостно обняла она бывшую служанку, а Пенелопа почувствовала невероятное счастье от того, что любимая подруга рядом. Благо, близнецы еще не проявляли никаких магических причуд, так что, закрывая ставни, хозяйка лишь скрывала от горожан свою венценосную подругу. Гвиневра сняла плащ, ополоснула из ковша руки и присела на кровать к спящим детям. Она прикрыла рот ладонью в немом восторге. Пенелопа присела с другой стороны, и подруги принялись перешептываться о малышах. Королева расспрашивала обо всем: об именах, о характерах, об умениях, о капризах - она хотела знать каждую мелочь, каждую деталь, впитать ее и наслаждаться ей, словно собственным ребенком, которого все не получалось зачать. Когда ребята проснулись, Пуффендуй разрешила Гвиневре взять одного из них на руки и с грустью и сопереживанием смотрела, как нежно, аккуратно и умело смуглые руки держат ее сына, как млеет королева от теплого тельца у своей груди. Ну почему ей никак не удастся получить ребенка? Отчего она, Пенелопа, родила двоих за раз, а королеве никак небо не подарит второго малыша на смену умершему? Пен бы очень хотела, чтобы подруга приходила к ней часто, и Гвиневра тоже страстно этого желала, но, конечно же, это было невозможно, поэтому королева лишь изредка позволяла себе ускользнуть из замка, уведомив о своем уходе лишь мужа, и понянчиться с детьми бывшей служанки. Так что в итоге Пенелопа практически не оставалась одна и была этому безумно благодарна. Но в те редкие часы, когда в доме были только она и ее сыновья, она осмеливалась напевать им старые мамины колыбельные. Она знала, что у нее не было ни голоса, ни слуха, поэтому ни перед кем не пела. Как ни упрашивал ее муж с глазами кота, жалобно выклянчивающего подачки, Пуффендуй не пела. Но ее мальчикам сейчас не было дела до фальши в ее пении и неправильных нот, они просто любили ее голос и радовались, слыша его. Так что она пела, разглядывая каждую черточку этих крох и удивляясь, что еще совсем недавно их ножки пинали ее изнутри. А потом, уже вечером, с наступлением темноты, возвращался с патруля Годрик. Он теперь почти всегда вспоминал, что одежду нужно не бросать на пол прямо с порога, а класть на место - все потому что падающая кольчуга производила громкий звук, который мог разбудить или напугать детей. Он переодевался, оставаясь в домашней рубахе, устало обнимал жену, целуя рыжую макушку, и тихо сообщал, как прошел день. Он оставался с сыновьями, и Пенелопа могла пойти на кухню и поесть немного в тишине и покое. Один раз она, помыв после такого ужина посуду, вернулась было в спальню и замерла на пороге, прислушавшись. Потому что Годрик разговаривал с детьми. Он сидел на полу, склонив голову набок и поглаживая маленькие животики или позволяя крохотным ладошкам обхватить его пальцы. Пенелопа тихо прислонилась к косяку и улыбнулась этой картине. Было какое-то очарование в том, как большие, покрытые шрамами, видневшимися из-под закатанных рукавов желтой рубахи, руки бывалого воина нежно и мягко касаются малышей. А ее любимый теплый голос что-то вкрадчиво рассказывал полусонным крохам. - ...представляете, вот вы вырастете, а вокруг уже будет Альбион. Настоящий, реальный, красивый-красивый. Вам не нужно будет скрывать свою магию. Вам будет наставником Мерлин, который станет придворным магом и будет обязательно носить какой-нибудь дурацкий колпак или мантию со звездами, или что там еще Артур выдумает... На праздниках будут твориться волшебные представления, а на турнирах будут состязания для магов. И никакой войны. Зато обязательно будут все-таки какие-нибудь разбойники или чудовища...поэтому я вас отведу в замок, вы станете оруженосцами, а потом самыми доблестными рыцарями Круглого Стола. И вдруг мужчина нахмурился, помрачнев. - Но если вы не захотите быть рыцарями - все тоже будет хорошо. Вы сможете стать кем угодно, кем захотите. Фермерами, купцами, пастухами, кузнецами...да хоть бардами. Это будет только ваш выбор. Вы женитесь на женщинах, которых полюбите, и будете жить там, где захотите, - я никогда не отниму у вас этот выбор. Обещаю. Знаете...я понятия не имею, какими должны быть хорошие отцы... Но я могу пообещать, что дам вам детство. Один из малышей сладко зевнул, зажмурив глазки, а потом улыбнулся, глядя на своего отца. Тот невольно улыбнулся в ответ и мягко коснулся пальцем крохотного носика. - Спи... У вас еще столько интересного впереди. И вы это ни за что не пропустите. Он не услышал тихих шагов жены, поэтому когда Пенелопа положила ладошки ему на плечи, он вздрогнул и оглянулся на нее. Она присела, обняв его со спины и устроив подбородок у него на плече. - Не думаю, что они сейчас озабочены поиском судьбы... - тихо сказала Пен. - Но они уже точно уверены, что у них лучший папа на свете. Ручаюсь, это по их мордочкам видно. Муж шире растянул губы в улыбке и склонил голову, коснувшись виском ее макушки. * - цитата из песни группы Мельница - "Белая кошка"