Огни Камелота

Был самый конец июня, когда Гвен очнулась. Над ней разливалось серовато-голубое задумчивое небо без намека на солнце. Вокруг стояли громадными безмолвными стражами горы, словно долина была тюрьмой, в которую ее привели. Тяжелое платье липло к ногам, мерзнущим в удивительно холодном для лета озере. На берегу стоял Мордред с ожиданием на лице. С ним была какая-то старуха, наверное, видевшая, как закладывались эти горы еще в начале времен. А в озере, недалеко от Гвен, стоял Артур, напряженно глядя на нее. Она мало что понимала. Она не знала ни неба над головой, ни озера, леденящего ноги, ни гор, у которых должно было быть какое-то название. Она только чувствовала жуткую тоску внутри. Почему-то ей казалось, что все очень плохо, словно она прошла через пылающую деревню, и теперь дым снова остался в ее легких, как тогда в ноябре. Что-то произошло за пределами этих гор...что-то, что уже заставило ее выплакать все слезы и пережить самые ужасные страхи, но она не помнила, что именно. Поэтому она только протянула руку к мужу, прося помощи. Он подошел к ней, и скоро она уже ткнулась ему в шею, почему-то жмурясь от слез. Почему она плакала? Почему ей было плохо? Гвен не знала. Она просто вцепилась в руку мужа и не отпускала, пока они не покинули эту горную долину с холодным озером. Странная старушенция, оказавшаяся колдуньей, осталась позади, к ним откуда-то вылез Мерлин, со счастливой улыбкой встретивший ее, словно она отсутствовала долгое время. Они все сели на лошадей и поехали домой. И только в пути к ней начали возвращаться воспоминания... Она взглянула на Мордреда, и почему-то его латы напомнили ей, как в мае они с Элианом поехали к могиле отца. Вокруг тогда расстилались зеленеющие холмы, и светило яркое солнце. Грусть в объятьях брата стала не разрывающей душу тоской, а только светлой печалью. Она тогда представила, что бы сказал отец, увидев своих детей вместе, не ссорящихся и живущих в полном удовлетворении своими жизнями. А от могилы старого кузнеца их провожал эскорт рыцарей. Гвен хмурилась, до мелочей вспоминая каждый миг. - Думаю, он был бы горд, - сказал тогда им Леон. - Особенно Элианом, - согласилась Гвиневра. - Мной? - переспросил брат. - Не только тем, что ты рыцарь, но и тем, каким человеком ты стал. - Вряд ли. - Она права, - кивнул Персиваль. - Абсолютно, - добавил Гвейн. - Ты незауряден. По крайней мере, когда нужно умасливать девушек. - Не слушай его, - проворчал Элиан. - Нет, Элиану нравится только одна девушка, - заявил Персиваль. - Кто? - поинтересовалась Гвен. - Ты! - быстро ответил брат. - Скажи мне, я твоя сестра! - Артур тебе не сказал? - весело спросил Гвейн. - Он мне ничего не говорит, - хмыкнула королева. - Но он сказал тебе, в кого влюблен Гвейн? - предположил Элиан. - В себя? - улыбнулась Гвен. А потом...потом что-то случилось. Это была Моргана. Добравшись до этого воспоминания, Гвиневра заметила, как вцепилась в поводья. В памяти всплыли усталость, страшная жажда, голод, а самое главное - страх. Больше, чем страх, нет, это был ужас. Моргана увела ее за своей лошадью, они шли через колючий лес, затем по какой-то пустыне, Гвен не помнила, сколько они шли, но помнила башню. Эта башня вырастала из мертвой пустой земли и прямой черной стрелой возвышалась до самого неба. Она была так черна, словно съедала каждый луч солнца, случайно упавший на нее. Внутри нее, казалось, были одни ступени...но лучше бы они вечно поднимались по ним, чем наконец добрались до самой высокой площадки. Там Моргана захлопнула дверь. И начался ад. Гвен казалось тогда, что она потеряет рассудок. Пожалуй, она его там и потеряла... Там было темнее, чем в самом глубоком подвале. Там было тихо, как в могиле. И от того еще страшнее было, когда вдруг раздавались шаги, уходившие в никуда и никому не принадлежавшие. А потом стали приходить призраки... Никто из них не желал ей добра, но являлся к ней в виде людей, ей дорогих. Там был Мерлин, их добрый милый Мерлин, который скалился и нападал на нее, она убегала и вжималась в стену, но призрак пропадал. Там был Элиан, не собиравшийся помогать ей справиться со страхом, он лишь хохотал, а его неживые глаза ярко белели в темноте. Там был Артур, чей жестокий хохот заставлял замереть сердце. Там был даже ее сын, точнее, его темная копия. Этот мальчишка глядел на нее с ненавистью и кричал ей в уши, что она убила его. Она просила у него прощения, но он ее не слышал. А когда она готова была умереть, призраки просто уходили, оставляя ее рыдать на полу, зажимая уши руками, и все равно слышать пробирающийся под кожу звук падающих откуда-то с потолка противных черных капель. Она кричала, чтобы ничего не слышать. Она визжала и вопила, пока не сорвала голос. Пока не потеряла вовсе надежду или вообще понимание того, где она, как движется время, что реально, а что нет, и почему ей так плохо. Страх леденил кровь, ей было постоянно холодно, глаза слепли от темноты, а память больше ничего не хотела помнить. И всем, что оставалось в том сумасшедшем мире нормальным, была Моргана. Это Моргана вытаскивала ее из той комнаты, давала еды и позволяла слушать нормальный человеческий голос, найти опору. Жрица рассказывала о своих собственных страданиях в плену у Саррума и, казалось, так искренне сочувствовала ей, что Гвен... Боже... Гвен вспомнила все. Она помнила, как погиб Элиан, ворвавшись в ее темницу и сразившись с заколдованным мечом. Она помнила, как держала его за руку и смотрела последний раз в глаза брата, которого так давно ждала и так поздно вновь обрела. Ее храбрый шалопай-братишка умер у нее на руках, и это сомкнуло тьму над ее головой, не пустив туда больше никого. Она помнила, как возненавидела влетевшего в темницу вторым Артура, а за ним Мерлина, Гвейна, Персиваля, Леона и других... Как, вернувшись в Камелот, видеть не могла своих служанок, рыцарей, друзей. Ей казалось, что это они, все они, и прежде всего ее муж, виноваты в смерти ее любимого брата. Она покинула темную башню тогда, но холод унесла с собой. В знакомой постели в объятьях мужа ей все было холодно. Ее тело заледенело, и только ненависть пылала ярким пожаром. Именно она заставила ее творить все, что она творила... Когда они приехали домой, Мерлин засуетился, предлагая нагреть ванную или принести теплого вина с медом, но Гвен ничего не ответила, и Артур, кажется, тоже просто сказал слуге идти отдыхать. Гвиневра подошла к кровати, и в голове тут же возник образ бледного мужа, умирающего от яда, который она же ему и подсыпала. И в ней что-то сломалось. Маска сдержанности, надетая у самого озера, треснула. В глазах отразились ужас и сожаление, на щеки скользнуло что-то мокрое. В горле встал комок, и она не знала, что сделать, чтобы убрать его. Да и надо ли? За все, что она сделала, с нее ведь ничего не потребуют...значит, она заплатит хотя бы слезами. Она едва заметила шаги мужа. Он был уже без кольчуги, в домашней красной рубахе. Она почувствовала, как его руки мягко развязывают ленты на ее спине и стягивают платье с плеч. Она позволила ему спустить рукава с ее рук и, всхлипывая, смотрела, как он опускается на колени, потянув мокрое и грязное платье на пол. Гвен осталась в нижней сорочке. Ей стало холодно, но она ничего не говорила, просто беспомощно глядя на мужа. Король мягко взял ее на руки и посадил на кровать, закутав в их огромное красное одеяло. Запер дверь, вернулся к кровати и сел рядом. Уже очень скоро королева оказалась в кольце его рук, глядя на мир из-под его головы. Здесь ей наконец-то стало тепло. - Я... - тихо зашептала она. - Я не выдержала... Я не смогла. Я должна была держаться до вашего прихода... А я...а я сдалась... Я не хотела, я не хотела ей верить, я не знаю, почему... - Там было страшно? - вдруг спросил Артур. Гвен кивнула, смотря в никуда. - Там...я не смогу рассказать...мне было темно, холодно...и страшно. Я потерялась во времени, мне казалось, я там уже тысячу лет, и за мной никто не пришел. Мне казалось,...что так везде, что мир тоже темный и холодный, что везде чудовища, что мне нигде не хотят добра... Моргана была просто самым нормальным и реальным там... Я не оправдываюсь! Я должна была держать себя в руках, я не должна была сходить с ума... Это не оправдывает того, что я сделала, я знаю... - Прекрати, - перебил ее муж. - Это была не ты. Ты была заколдована, это все была магия. - Нет! - сдавленно воскликнула Гвиневра. - Это была я, я помню, я...я все помню! Я помню, как убила Тира, я помню, как гасло сознание в его глазах. Я убила человека! Ты же помнишь, как это в первый раз... Но я не хотела его убивать, боги, это последний человек, которого можно было бы захотеть убить. А Мерлин! Мы с Морганой, мы чуть не убили и его! Слава небу, он выжил... А ты? Артур, я трижды тебя чуть не убила! - Но ведь я не умер. - Но мог умереть! Я подстроила тогда нападение, я перерезала ремни на твоем седле и преспокойно подставила Тира! Боже, я сговорилась с Саррумом, чтобы тебя подстрелили, какое провидение принесло на тот балкон Мерлина с тем беднягой, что умер, сражаясь с наемником? А яд, господи, яд, мы же специально выбрали самый медленный и болезненный, какой только можно найти в Камелоте, боже... - Гвен. Артур очень редко называл ее по краткому имени, настолько редко, что эти случаи можно было бы пересчитать по пальцам одной руки. Королева не знала, почему ему так нравилось выговаривать длинное имя, но, в любом случае, это оставалось его привилегией. Для всех остальных она всегда была Гвен - простая и добрая, безобидная девчушка, просто дочка кузнеца. Но для своего короля она всегда была Гвиневрой, она была больше, чем думала о себе, она была тем, что увидел в ней он. Именно поэтому сейчас краткое имя, произнесенное его голосом, резко прекратило ее истерику. - Сейчас все хорошо, - твердо сказал Артур, прямо глядя ей в глаза, не позволяя отвести взгляд. - Саррум бы и без тебя придумал, как устранить меня и захватить власть. А тот мальчишка...ты сама мне всегда говорила, что это выбор каждого - отдать жизнь за нас. Мерлин жив и здоров, ему все эти приключения, кажется, только на пользу пошли - он в таверну пока ни разу не смылся, ходит за мной хвостиком. И я тоже жив и здоров, с ядом вы прогадали, девочки, зверя рыкающего точно не переплюнули. Он улыбался. Он шутил. Но она же помнила... - Но я...я помню, как наслаждалась этим... Мне было так холодно, что я могла только ненавидеть. Я всех вас ненавидела так, что готова была убить. Я смотрела, как ты умирал, и радовалась! Я просто ждала, когда мне достанется корона, это же...немыслимо! Это просто отвратительно, как я могла... Неважно, что мной руководило, как я могла опуститься до такого, как я могла сделать это со всеми вами... - Гвен, помнишь, - она даже вздрогнула от этого имени. Ведь так ее называла Моргана, а все эти два месяца она, казалось, только ее голос по-настоящему и слышала. - Помнишь, за год до предательства Морганы мой отец как бы...сошел с ума? Ему мерещились призраки убитых, даже мамы. Как раз тогда Моргауза и Сенред попытались взять Камелот. - И что? - недоуменно спросила королева, вытерев глаза, потому что ресницы от слез слипались. - Отца тогда заколдовали тем же средством, что и тебя. Он сходил с ума. Видел призраков. - Хочешь, чтобы я сравнивала себя с Утером? - Почему нет? Ты ведь продержалась дольше него. Ты была очень сильной. Ты ни в чем не виновата, ты сделала все, что могла, гораздо больше, чем кто-то из нас посмел бы требовать от тебя. Воспоминания никуда не ушли. И кровь с ее рук никуда не исчезла. И тот мальчишка с конюхом Тиром никогда не воскреснут. Но отчего-то стало чуть легче дышать. Словно подул могучий ветер, намереваясь прогнать всю тьму и холод. Это была не она, это была Моргана. Ей стоит теперь повторять это, как молитву, чтобы прийти в себя. Это была не она. Это была Моргана. - Ты как? - спросил король. - Лучше, - ответила королева. Шмыгнула носом, ткнувшись снова ему в плечо. - Только не называй меня больше Гвен. *** Что ж, с одной стороны это было даже закономерно. Однажды ведь Мерлину уже приходилось иметь дело с заколдованным Ши Артуром. Стоило ожидать, что когда-нибудь ему придется повстречаться с заколдованной Гвен. Вот только он не ожидал. И уж точно не представлял, что это будет настолько жутко. Гвен, спокойно расхаживающая по замку и без помех прокладывающая Моргане дорогу к трону Камелота, вызывала слишком сильное ощущение дежавю. Когда-то ведь сама Моргана была таким затесавшимся в их ряды предателем, использовавшим любые случайности, чтобы убрать старших Пендрагонов с пути к короне. А теперь жрица вернула себе старую верную подругу...поработив и извратив ее волю. И плюс ко всему, они понесли очередные тяжелые потери... Конечно, весь отряд рыцарей, отправившихся на спасение королевы к Темной башне, был твердо намерен идти до конца, но Элиан рвался впереди всех, порой обгоняя взбешенного от волнения Артура. И Элиан обогнал его в самый последний раз, тогда, в башне. Дух Непроходимого леса, который помог Мерлину найти дорогу и провести друзей, предупредил его, что один из их отряда не вернется. Мерлин счел это очередной опасностью для Артура, но в итоге защищать нужно было не его. Гаюс сказал, что все правильно: ведь если бы Элиан не бросился вперед, не слушая друзей, от заколдованного меча мог бы погибнуть Артур, но Мерлину от этого легче не стало. Ведь путей могло быть множество...а он занял свою позицию, определив тот единственный путь, что вел к смерти их друга. Гвен оплакала брата, сняла траурное платье и стала возвращаться к жизни, чаще улыбаясь и смеясь. Скоро она уже, казалось, была прежней, как вдруг начались все эти странные события... На свою годовщину королевская чета отправилась на пикник, но напоролась на ловушку, в которой король умудрился не свернуть шею, падая с коня, и (конечно, с маленькой помощью Мерлина) выжить в схватке с из ниоткуда взявшимися разбойниками. Подозрения пали на конюха Тира - милейшего человека, знакомого Артуру еще с детства. И вообще Мерлин еще помнил, как ворчал другу, что, мол, тот обращается с конюхом лучше, чем со своим личным слугой. А Тир был приговорен к казни... Эмрис не смог с этим смириться и разговорил беднягу, узнав, что его просто запугали. Но Артур не успел прийти к заключенному - Тира убили. Виновного след простыл, а тем же вечером король слег в постель со смертельным ядом. И после многих найденных доказательств у Мерлина и Гаюса больше не осталось сомнений, что Гвен как-то изменилась в Темной башне, когда королева не нашла ничего лучше, чем обвинить в отравлении мужа его слугу. Народ запаниковал, прослышав о болезни монарха, Мерлин даже слышал, что рыцари поговаривали о том, что скоро им придется присягать на верность правящей королеве. Маг и не сомневался, что в том была конечная цель темной Гвиневры, а точнее - Морганы. Гаюс смог передать ученику зелье старости, и, повеселившись немного, обругав повариху и стражников, Эмрис добрался до знакомых покоев, где тысячу раз пожалел, что не сможет привести сюда Пенелопу. Потом напомнил себе, что вообще-то это он самый могущественный маг из когда-либо живших, и применил все свое искусство, напряг всю магию, заставив ее сиять нужным светом и гореть с нужным теплом. Все для того, чтобы исцеленный Артур перевернулся на бок и захрапел. Мерлин не знал, чего в тот момент хочет больше: придушить друга самолично или все-таки расхохотаться от радости и облегчения, вытирая уже успевшие набежать от страха и отчаяния слезы. Кажется, мужу Гвен объяснила свой поступок обманным маневром, якобы чтобы выманить настоящего убийцу. И конечно же, Артур ей поверил. Он всегда верил в своих близких, и это никогда не приносило ему ничего хорошего. Зато как только Мерлина по его приказу освободили, и маг пришел в покои короля, тот даже искренне попросил прощения за то, что случилось, пока он валялся больным. Мерлин съязвил бы что-нибудь насчет улучшившихся манер и прочего, если бы только не был занят своими тревогами. На этом все не закончилось. Потому что в середине июня произошел грандиозный момент: Амат, последнее королевство, еще не состоявшее в союзе с другими, наконец дал согласие на переговоры. Это был последний шаг к почти готовому Альбиону. Саррум вместе со своими рыцарями приехал в Камелот и пробыл там несколько дней, развлекаясь пиром, тренировками с камелотскими воинами, рассказами о том, как он два года держал Моргану вместе с Айтузой в темноте и тесноте колодца, и Заседаниями, потому что он, пожалуй, единственный из правителей Альбиона не доверял ничего советникам. И за эти несколько дней договор был подготовлен, уже все собрались в Тронном Зале, чтобы подписать документ о союзе...как вылетела стрела. Теперь, когда Гвиневра вернулась к себе прежней, они уже знали, что стрела предназначалась Артуру, и убийство это было подготовлено Саррумом с легкой руки королевы Камелота. Но тогда, разглядев одежду и оружие наемника, которого убил Мерлин, все заподозрили предательство этим наемником его короля. Тело Саррума отправили в Амат его сыну и наследнику, нынешнему королю Амата, Дрианту. Молодой новоиспеченный король, в гневе и скорби однако не стал делать глупых решений. Он не объявил войну Камелоту, так как вся его армия признала в наемнике давно им знакомого человека, никак раньше не связанного с Камелотом. А скорее всего, просто в Дрианте было меньше спеси, чем в его покойном отце, и он правильно смотрел на карту - куда выгоднее было вступить в формировавшийся громадный союз, чем почувствовать на себе его мощь. Поэтому Дриант просто пообещал прислать своих послов через пару недель. А Мерлин, которого на время всей суеты из замка выманил мальчишка, притворившийся ради денег друидом, оказался отравлен Морганой, а потом вылечен этим самым мальчишкой, в котором проснулась совесть, да настолько, что тот погиб, сражаясь с наемным стрелком. Именно из-за этого мальчишки стрела попала в Саррума, а не в Артура. Мальчишка умер, и Мерлин решил, что пора положить конец истории с темной королевой. Чтобы вернуть Гвен, пришлось напоить ее сонным зельем и отправиться к священному озеру далеко в горах. По пути Мерлин и Артур чуть не умерли, но их спас пошедший за ними следом...Мордред. Артур был рад и горд, а вот Мерлин скрипел зубами в очередной раз. - Ты ведь не доверяешь мне, верно, Мерлин? - спросил тогда его друид, когда король отошел от их маленького костра. Эмрис иронично усмехнулся. - Я верю, что ты...хороший рыцарь. - Но не тот, кому можно доверять? - Мордред не отрывал от него взгляда, будто ввинчиваясь все глубже. - Все нормально. Я знаю, что как бы ты ни поступал, ты делаешь это в лучших интересах короля. Я только хотел бы, чтобы ты верил, что я тоже делаю все в его интересах. Когда-нибудь...я докажу тебе и королю свою верность. Тогда, я надеюсь, мы станем друзьями. - Не мог бы желать большего, - искренне признал Мерлин. Ведь так было бы гораздо легче...наверное. Конечно же, Моргана не собиралась позволять им добраться до озера. Над ущельем стала носиться Айтуза, плюясь огнем. Мерлин и Мордред заставили Артура добираться до озера одному, и Эмрис приказал драконихе улететь. Моргана появилась почти тут же и магией швырнула камелотцев на камни. Мордред потерял сознание, а Мерлин… Мерлин оставил все как есть и побежал к Артуру. О чем он думал в тот момент? Чтобы друид и жрица не успели добраться до озера прежде, чем друзья успеют вернуть королеву. Мордред не был в его понимании беззащитным мальчиком. Его совесть молчала. А голова была занята совсем другими мыслями, поэтому попытка короля вернуться на помощь рыцарю вызвала только раздражение. Только вот Мордред вернулся и сделал это как раз в тот момент, когда Мерлин ушел в пещеры для преображения, сказав другу, заметившему одежду в его сумках, что колдунья этого озера любит, когда ей платят одеждой, ибо до портного ей, разумеется, не добраться. Для возвращения Гвен требовалась магия, на которую его венценосный друг с трудом согласился, так что теперь не из забавы, а из необходимости пришлось попросить Пенелопу сшить что-нибудь, что бы могла носить спятившая одинокая древняя колдунья (идея переодеться в женщину принадлежала, конечно, Гаюсу и его несравненным моментам импровизации). Пуффендуй предоставила другу кошмарный наряд и со всей ответственностью расписала тонкости. В итоге перед доблестными рыцарями предстала Долма, хранительница священного Котлована Арианрода, во всем своем старушечьем величии, со всем обаянием, которое Мерлин смог сыграть. И он честно считал, что в его Долму мог бы спокойно влюбиться какой-нибудь приличный дедушка, ну, разве что, если ее переодеть... В любом случае, он старался, как мог, и все равно каким-то образом Артур стал разглядывать его глаза и говорить, что его лицо ему знакомо. Мерлин подавил вселенское раздражение. Главное, когда он колдует за спиной короля - тот даже и не думает ни о чем узнать. Но стоит Мерлину вырядиться, как гоблин после попойки, изменить голос до какой-нибудь шестнадцатилетней девицы, и зашагать, двигая бедрами, как этот осел мгновенно найдет в его лице знакомые черты и начнет что-то подозревать! Уму непостижимо! Впрочем, все в итоге удалось. Очнувшаяся Гвен вырывалась из рук мужа, кричала о своей ненависти к нему и о своем обмане, не желая ничего признавать и вспоминать, но потом, к счастью, Артур нашел нужные слова. И Гвиневра, словно оглушенная, добровольно зашла в озеро, чтобы Мерлин...точнее, Долма, прочитала заклинание, и священное озеро вытащило маленькую частицу настоящей Гвен, которая еще продолжала любить всех, кто стоял на берегу. Королева вернулась к ним, затея удалась. - Я перед тобой в огромном долгу. Мы оба, - признал Артур, когда все закончилось. - Есть ли что-то, что я могу сделать взамен? Возможно, новое платье? - Артур! - возмущенно встрепенулась Гвиневра, стоявшая в объятьях мужа. - Она любит одежду, - доверительно пояснил ей король, повторив объяснение Мерлина. Тот порадовался, что уже улыбался, потому что смех в данный момент был бы странен. - Есть кое-что, - сказал Мерлин. Нет, Долма. - Назови это. - Не забывай, что спасло твою королеву. Магия и колдовство. Однажды он уже просил Артура об этом в обличье Драгуна, в роковой день смерти Утера. Тогда все пошло прахом. Возможно, в этот раз выйдет лучше... - И из-за них же она была околдована, - возразил король. - Нет зла в колдовстве. Только в сердцах людей, - заметила Долма. - Моя просьба - помнить это. - Даю тебе слово, - пообещал друг, и Мерлин почувствовал себя счастливейшим на свете. Правда, за своим счастьем Артур умудрился забыть, что Мерлин якобы в заложниках у Долмы. Видимо, он так привык, что слуга прячется где-то рядом, стоит за спиной или ждет у лошадей, что не вспомнилось, что на этот раз Мерлин где-то еще. Эмрис позволил себе отвести душу, наговорив ничего не понимающему другу о том, как он должен ценить своего слугу и как многим ему обязан. Ответом ему было совершенно не впечатленное лицо. Конечно, король ведь не знал и половины того, что творилось вокруг него. Но хотя бы сегодня, хотя бы так, хотя бы от лица Долмы Мерлин повеселился. - Как ты спасся от Морганы? - спросил он у Мордреда наигранно участливым тоном, когда они уже ехали домой. Рыцарь скосил на него взгляд. - Она любит разговаривать. На свое несчастье. Я застал ее врасплох. Мерлин промолчал в ответ. Ну да, будто бы он ему поверил. - Артуру повезло, - сказал Мордред, пытаясь разбить неловкость тишины. - Не только из-за Гвен. У него есть ты. Мерлин не был настроен на разговоры по душам с этим человеком, а кроме того, он не был бы Мерлином, если бы не проворчал в ответ: - Он довольно быстро найдет себе кого-то еще для домашних дел. - Это сложно так назвать, - качнул головой друид и взглянул в лицо спутника внимательней. - Это ведь была твоя магия? Не бойся, я не выдам твой секрет. Я восхищаюсь тобой. Это должно быть нелегко - делать так много и не получать в награду ничего. - Я не ищу награды, - холодно и более резко, чем следовало бы, отрезал Мерлин. - Тогда признание. - Мои друзья в безопасности и в порядке - это все, что мне нужно. - Вот видишь, Мерлин, у нас все-таки есть что-то общее. - Юный рыцарь улыбнулся, глядя на встающие за деревьями башни родного замка. - Будущее Камелота. *** Июль с самых первых дней выдался солнечным, ярким и теплым. Как будто этого было мало, в город еще и приехала ярмарка, так что народ все чаще улыбался и радовался жизни. Слизерин тоже не преминул сходить пару раз на базар, чтобы купить кое-что для дома и для птиц, не удержаться купить новые сапоги и по старой памяти пройти мимо какого-нибудь сказочника. По дороге его успела облаять чья-то собака, а девушка, вытряхивавшая белье - случайно испачкать ему рубашку. Так что он решил, что на этом его поход в люди можно считать оконченным, и вернулся домой, чтобы поскорее переодеть рубашку и магией отстирать прежнюю. В дом он зашел так, будто за ним кто-то следил - украдкой. Но это все равно не спасло его от неминуемого: Пенелопа, как назло именно в этот момент стоявшая у окна, заулыбалась и помахала ему рукой. Сэл только вздохнул. Ну как после этого развернуться и уйти? И он поплелся в дом друга. Годрик, сменяя патрули, зашел ненадолго домой, так что оба супруга были дома. Пуффендуй оставила мужчин с сыновьями, а сама пошла на кухню. И Слизерин уже был готов к долгому времяпровождению, наполненному разговорами о детях... - Ты не представляешь, как это странно, - негромко сказал Гриффиндор, завороженно глядя на своих детей и держа их крохотные пяточки в своих ладонях. - Я когда прикладывал руки к животу Пен, ребята мне в ладони толкались. Я прям чувствовал, да и видно было, живот ходуном ходил. А сейчас я могу держать эти ножки в своих руках... - Годрик, - позвал Сэл. - Ты же знаешь, что твоим детям уже четыре месяца, да? - В смысле? - В смысле, что уже прошли все сроки. Все уже, восторги закончились. У тебя родились сыновья. И что? Чего ты светишься, как запасное солнце? Годрик как-то очень глубокомысленно усмехнулся и заулыбался, рассматривая ножки сыновей в своих ладонях. Слизерину не понравилась эта усмешка на лице его вечно легкомысленного и беспечного друга. - Ты не понимаешь. - Да, не понимаю! Может, хватит делать вид, будто рождение детей несет хоть что-то, кроме неприятностей? Как скоро вам придется круглосуточно закрывать окна из-за детской магии? А сколько бессонных ночей провела Пенелопа, потому что мелким пришло в голову поорать? А сколько вкусной еды она не может есть только потому, что она еще не пригодна для младенцев? Я что, один вижу в детях только источник проблем? Что вы получаете взамен на все? - Посмотри, - с не сходящей насмешливой улыбкой сказал Годрик. Салазар непонимающе нахмурился. Друг кивнул головой на детей, маг перевел взгляд: оба мальчика широко улыбались, глядя на них. Годрик мягко коснулся их носиков, и к его руке взлетели маленькие ладошки. Отец аккуратно подхватил обе, слегка потрясывая и наблюдая, как эти ладошки пытаются ухватить его за пальцы. - Вот это. Этого достаточно. Слизерин с чувством фыркнул. Он бы назвал это помешательством. Ему было откровенно жаль подругу, потому что Пен выглядела, на его взгляд, гораздо хуже, чем до родов. Она была вечно лохматая, всегда по-домашнему одета и чем-то запачкана, с мешками под глазами, заспанная и жутко усталая. А еще...сначала он думал, что ему показалось, но нет: Пуффендуй немножко пополнела после рождения близнецов. Хоть она оставалась довольно аккуратной да и милой на лицо, теперь ее пухлую фигуру можно было вполне назвать слегка полненькой. Только Годрик, казалось, этого даже не заметил. Однажды Салазар попал на один их разговор. Пенелопа разглядывала себя в зеркале, и уголки ее рта расстроенно опускались. - Я стала совсем толстой, - жалобно пробормотала она. - Гаюс говорил, что из-за родов многие женщины полнеют, но... Проходивший мимо Годрик направлялся в хлев к бочке с водой, потому что его рубашка была только что испачкана естественной потребностью одного из сыновей. Услышав слова жены, рыцарь обернулся и весело поморщился. - Не выдумывай! Ничего ты не пополнела, ты красавица, Пенни. - То есть, - еще более расстроенно заявила Пенелопа, иронично вздернув брови, - ты так мало обращаешь на меня внимания, что даже не заметил, что я пополнела? Гриффиндор завис. - Э-э...но я же не это...я же сказал, что ты красивая. - Но я пополнела. - Разве? - Вот видишь! Почему ты этого не видишь? Годрик откровенно озадаченно окинул жену взглядом с ног до головы, взлохматив волосы. - Смею предположить, что, может быть, потому, что люблю не внешность, а душу?.. Салазар и Пенелопа вместе прыснули. - Давай рубаху, я постираю, - протянула руку Пуффендуй. Нет, Сэл не был ослеплен этими восторгами. Он был рад за друзей - но счастья их не разделял. Дети приносили радость, по его мнению, только уже будучи взрослыми, когда родитель мог гордиться успехами своего ребенка и хвастаться этим перед соседями. А не тогда, когда весь пол и каждая мягкая поверхность грязные из-за них так, что присесть негде. Домой он, таким образом, пришел позже, чем рассчитывал, и более уставшим. Он проверил перепелок, разложил по местам покупки, сел ужинать и уже потягивал из кубка вино, наблюдая за ярким летним закатом за окном, как в дверь постучали. Обычным образом. Сэл оставил кубок, пошел к двери и открыл, тут же замерев от неожиданности. - Здравствуй, - сказала Коринн. Воспользовавшись его первым шоком, она закрыла за собой дверь и чуть опустила тряпки со свертка, который держала в руках. Под тряпками оказался ребенок. - Я знаю, что ты владеешь магией. А это твой сын, который ее унаследовал. * - название 5×09, события которой описываются в главе