Огни Камелота

По приказу королевы город оделся в черное. Все алые стяги были спущены, и вместо них на замке развевались траурные полотна, а к дворцовой площади стекались горожане в черных плащах, похожие на понурых ворон, потому что глашатаи объявили, что сегодня - на третий день после гибели короля - состоится прощальная церемония. Там же собирались и придворные: медленно подтягивались советники; прикрывая бледные лица, появлялись дамы в сопровождении слуг; выстраивались рыцари, кто не был прикован к кровати, потому что даже раненые воины, кто мог ходить, желали проститься с королем. У всех на лицах была тяжелая печать торжественности. Даже небо повисло над площадью беспросветной серой хмарью. - Затяни потуже, - велела Гвиневра служанке, наблюдая из окна за приготовлениями на площади. Девушка не возразила и послушно затянула шнурки на спине платья. Обычно она не затягивала так, потому что это напрягало, но сейчас было чем туже, тем лучше. Чем туже будет затянута ее броня, тем меньше шанс, что Гвен развалится на части перед всеми, кто сейчас будет смотреть на нее. Чем дальше она сможет затолкать свою боль, тем дольше сможет продержаться. Там, снаружи, слишком много людей, которым она нужна. А значит ее горе должно остаться за порогом этой комнаты. Королева провела пальцами по угольно-черной ткани, вспоминая, как еще пару лет назад швея принесла ей это платье, сказав, что траур ее ждет в любом случае. Как не хотелось ей его видеть, как старательно она его прятала в гардеробе...и вот стояла теперь в нем перед зеркалом. Платье было абсолютно черным, даже свободный шелковый пояс на бедрах почти не было видно из-за цвета. Вырез строже, чем у любых других ее платьев, и длинные широкие рукава, прятавшие ладони и спускавшиеся далеко вниз. Служанка, закончив с завязками, подняла руки, чтобы соорудить какую-нибудь прическу, но королева остановила ее и сама собрала вьющиеся волосы в старый добрый небрежный пучок, с которым ходила, будучи служанкой. Затем кинула последний равнодушный взгляд в зеркало и, кивнув уставшему отражению, подобрала юбку, сделала знак служанке следовать за ней, направляясь в коридоры. Бесчисленные коридоры, как их много...почему раньше ее это не заботило? Сейчас каждый тянулся назойливо долго, даже при том, что шла она быстро. По дороге она отдала распоряжения о поминальном пире, о приеме прибывших гостей, о траурной раздаче золота, и в конце концов впереди забрезжил серый свет дня, мягко ступавший во дворец через открытые настежь главные двери. Снаружи виднелась толпа. Королева притормозила, взявшись за перила лестницы и глядя на площадь. - М-м...Ваше Величество? - робко позвала служанка. Гвен кинула на нее взгляд. Опустила голову. - Костер готов? - спросила она, рассеянно кивая последним придворным, выходившим мимо нее наружу. - Да, миледи, сэр Борс доложил пару минут назад, что все готово. - Борс? А где Леон? - Сэр Леон в Оружейной. - Ясно... Леон мог послать кого-то из младших - кто угодно бы нашел в Оружейной старые мечи короля. Но, видимо, ему было это нужно. - Наши гости уже все там? - вновь спросила Гвиневра. - Простите, миледи, не знаю... - Хорошо... Гвен еще немного постояла, а потом заставила себя выпрямить и так прямую спину и выйти из дворца. Она кожей почувствовала тысячи взглядов, тут же впившихся в нее. К счастью, каменная маска была ей давно знакома, вот только сейчас ее было отчего-то до боли трудно натягивать. Поутихли разговоры, и в звенящей тишине теперь были слышны только шорох платья королевы, семенящие шаги ее служанки и заунывный плач женщин в толпе крестьян. Придворные, почтительно кланяясь, расступались, давая дорогу Гвен, но она не смотрела на них, только кивала, не глядя. Наконец перед ней вырос заложенный, но еще не зажженный костер, за которым на почтительном расстоянии толпились горожане. Королева встала недалеко от костра. - Меч, - хрипловато приказала она. Сэр Борс, мрачный и потерянный, склонил голову и прошел ко дворцу, намереваясь найти Леона. Тот все еще не появился. Гвиневра обвела взглядом людей. Рыцари стояли, молчаливо опустив головы, кто-то даже прятал глаза за челкой. В их числе был и Годрик - чуть поодаль, словно не желая попадаться кому-нибудь на глаза. Маг выглядел лет на десять старше, он неотрывно смотрел на костер и молча обнимал жену, которая то и дело вытирала глаза. Рядом стоял громадной мрачной фигурой Теодор, сжав руки за спиной. Гаюс стоял один, постаревший и какой-то больной. Гвен впервые увидела, сколько ему лет, и испугалась. Старик сутулился, сжав руки на животе и щурился, глядя на костер. Поймав взгляд королевы, он молча покачал головой. Гвиневра просила его сказать Мерлину о похоронах, но волшебника здесь не было. Впрочем, зачем ему это? Он, в отличие от них всех, провожал лодку с телом короля, ему незачем стоять здесь и ждать церемониала, который все равно ничем не поможет. Наверняка, он сейчас прятался в своей каморке, совсем один... Кандида стояла неподалеку, затянутая по самое горло в теплое строгое платье и черную мантию. Гвен сделала ей знак, и Когтевран подошла к ней. Северная королева была, пожалуй, первая, кто за эти дни посмотрел ей прямо в глаза - без страха увидеть слезы, без любопытства, без жалости. В пронзительных серых глазах было лишь участие. Может быть, уважение. - Думаю, я должна сказать "спасибо", - негромко сказала Гвиневра, глядя на замок в ожидании Борса и Леона. - Вы отлично справлялись, пока я...пока меня не было. - Я сочла это своим долгом, дорогая, - так же негромко ответила Кандида. - И я обещаю вам, если впредь моя помощь все еще будет нужна, я почту за честь остаться при вашем дворе. "Вашем" дворе. Теперь это только ее двор. В голове снова всплыл пустой второй трон, дожидавшийся ее в Тронном Зале. Губы дернулись в попытке улыбнуться, но у них не получилось, и Гвен только крепко сжала руку Когтевран. - Благодарю вас, - тихо ответила она. Кандида склонила голову и медленно вернулась на свое место. Наконец показались посланные в Оружейную рыцари - Борс нес алую мантию с вышитым драконом, а Леон, потрепанный и словно побитый, шел за ним, неся меч. Среди горожан раздались новые вздохи, с новой силой запричитали старухи. Молчаливая процессия дошла до костра. Борс сложил мантию так, чтобы было соразмерно мечу, и положил на костер. Потом взял клинок у Леона, быстро сжав его руку, и положил поверх мантии, словно в лужу крови. Затем оба, склонив головы, отступили к рядам товарищей. - Ваше Величество, - еле услышала Гвиневра голос у себя над ухом. - Ваше Величество, факел. Служанка протянула ей факел, и королева взяла его, сжав в ладонях. Но подойдя к костру, остановилась, словно что-то пригвоздило ее к земле. И она даже не могла понять, что - ведь это не единственная мантия Артура, еще с две дюжины таких же висели сейчас высоко в замке, в их спальне, а парочка была все еще в стирке, потому что Мерлин про них забыл. Да и нужно ли было их уже стирать - ведь некому... И мечу ничего не сделается, это просто ритуал очищения огнем, а после он будет переплавлен, да и это даже не Экскалибур, это просто один из старых мечей. Но она стояла и не могла заставить себя бросить факел. Наверное, потому что у нее ничего теперь не было, кроме этих мантий и этих мечей - тело от нее унесла вода, а ей теперь нужно было сжечь одну из немногих оставшихся частичек Его. Глаза заволокла пелена, и Гвен судорожно сморгнула ее, беря себя в руки. Сжав покрепче факел, она наконец бросила его в костер. Едва слышный ноябрьский ветерок подхватил пламя, и оно багряными дорожками разбежалось по поленьям. Спустя пару минут костер пылал. Когда занялась алая мантия, Гвиневра вздрогнула, сжавшись, словно это ее тело сейчас кусал огонь. Над площадью поднялся дым, и гулко зазвучал плач в толпе горожан. Женщины ревели, причитая, и только редкие мужчины, сами с красными глазами, ругались на них. Отворачивались некоторые придворные, дамы прятали за перчатками глаза и щеки. Но Гвен больше не плакала. Она обхватила себя руками под черной мантией и невольно повернула голову в сторону. Ей вспомнился далекий день, когда вместо всей этой толпы был только один молчаливый Мерлин, а вместо громадного костра - крохотная лодочка с маленьким тельцем Вальтера. Вспомнилось, как слезы давили в горле, как что-то толкало в реку, за лодкой, догнать, забрать, оживить... И рука мужа, мертвой хваткой обвившая ее талию и удержавшая на берегу. Нет, королева не будет плакать. Больше некому вытащить ее из этих слез. Больше некому удержать на краю. У нее теперь были ее друзья и ее народ, но все они сами нуждались в ее поддержке. И она даст им поддержку. Потому что это ее долг, потому что это то, ради чего она осталась жить. А ее собственная боль... Она сама должна с нею справиться, ведь ей с этим жить. Найти этой боли внутри хорошую клетку, запереть на той глубине, с которой она сможет существовать. Всю эту слишком долгую и слишком бессмысленную жизнь... "Присмотри там за нашим сыном. Подождите меня, мои мальчики..." К костру подошел Джеффри Монмута - тоже мрачный, рассеянный и прячущий глаза. Он поднял в руках огромную книгу, в которой только что делал запись, и громким, но сиплым и неуверенным голосом провозгласил. Такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года Артур Пендрагон, сын Утера Пендрагона и Игрейн из рода де Буа, такой-то по счету король Камелота и первый в истории король единого государства Альбион, погибший в сражении за свободу и мир своего королевства, с надлежащими почестями был оплакан народом и упокоен с честью, приличествующей совершенным деяниям. А ведь сегодня был Его день рождения. Гвиневра прикрыла глаза. "Что за прОклятый день... Именно в этот день умерла твоя мать, именно в этот день был смертельно ранен твой отец, а теперь в этот же день горит твой погребальный костер..." Джеффри ушел обратно в толпу, явно считая, что вытер глаза очень незаметно. Церемония была закончена, но мало кто сразу стал расходиться. Гвен было все равно. Она осталась стоять у костра, словно черная ворона, сложившая крылья. Она смотрела на пожиравший поленья огонь и чувствовала, как выгорает что-то очень важное внутри нее самой. - Леди Гвиневра, - услышала она робкий голос. С трудом оторвала взгляд от костра и обернулась. Перед ней стояла Митиан. Она первая подошла из гостей. Женщина, которая могла бы быть теперь на месте Гвен, носить ее траур и плакать ее слезами. А может...может, если бы Артур все же женился тогда на Митиан, все было бы по-другому? И он бы не погиб... Гвен не принимала гостей во дворце - Кандида разместила их по покоям. Принцесса Немета растеряла всю свою уверенную стать: она была бледна, ее красивые глаза слезились, а голос не смог сразу выговорить нужные слова. Да и как найти слова, чтобы описать эту потерю? - Господи, я...я не знаю, как выразить мое сочувствие, оно так глупо и беспомощно. Я не знаю, что сказать... Гвен сжалась от ее взгляда. Сочувствие ранило. Оно напоминало о холоде, который ее окружал. От упреков было бы легче. Королева тряхнула головой. - Не нужно слов, - ответила она. - Я знаю, что Артур был дорог вам. - Он был дорог всем нам, - вставил Аргос, подходя к ним. Король Богорда был похож сейчас на Годрика - такой же повзрослевший, слишком серьезный и с тяжелым взглядом. - Миледи, я не смогу выразить словами мою дружбу с вашим мужем. Я только хочу, чтобы вы знали, что вы во всем можете на меня положиться, что бы ни случилось. Гвен, склонив голову, окинула их взглядом. До свадьбы Аргос не смел прикоснуться к Митиан, по крайней мере, при обществе. Но она стояла за его спиной, так близко, что было понятно, насколько они нуждаются друг в друге, насколько сблизились, и насколько сейчас боятся так же потерять друг друга. - Благодарю, милорд, - кивнула Гвиневра. За ними подошли и другие гости. Здесь были и сам Родор, и Годвин, и уже беременная Елена с мужем, и даже Баярд. Все, кто дорожил дружбой с погибшим так, что приехал на похороны. Все они искренне старались не быть навязчивыми, у всех на лицах отпечаталась боль, но Гвен все равно становилось все хуже от их воспоминаний и сочувствия. Несмотря на это все же она была благодарна им. Последней подошла Аннис. Странная это была встреча - женщина, чьего мужа убил муж второй, пришла к ней выражать свое участие в ее горе. - Что вы намерены теперь делать? - спросила Аннис. Хороший вопрос... - Я закончу дело мужа, - ответила Гвиневра, не отрывая взгляда от костра. - Осталось ведь лишь поставить подписи на завершающем документе. Могу я ждать вас на Шелотском поле? - Не сомневайтесь, я буду там, - твердо заявила старшая королева. - А как вы поступите с моей племянницей? Гвен кинула короткий взгляд на Кандиду, о чем-то тихо говорившую с Годриком. - Ее помощь неоценима. - Но она волшебница. - Леди Аннис. Артур собирался изменить ситуацию с магией еще до... - как же тяжело это слово ложится на язык, как тяжело его произносить. - До смерти. И мне известно, что он успел узнать о тех, кто жил подле нас, скрывая свою магию и помогая нам. И он принял их. - Значит...вы закончите и это дело? - Определенно. Аннис помолчала. Потом сжала руку Гвен, прощаясь. - Мужайтесь, дорогая. Встретимся на Шелотском поле. Когда площадь опустела наполовину, Гвиневра скрылась от служанок и советников, проникнув в сад. Здесь было чуть легче дышать - ведь здесь они с Артуром никогда не гуляли. Отсюда Мерлин притаскивал ей цветы в свое время, здесь они с Пенелопой, бывало, разговаривали, но с Артуром почему-то никогда. Если они хотели на природу, то ехали сразу в лес. Гвен отчего-то так и не собралась спросить почему. А теперь уже никогда не спросит... Так что здесь не было воспоминаний. Здесь была только осень - она заполонила весь сад своей печалью и унынием. Ноябрь украл отсюда все цветы, испачкал все листья на деревьях коричневым и заставил все кусты скрючиться, шурша на ветерке пожухлыми лепестками. Гвиневра присела на искусно вырезанную лавку, запахнувшись в черную мантию и поглубже вдохнула, ощущая каждую иголочку холода, впившуюся в дыхательные пути. Его нет. Даже здесь... Где-то рядом зашуршали шаги. Хотелось с досадой обернуться и прогнать, кто бы там ни был. Что еще им от нее нужно, почему не оставить в покое... Но это была Пенелопа. Она замерла в нескольких шагах, робко глядя на подругу. Зеленые глаза опухли от слез, но смотрели внимательно. И почему-то от этого взгляда не было больно. - Боишься, что я тебя казню? - негромко спросила королева. Пуффендуй неопределенно повела плечами. - Я боюсь, что вы сами себя бы с удовольствием сейчас казнили. Гвен невольно усмехнулась и со вздохом уронила голову в ладони. Рядом поселилось тепло - волшебница присела на скамью. - Я не могу умереть, Пен. Я нужна королевству, - прошептала королева. - Мне очень не вовремя об этом напомнили... - Если только поэтому я все еще могу вас видеть - значит вовремя, - уверенно возразила Пуффендуй, и Гвен слегка удивленно взглянула на нее. Волшебница вздохнула. - Ваше Величество, я знаю, что не заслуживаю вашего прощения. Но я хочу, чтобы вы знали - я все еще готова служить вам до последнего вздоха. И вы все еще нужны мне. Нам. Годрику, Мерлину, леди Кандиде. - А мне нужен Он. Пенелопа ничего не смогла ответить, и Гвен взглянула на небо, слегка проясняющееся к вечеру. - Я всех потеряла, Пенни. У меня никого больше не осталось. Моя мать, мой отец, мои друзья, мой сын, мой брат...мой муж... Они все ушли. - Но все они умерли ради того, ради чего вы сейчас живете. Ради Камелота, ради Альбиона. И немало еще осталось в строю. И мы не оставим вас, мы будем рядом с вами столько, сколько вы позволите. Гвен наконец снова посмотрела на подругу и слабо улыбнулась. Кажется, она злилась еще недавно... Была ошеломлена объемом лжи, которая окружала ее столько лет. Но сейчас ей не хотелось злиться, ссориться, не хотелось отталкивать тех немногих близких людей, которые у нее еще остались. Эта последняя потеря выпотрошила ее до конца, оставив бездонную пустоту, которую никогда не заполнить. Все ссоры, недопонимания, обиды, дрязги казались такими мелкими и ничтожными рядом с этой бездной. Тратить на них бесценное время было бы просто немыслимым абсурдом. В конце концов, они - все, что осталось друг у друга. Они есть Камелот - то, что осталось после Артура. Значит, они обязаны хранить это. Королева развернула мантию, разведя руки, и позволила крепким объятьям себя стиснуть. - Спасибо, - прошептала она на ухо волшебнице. - Спасибо вам всем. От меня и от...от Артура. Он просил передать... - Вы... - Я виделась с ним, с помощью рога Катбадха. Он рассказал мне немного... - Рог Катбадха? Но это же очень опасно! - Не более опасно, чем все то, что вы делали ради нас. И я сделаю все возможное, чтобы твои дети выросли, не скрывая своего дара, уважаемые за него. Когда они отстранились, Пенелопа слабо улыбалась сквозь слезы. Гвен постаралась улыбнуться в ответ, но это было выше ее сил, как и плакать. - Передай, пожалуйста, Годрику, что я хочу с ним поговорить, - сказала королева, прочистив горло. - Это важно. - Да, конечно, - кивнула Пуффендуй. - Но с этого дня...никакой лжи. Никаких тайн, ты поняла меня? - Да, миледи. - Отлично. - Ваше Величество! - из-за деревьев показался церемониймейстр. - Поминальный пир, там уже все собираются... Я могу сказать, что вы больны... - Нет, - качнула головой Гвиневра, поднимаясь. Тугой лиф сдавил грудную клетку на глубоком вдохе. Чем больше вокруг людей, тем лучше. Она высидит весь пир, выдержит все взгляды и слова сочувствия, все мрачные тосты, все, что угодно, чтобы не возвращаться в пустую спальню, не оставаться там одной, наедине с бескрайним отчаянием и болью. - Не нужно, я иду. И, милейший, распорядитесь открыть одни из незанятых покоев на верхних этажах. После пира Гвен собрала отряд слуг и повела их в королевскую спальню. Она указала им на свои вещи и велела перенести в только что открытые покои. - И только посмеете сдвинуть хоть на сантиметр что-нибудь еще - палачи достанут розги, вам ясно? Конечно, она бы не выполнила свою угрозу. Но она так же не знала, что бы сделала, если бы кто-то из слуг действительно случайно задел стул или уронил со стола листок. В любом случае, голос ее звучал достаточно жестко и угрожающе, так что слуги старались чуть ли не летать по покоям под пронзительным взглядом королевы, следившей за каждым их шагом. - Пошли вон, - приказала Гвен, когда все ее вещи были вынесены. Слуг как ветром сдуло. Оставшись одна, она замерла посреди комнаты, слушая тишину и представляя, что вот сейчас раздадутся широкие твердые шаги, откроется дверь, а за ней - Он. Боль сжала грудь, тоска осела горечью на губах. Гвиневра открыла глаза и шагнула к столу. Протянула руку и, не коснувшись, отдернула. Протянула снова и снова не решилась коснуться. Зажмурилась, опуская голову, так, что в темноте под веками заплясали всполохи. Обошла стол и взялась за спинку стула. Сжала так крепко, словно не стул, а плечи того, кто раньше здесь сидел. Раньше... Раньше бы она обняла его со спины, наклоняясь к уху, прошептала бы что-нибудь смешное, поцеловала бы скривившийся от улыбки уголок губ. И было бы тепло-тепло. Пальцы заболели от крепкой хватки, когда она отпустила стул. Аккуратно наклонилась, чтобы взглянуть, что за документ лежал на столе. Письмо Баярда. "С уважением...", "прочел последние формы...", "доволен условиями договора...", "согласен на данный свод...", "надеюсь на скорую встречу на Шелотском поле или же в вашем замке. Признаться, меня пленили банкеты, которые умеет устраивать ваша жена. Боюсь, союзный договор для меня станет поводом бывать на них..." Гвен передернуло. Дружеские вопросы в этом письме теперь смотрели с бумаги в пустую комнату, все ожидая ответа. Ответа, которого никогда не дождутся. Гвиневра отошла от стола, не тронув письма. Оно останется здесь, как след жизни, живой и настоящей. Как доказательство, что здесь жил человек, что он дышал, любил, дружил, писал, читал, мечтал. Что он был здесь, в этой жизни, что у него было имя, которое звучало в этих стенах и еще долго будет греметь над столькими людьми. Гвен подошла к кровати сжала в пальцах одеяло на своей половине, побоявшись перейти середину, чтобы не коснуться пустоты там. Она поправила подушку, чуть затянула шнурки с бахромой на пологе со своей стороны и тоже отошла. Замерла у шкафа, а потом все же дернула дверцу и притянула к себе висевшую ближе всех Его излюбленную красную рубаху. Знакомая до боли ткань легла в ладонь, заставив с новой силой заныть сердце. Гвиневра прижалась лицом к рубахе, вдыхая родной и такой нужный запах. Запах человека, которого уже нет, задержался ненадолго в этом мире только на Его рубашках... Она перебрала все рубашки, что висели там, потом коснулась запасных мантий, которые хранились на полке, а затем захлопнула дверцы шкафа, последний раз обвела взглядом комнату и вылетела в коридор. - Ты принесла ключ? - слегка задыхаясь, спросила она у служанки. Та несмело кивнула. Гвен выдохнула, дрожа всем телом и сжимая руками талию. - Хорошо... Запри дверь. Служанка поколебалась, глядя на королеву, но потом все же вставила ключ в замок и трижды повернула его. Гвен слушала эти звуки, закрыв глаза и сжавшись от боли. - Все, готово, - доложила служанка, похоже, не зная, как вести себя с госпожой, которая явно не в себе. Все. Именно. Она больше не вернется в эти покои. Только не туда, нет. Там будут жить воспоминания, там будет жить счастливая Гвиневра, которой она была. Там на долгие года останется лежать письмо Баярда, обещающее прекрасные банкеты, дружные веселые пиры. Там останется призрак той жизни, которая могла быть, но никогда уже не будет. Эта комната все еще будет верить, что ее хозяева просто ушли по делам, что они скоро вернутся, обнимутся, посмеются, поговорят и лягут спать. И что будут впереди охоты, пирушки, банкеты, дети, смех, красота и счастье... А Гвен эти надежды уже ни к чему. Так что она обжила новые покои. Их выбрали очень удачно - окна здесь смотрели на восток, а потому комнату заполнял свет раньше, чем прежние покои, как раз то, что нужно часто вскакивающей спозаранку королеве. Тем более теперь, когда спать она хотела меньше всего, потому что во снах призраки снова пытались уверить ее, что она счастлива, что все живы, и что она проснется в солнечном Камелоте. А потом она просыпалась в холодной комнате, потому что наступала зима, и к утру морозец скользил по полу. Гриффиндор пришел к ней на следующий же день после похорон. Одного взгляда Гвен хватило, чтобы понять, что ничего уже не будет, как раньше. В Приемный Зал к ней зашел уже не вечно развеселый, по-мальчишески беспечный безалаберный юнец, даром что почти тридцатилетний. Того Годрика уже не было, он сгинул на Камланне. На нем не было кольчуги. Последние дни, пока Гвиневра приходила в себя, всеми военными делами распоряжался Леон по приказу Кандиды и разумно не ставил в патрули и дозоры Гриффиндора, так как королева еще не давала никакого однозначного распоряжения относительно него. И сегодня во дворец Годрик пришел в одежде обычного горожанина - в белой рубахе, коричневой жилетке и потертых штанах. Видеть его без рыцарской формы было слишком непривычно, маг казался лишь тенью самого себя. А может, дело было не в форме. - Ваше Величество, - произнес он, склоняя голову в поклоне, и голос его прозвучал глухо. А потом он медленно поднял глаза, и Гвен стало очень душно, и что-то противно заскребло на душе. Раньше Гриффиндор был источником кипучей энергии, бившей из него фонтаном. Теперь он был абсолютно спокоен, словно старец. Раньше эмоции читались у него на лице, как строки в книге, будь то радость или злость, любовь или горе. Теперь Гвиневра смотрела на него и видела только пустой взгляд карих глаз да уставшие черты за еще оставшимися после Камланна царапинами и ссадинами. Ее пробрала дрожь от того, что на нее смотрел не вечно юный мальчишка, которого она знала уже три года. И дело не в том, что у этого мальчишки оказалась громадная тайна. Нет, просто было что-то в этой застывшей позе, в глубоком темном взгляде, будто знавшем все на свете, в уставших плечах - что-то неподъемно-тяжелое, что добавляло мужчине к его возрасту еще лет десять. А отсутствие солнечной улыбки и вовсе ощущалось, как будто не было половины замка, а оставшиеся развалины продували сквозняки. Гвен даже растерялась. Она не знала, как начать разговор, не знала, как вообще теперь разговаривать с этим новым Годриком. К счастью, он заговорил первым. - Миледи, я благодарен вам за то, что вы помиловали мою жену и позволили ей и нашим детям жить в Камелоте. Что касается меня, то я готов принять любое ваше решение или наказание, какое вы сочтете нужным. Прошу прощения, что не явился сразу. Я собирался, как только очнулся, но в те дни вы были заняты. Он произнес это ровно, без эмоций. Она невольно вскинула брови - с каких это пор Гриффиндор стал тактичным? Гвен медленно спустилась с помоста, остановившись недалеко от рыцаря. Подняла голову. - А может, сначала объяснимся? - предложила она. - Я хочу знать все, о чем мне нужно судить. Годрик вздохнул. Скосил взгляд куда-то к колоннам. - Слушать придется недолго. Важно, что мы все были магами. Я свою магию обнаружил годам к двадцати вследствие...сложной семейной ситуации. До сих пор я не знаю всех своих возможностей, но всегда, когда случалось, использовал магию ради безопасности - вашей и короля. - Например? Рыцарь покачал головой. - Вы даже не вспомните таких случаев. Это для нас за ними стояли целые истории. - И все же. - Всего не расскажешь, миледи. Да и к чему. Все равно всего этого оказалось недостаточно. Королева помолчала. - А остальные? Они тоже маги с рождения? - Да, Ваше Величество. И Мерлин, и Салазар, и Пенелопа, и леди Кандида. Мы знаем свою магию в разной степени, но мы все ее получили вместе с жизнью. Она шагнула ближе, внимательнее вглядываясь ему в глаза. Склонила голову набок. - Почему вы так долго скрывались? - В Камелоте магия каралась смертью, миледи. - Да, потому что мы не видели от магии ничего хорошего. Потому что мы не знали, что магия может быть благой. Неужели вы думали, что если бы мы узнали, что у нас под носом живут пятеро магов, защищая нас, мы бы их тут же на месте казнили? Неужели так необходимо было столько врать? Годрик снова взглянул прямо на нее. - Между магами и людьми еще тридцать лет назад выросла стена из недоверия и страха. Люди привыкли бояться магов, а маги привыкли бояться людей. Даже дружба не могла победить этот страх. - Что ж, теперь Артур мертв из-за этого страха, - коротко выдохнула королева, и рыцарь опустил голову. Тишина звенела в зале. - И перед смертью... - добавила Гвен, - он решил узаконить магию. Гриффиндор прикрыл глаза. А когда вновь открыл - в них наконец было что-то кроме пустоты: благодарность. Королева кивнула, складывая руки на черной юбке. - Еще до Камланна мы планировали произвести изменения в политике Альбиона относительно магии. Мы планировали нейтралитет. Теперь, учитывая все...мы решили вернуть магов из опалы, признав их законными гражданами. Процесс разработки и принятия закона займет некоторое время. Нам потребуется система, которая способна сделать магов равными с остальным народом Альбиона. Я не волшебник, а потому...мне нужна будет помощь. Вся, которая только есть. Она взглянула на него, уже не как королева на вассала, а как женщина на друга. Что-то нестерпимо заныло внутри от того, что прошлого не вернуть. Она не сможет вернуть мужа. Она не сможет вернуть того Годрика, к которому привыкла - шумного, открытого и радостного. Не сможет вернуть то доверие, которое у них было. Но враждовать не было смысла. Да и с кем враждовать? С верным другом? Кому, как не ей, знать, что иногда люди совершают ошибки, как бы потом о них ни жалели? Важно было то, что на нее смотрел человек, которому тоже было больно от смерти их короля. А значит, пришло время рушить эту стену страха и недоверия. Пришло время принять своих друзей такими, какие они есть - магами. "Поблагодари их за меня, - прозвучал рядом голос мужа так отчетливо, словно он и вправду стоял у нее за спиной. - Они все очень много для нас сделали." По телу пробежались мурашки. Рука дернулась к плечу, будто чтобы накрыть Его ладонь. - Могу я рассчитывать на вашу помощь? - спросила она. - Могу я рассчитывать на то, что и впредь вы будете использовать свою магию только на благо Альбиона? Гриффиндор молча глубоко поклонился. - Я клянусь, миледи. Здесь и сейчас я присягаю вам на верность и обещаю служить вам своим мечом и своей магией. Гвен кивнула. А потом несколькими шагами приблизилась к рыцарю, заглядывая ему в глаза уже не как королева, а как друг. - Годрик... - негромко произнесла она. - Ты должен знать... Я благодарна тебе и всей вашей компании...вам всем за все то, что вы делали ради нас. Может, откройся вы нам раньше, все было бы иначе... Но в этом виноваты обе стороны, мы тоже были довольно убедительны в своем противостоянии магии... В любом случае, мне очень жаль, что между нами была эта стена недоверия, мне жаль, что вам приходилось лгать, и я безмерно благодарна за все то, чем ты не хочешь хвастаться. Гриффиндор поморщился, останавливая ее. - Не благодарите меня, миледи, не надо. Это звучит неуместно после похорон. - Но если бы не вы, Артур погиб бы много раньше, и Альбиона бы не было. - Это неважно. - Поблагодарить вас было последнее желание короля, - сказала Гвен, и Годрик недоуменно уставился на нее. - Я разговаривала с ним, с помощью рога Катбадха. Артур просил меня передать тебе, что он все еще считает тебя своим другом. Он просил сказать, что очень благодарен тебе и горд тем, что знал тебя. Рыцарь в волнении слушал ее, и ей даже стало легче, когда хоть какие-то чувства появились на его лице. Но это не был прежний поток эмоций, это были легкие круги, всколыхнувшие тихую заводь. Маг на мгновение закусил губу, потом мотнул головой, прикрыв глаза, открыл их и тихо попросил: - Могу я идти, Ваше Величество? Гвиневра снова попыталась улыбнуться, но вновь потерпела поражение, а потому просто протянула руку и сжала предплечье мужчины. - Да, можешь идти. Я передам Леону распоряжение отныне вновь считать тебя частью рыцарства Камелота. Думаю, такой стратег, как он, найдет применение твоей магии. А дальше - посмотрим. Рыцарь склонил голову в прощальном поклоне и удалился. А королева глубоко вздохнула, обернувшись к помосту с двумя пустыми тронами. Вечернее солнце разрезало косыми лучами темный зал и легло на плечи одинокой фигуры королевы. Тепло защекотало кожу даже сквозь плотную ткань платья, и Гвиневра закрыла глаза, обнимая себя руками. Сумасшедшая, но очень сладкая мысль закралась в голову: а вдруг мертвые и правда не уходят, и сейчас на плечи ей легли не лучи заката, а теплые руки мужа?.. *** Мерлин не спал, когда к нему в каморку постучались. Он, собственно, и не знал, когда должен был лечь спать - время запуталось, рассеялось и провалилось в бездну. Оно тянулось неизмеримо долго, и каждая секунда была болезненной. Он не выходил из своей каморки с тех пор, как вернулся в Камелот. Пришел сюда, сел на кровать и остался сидеть. Пока с ним сидел Гаюс, Мерлин еще понимал, где реальность, но потом старик ушел, и каморка канула в какую-то безвременную тьму, словно он сидел в большом колодце. На самом его дне. Где-то наверху, вероятно, был свет и воздух, но у него не было ни сил, ни желания туда добираться. Ему хватало сил лишь на то, чтобы помнить, почему он вообще здесь, а не за тридевять земель от стен этого опустевшего замка. После первых же часов Мерлин потерял счет времени. А точнее, потерял в нем смысл. И перестал понимать, какой был день, какой месяц, какой год. Здесь, в его темной каморке, тянулась одна особенная вечность, и этой вечности не было дела до чьих-либо календарей. Тишину в этом вакууме нарушал лишь временами раздающийся стук и голос Гаюса. Из-за этого голоса Мерлин иногда и выныривал на поверхность, вспоминая, что за стенами каморки есть замок, есть люди, город, королевство, мир... Старик что-то говорил про то, чтобы поесть или подышать воздухом. От последнего предложения у Мерлина вовсе начался почти истерический смех: а где-то вообще есть воздух?! Иногда он все же, наверное, засыпал. Потому что иначе никак не объяснить, что порой он оборачивался и находил у окна знакомую широкоплечую фигуру. Видение приоткрывало окно, чтобы холодный ветерок растрепал пшеничные волосы, улыбалось и говорило что-нибудь Его голосом. Мерлин подходил, вставал рядом, и они долго разговаривали. Проснувшись, он даже не помнил, о чем, помнил только, что на душе было спокойно, что друг рядом казался живым и настоящим, что они подшучивали друг над другом, как раньше, и о чем-то мечтали, глядя в окно. Понимать, что это были сны, помогал только один железный факт: Артур приходил в эту каморку всего пару-тройку раз и точно не для того, чтобы прохлаждаться у окна за беседой, а чтобы вытащить из постели заспавшегося обнаглевшего слугу. Мерлин отдал бы все за пределами этих стен, чтобы сейчас распахнулась с грохотом дверь, и на пороге оказался живой, кипящий от ярости король. Он не зажигал свеч по вечерам. Магию звать ему хотелось меньше всего. Он ни разу ее не использовал с тех пор, как... Такая желанная, теперь - она пряталась где-то в его теле, бродила, неприкаянная, никому не нужная, бессмысленная, ничтожная, бессильная утолить тоску в сердце. Можно было, конечно, выйти и найти или попросить свечи у Гаюса, но это было равносильно бегу прямиком в пожар. Здесь, в его маленькой каморке, была всего парочка призраков - воспоминаний, а за ее пределами ими был полон каждый закоулок, каждая ниша, каждая щель у этого чертового замка, каждая дорога в городе и королевстве, каждое дерево в ближайших лесах. Мир вокруг был полон воспоминаний, призраков прошлого, и все они дожидались его появления, чтобы ужалить, вгрызться в сердце и впиться поглубже. Все они окружали каморку, липли к окну, давили на дверь, шкреблись по полу и потолку, хуже мышей. Только здесь можно было скрючиться у кровати, зажав уши руками, и пытаться хранить в голове полубезумную уже мысль, что он остается здесь, потому что нужен друзьям. Какую-то долю вечности назад Гаюс постучался к нему и сказал, что сегодня похороны и Гвен приглашала их прийти. Мерлин на минуту вынырнул в реальность, судорожно посчитав даты. Хриплым голосом уточнил у лекаря. Да, ошибки не было - день похорон Артура был днем его рождения. - Не-е-е-ет... - болезненно процедил он, сжимаясь в три погибели и запуская пальцы в волосы. Спустя еще одну маленькую вечность он услышал удаляющиеся шаги Гаюса. А потом его накрыла куполом бездонная темнота, в которой не было бреши и прорези для воздуха и света. Была только боль, которая длилась уже целую вечность и обещала длиться дальше. Купол этот дрогнул, когда за новым стуком послышался голос Гвен. Почему-то от нее отмахнуться, как от Гаюса, не получилось. Перед ней было чувство вины - тягучее, сосущее, холодное. А еще где-то на закоулках темноты возникла мысль, что вообще-то королева имела ключи от всех известных дверей в замке и могла бы сама войти сюда, но тем не менее стучалась. Крошечная мысль рассыпалась еле заметным на фоне громадного темного купола чувством благодарности. Он поднялся с пола, пошатнувшись на затекших ногах, будто пьяный. А ведь, может быть, если бы он залил в себя несколько бутылок крепкого - стало бы хоть чуток легче. Или даже половину запасов ближайшей таверны... Гвейн... Мерлин долго возился с ключом, почему-то даже не вспомнив о магии. А когда дверь со скрипом отворилась, оба встретившихся друга чуть не отшатнулись от увиденного. Мерлин, наверное, казался всем зверем, укрывшимся в своем темном логове. Только теперь он подумал, что уже, видимо, начал зарастать, а еще все эти дни не вспоминал о мытье. Но эти мысли не задержались в голове, а вот вид подруги его поразил. Конечно, он уже видел Гвен в траурном платье - когда погиб Элиан. Но тогда Гвен была не Гвен, она была марионеткой Морганы. Опустошенной Мерлин ее тоже видел - после неудачных родов, после смерти сына. Но и тогда королева не была такой, как теперь. Последние потери добили ее. Гвиневра была в черном, прямая, как палка, с неимоверно тяжелым взглядом сухих глаз. Тень самой себя. - Можно? - тихо спросила она. Мерлин отмер и отступил в комнату, чтобы королева могла зайти. Гвен окинула взглядом его логово и присела на кровать. Мерлин помялся немного, прикрыл дверь и сел рядом. В окно выглянула луна, аккуратно положив серебристое сияние на черные юбки королевы и потрепанные штаны мага. Молчание повисло в пыльной тишине. Но Мерлин почему-то не чувствовал желания выпроводить подругу, как с остальными. С ней...он знал, что ей больно так же, как и ему. Гвен, как и Мерлин, знала правду - Его нет, и Его никто никогда не заменит. Ей не нужно было рассказывать сказки о том, как ты держишься, стараешься вернуться к жизни, притворяясь, что эта жизнь продолжается... Гвен и сама знала, что жизнь, черт возьми, остановилась несколько вечностей назад у Авалона. Она знала, что лучше уже никогда не будет, что свет не рассеет тьму, что нужно просто привыкнуть в этой тьме жить. - Я говорила с Ним, - негромко сказала Гвиневра. Мерлин замер, как гончая, почуяв след. Вот только этот след вел в иной мир, в который ему не добраться, какие бы дороги он ни выбрал. А значит... Тот крохотный клочок его души, который еще мог что-то чувствовать и на что-то реагировать, ощутил тревогу за здоровье подруги. Пока та не продолжила рассказ. - Я использовала рог Катбадха, - Гвен вдохнула и взглянула на него, будто ожидая, что он начнет ее отчитывать. Но сейчас ему не было дела до опасности путей, все в нем подобралось от мысли, что она Его видела, слышала Его, говорила с Ним. Как - его почти не волновало. - И...что?.. - язык едва повернулся в пересохшем рту, вспоминая, как нужно разговаривать. - Он успел сказать мне...всякое, - Гвен опустила голову, потерев ладонью шею. Снова выпрямилась, подыскивая слова. - Он хочет...хотел, - черты ее дрогнули, когда она исправила слово, - чтобы я узаконила магию. Мерлин выдохнул, но не отвел взгляда, жадно ожидая следующих слов. - Еще он сказал, что встретил там Моргану...что она...там...снова прежняя, со своими родителями. И еще он видел Ланселота... Он сказал, что тот был...заколдован, когда он...когда мы с ним... - Да, - хрипло ответил Мерлин. - Я не успел его остановить. Моргана и Агравейн...подстроили это. Гвен кивнула, снова замолчав. Маг хотел бы поторопить ее, но знал, что не имел права на нетерпение. Ему следовало быть благодарным за то, что подруга вообще решила с ним поделиться этими крупицами света, которые ей удалось достать и принести в их общую тьму. - Да, так он и сказал... - наконец пробормотала Гвиневра. - Что вы все очень много для нас сделали. Он...он просил поблагодарить за него вас всех...за все, что вы делали. Ты же был магом с самого начала, да? - Да. Прости. - И ты нас. За дверью раздалось шарканье ног. Оба повернули головы в ту сторону. Гаюс не стал даже приближаться к незапертой двери, его шаркающие шаги послышались где-то в углу главной комнаты, а потом скрипнул отодвигаемый стул. Мерлину показалось, что с этими звуками в склеп, в который превратилась его каморка, просочилось что-то живое. Или, по крайней мере, делающее вид, что оно живое. - Гвен... - нахмурившись, начал Мерлин, - могу я...могу я взять из сокровищницы рог? Королева покачала головой. Маг ожидал этого. Он знал все перипетии использования рога, поэтому и не вспомнил о нем. Но ведь Гвен удалось как-то поговорить с мужем, так может... - Нет, - ответила подруга. - Артур сказал, что он не там, где другие. Что он не сможет прийти еще раз. Мы разговаривали совсем немного, вокруг было очень туманно, он сказал, что едва прошел ко мне... Думаю, - она сжалась, обняв себя руками, словно так могла спрятаться от ужаса своих слов, - кажется, это был последний раз... - Не там, где другие?.. - эхом повторил Мерлин. Мысли запутались, мешая понять смысл, а смысл был, и очень важный... Гвен кивнула. - Он поэтому просил кое-что передать тебе... - она сощурилась, вспоминая, а он застыл, боясь пропустить что-то. - Он просил сказать, что у вас все еще одна судьба на двоих, что...что ничего не кончено...что-то про другое начало. - Подруга взглянула на него внимательно и ищуще. - Он сказал, что ты сможешь мне все объяснить. Мерлин? Мерлин поднялся с постели, глубоко вдохнув и выдохнув откуда-то взявшийся в комнате воздух, которого раньше, кажется, тут не было ни крупинки. Другое начало. Одна судьба на двоих, она все еще у них общая. Артур обо всем знает. Он где-то там, и он ждет. Он вместе с ним ждет. Он вернется. Килгарра не соврал и не преувеличил. Артур вернется. - Артур вернется! - внезапно рассмеялся Мерлин, хватаясь за голову и подходя к окну. - Он вернется... За окном спал в трауре Камелот. Все те же улицы, те же площади и дома. Когда-нибудь Артур вернется сюда, и Мерлин все еще будет здесь, и у них все еще будет общее дело, и они снова смогут обняться и услышать друг друга. Когда-нибудь они оба будут живы! - Что?.. Голос Гвен, прозвучавший из-под толщи боли и тяжести, вернул его на землю. Купол темноты снова оказался близко. Улыбка обмякла. Да, когда-нибудь так будет. Но для него одного, только для Мерлина. Все остальные, скорее всего, не увидят этого времени. Пройдут года, десятилетия, может, века...и все это время Мерлину суждено ждать. Внезапно время обрушилось всей своей тяжестью ему на плечи, и он рухнул на пол, не сумев удержаться. Артур вернется. Но для этого могут пройти тысячелетия. Тысячелетия, каждый день которых будет состоять из вечностей, которые никто не собирался специально для Мерлина укорачивать. Когда его король вернется, вокруг уже не будет этих домишек и дорог, даже небо уже, наверное, будет другим. А что, если...что, если сам Мерлин уже будет другим? Вдруг он под тяжестью времени забудет, зачем ждет? Кого ждет? Вдруг он забудет, как выглядел Артур, и не узнает его в конце концов? - Мерлин! - окликнула его Гвиневра. Маг обернулся к ней, снова в той же черной бездне, что и она. Только его бездна все же глубже, чем ее. В нее кануло само время… Он принялся объяснять ей все. Как умел, как получалось, насколько выдавала запутавшаяся память. Рассказал про то, как пришел в Камелот десять лет назад, как Килгарра поведал ему про две стороны одной монеты, про объединение Альбиона, про великую судьбу. Упомянул о том, что творилось все эти годы, рассказал о видении ватеса и всем, что случилось за последний год. Про Камланн. И про дорогу на Авалон. Гвен долго молчала. Мерлин уже подумал, что она его возненавидела. Но потом она просто спросила, зажмурившись: - Какими были его последние слова? Мерлин помолчал. Почему-то не хотелось говорить. Потому что накрывало чувство вины? Потому что это что-то только их с Артуром? - Он сказал, что любит тебя. Гвиневра взглянула на него и вдруг издала какой-то непонятный всхлип. В глазах у нее стояли слезы, рот кривился, но всхлипы ее были похожи на булькающий смех. - Ме-ерлин! Он смотрел тебе в глаза и говорил о любви ко мне? Маг потупил глаза, поняв, как это глупо. Да глупо вообще что-то скрывать от близких. Если вспомнить, к чему привело его грандиозное вранье... - Он сказал ''Спасибо", - вздрогнув, торопливо выдал Мерлин. - Н-но я уверен, что будь у него время, он бы... - Не волнуйся. Он успел. Гвен поднялась и уже у двери оглянулась. - Твоей миссией было помочь Артуру создать Альбион и вернуть туда магию. А мне в этом поможешь? Мерлин склонил голову, попытавшись улыбнуться. - Обязательно. * - цитата из песни группы Мельница - "Шей"