Огни Камелота

- Бертран! Стой, - властный голос и твердая рука Кандиды остановили бегущих из класса вместе с толпой детей близнецов. - Ты забыл забрать мое письмо. Ты что, совсем не слушал, что я тебе говорила насчет внимания и серьезного подхода к учебе? - Простите, леди Кандида, - посмеиваясь, Берт вернулся. Юстес маячил у него за спиной. - Но только я не Бертран, вы не того поймали. Кандида отпустила его локоть, сделав извиняющийся жест ладонью. - Прости, Юстес. Бертран, иди сюда. Я же сказала тебе передать это письмо своему отцу. У меня нет времени пересказывать ему все твои выходки, пусть сам все прочитает и делает с тобой, что хочет, потому что я не намерена более... - Прошу прощения, - скромно прервал ее Юстес. - Но я думаю, это несправедливо, вы отчитываете меня за его проступки. Он просто свалил вину на меня, сказав, что я это он. Но я это я, а Бертран - это он. Кандида резко повернулась к настоящему Берту. - Берт! Тебе не стыдно перекладывать все на брата? Чтобы он получал за твои выходки? - Я поступил очень даже справедливо, - невозмутимо ответил Берт. - Я сказал, что Бертран это он, потому что когда он сегодня опять опоздал на занятие, он назвался моим именем. Поэтому нечестно отчитывать меня, если виноват он, хоть он и назвался мной. - Юстес! - снова повернулась к нему Кандида. - Ну это уже ни в какие рамки... - А с чего вы поверили ему? - возмутился тот. - С чего бы мне называться его именем? Это он назвался моим сейчас! Он Юстес, и он опоздал сегодня! - Юстес! - повернулась Кандида к Бертрану. - Как ты мог... - Он обманывает вас, леди Кандида! - не замедлил возмутиться Берт. - На самом деле Юстес это он, а я... - ТАК! - наконец-то остановила их королева, поняв, что ее дурят. Ноздри ее раздулись, как у разъяренного дракона. - Ой-ёй, - тихо присвистнул кто-то из близнецов. Наблюдавшая за этим, тоже задержавшись в коридоре, Елена не выдержала и прыснула, зажимая рот руками. - Быстро пошли вон отсюда! - выпалила Когтевран, всучив одному из близнецов письмо. - Передайте это отцу и скажите ему, что вы мне надоели! Близнецы картинно поклонились и, смеясь, бросились бежать. Поравнявшись с Еленой, они побежали втроем, со смехом обсуждая скучнейший для них урок истории магии. Хорошо было после длинной лекции наконец вырваться из залы и пробежаться по коридорам изо всех сил наперегонки, так быстро, чтобы сперло дыхание, чтобы потом плюхнуться на ступеньки тут же отправившейся куда-то лестницы и с жаром спорить, кто же добежал первым. За окнами разливался полдень, и хотелось чего-то интересного. Благо, сегодня это интересное намечалось. Друзья забежали в Большой зал, где еда не появилась сразу. Когда все уже забеспокоились, и тетушка Пен поднялась из-за своего стола, чтобы пойти на кухню к эльфам, еда внезапно появилась, вот только не тут-то было. Вся посуда вдруг запела! Когда какой-нибудь ученик брал в руки вилку или блюдо, эта посуда принималась петь какую-то старую балладу о рыцарях. Слова, впрочем, все разобрали не сразу, потому что начали ахать, охать, ронять от испугу серебро, но неунывающая посуда продолжала запевать. Каждую секунду к прекрасному хору присоединялись новые голоса разного тембра, а дети принялись покатываться со смеху, глядя как лихо распевает что-то важно надувшаяся сахарница или целая вереница ножей. Некоторые обернулись, подумав о чем-то, и оказались правы: Распределяющая Шляпа, которую принесли сегодня, чтобы разобраться с парочкой новоприбывших, тоже распевала балладу вместе с хором. Когда же наконец все утихло, в тишине первым прозвучал именно голос Шляпы: - Благодарите, конечно, меня. Без моей помощи у этих детей ничего бы не вышло, они совершенно не умеют петь. - У детей? - переспросил один из преподавателей-друидов. - Ну да, - подтвердила Шляпа. - Я же не могла все сделать сама... - Молчи! - слишком громко в общей тишине зашипели два голоса, и весь зал тотчас обернулся к столу гриффиндорцев. Мейбл и Варт сползли под стол. Какое-то время царила тишина. А потом раздался громкий, звучный и веселый хохот Годрика. Услышав смех отца, близнецы показали нос наружу. Собравшиеся у глаз Годрика морщины не оставляли сомнений - он не сердился. Так что дети гордо выпрямились, заулыбались и вообще стали вести себя так, словно ожидали аплодисментов. После обеда многие дети основателей Хогвартса отправились в покои тетушки Гвен. Не только братья и сестры Берта и Юстеса, но и сын и дочь Алисы Пуффендуй. Елена, правда, не совсем понимала, как так получилось: Пуффендуй была фамилией сестер Пенелопы и Алисы, но Пенелопа вышла замуж и стала Гриффиндор. Алиса же вышла замуж и...осталась Пуффендуй. Причем ее муж тоже стал Пуффендуй, и их дети носили эту же фамилию. Елена слышала что-то о том, что у мужа тетушки Алисы нет собственной фамилии, и что он очень уважал семью жены, поэтому взял ее фамилию. Как бы там ни было, даже их дети присоединились к веселой компании, нагрянувшей к тетушке Гвен. А та была, как всегда, им рада. Она тут же стала предлагать им всякие вкусности и, несмотря на то, что они только что вернулись с обеда, никто не отказался. А потом все расселись на полу с подушками и стали упрашивать Гвен рассказать что-нибудь. Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, которые тетушка Гвен рассказывала с тех пор, как Елена себя помнила, всем нравились. В них всегда было много подвигов, опасностей и врагов, о которых дети в Хогвартсе могли только мечтать. Елена и Регина постоянно просили рассказать больше: о том, какие они, эти другие королевства, что такое рыцарство, рассказать про турниры и нападения троллей, о всяких битвах, дальних странствиях и приключениях. За стенами теплого, уютного и безопасного Хогвартса был огромный мир, полный опасностей и интересностей, который так хотелось познать. Хотелось ощутить, какого это - во весь опор скакать на коне, убегая от разбойников, ночевать в лесу, прячась от злых волшебников, и делать ставки на рыцарском турнире. Хотелось совершать подвиги и рисковать жизнью, а не сидеть за книгами и писать сочинения. Елене сначала казалось, что матушке и ее друзьям не нравятся эти сказки, но потом они сами стали их рассказывать. Елене нравились эти легенды, нравился их герой. Король Артур в рассказах тетушки Гвен был храбрым и находчивым, он бросался в самые разные рискованные авантюры, спасал и друзей, и врагов, соглашался на самые опасные сделки ради своих людей, побеждал на турнирах и был готов на любой риск, чтобы защитить свое королевство. Он не был магом и одним мечом мог сразить целую компанию наемных убийц. Конечно, в настоящем мире король не мог быть так предан своему народу, и в свои почти тринадцать лет Елена понимала, что все это сказки. Но все равно дух захватывало слушать о приключениях славных рыцарей и их короля. Гвен рассказывала их так, будто верила в каждое слово. Елене говорили, что тетушка Гвен - ровесница Годрика, но в это не верилось. Среди ее волос было много седых, словно паутиной опутавших темную косу. А взгляд у нее часто улетал куда-то далеко, прямо как у Гаюса. Или у Мерлина. Мерлин был, казалось, единственным, с кем Гвен иногда разговаривала. Неудивительно, что Елена считала их одинаково странными. Относительно Мерлина ей казался странным даже тот факт, что он знал ее имя, хотя они никогда по-настоящему не разговаривали. Если он появлялся в Хогвартсе, и она случайно натыкалась на него, то замирала в трепете, не зная, как себя вести, как, впрочем, все дети в замке. Он каждый раз спрашивал, как у нее дела, но ей казалось, что он и так знал, как у нее дела - казалось, он знал ее слова наперед, может даже, читал мысли. Мерлин был самой загадочной фигурой в Хогвартсе. Он бывал здесь слишком редко, чтобы сказать, что он здесь жил. Но что тогда он тут делал? Где жил? Чем занимался? Кем вообще был? Он появлялся в Хогвартсе, о чем-то говорил с мамой Елены, Годриком, Пенелопой, Гвен, чуть дольше задерживался у Гаюса, а потом просто снова исчезал на несколько месяцев. Матушка и ее друзья относились к нему со сплошным уважением и говорили, что он самый могущественный маг на земле, но что тогда он забыл в Хогвартсе? И что, что он когда-то учился на Слизерине - перед ним был огромный мир! Елена очень нежно любила Хогвартс, но если бы у нее была возможность сию же минуту вырасти и выйти за его пределы, вряд ли бы она в скором времени вернулась. Окрыленные новыми историями о приключениях, они, как и почти все ученики Хогвартса высыпали во двор, в солнечное октябрьское утро. В них скопилось так много вдохновения, что хотелось срочно придумать что-нибудь интересное и захватывающее. Тихоня Эдит ушла к когтевранцам, Варт и Мейбл снова куда-то исчезли продумывать очередную авантюру, а остальные пошли к роще у озера. - Еще пара лет, - задумчиво сказал Бертран, запрыгивая на толстенную ветку дерева, под которым расселась вся их компания, - и, думаю, отец позволит нам выйти из Хогвартса. - С чего это? - обиженно-возмущенно спросил Дастан. - С того, что нам через пару месяцев уже пятнадцать, - вальяжно ответил старший брат. Юстес ухватился рядом за ветку поменьше и стал подтягиваться. - Возьму побольше денег, коня и поеду на ближайший рыцарский турнир. - Но ты же не рыцарь, - прищурилась Регина. Она с завистью смотрела на брата, но не решалась попробовать залезть к нему, боясь свалиться на глазах у всех. Берт пожал плечами, откинувшись спиной на ствол, закинув одну ногу на ветку, а вторую свесив вниз. - Как будто-то кто-то об этом узнает. Придумаю какой-нибудь герб... Точнее, попрошу маму, потому что ее запасы фантазии это просто что-то с чем-то. Оденусь в латы, добуду где-нибудь меч... - Да если ты со своей магией приедешь на рыцарский турнир, ты там всех победишь и без меча, - фыркнула Карен, дочь тетушки Алисы. - И это нечестно. Дядюшка всегда говорит, что противники должны быть равными. - Не бойся, нудила, я буду его страховать, - улыбнулся во все тридцать два Юстес, покрутил шеей, взлохматил волосы, толкнул брата, чтобы тот подвинулся, и легко запрыгнул к нему на ветку. - Зато если он выиграет в турнире, то приз привезет вам. Если, конечно, не потеряет по дороге. Берт шутливо попытался дать брату подзатыльник, а потом стал делать вид, что старается спихнуть его с ветки. - Я тоже поеду на турнир, когда вырасту и выберусь отсюда, - сказала Елена поверх шума их возни. - Но ты же девчонка, - удивился Дастан. - А за забралом не видно, - скорчила рожицу ему Елена. - Думаешь, в латах заметно, кто там на коне едет? - А ты разве сумеешь управиться с мечом и копьем? - прищурилась Регина. - Ничего вы не понимаете! - авторитетно заявил Бертран. - Бой - это целое искусство. Тут не только махать мечом надо, тут надо думать. Продумать стратегию, рассчитать действия противника, силу удара, стиль фехтования... Это не просто выехать на коне покрасоваться. - Ты что, думаешь, девочки не могут быть умными?! - мгновенно вскинулась Регина, словно сию же секунду готовая драться. Доротея испуганно перевела взгляд с сестры, уже сжавшей кулаки, на брата, спокойно усмехнувшегося этой вспышке. - Остынь, медвежонок, - лениво хмыкнул он. - Я не говорю про всех девочек. Вот леди Кандида, говорят, вообще войсками командовала когда-то. - То есть, ты хочешь сказать, что я не такая умная, как моя мама?! - вспыхнула Елена. Усмешка друга чиркнула, как спичка. Больно. Словно по и так до боли натертому месту. - Да я вообще не это имел ввиду, - поморщился Берт, закидывая руки за голову. - Но черт... - он на секунду якобы незаметно кинул взгляд вниз на всех. Тетушка Пен запрещала детям ругаться и строго отчитывала за это, а потому сейчас ее старший сын блаженствовал, явно чувствуя себя взрослым и самостоятельным, произнося чертыхания и видя, как на него глазеют и слушают его. - Даже Хогвартс был построен, говорят, по ее чертежам. Конечно, ее трудно переплюнуть, это даже не обсуждается. По сути, в его словах было чистое уважение и ничего личного относительно других людей. И какой-то мелкой частью себя Елена понимала, что Берт не старался ее обидеть, он просто действительно считал ее мать невероятно умным человеком, а, учитывая, что этот наглец признавал преступно мало авторитетов, то подобное должно было вообще быть комплиментом. Вот только бОльшая часть ее уже горела. Она ничего не могла с собой поделать. Это и так было ее больное место. Ее мать все считали чуть ли не гением и постоянно ставили ей в пример. Так что теперь даже если кто-то просто что-то говорил ей о ее матушке, Елена всем своим существом ощущала, что они словно говорят: "Давай, ты должна стать, как минимум, такой же, как она. Мы ждем твоих свершений!" И это ощущение невероятно много весило. Авторитет матери нависал над ней, требуя соответствовать, в то время как ей не хотелось этого. Ее тошнило от книг, ей было уже давно скучно в стенах Хогвартса, ей было удобнее в штанах, чем в платье, ей хотелось драться с мальчишками, скакать на коне, попробовать медовуху, о которой постоянно шутит дядюшка Годрик, побывать на турнирах, рисковать, дурачиться, делать отчаянные ставки, а не совершать что-то гениальное. Каждый раз, когда на нее смотрели, как на дочь Кандиды Когтевран, Елена чувствовала себя премерзко, какой-нибудь мелкой сошкой, чьи мозги размером с орех. Ей хотелось бы быть такой, какой они хотели ее видеть. Ей хотелось бы быть послушной и умной Еленой Когтевран, которая понимала бы мать с полуслова, с пяти лет бы разбиралась в теории магии, декламировала бы наизусть целые тома и в десять изобрела бы новый источник волшебства. Ей бы хотелось быть такой, потому что это избавило бы ее от стольких проблем, чужих ожиданий и стыда. Но у нее не получалось. Она плохо училась, ей с трудом давались многие предметы. Мама не ругалась на нее за это, к удивлению Елены. Ей всегда казалось, что когда она в следующий раз подойдет к матери и скажет, что не понимает ту или иную вещь, то та вздохнет с разочарованием и презрительно скривится. Напротив, мама всегда была терпелива и, чем бы ни занималась, тут же с готовностью бралась объяснять ей все в какой бы там ни было раз. И все же страх увидеть ее разочарование не проходил, а становился все острее, и потому Елена не шла за помощью к матери, а билась над сложностями сама, психовала, плакала, злилась, била книги об стены, поднимала, пыталась снова, а потом просто говорила матери, что забыла сделать домашнее задание. Все, что угодно, чтобы не признаваться в том, какая она на самом деле глупая. Елена даже не заметила, как покраснела, и как в горле встал комок обиды, стыда и злости. - Вы что, все считаете, что я глупее мамы? - выпалила она с вызовом. Все удивленно на нее обернулись. Бертран открыл глаза. - А знаете что, я вам докажу, что тоже могу изобретать всякую всячину! - Ты изобретаешь? - искренне изумился Дастан. Неподдельное удивление показалось Елене еще обидней - они даже не предполагали, что она может заниматься чем-то умным! Она вскинула подбородок, сжав кулаки. - Ну да. Я же Когтевран. Я не могу не разбираться в таких вещах... - Умоляю, - беззлобно махнула рукой Регина, понимающе глядя на нее с улыбкой. - Ты разбираешься в теории магии столько же, сколько и я. - А может, я только делаю вид, тебе это не приходило в голову?! - Успокойся, эй, слушай, - Бертран выпрямился, поднимая ладони белым флагом. - Я не хотел тебя обидеть... - Ты меня не обидел, - отрезала Елена, широким шагом направившись к дереву. - Мне просто...осточертело... - она надеялась, что правильно подобрала ругательство. Но она не видела реакцию друзей, так как стояла к ним спиной, - что вы все считаете меня идиоткой. - Да никто тебя никем не считает, - раздраженно ответил Юстес. - Что ты делаешь?.. - Подвинься, лось! Елена подтянулась на руках, ловко забравшись на их ветку, не озаботившись тем, что лезет в юбке, и что только что могла бы наступить на пальцы Юстесу, если бы тот быстро их не убрал. - Куда ты? - Я вам покажу, как работает мое новое изобретение! Сейчас я вам все покажу! - Не лезь, дура! Ты что творишь, высоко же! Братья-близнецы схватили ее за ноги, Елена вскрикнула от испуга, но молниеносно вытащила палочку и ударила их по рукам легким заклинанием. Парни отскочили, шипя и потрясывая кистями. Елена полезла дальше. - Стой, да подожди ты, свалишься же! - крикнул Дастан. Кто-то из детей тоже крикнул что-то подобное, остальные испуганно и заинтересованно столпились под деревом, которое, как назло, было достаточно высоким. - Я придумала заклинание! - крикнула Елена, сдув с лица прядь и стараясь не думать о юбке. О высоте. О том, что собирается делать. - Оно называется "Аресто моментум"! Оно действует так: когда ты падаешь, это заклинание может подхватить тебя в воздухе, так что ты не разобьешься! Правда, это здорово?! - Слезь обратно! - продолжали кричать близнецы. - Елена, не надо! Ну ладно, прости нас, мы не хотели, мы ничего такого не имели в виду, только слезь! - Ни за что! С этого дерева я спущусь только полетом! - Редж! - резко обернулся Бертран к сестрам. - Дора! Быстро бегите к замку, позовите кого-нибудь из взрослых. Взволнованная Регина и испуганная Доротея явно хотели посмотреть, чем все закончится, но перечить брату не рискнули и бросились к замку. Юстес в это время поднял с земли нескольких мальчишек постарше и стал смещаться в сторону, видимо, пытаясь встать на место предполагаемого падения Елены. - Это самоубийство! - крикнул Берт. - А может, у нее получится? - предположил кто-то из младших. Близнецы хором шикнули на этого кого-то. - Но она же сказала, что придумала заклинание! - Елена! - крикнул Юстес. - Я сам обожаю авантюры, но это слишком опасно... - Правда?! - с показным смехом ответила Елена уже рядом с макушкой дерева. Она всегда отлично лазила по деревьям, сколько бы матушка ни ругалась из-за содранных коленок. - То есть тебе можно скакать по летающим лестницам, а мне полететь с дерева нельзя? - Мне тоже было нельзя, ты помнишь, что после этого отец нам велел несколько недель чистить конюшни по вечерам? - Помню, вонючка, помню! Потому что вы попались, как дураки, а я смогу слететь с дерева и не разбиться! Потому что мое заклинание работает безукоризненно. Да вы меня сами потом благодарить будете, когда станете пользоваться им во всех ваших глупых проделках! Близнецы смачно выругались и уже не затем, чтобы покрасоваться, а от переизбытка чувств. Елене было плевать, что они там чувствовали, ей собственного ужаса хватало с лихвой. Ее едва не колотило от страха. Каждой своей клеточкой она понимала, что это безумие. А еще самообман. Ничего она не изобретала, заклинание это придумала мама, Елена просто услышала его. Только вот матушка говорила, что оно еще не закончено. И что теперь, Елена решила доказать свой острый ум путем обмана? Украла мамину придумку и решила, что у нее заклинание сработает первее? И таким образом наступит ее минута славы? Вот только когда она уселась на самую высокую из толстых веток, обняв одной рукой ствол, а другой держа волшебную палочку, перед глазами встала совсем другая перспектива. Высота в несколько человеческих ростов. Она попросту разобьется. Недоработанное заклинание, которое она даже толком не знает, как должно работать, уж точно не сработает верно. Она разобьется. Нет, даже хуже: ее поймают близнецы. И она будет выглядеть, как идиотка. Уж лучше остаться здесь, на верхушке дерева, и прятаться в его ветвях до тех пор, пока они все не уйдут. - Смотрите на меня! - крикнула она, поднимая выше палочку и с трудом отрывая трясущуюся руку от ствола. Снизу поднялась какая-то суматоха, все зашумели, со стороны кто-то бежал, а близнецы, ни на что не обращая внимания, смотрели только на нее убийственно-серьезными взглядами. Она прыгнула. - Аресто моментум!.. Этот возглас принадлежал не ей. Боги, да она не то, что совладать с палочкой, она даже подумать не могла во время полета о чем бы то ни было, кроме того, насколько тяжелое у нее тело, и как стремительно оно несется сквозь воздух. Все в голове заполнил только собственный крик, все члены подхватил ужас. Но вдруг ее падение резко замедлилось, и ее тело тут же оплела куча рук. В следующую секунду она поняла, что лежит на траве, а рядом сгрудились ее друзья. Через мгновение, растолкав толпу, рядом с ней оказалась матушка. Выражение ее лица было слишком сложным, чтобы Елена могла понять. Казалось, что мать то ли сейчас убьет ее на месте, то ли обрушится с поцелуями и объятиями. В итоге она просто молчала, но грудь ее слишком часто вздымалась, а глаза бегали по телу дочери. Елена дрожала, но вихрь эмоций заставил ее нервно засмеяться, словно она только что пережила веселое приключение. Впрочем, ей на руку, если все так подумают. - Ма-ама, - протянула она, расплывшись в улыбке. - Здорово, заклинание все-таки сработало. Молодец. От ее спокойного тона мама закрыла глаза, прикрыв рот рукой. Через пару секунд она снова посмотрела на дочь и сказала невозмутимо: - Сходим к Гаюсу? Вероятно, ты ушиблась. - Нет, - она была настолько неискренне беспечна, что голос сфальшивил. Хуже она себя не чувствовала никогда. - Я в порядке. Можешь возвращаться в библиотеку. Бертран почему-то взглянул на нее с каким-то упреком, темные брови его, упав к переносице, всегда придавали его нахмуренному выражению лица угрожающий и потому страшный вид. - Ребята, - обернулась к ним матушка. - Оставьте нас, пожалуйста. - Конечно, - с готовностью кивнул Юстес с таким пониманием в голосе, словно они были сообщниками. Елена ненавидела их за это в ту минуту. В ту минуту она ненавидела всех и вся, кто видел ее и знал о том, что произошло. А прежде всего - себя. Близнецы всегда умели владеть толпой. Как у них это получалось - неизвестно, но если в один момент они выпендривались, заставляя всю свою публику любоваться ими, то в следующую вполне могли заткнуть рты всем, кому нужно, уговорить всех, кого можно, и заставить толпу идти туда, куда им сказано. Вот и теперь они каким-то образом развернули всю компанию ребят, насыщенную впечатлениями, и очень быстро увели подальше. А под деревом остались только мать и дочь. Тут Елена не выдержала. Ее настолько переполнили досада, злость и стыд, что она со всей силы саданула кулаком по земле. А потом пережитый страх схватил сердце в холодные лапы, и она расплакалась, закрыв лицо руками. То, что мать видела ее слезы, только ухудшало ситуацию. - Ну зачем ты пришла? - вырвалось у нее вместе с икотой. - Именно сейчас! Это же позор! Все теперь думают, что я дура! Рядом продолжалось стойкое молчание. Мать не стала уточнять, что вообще-то она спасла ей жизнь, и позор Елена навлекла на себя сама. Поняв это, Елена застонала. - Прости-и. Я знаю, я все знаю, я дура, я не должна была, я могла погибнуть, я все знаю! Давай, ругай меня, расскажи, какая я безответственная, в который раз ты уже будешь говорить мне, что надо думать, прежде чем делать что-нибудь? Давай, ругай, кричи... Мамины руки обвили ее, а мамина щека тепло прижалась к ее лбу. Елена резко громко вдохнула и несколько секунд не могла выдохнуть. Чертова истерика. У маминой груди было так невероятно заманчиво тепло, что туда тянуло с гигантской силой. Гордость растаяла мгновенно, Елена прижалась к матери, и мама спрятала ее от мира огромными рукавами своего платья, целуя ее лоб и медленно перебирая белокурые волосы на ее макушке. Ее пальцы были холодными. Она ничего не спрашивала, пока Елена сама не решила заговорить. - Если нужно будет месяц чистить конюшни - я готова. Мама почти беззвучно засмеялась. Отстранилась, чтобы наконец посмотреть дочери в глаза. - Ради всего святого, зачем ты это сделала? Елена помолчала. Мучительно попыталась придумать какое-нибудь вранье, но ничего не выходило. Оставалась только правда, которую было неимоверно стыдно говорить. И не потому, что она не считала эту правду справедливой. Просто мама ей не поверит и не поймет. - Они дразнились, - вздохнула Елена. - Говорили, что я не такая умная, как ты... Матушка сощурилась. - Они так и сказали? - Ну, не совсем так... Но смысл был такой. И меня это обидело... - Почему? - удивленно спросила мама. Елена тоже удивилась, вытирая нос рукавом. Мама без слов словила ее руку и подала свой платок. - Да потому что все так считают. Знаешь, это неприятно, когда все вокруг считают, что ты глупый, причем только потому, что ты глупее своего гениального родителя... - Что?.. Матушка даже нахмурилась от растерянности. Это вернуло досаду. Если эти слова приводили ее в недоумение, то, черт возьми, как же далека она от того, чтобы понять всю ситуацию! Боги, у Елены руки опускались, когда она понимала, как сильно хотела бы просто взять и открыть свою душу, чтобы мама сама все увидела и поняла, потому что рассказать все просто нереально. Особенно когда каждое твое слово трактуется точно не так, как ты его имеешь ввиду. - Так, во-первых, я не гениальна, - на ее молчание поспешила сказать матушка. - Спасибо, конечно, всем за комплимент, но это слишком громкое слово. Во-вторых, с чего ты решила, что ты глупее меня? И, бога ради, с чего ты решила, что должна быть умнее меня? - А как иначе? - обиженно ответила Елена. - Я твоя дочь, а значит должна быть тебя достойной, так все считают. Берт и Юстес хотят научиться владеть мечом, Эдит учится шитью у тетушки Пен, у всех дети похожи на своих родителей! А я... - Господи, малыш, - мама все еще растерянно улыбнулась, - ты не должна быть лучше меня, ты даже не обязана быть на меня похожа... - Нет, должна! - упрямо возразила Елена. Ее раздражало, как мало мама понимала в ее жизни, в том, сколько взглядов за ней следит, сколько из них ждет, что она вот сию секунду выбросит что-то гениальное. Это словно запрещало ей быть таким же безалаберным ребенком, какими были старшие близнецы Гриффиндоры или Дастан. Или некоторые другие ее друзья из детей рыцарей или гриффиндорцев. Словно ей нельзя было делать глупости. Да даже эта махина замка нависала над ней всей своей грандиозностью, придавливая к земле, заставляя понять, что она никогда не совершит ничего настолько же великого. - Должна, я же вижу, что вы все от меня хотите именно этого, вы все ждете, что я буду сильно умной и изобрету что-нибудь еще более грандиозное, чем ты, а я такая дура, ношусь по деревьям, обдирая коленки! Я не могу долго читать книжки, я ничего не понимаю в теории магии, а ты хоть знаешь, что все мои учителя-друиды постоянно пеняют мне на эту непохожесть, если я плохо учу материал? - Но я...я не хотела, чтобы они так... - мама, казалось, совершенно потерялась от этих обвинений. - Елена, я никогда не просила тебя быть умнее меня и совершать что-то гениальное... - Да? А разве ты не говорила мне, что если человек не читает книг, то становится ущербным? - Это было воспитание! Дорогая моя, Годрик книг никогда не читал, и хуже ему от этого не стало. У каждого свой талант, и если тебе не нравятся книги, если тебе нравится что-то подвижное, ты можешь заниматься этим. А теория магии... Просто так удобнее овладеть ею, а значит научиться себя защищать и когда-нибудь смочь выходить из Хогвартса. Я просто пыталась дать тебе все, что могу, неужели ты так превратно все поняла? - Это я неправильно все поняла? Ну конечно, ты же всегда все правильно понимаешь, ты никогда не ошибаешься и ничего не забываешь... - Елена! - тон матери резко сменился на строгий и властный. - Не смей так со мной разговаривать. Елена улыбнулась и поднялась на ноги. - Прошу прощения. Можно я уже пойду чистить конюшни? - Но мы не договорили. - Ты все равно меня не слышишь. Матушка долго смотрела на нее, а потом покачала головой. - Ты говоришь, что тебе нужно равняться на меня. Но ведь у тебя есть отец. Да, книги он любил и был очень образованным человеком, но также он был рыцарем. - Вот только не надо приводить мне в пример отца, - скривилась Елена. - Он был рыцарем и на своих войнушках сгинул еще до того, как я родилась. Именно его пресловутые храбрость и доблесть, о которых ты вечно твердишь, стали причиной того, что у меня нет и не было отца. Он мог жить с нами, мог остаться со мной и быть мне папой. Но он предпочел сражаться где-то там... Мама в ужасе поднялась. Такого гнева на ее лице Елена еще не видела, но не жалела о своих словах. Матушка с самого детства кормила ее историями о ее доблестном и храбром отце, вот только Елене не было ни жарко, ни холодно от его героизма. Этот героизм отнял у нее отца. И она не испытывала по этому поводу никакой гордости, а потому ей вусмерть надоело с постным лицом слушать материнские фимиамы ушедшей любви. - М-марш в замок, - процедила мать. - С завтрашнего дня будешь мыть полы в Большом зале по вечерам, и про конюшни я тоже подумаю. Елена нашла в себе силы елейно улыбнуться, а потом развернулась и затопала в замок. *** Елене было девятнадцать. И она считала, что уже вправе распоряжаться своей личной жизнью. Даже если у ее матери было на то свое мнение (как, впрочем, и на все в ее жизни). - Мама, я люблю его, - процедила Елена в который раз за вечер, раздраженно собирая волосы, непослушной копной лезшие в лицо. - Что еще важно? - Многое! - отрезала матушка. Она сидела за столом в окружении своих любимых книжек и кучи свитков с докладами своих учеников. Она выглядела усталой. Неудивительно, Елена тоже дико устала от этого разговора, но ведь именно мама не желала идти на компромисс. - Не говори мне, пожалуйста, что почти в двадцать лет ты считаешь, что на одной романтике можно прожить всю жизнь. - В смысле? Генри тоже любит меня! - Твой Генри очень красиво разговаривает. Уверена, в любви он тоже клянется очень изысканно, сказывается дворянское происхождение. - И что в этом плохого? - Елена оскорбленно вздернула голову. - Да, он не простолюдин со свиным рылом, как многие здесь, он барон... - К простолюдинам со свиным рылом, как ты выразилась, относятся и Гриффиндоры, смею напомнить. И куча твоих друзей, следи за языком, пожалуйста, ты можешь так кого-нибудь обидеть. Не глядя на дочь, матушка подписала свиток, чуть встряхнула его, отложила и потянулась за другим. Ее абсолютная глухота окончательно взбесила Елену. - Знаешь, что? Учитывая, что я - бастард, "смею предположить", - последнее она произнесла, передразнивая мать, - что ты ни у кого не спрашивала, быть ли тебе с моим отцом или нет. Почему я должна у тебя выспрашивать разрешения? - Потому что на тот момент мои родители не были живы, - чуть повысила голос мать и на пару секунд все же подняла глаза. - И не смей в таком тоне говорить о своем отце, я уже просила тебя. Он не заслужил такой неблагодарности. - Какая неблагодарность? За что? Ему всего лишь не хватило верности и чести жениться на моей матери и остаться с ней, чтобы растить свою дочь. А Генри хочет на мне жениться, он... Хлесткий звук удара ладони о столешницу. Елена даже подпрыгнула от неожиданности - это было слишком эмоционально для ее матери. - Ты ничего не знаешь о чести, девочка, - процедила мать, вперив в нее пронзительный взгляд. - Твой отец был самым умным и благородным человеком, которого я встречала. Даже если бы он знал, что я беременна, он бы все равно поехал защищать свое королевство от нашествия варваров, потому что есть вещи, за которые стоит умирать, и есть вещи, которые нельзя прощать. Слышать ничего не хочу на эту тему. - Хорошо. Раз с тебя довольно, значит ты наконец дашь мне позволение на брак с Генри? - Елена, - мать сменила тон, заговорив с какой-то скрытой иронией, горечью и усталостью. - А тебя не смущает тот факт, что просить за ваш брак вынуждена ты, а не он? Елена вспыхнула. - Ты что, хочешь, чтобы он, мужчина, барон, шел унижаться к тебе? - Неважно, какого он рода, мужчины не прячутся за женской юбкой, мужчины встают и идут добиваться того, чего хотят, - отрезала матушка. - А если для него пойти попросить руки своей невесты у ее матери - это унижение, то я не вижу, чтобы ты была ему больно нужна. Уж точно не больше, чем его гордыня. - Но он... - И потом, дорогая, мне он не нравится. Шляпа его, едва коснувшись, определила в Слизерин, и... - Хах, мам, - жестко хохотнула Елена, - и кто из нас юн? Неужели ты, в свои пятьдесят с лишним, подвержена предрассудкам? Мать тут же открыла рот, но закрыла, уткнувшись носом в сплетенные пальцы. Подобрала слова и заговорила спокойнее: - Я не говорю, что ученики Слизерина - это абсолютное зло. Просто мне не нравится их идеология. - Насколько я помню, в Слизерин набирают по амбициозности и целеустремленности, - невинным тоном заметила Елена. - Значит, то, что тебе нужно, ты помнишь, - покивала с иронией мать. - Все равно Шляпа поет об этом каждые полгода. И не хочешь, запомнишь. - Да уж. Так вот, просвещаю: одним из важных качеств Слизерина является гордость. Я бы сказала, гордыня, - на секунду она, поджав губы, смотрела куда-то в сторону, но потом вернулась к разговору. - И ученики этого факультета постоянно забывают о том, что эти качества можно использовать на благо. Ты послушай, о чем они говорят. Твой Генри тоже шутит за обеденным столом о том, как бы извести всех маглов с Британии? Елена неопределенно дернула плечом. - У него есть свое мнение по этому поводу. - Не сомневаюсь. А его друзья? Что у вас произошло две недели назад? Елена гордо заулыбалась, почувствовав себя вновь влюбленной, как в первый день. - Генри защитил меня! Мама, он такой сильный, такой решительный и смелый! Мне с ним так спокойно... Ко мне приставал один гриффиндорец, нахал лет семнадцати с большим самомнением. Он мог бы и границу перейти, слов не понимал. А Генри вместе с его друзьями показал ему, что я - его, и что с ним связываться опасно. - И это возбуждает в тебе романтические чувства? - вздернула бровь мать, совершенно не впечатленная. Елене в такие моменты казалось, будто она показала матери самого милого в мире котенка, а та бросила его к свиньям в грязь. Уж лучше вообще ничем не делиться и ничего не рассказывать, чем слушать, как твои мечты и чувства критикуются или вовсе высмеиваются. А потом матушка сетует, что она отдалилась! Действительно, с чего бы. - Елена, он взял с собой гурьбу бывших учеников Слизерина, пришел к этому гриффиндорцу и угрожал ему с ножом. Ты хоть знаешь, что тот парень на следующий день попал к Хунит и Матильде в больничное крыло? Елена удивленно хлопнула глазами. - Правда? Я...я не знала... - Конечно. Ты же слышишь только то, что тебе хочется слышать. - Ты говоришь так, словно Генри его убил. В конце концов, этот парень заслужил! - Насчет справедливости ничего не скажу, но тебя это все не пугает? Твой Генри импульсивный и буйный, и кто еще границ не знает - неизвестно, если он посчитал честным напасть на человека целой компанией. И потом, вы влюблены всего несколько месяцев. Настоящие помолвки добиваются годами, а я и так с его стороны инициативы и ярого желания не вижу. Все, разговор окончен. - Но... - Я сказала, разговор окончен. Все. У меня полно работы. Это ты непонятно чем вечно занимаешься. Тебе предстоит перенять главенство над факультетом, на твоем месте я бы совершенствовала свои знания и училась бы воспитанию, а у тебя все еще ветры в голове гуляют. Елена вскочила. - Думаю, я не похожа на отца уже просто тем, что он как-то уживался с тобой, - процедила она, распахивая дверь. - Не могу взять в толк, как. Ярость иссякла где-то на четвертом кругу коридоров, и пришли горечь и отчаяние. Елена присела на один из подоконников и устало потерла лицо ладонями, уставившись на витражи. За ними расстилалась высота, а внизу - двор Хогвартса с уже оседающими на него сумерками и лес - до самых гор. Знакомый с детства пейзаж. Любимый, безопасный, родной...и такой надоевший. Елене было стыдно. Замок ни в чем не виноват. Она провела здесь лучшие годы своей еще недолгой жизни. Замок ее лелеял в своих каменных объятьях еще малышкой, она оглашала смехом его коридоры и летала по лестницам, танцевала, играла, взрослела и, наконец, влюблялась... Хогвартс был ее домом, но чем старше она становилась, тем тяжелей ей становилось оставаться в его стенах. Громада замка давила на нее. Как и отношения с матерью. Елена уже измучена была вопросом, почему же ее отношения с матушкой такие нескладные. Но почему? Они же любили друг друга. Елена любила мать, была благодарна ей за свое счастливое детство и за все, что та сделала для нее. Она безмерно уважала матушку и ее свершения. И знала, что мама любила ее. Елена улыбнулась, вспоминая, как порой приходила вечером в их покои с едой, потому что мать пропустила ужин, погрязнув в каком-нибудь очередном исследовании, и они болтали о последних новостях замка, как две подруги. С улыбкой она вспомнила их прогулки по саду, посиделки у камина, подшучивания над дядюшкой Годриком и такое семейное тепло. В конце концов, мама - это все, что у нее было, хоть она и никогда не чувствовала себя одинокой. И все же иногда казалось, что их отношения состоят из постоянных склок. Девять из десяти встреч с матерью оборачивались в какую-нибудь ссору, порой Елена просто избегала мать, чтобы не портить настроение ни себе, ни ей. Она всем своим существом чувствовала тот момент, когда мама переступала порог помещения, в котором была сама, потому что с того момента это помещение почти буквально превращалось в поле боя, если только мама не улыбалась с первой секунды. Ну почему так? В чем проблема - в том, что они слишком разные? Это было объяснение Гаюса. Елене нестерпимо хотелось сейчас спуститься в его каморку и поговорить, но старик умер год назад. Ему было ровно сто лет, и это было даже рано для волшебника, но все объясняли это количеством испытаний в жизни Гаюса. Елена не представляла, что это за испытания, Гаюс никогда ей о них не рассказывал почему-то. Но она была рядом, когда старик умирал. Это было тихо, спокойно и, казалось, закономерно. Бывший лекарь словно просто тихо засыпал. С ним попрощались и Гриффиндоры, и мать Елены, и все их родственники, Хунит и многие рыцари. Елене показалось тогда, будто всех их связывало нечто гораздо большее, чем жизнь в Хогвартсе, но спрашивать не было желания. Дольше всего у Гаюса пробыл Мерлин. Он стоял в углу комнаты, когда к старику пришла Елена. Она тогда впервые столкнулась с потерей. Она даже не понимала толком, что происходит и что произойдет потом. Она растерянно наблюдала за общей скорбью, кивала всем, кто спрашивал, в порядке ли она, не отходила от дядюшки Годрика и матери, а потом просто присела у кровати старика и взглянула в его глаза. И вот тут стало чуть понятней. В этих старых глазах было столько времени, памяти, сожаления и спокойствия, что на ее собственных глазах тут же навернулись слезы. Она не хотела терять его. Гаюс погладил ее по волосам, и она взяла его сморщенную сухую ладонь будто в попытке удержать его жизнь. Они говорили о чем-то. Гаюс спрашивал, все ли у нее хорошо, и она сказала, что да, потому что не хотела расстраивать его, да и все тогда показалось неважным в сравнении с его смертью. "Вот и хорошо, - прошелестел тогда голос старика. - Будь счастлива, девочка. Не бойся. Мы еще встретимся." Елене хотелось в это верить. Потому что ничего ей так не хватало, как этого мудрого и родного дедушки. Он бы помог, он бы объяснил, утешил, посоветовал... Но его больше нет. Мама устроила ему прекрасную усыпальницу в роще недалеко от замка, но вся ее красота Елене казалась тщетной. Гаюс бы хотел, чтобы она помирилась с матерью. Но как? Мать ее не слышала! Что ей предлагалось делать? Отказаться от любимого и умереть старой девой, управляя факультетом, прямо как мама? - Эй, Ленни! - знакомый голос вырвал ее из плена мыслей. Елена вскинулась и расцвела улыбкой: перед ней стоял Бертран. Она поднялась с подоконника и повисла на друге, стискивая его в объятьях. - Наконец-то! Я скучала, - пробурчала она, не умея все же скрыть радость. Берт крепко прижал к себе ее талию и немного покружил, смеясь. Потом поставил обратно на пол и отстранил, чтобы рассмотреть ее лицо. - Что это, ты плакала? Елена быстро вытерла щеки, замотав головой. - Да так, ерунда. - Опять с матерью поссорилась? - Берт хмыкнул, глядя на нее сверху вниз. Несмотря на то, что Елена была выше любой девушки в Хогвартсе (что и делало для нее любовь Генри чудом, потому что над ее ростом уже пошутили все, кто мог из ровесников), близнецы и Дастан были все же ее выше. Старшие вообще становились полной копией своего отца: такие же высокие, широкоплечие, мощные и красивые, только у них почти не было морщин и, конечно, бороды. - Ни на минуту вас оставить нельзя. - То на минуту, - беззлобно проворчала Елена, - а вас две недели не было! Где Юстес? - У матери, я задержался с лошадьми. - Ну и чего там снаружи такого интересного, что вас так долго не было? - Ого, похоже, сестренка, кто-то действительно соскучился! - Не принимай это на свой счет, просто в этом замке шутов мало. Посмеявшись, они оба сели на подоконник. Близнецам было почти двадцать два, поэтому они стали выбираться из Хогвартса в большой мир. Словами не передать, как Елена им завидовала. Она пыталась объяснить матери, что легче научиться защитным заклинаниям на практике, чем в безопасности по книжкам, но мать и слышать ничего не хотела, считая, что дочь еще недостаточно освоила магию, чтобы рисковать выходом наружу. Поэтому Елена чуть не сгорала от зависти, глядя, как близнецы прощаются с родителями и, лихо размахивая шляпами, скачут прочь с территории Хогвартса. - Так в чем дело, что вы опять не поделили? - спросил Бертран. Елена минуту высматривала что-то в окне, а потом негромко сказала: - Берт...ты бы мог помочь сбежать из Хогвартса? - Что?.. - Берт недоуменно уставился на нее и растерянно улыбнулся. - Все настолько плохо? Да ладно тебе, недолго осталось. - Почему? - Потому что освоишь хорошо магию и выберешься. Мир снаружи никуда не денется. Елена поморщилась. - Как будто мне это светит. Как только я закончу учебу, мама сделает меня деканом факультета. Как будто мне оно нужно. - Ну так скажи ей, что тебе это не подходит. - Конечно, я говорила! Я говорила, что хочу замуж и на свободу! Думаешь, она меня послушала? Она считает, что это все временные капризы и взбалмошность! - Стой-стой, - остановил ее друг. - Замуж? Это который Генри Ингборд? Он что, позвал тебя? - Да... И я попросила у мамы благословения. Знаешь, что она ответила? Что Генри - плохая партия, а мне, глупой, вообще лучше скорее умнеть, потому что на носу принятие главенства над факультетом! Она вообще кого-нибудь, кроме себя, слышит? Берт задумался. - Ленни... Слушай, у твоей мамы, конечно, деликатности хоть отбавляй, и насчет плохой партии - я не знаю. Но ты зря рвешься наружу. Не надо делать это целью всей жизни. Там, за пределами Хогвартса, нет ничего такого, к чему можно было бы стремиться. Наоборот, вырвешься - и захочешь обратно, захочешь вообще забыть все, что ты там видел... Он сказал это таким задумчивым, серьезным тоном, какой совершенно не подходил к его обычному образу лихого балагура, что Елена не смогла не съязвить: - Чего же ты тогда не остаешься дома? Зачем продолжаешь ездить наружу? Берт не отреагировал на ее издевку. Он продолжал звучать серьезно и даже поучительно, и ее это раздражало. - Потому что снаружи есть немало тех, кто все отдаст, чтобы жить в Хогвартсе. Я не говорю, что тебе не нужно наружу, просто это не увеселительная поездка, поверь. Там нет тех приключений, о которых рассказывала тетушка Гвен. Там все совсем не так, как мы представляли. Не строй свою жизнь лишь на желании выбраться. - Тебе легко говорить, - фыркнула Елена, и сама поразилась жесткости своего тона. - Ты там уже был и спокойно бегаешь туда-обратно, а мне нельзя? Что такого там ужасного? Берт молча посмотрел на свои пальцы, вспоминая что-то. Елена впервые заметила длинный шрам на его правой ладони. Но ничего не спросила. Как бы там ни было, у нее было право выбирать свою судьбу, а у всех вокруг не было права решать, что она с ней не справится. - Я видел достаточно, - наконец сухо ответил Берт. - Слушай, я тоже ждал приключений и думал, что книги - чушь. Но туда...туда нельзя без отличного владения магией. И твоя мать это знает, поверь. У нее есть причины не пускать тебя. - Ясно, - с чувством отрезала Елена, вскакивая с подоконника. - Я поняла тебя. Сам ты вырвался, а мне помочь не желаешь. Не нужно рассказывать мне страшные сказки про троллей, не нужно считать меня глупым ребенком и трусихой. Если ты мне не поможешь - я справлюсь сама. - Ты говорила, что твоя мать не слушает никого, кроме себя, - невозможно спокойно ответил ей Бертран. - Что ж, я нашел между вами сходство. Елена гневно развернулась и ушла.