Огни Камелота

С одной стороны Елене жутко хотелось найти Генри и побыть с ним. Они не виделись с утра, да и кто, кроме него, смог бы ее теперь утешить? С другой стороны, при встрече ей пришлось бы рассказать ему об отказе матери, а это было последнее, чего она хотела. Но Хогвартс все решил за нее, повернув лестницы в таком направлении, при котором она, бродящая бесцельно по коридорам, вышла в один из них и столкнулась с Генри лицом к лицу. Они были почти одного роста. Генри был стройный и длинный, прямо как она. Близнецы Гриффиндоры выглядели больше него, но в то же время от Генри сила исходила каким-то другим образом. Что-то было в его гладко причесанных темных волосах и синих глазах - что-то властное и непобедимое. У него были тонкие брови вразлет, прямой нос и острые скулы. Бледная кожа смотрелась аристократично с всегда отлично подобранной одеждой. Генри следил за собой, и, может, поэтому половина подруг Елены была в него влюблена. Почему же он влюбился в нее? Елена задавалась этим вопросом каждый раз, когда смотрела в зеркало. Платья на ней вечно выглядели нелепо из-за высокого роста (дядюшка Годрик рассказывал, что ее отец был даже выше него), пушистые белые волосы сложно было уложить так же аккуратно, и голос у нее был низкий, почти как у матушки. Несмотря на то, что и у нее было дворянское происхождение, Елена вечно чувствовала себя неотесанной крестьянкой рядом с Генри. Часть этого чувства была виной ее папаши, из-за которого на ней всегда оставалось клеймо бастарда. Генри не ожидал этого столкновения, но быстро воспользовался им: обнял ее лицо ладонями и притянул к своему, увлекая в страстный поцелуй. Вмиг Елена и думать забыла обо всем на свете, став безвольной куклой в его руках. Порой ей казалось, что если он скажет, что поднимает революцию, она послушно пойдет за ним - так магнетически действовали на нее его голос и взгляд. - Я скучал, - тембр тихо рокотал, как мурчание кота. У девушки мурашки пробежали по коже. - Что сказала твоя матушка? Елена опустила голову, прижимаясь к груди парня. - Что-то не так? - Она...как я и думала, мама против. Генри как будто искренне удивился. - Но почему? Разве она считает меня недостойным такой партии? Волшебница закусила губу. Ну не рассказывать же, что мать считает его чуть ли не головорезом! - Она считает, что мы мало знакомы и что моя любовь к тебе - каприз. - Она не доверяет мне? - напряженно спросил Генри, угадав несказанное. Елена с испугом услышала возмущенные нотки в его тоне. - На каких основаниях, позвольте узнать? - Это неважно, - попыталась свернуть тему Елена. - Дело не столько в тебе, матушка просто всегда считала меня взбалмошной девицей, которая сама не знает, чего хочет. Она прочит мне руководить факультетом, а потому думает, что я так пытаюсь сбежать от ответственности и вообще занимаюсь ерундой. - Брак с бароном Ингбордом - ерунда? Генри отстранился и встал у окна, оперевшись прямыми напряженными руками о подоконник. Черты лица его стянулись в презрительную возмущенную маску. - Знаешь, я не ожидал. Я думал, что ты хочешь выйти за меня замуж. - Я хочу! - ошарашенно возразила Елена. - Тогда почему не постаралась убедить мать? - Так это я виновата, по-твоему? - А почему еще леди Когтевран могла отказать в сватовстве барону Ингборду? - Ты же знаешь мою мать! - отчаянно и обиженно воскликнула девушка. - Она припомнила случай с тем гриффиндорцем и теперь... Я и не знала, кстати, что он из-за вас попал к лекарям. Тонкая бровь Генри взлетела вверх. - Тебя смущает что-то? - Нет, но... Вас же было много, и... - Ты тоже не была бы равной ему, если бы он попытался перейти границы. Если хочешь, я могу отвести тебя прямиком к нему в комнату. Елена вспыхнула и, сжав кулаки, отвернулась. - Если ты хочешь нашего брака, - продолжал Генри, - уговори свою мать, потому что ее отказ возмутителен. В жизни бы не подумал, что однажды столкнусь с таким обращением. Подумать только... - Но как мне ее уговорить? - выпалила волшебница. - Как? Она упрямая, как ослица! Ее же не остановить, если она что-то задумает! А у нее план, чтобы я заняла ее место, и ничто ее не разубедит в этом! Да хоть бы ее диадема и впрямь показывала ум, чтобы я надела ее на церемонии и раз и навсегда отделалась бы от маминого факультета! Пока она бесилась, Генри задумчиво разглядывал витражи на окне. Спустя какое-то время тишины он заговорил вновь: - А с чего ты, собственно, решила, что главенство над факультетом как-то рушит наши планы? Елена моргнула. - В смысле? Парень наконец обернулся, скрестив руки на груди, грациозный, как большой кот. - Ты не понимаешь? Если ты займешь место матери, то уже не она, а ты будешь устанавливать правила. Какие изучать предметы. Как их изучать. Как долго. Кто будет вести занятия. А главное - должен ли глава факультета постоянно оставаться в замке. Елена замерла от пронзившей ее такой простой мысли. Но ведь и правда! Не побег обеспечивал ей свободу, а как раз главенство над факультетом! Тогда она сможет делать что угодно! Она сможет просто поставить вместо себя друида, установить правила противоположные тем, что царили при матушке, а потом сесть на лошадь и уехать вместе с Генри за пределы Хогвартса! Ведь это матушка проводила все свободное от занятий и общения с людьми время за книгами, а Елена не обязана! - То есть... - пробормотала она, еще не совсем осознавая свое счастье. В конце тоннеля засияло солнце. Из бесконечного замкнутого круга нашелся выход. - То есть в оставшееся для учебы время ты должна доказать матери, что можешь управлять факультетом, - продолжил за нее Генри. - Это не сложно, я помогу тебе, если понадобится. Тогда она передаст тебе диадему в знак передачи главенства, и ты установишь свои правила. Твоя матушка, конечно, смирится с нашим браком, а мы уедем из этого захолустья наружу. - Поженимся... - невольно расцвела улыбкой Елена, пусть и немного не к месту. Генри усмехнулся. Развел руки в стороны, и волшебница вновь обняла его. - Я постараюсь. Я сделаю все, чтобы стать лучшей дочерью Кандиды Когтевран, а потом...потом я возьму свое. - Умница, - промурчал голос парня у нее над ухом. *** - Леди Кандида? - раздался голос вслед за стуком и приоткрывшейся дверью. - Бертран! - улыбнулась Кандида, откладывая бумаги и поднимаясь из-за стола. - Негодник, мы вас уже заждались, ваша мать все нервы успела растерять! Иди сюда, рада тебя видеть... Это был бы, пожалуй, лучший вечер для возвращения близнецов Гриффиндоров. Когтевран почти придумала очередное заклинание. Ученики отлично справились с работой на сегодняшнем занятии. Последние недели не было никаких новостей о новой устроенной Слизерином бойне. В окно смотрелся застенчивый месяц в окружении бархатной вечерней темноты. Свечки уютно освещали кабинет, насквозь пропахший книгами. В кубке на столе переливалось недопитое вино, лучшее из тех, что королева пробовала со времен падения Ифтира. Вечер был бы идеален, если бы не паршивое настроение после очередной ссоры с дочерью. И все же Кандида искренне обрадовалась приходу Берта (и не только потому, что именно он в прошлый раз принес ей это вино, и она попросила найти его снова). Пусть она и не была особенно близка с детьми Гриффиндоров, но всегда была с ними в отношениях тетушки и племянников. Она была чуть ли не первой, кто отчитывал их за проделки (а младших близнецов за них хвалила, поскольку по-хорошему завидовала их изобретательности), и в то же время той, кто радовался их успехам. Они все были словно одной большой семьей, так что было неудивительно, что она питала теплые чувства к детям Пенелопы и Годрика. - Вино я привез, но отдал домовикам, потому что на сегодня, думаю, вам и так хватит, - озорно улыбнувшись и кивнув на кубок на столе, сказал Берт, когда она выпустила его из объятий. - Чтоб тебя! - засмеялась Кандида, дав ему шутливый подзатыльник. - Видимо, я все же старею, раз меня смешат шуточки уровня твоего отца в молодости. - Не прибедняйтесь, тетушка, вы выглядите никак не старше ста пятидесяти, - очень правдоподобно возмутился Берт. - Прикуси язык, балагур. Пожалуюсь твоей матери, что ты мне комплименты отвешивал, знаешь, что она подумает? Парень притворился, что он в ужасе, и оба, посмеиваясь, пошли в глубь комнаты. - Можно? - вскинул брови Бертран, кивнув на кубок. - Ша, - величественно отбрила Кандида, оперевшись талией о стол и пригубив вина. - Сначала ужин, иначе твои родители точно скажут, что я тебя споила. Ну, рассказывай, какие новости снаружи? Отчасти ей стало проще общаться со старшими близнецами в последний год, потому что они выбрались из Хогвартса и теперь знали, от чего тот их уберегал. Теперь они повзрослели и могли оценить объективно поступки своих родителей и их друзей. Первый раз они вышли наружу вместе со своим отцом, и Годрик потом рассказал, как его сыновья в ужасе узнавали, как на самом деле снаружи все плохо для магов. Поэтому Кандида не хотела отпускать дочь, хотя у той уже скоро должен был наступить тот же возраст. Конечно, если Елена упрется и ничего не захочет слышать, Когтевран не сможет ее удержать. Но насколько ей будет спокойнее, если дочь займет ее место главы факультета и останется в Хогвартсе... Берт взлохматил волосы - прямо как Годрик в молодости. - У Дрианта и Ровены родился еще один сын, - начал он невеселым тоном. - Эск...совершает набеги на прибрежные города, хотя теперь ему Хэнгист вроде бы поручил строительство новых городов на окраине земель Хогвартса. - Каме... - Кандида едва себя остановила. - Нашу пустыню хотят наконец заселить? - Да. Непонятно, конечно, как Эск с этим управится, но ходят слухи, что отец так хочет его к делу приобщить, а то он о женитьбе слышать не хочет, а наследников если и делает, то точно не во дворце. - Ясно... А что в народе? - Более или менее спокойно. Казней мало было за эти две недели, правда, на одну мы не успели... - Берт замолк на минуту, сжав ладонь на эфесе меча - подарке отца. Брови его спустились к переносице, и взгляд потяжелел. - Это не ваша вина, - спокойно заметила Кандида. - Британия громадная, вы не могли успеть во все концы. - Да. Но там были дети. И женщина. - Вы сделали все, что могли. Не надо. Если бы судьба решила вам помочь, вы бы успели. - Видя, что парень не согласен, волшебница перевела тему. - А из волшебников никто... - Нет. Слизерина не слышно и не видно. Ходят слухи, что его в последний раз видели у Феоррских гор, но о новой бойне пока ничего. - Ну и хорошо, - закончила разговор королева, поставив пустой кубок на стол. - А где Юстес? - У мамы. - А ты почему не у нее? Так по мне соскучился? - Разумеется, - ухмыльнулся Бертран, но тут же вновь стал серьезным. Как-то растерянно потер ладони. - Тетушка, я...я зашел, потому что встретил по дороге Елену. Брови женщины насмешливо взлетели вверх. - И она пожаловалась тебе, какое я чудовище, - кивнула она. Берт явно чувствовал себя неловко, но все-таки решился говорить. - Я прошу прощения, я не имею право лезть в это, но... Елена мне как сестра, мне жаль, что она настолько недовольна тем, как складывается ее судьба. Могу я попросить вас кое о чем? - Попросить - можешь, - спокойно кивнула Когтевран, складывая руки на груди. - Только не о том, чтобы я согласилась на ее брак с этим головорезом. - Нет, конечно, - отмахнулся парень. Он тщательно подобрал слова и начал очень мягко, вкрадчиво, спокойно и участливо. Годрик тоже так умел разговаривать - ты в ту же секунду верил, что этому человеку не наплевать на тебя. - Я вот о чем... Тетушка, каждый человек для чего-то пригоден в своей жизни. У кого-то это наука, у кого-то рыцарство, у кого-то писательство, у кого-то обучение. Бог свидетель, вы как никто знаете, насколько я не создан для книг, - они оба улыбнулись воспоминаниям. - И, смею думать, что сейчас я полезен тем, что пытаюсь спасать магов от мира за стенами Хогвартса. Мой отец тоже не слишком книголюб, однако он лучший воспитатель, какого я видел у нас, - не в обиду вам. Я хочу сказать, что Елена...тоже не создана для книг и науки. Вообще не создана для того, чтобы сидеть на месте. - Ты думаешь, это не просто юношеский бунт? - серьезно спросила королева. - И это тоже, но это просто усиливает то, что уже было. Елена всегда была такой, вы же помните, она лазила по всем деревьям вслед за нами. Она...я правда понимаю, почему вы хотите сделать ее главой факультета, но, возможно, это не лучший способ удержать ее от мира снаружи? Кандида удивилась проницательности парня. Но это заставило ее вздохнуть и довериться ему. - Дело не только в том, что я хочу удержать ее от мира снаружи... Я все же надеялась на то, что в ней проявится интерес, и она займется этим. Я же не давила на нее... По крайней мере, мне так казалось. Просто хотела ее направить. Но спустя столько лет...да, я понимаю, ты прав, Елена не создана, как я, для библиотеки и лекций. Но...разве я не могу использовать это как способ удержать ее? - Мне кажется, нет. Елена больше всего на свете не хочет становиться на ваше место, а потому мир снаружи ей видится спасением. А вы и я знаем, что он таковым не является. - То есть говоря ей об управлении факультетом, я невольно толкаю ее наружу? Берт пожал плечами, молча подтверждая ее слова. Когтевран отвернулась к окну и пару минут тоже молчала. Когда Елена была маленькой, Кандида поняла о ней нечто невероятное с ее точки зрения: у ее дочери была ужасно низкая самооценка. Она почему-то считала себя глупее своей матери и своих сверстников. Возможно, дело было в том, что свершения ее матери повсюду окружали ее, и каждый стремился ей это напомнить, но Кандида мало знала об этом, потому что дочь предпочитала переваривать все в себе. Но ведь Елена не была глупой. И тогда Когтевран решила сказать ей, что однажды сделает ее своей преемницей. Она напоминала ей об этом, пытаясь доказать Елене, что считает ее достаточно умной и достойной этой судьбы. Она пыталась помочь дочери поверить в свои силы и, чего уж греха таить, взрастить интерес к науке. Но если относительно второго она уже давно понимала, что это дело пропащее, то относительно первого она заблуждалась довольно долго. У нее не получилось. Елена поняла все наоборот. Возможно, Кандида и правда была плохой матерью, если дочь не понимала ее намерений, ее любви и гордости. Возможно, она и правда виновата во всем. - Хорошо... - наконец сказала королева. - Думаю, ты прав... Я скажу Елене, что она не обязана занимать мое место. Собственно, я никогда и не говорила, что она обязана, но... - Елена любит вас, - поспешил сказать Бертран. - Просто она...очень вспыльчива и ранима. Порой слишком. - Да, знаю, - грустно улыбнулась Кандида. - Она совсем как мой отец. Берт молча кивнул, а потом, вернув на лицо шутливое выражение, поклонился. - Я могу идти, миледи? - Иди, - кивнула королева. - Не заставляй Пенелопу поднимать армию домовиков, чтобы искать тебя по всему замку. *** Следующие полгода Елена вела себя как самая примерная дочь. Она не опаздывала на занятия и выполняла все, что говорила ей мать. Было сложно, потому что проблемы с учебой никуда не делись, но здесь ей помог Генри: он подарил ей магическое зеркальце, копия которого была у него. Так они могли общаться, чтобы он мог ей подсказывать и помогать. Только благодаря ему Елена стала лучше учиться в последние месяцы многолетней учебы. Объяснения, сказанные его мурчащим голосом, она понимала не в пример лучше, чем четкий тон матери. И на удивление...эти полгода прошли прекрасно. Лучше, чем многие годы до того. Они ни разу не поссорились с матерью. Можно ли было это полностью списать на то, что теперь Елена делала то, что хотела матушка, или здесь было еще что-то? Елена не могла этого понять, но наслаждалась каждой минутой такого непонятного, удивительного затишья. Елена стала выказывать интерес к учебе и науке. Она приходила к матери в библиотеку и просила ее объяснить тот и иной аспект теории магии, обсуждала всякие исторические эпизоды, о которых ей заранее рассказывал Генри, просила почитать вслух книги и послушать ее разработки нового заклинания. Оказалось, что мама умеет рассказывать довольно-таки интересно. Не как дядюшка Годрик, конечно, но все-таки. Матушка терпеливо и заботливо объясняла все, о чем спрашивала дочь, вовсю стараясь перейти с лекторского тона на тон застольного рассказчика. Но вот что было странно: в то же время, как Елена стала "интересоваться" наукой, мама как будто утратила энтузиазм. Сначала она провела с ней разговор, заявив что-то насчет того, что Елена не обязана становиться главой факультета, если ей этого не хочется. А потом они гуляли по саду чаще, чем раньше. Они ужинали вместе чаще, чем раньше. Они даже стали выезжать на лошадях в лес и устраивать пикники, и Елена бросалась купаться в речки, подначивая маму, а та, наплевав на возраст и статус, шла за ней. И все время они проводили, как две подруги, как будто негласно договорившись не ссориться. А при каждом удобном случае матушка переводила разговоры о науке на другие темы: на отношения Елены с друзьями, с Генри, на разные мелочи, заполняющие день. Елена не могла понять этой внезапной потери интереса. Может, мама как-то ее проверяла таким образом? - Мам, что с тобой? - однажды-таки спросила она, когда они лежали на одеяле в лесу и щелкали орехи. - Впервые за столько лет я наконец разговариваю с тобой о науке, а тебе, как будто, не хочется? Мама улыбнулась, расчесывая пальцами волосы, которые так редко распускала. - Мне хочется, но я знаю, что тебе это не так уж интересно. Ты знаешь, ты ведь не обязана все это любить и интересоваться этим. - Но я же интересуюсь, - упрямо возразила Елена. - Я рада... Ох, смотри, какой красавец! - матушка округлила глаза в восторге, указывая куда-то на выглядывающее из-под кроны дерева небо. Там летела какая-то большая птица. - Жаль, арбалета с собой нет. - Хорошо, что его нет, - беззлобно пробурчала Елена. - Пусть летит. - Пусть, - пожала плечами мама. - Не я, так домовики. Или Гриффиндор. Еда же в Большом зале как-то должна появляться. Они впервые говорили на девичьи темы так открыто. Раньше мама заговаривала о таком, но Елена почему-то предпочитала говорить об этом с тетушкой Пен (может, потому, что что бы ни произошло, та не наругает) или со сверстницами. А теперь она рассказывала о своей влюбленности в Генри и терпеливо слушала о любви матери к своему отцу, честно стараясь понять ее и принять, забыв о своей обиде. Матушка травила байки о Гриффиндорах, даже обмолвилась немного о том самом Слизерине, который был самой большой загадкой Хогвартса. - Он был нашим другом, - сказала она, глядя на свои руки. - Очень храбрым и умным. Когда-то. - Он умер? - спросила Елена. - В каком-то смысле... По крайней мере, тот человек, которого я знала, точно умер. Елена поняла, что матушка не хотела говорить об этом человеке. Как, собственно, и все старшее поколение Хогвартса, даже рыцари и их семьи, которые знали не больше учеников. - Мои друзья, - рассказывала она сама в другой раз, - те, которые уже бывали снаружи, планируют построить деревню рядом с Хогвартсом. За пределами магического щита. - Было бы неплохо, - улыбнулась матушка так, словно поняла из этих слов больше, чем сама Елена. - Деревня для магов... - Они даже название придумали - Хогсмид. - По аналогии с Хогвартсом? - Ага. - А ты знаешь, что изначально мы планировали придумать для Хогвартса что-то поумнее? А потом привыкли и забыли. - Правда? Значит, то, что тебе приснилось, как тебя сюда привез вепрь, это очередная байка, придуманная учениками? Мама прыснула, прикрыв ладонью рот. - Что? Привез? Вепрь? - Или привел...уже точно не помню последнюю версию этой легенды. Елена в какой-то момент задумалась, почему же они раньше не могли так: без ссор и склок. Казалось, что теперь они наконец что-то делали правильно. В то же время, это самое "правильно" было результатом притворства. В любом случае...это были самые лучшие полгода ее жизни. И вот наконец наступил июнь. Хогвартс утопал в буйных летних красках: малахитовых волнах леса, иссиня-зеленой ряби озера, черных росчерках птиц на пушистом от облаков полотне неба и мерцающих среди камней высоких стен солнечных бликов. Идеальное время для проведения церемонии передачи главенства. По крайней мере, Елене так казалось. Все-таки пышность природы вокруг совпадала с важностью, какую имело для ее матери это событие. Мама так ни разу и не заговорила об этой церемонии и вообще о передаче главенства, и Елена не спрашивала, думая, что это часть сюрприза. Возможно, матушка собиралась устроить эту церемонию пышнее, чем планировала, возможно, привлекла к этому делу тетушку Пен, потому что на всех праздниках именно ее фантазия всех спасала. Елена уже представляла себе какую-нибудь увитую цветами дорожку, торжественную музыку и величественную мать, возлагающую на нее диадему. Почему они решили, что возложение королевской диадемы будет символизировать передачу управления над факультетом - ни мать, ни дочь, ни кто-либо из обитателей Хогвартса уже не помнили. Но в мечтах все выглядело красиво. Однако в середине июня нетерпение Елены возросло до предела, потому что и Генри начинал допытываться у нее, когда же мать соизволит уступить ей свое место. Никто из учеников не говорил об этом, словно ничего и не должно было произойти. Елену это раздражало, потому что ее подъем в учебе представлялся ей выдающимся, и, учитывая как год за годом учителя и сверстники всеми правдами и неправдами намекали ей, что пора бы уже выдать что-нибудь гениальное, их абсолютное равнодушие теперь ей казалось совершенно лишенным смысла. Не могла же матушка подговорить молчать всех? - Ты так говоришь, как будто все должны устроить праздник, отмечая лично твои успехи, - беззлобно, но искренне удивленно сказала ей как-то Эдит, хлопнув ресницами. - Но... - растерялась Елена. - Разве... Она быстро умолкла и не стала все же ничего спрашивать, надеясь, что все просто отличные актеры. Но совсем скоро случилось так, что они с Региной разговаривали, сидя в одной из ниш пятого этажа. Разговаривали они бурно и громко, много смеясь и жестикулируя, потому что у них с детства была общая страсть - путешествия и приключения. Они обе жаждали долгожданной свободы, чтобы сесть наконец на коней и умчаться как можно ближе к закату. Почувствовать ветер, бьющий в лицо, жар битвы, почувствовать, какого это - когда твоя жизнь висит на волоске, и когда каждый день ты ночуешь в разных местах, когда встречаешь десятки разных людей и видишь кучи новых мест. Они обе ласково гладили каменный подоконник под своими юбками, любя Хогвартс и мечтая вырваться из него. Именно за такими разговорами их и застал Гриффиндор-старший. Появился он вслед за визгом Регины от его щекотки. - Па-ап! - возмущенно и смешливо протянула она, обнимая себя за талию. - Я уже двенадцать лет, как твой папа, - шутливо отрезал волшебник. - Мне шестнадцать! - Правда? - наигранно удивленно взглянул на девушку отец. - А я думал, двенадцать. - Здравствуйте, дядюшка, - улыбаясь, поздоровалась Елена. - Здравствуй, малышка, - улыбнулся в бороду Гриффиндор. - Девчонки, вы случайно не видели Варта и Мейбл? - Я их видела с утра в конюшне, а что? - подняла голову на отца Редж. - Да у меня подозрения, что они планируют разнести этот замок на кусочки, - буднично поведал Годрик. - А так как твоя мать, Ленни, хочет направить их энергию в нужное русло, то мне поручено их разыскать. Как будто их вообще можно найти, если они не хотят быть найденными. - Попросите эльфов, - хихикая, предложила Елена. - Тоже идея, - согласился Годрик. Потом хотел уже уйти, но обернулся, взглянув на Елену, и подмигнул: - А мне они рассказывали, что у тебя с твоим другом есть зеркало, через которое вы общаетесь. Правда, что ли? Елена обомлела, словно на нее налетел громадный порыв ветра. Неосознанно она попыталась спрятать куда-нибудь руки. - Эм... - Да ладно, - дружелюбно отмахнулся дядюшка, - я не расскажу твоей матери. Больно мне нужно сдавать своих. Будь я ее учеником, я бы прогуливал побольше вашего. Несмотря на его легкий тон, Елена залилась краской. Ей стало жутко обидно. Конечно, дядюшка не был не прав: свою победу она добыла не столько собственными способностями, сколько помощью Генри. Но она не планировала открывать это кому-либо... - Ну, я... - жалко залепетала она. Теплый прищур карих глаз дядюшки ее смущал своей добротой, слишком контрастировавшей с ее обидой. - Ладно. Все хорошо. Просто я хотел узнать, может, у твоего друга есть и другие такие? Это было бы очень кстати, в связи с вылазками наружу. Например, вам с матерью точно понадобится. Елена совсем запуталась. А о ее планах-то он откуда знает? Неужели Генри каким-то образом зачем-то ему все рассказал? - Дядюшка, а почему вы так думаете? - А разве ты не поедешь наружу? - А...как...как же факультет? - А что факультет? Елена потеряла всякое терпение. Она глубоко вдохнула и наконец спросила: - Мама же передаст мне главенство над нашим факультетом? Разве вы не готовите церемонию по этому поводу или что-то в этом роде? - Что? - дядюшка в искреннем недоумении вскинул брови. Переглянулся с дочерью, и та тоже посмотрела на подругу в растерянности. У Елены в горле зашкреблась паника. - Прости, я ничего не знаю об этом. Кандида вроде как ничего не планировала. Я думал, вы решили, что ты не хочешь занимать ее место, а потому она передаст его другой, Хэйти, кажется, но немного позже, сейчас нет необходимости... - Хэйти?.. - упавшим голосом почти прошептала волшебница. Воображение тут же нарисовало все: и дорожку с цветочными украшениями, и музыку, и праздник, и ее подругу в ЕЕ диадеме. Годрик обеспокоенно вгляделся в ее лицо и приблизился, чтобы тронуть ее за плечи. - Девочка, ты в порядке? Что-то не так? Казалось, Елена потеряла способность соображать. Она буквально выскользнула из рук дядюшки, спрыгнув на пол, и ветром помчалась в покои матери. Весь мир рухнул. Все ее старания, планы, будущее, вся новообретенная уверенность и спокойствие - все рухнуло. Только потому, что мать посчитала, что ее дочь недостаточно умна, чтобы занять ее место. Гнев, отчаяние и возмущение клокотали в груди, слезы обиды подступали к глазам, когда она влетела к матери в покои - благо, та была там, со своими чертовыми книгами. - Елена? - улыбнулась матушка, отрываясь от чтения. - Что так рано? Девушка титаническим усилием взяла себя в руки, хотя паника скрутила все внутри и заставила-таки дрогнуть голос, когда она произнесла: - Мама, мне только что сказали престранную вещь. - Какую же? Ты в порядке, что у тебя с лицом? - У меня все нормально с лицом! Мама, это правда, что ты передашь факультет не мне, а Хэйти? Матушка казалась удивленной. Елена на секунду понадеялась, что это просто ошибка. Что все они ошибались, а ее мама просто большой гений, который сумел от всех в тайне устроить роскошную церемонию. Но секунда прошла. Мать отложила закрытую книгу на стол. - Я планирую это, да, если только она не откажется. Просто сейчас в этом нет необходимости. У меня, правда, возникли кое-какие проблемы со здоровьем, ну ты помнишь, сердце и все такое, но не думаю, что я так уж не смогу управлять факультетом еще немного. Хунит, конечно, настаивает на другом, но... - Мама! - не выдержав, крикнула Елена. Матушка ошеломленно уставилась на нее. - Почему?! - Что "почему"? Зачем ты кричишь, милая, в чем дело? - Почему не я?! - девушка ничего не смогла поделать: в голос прорвались обида и слезы. - Что я такого сделала, мама? - Что происходит? - нахмурилась мать. - Я думала, тебе не хочется занимать мое место, мы же обсуждали это. Я думала, ты будешь рада. - Рада?! Чему рада - тому, что моя мать в очередной раз посчитала меня глупой дурочкой, не способной вести взрослые гениальные дела? - мама нахмурилась еще больше, открывая рот, чтобы что-то ответить, но Елена ей не дала. Не в этот раз, когда мама так жестоко ее унизила. Не в этот раз, когда под видом заботы она так искусно прикрывала стыд. Боги, сколько же в ней было лицемерия! - Я столько лет слышала, что моя судьба - это стать твоей преемницей в нашем факультете, в меня столько лет тыкали пальцем, как в дочку великой Кандиды, которая не дотягивает до статуса матери, а ты, вместо того, чтобы помочь мне утвердиться, отнимаешь у меня место главы факультета! Ты прилюдно унижаешь меня! Конечно, тебе куда выгоднее передать факультет умной и достойной Хэйти, как будто эта зануда твоя родная дочь! Впрочем, черт тебя знает, может, мой отец не был единственным, но только его ребенка ты оставила воспитывать. Что, жалеешь о своем выборе? Может, у тебя есть другой, гениальный ребенок, настоящий когтевранец, как полагается? - Елена, детка! - каким-то образом вклинилась в ее крики мать, резко обхватив ее лицо длинными ладонями и впиваясь в нее взглядом. Голос ее зазвучал невозможно ласково, и Елене хотелось, чтобы та тоже сейчас кричала, чтобы она сама не чувствовала себя так паршиво. - Родная, пожалуйста, остановись. Что ты говоришь? Дай мне объяснить, раз уж тебе самой непонятно что-то. Выслушай меня. Да, я хотела сделать тебя своей преемницей, да, я пыталась направить тебя по этому пути, но кому, как не тебе, знать, что из этого получалось... - Да, я знаю, что ты всегда считала меня глупой. - Перестань! Перестань нести чушь! Кто тебе сказал, что ты глупая, ну кто? Никогда я не считала тебя глупой, и просто нелюбовь к книгам тебя не делает таковой. Тебе почти двадцать, ты ведешь себя сейчас, как ребенок, вот это - глупо. - Да? А отнять у меня то, что положено мне по праву - это умно? - Родная, я пыталась помочь тебе! Ну неужели ты не видишь? Ты моя дочь, и я люблю тебя, и больше всего на свете я хочу, чтобы у тебя все сложилось хорошо. Я поняла, что тебе это не близко, и решила не сковывать тебя подобной судьбой, вот и все. Если тебе что-то не нравится, так скажи мне, и мы обдумаем это. Елена, говори со мной! Не держи все в себе, я сотни раз тебе это говорила, я не умею читать мысли, как друиды. Мы все исправим, только скажи, что. Елена вырвалась из рук матери. Ее тошнило от ее ласково-лицемерного тона, от невинного взгляда, словно не она держала в руках судьбу дочери и строила ее, как пожелает. В такие моменты девушке мать представлялась пауком, из чьих лап она никак не вырвется. Все в ее жизни сходилось на одном единственном человеке, и когда она наконец поверила, что обретет статус, а с ним права и уверенность, у нее их забрали, прямо как ту проклятую диадему. Она хотела наконец проснуться уважаемой и свободной, чтобы все, включая мать, считались с ее мнением, чтобы она была вольна быть самой собой, быть Еленой Ингборд - а не просто дочкой Кандиды Когтевран, которая была обречена вечно кому-то что-то доказывать. И вот теперь матушка делала вид, что из чистой заботы лишила ее всех привилегий! - Нечего исправлять, ты уже сама все исправила, все, как тебе хотелось, - съязвила девушка, рваным движением вытерев набежавшие на щеки слезы. - Решила все и за всех, как обычно. Впрочем, чего я ожидала - ты же леди Кандида Когтевран, которую боятся все до последнего эльфа. Боятся и подчиняются. Только знаешь, что, матушка? Я больше тебя не боюсь! И плясать под твою дудку тоже не собираюсь. - Что ты хочешь, чтобы я сделала? - наконец начиная злиться, всплеснула руками мать. - Я не понимаю тебя, Елена. Ты позволяешь себе все, что только можно, а между тем я только старалась помочь тебе. Изволь, скажи, что мне сделать? Ты сама хотя бы понимаешь, чего ты хочешь? Я из кожи вон лезу, чтобы понять тебя и помочь тебе устроить свою жизнь, а ты врываешься ко мне с истериками! - Я хочу, чтобы ты просто оставила меня в покое! - крикнула Елена. - Это не так уж сложно! Просто прекрати опекать меня, прекрати решать, как лучше для меня, я прекрасно могу обойтись собственной головой, чтобы решить, что мне нужно в жизни, уж для этого-то твоей недалекой дочери ума хватит! - Разве? - голос матери похолодел и ударил, как плетка. - Пока что все твои планы сводились к браку с сомнительным разбойником и романтичным мечтам о том месте, которое для таких, как мы - кошмар и ужас! То ты не хочешь сидеть за книгами, то требуешь от меня места главы факультета, ты хоть понимаешь, как нелепа твоя переменчивость? - Я пыталась добиться твоего уважения! Что, так удивительно? Я хочу, чтобы меня уважали, как личность! Как меня настоящую, как просто Елену, а не как твою дочь! - Да где ты неуважение встретить умудрилась? - А может, все правильно? Может, это не моя вина, что меня считают глупее тебя, может, просто все не могут забыть о моем происхождении? Что ж, еще один повод быть благодарной моему дорогому папочке... - Да ты такая же, как твой дед! - взорвалась матушка, повысив наконец голос так, что Елена испуганно отступила. Серые глаза метали молнии, черты лица заострились, и мать стала дико похожа на орлицу с флагов Когтеврана - опасную, хищную, в любую минуту способную напасть. - Ни я, ни Тео, а именно твой дед! Такая же безрассудная, безответственная, взбалмошная, эгоцентричная... Не видишь ничего дальше своего носа! Матушка остановилась, отвернулась, уперевшись руками в столешницу и часто дыша. На минуту прижала ладонь к левой груди. Уже не в первый раз за последние месяцы у нее покалывало сердце, но ничего более этого не происходило. Казалось, мама замолкла, специально остановив себя, сболтнув лишнего. Еще бы. В кабинете пару минут царила звенящая тишина. Елена выискивала ладонью позади себя дверную ручку. В душе стоял ледяной холод. - Рада, что мы все прояснили, - негромко произнесла она. - Возможно, и правда лучше, чтобы Хэйти стала твоей преемницей вместо меня. И она выбежала из комнаты, не задержавшись прикрыть дверь. Мать звала ее, она слышала ее крики, даже когда уже сбегала по лестнице. Но Елена не обернулась. Она неслась по коридорам, порой налетая на случайных людей. Один раз она натолкнулась на тетушку Пен, словно врезалась в мягкую подушку. - Ленни? - мягко и удивленно спросила она. - Я слышала, тебя мама звала, что-то случилось? Мама, мама, мама! От тени мамы в каждом уголке ее жизни Елену уже тошнило. Ничего не ответив, она понеслась дальше, спасаясь в длинных извилистых коридорах родного Хогвартса, который знала, наверное, как никто, пока наконец не добежала до подземелий слизеринцев. За все время у нее в голове не пронеслось ни одной мысли, кроме вопящей во все горло обиды, а потому когда она залетела в холодные коридоры и натолкнулась на толпу слизеринцев, то не поняла сначала, почему они начали смеяться. В их смехе не было ничего злобного, но они искренне посчитали ее слишком смешной, чтобы сдержаться. Тогда до нее дошло, что она красная от слез и ярости и взлохмаченная показалась целой группе взрослых юношей. Стыд скрутил ей внутренности, словно она выбежала к ним нагая. - Эй, Когтевран, вы что, с матерью изображали петушиные бои? - смеясь, спросил Уэйн. Может, мальчишки бы и помогли ей найти Генри, но им было слишком весело, и они не могли перестать смеяться. Она ощутила себя загнанной ланью. Но вдруг рядом раздался любимый голос. - Елена! - строгий тон разбил общее веселье, и к Елене подошел Генри. - Что происходит? - Я... - жалобно начала девушка и заплакала. - Мы пойдем, - решили юноши и, ухмыляясь, ушли в общую гостиную. Генри, все еще хмурящийся и мрачный, проводил их взглядом и повернулся к девушке. - Что происходит? - повторил он. - Какого черта тебя в таком виде сюда принесло? Привести себя в порядок по дороге не судьба? Елена задохнулась от новой обиды. Ей хотелось утешения и защиты, а не упреков. Взгляд любимого был острым и не спешил смягчаться, что ранило. Девушка постаралась рассказать обо всем, но слезы и эмоции превращали ее рассказ в жалкий, нескладный лепет. Генри все больше и больше мрачнел, Елена все больше волновалась и путалась. - Прекрати реветь! - наконец поморщился парень. - Ты выглядишь жалко, пока не успокоишься. Щеки Елены залились бы краской, если бы уже не алели. - Если ты в таком виде залетела к матери, я не удивляюсь, почему она отказала тебе в месте главы факультета. - Но она... нет! - испуганно запротестовала Елена, спеша исправить ошибку. - Нет, она так решила еще до меня...до того, как я... - А я о чем? Успокойся, у тебя лицо пятнами пошло. Низкая самооценка девушки не выдержала такого обращения - гнев вспыхнул как единственное средство защиты. - Как ты смеешь! - она даже ударила его по груди от злости и отчаяния. Юноша отпрянул с таким возмущением, словно она ему на голову ушат помоев вылила. - Не смей надо мной издеваться, не смей, не смей! - А ты не смей поднимать на меня руку, - сухо ответил Генри. - Вместо того, чтобы истерить, лучше бы придумала выход из ситуации. А не носилась в виде чучела среди учеников, позоря меня. Елена совсем остолбенела, испуганно глядя на любимого, как олененок на охотника. Генри совершенно спокойно поправил жилет, бессовестно фыркнув с возмущением, и поднял на нее небрежный взгляд, словно она была сама виновата во всех своих бедах. Она, которая просто пыталась быть свободной и счастливой. Она, которой не дали шанса доказать, что она не хуже и не глупее своей великой матери. Она, в которой все видели только имя. - Пошел к черту! - выплюнула Елена, развернулась и бросилась вон из подземелий. Ночной Хогвартс вовсе не был безлюден, но знающий человек знал, от кого и как прятаться, пробираясь тайно по коридорам. Во-первых, по углам шныряли эльфы-домовики, становясь чуть более видимыми, чем днем. Домовики, конечно, видели и слышали больше, чем волшебники, и мало что из всего этого рассказывали, но тому, кто хотел остаться незамеченным, все-таки лучше было избегать эльфов. Это было сложно, но годы детских проделок многому могли научить. Во-вторых, ночной Хогвартс любили влюбленные парочки. Но, как правило, они выбирали одни и те же места, а потому пройти мимо них было несложно. В-третьих, еще были дети, выбиравшиеся на всякие шалости: слазить на кухню, чтобы притащить в общую гостиную вкусностей, изучать тайный проход, подстроить какую-нибудь магическую аферу на утреннее занятие. Но тому, кто сам был когда-то одним из таких детей, проще простого было не дать стайкам маленьких проказников себя увидеть. Самым сложным препятствием были картины. Большинство из них по ночам спали и даже ругались на того, кто бы посмел их разбудить светом из волшебной палочки. Но многие бодрствовали, а потому нужно было либо иметь своих друзей среди них, либо специальное заклинание. Первым способом Елена пользовалась не раз: парочка любимых ею портретов звали обитателей нужных картин к себе в гости или сами приходили к ним и убалтывали, чтобы шустрая белокурая девочка успела прошмыгнуть куда ей надо. Эти друзья с картин бывали так добры не сообщать потом обо всем тетушке Пен. Но в этот раз не должен был знать никто. Поэтому пригодилось заклинание, которое пару лет назад Елена выучила вместе со старшими близнецами Гриффиндорами. Конфундус помог ей теперь пройти мимо всех картин к покоям матери. Она была в плаще с капюшоном, так что ее бы все равно не узнали, но подняли бы шум. А так девушка легко и тихо открыла дверь и скользнула внутрь. Она долго прислушивалась, стараясь понять, спит ли мать или засиделась за книгами. Потом, наконец решившись, заглянула в щелку между косяком и дверью в спальню. Свечи не горели. Мать спала за столом, но перед ней не лежало ни одной книги. Лицо мамы было таким спокойным и молодым во сне... Что-то сжалось на секунду в груди девушки. Но эта секунда прошла, и ее вниманием полностью завладела вещь, за которой она пришла. Белое золото будто сияло в темноте каким-то жутковатым светом. Будто эта диадема была живая, как Распределяющая Шляпа. Но если Шляпа понимала тех, кто ее надевал, и помогала определять путь в жизни, то диадема дома Когтевран рушила жизни тех, кто к ней прикасался. Елена колебалась около минуты. И все же взяла диадему со стойки, прямо как когда-то в детстве. Только теперь ее никто не остановит. Елена не собиралась просто спустить матери предательство и позволить надеть ЕЕ диадему на голову другой. Это была ее награда, ее свобода, ее судьба, ее факультет, и нравилось всем это или нет, это ее фамилия. Да, Елена Когтевран не ее мать, она иная, и всем придется с этим смириться. Как и ее матери придется вместо роскошной церемонии объяснять всем, почему она не может символически надеть на голову преемницы свою знаменитую диадему. Елена спрятала реликвию в своей сумке и отошла от стола, но потом все же вернулась. Наколдовала громовещатель и положила его под книгу рядом с пустой теперь стойкой. Потом развернулась и выскользнула в коридор. Минут через двадцать она уже стояла в темноте глухого ночного часа, среди тишины и шелеста летней травы. Замок молча глядел на нее парой светлых окон, как кот, тихо обернувший вокруг себя хвост и просто глядящий желтыми, светящимися в темноте глазами, будто спрашивая: "Куда ты?" "Туда, куда давно должна была пойти, - ответила мысленно Елена, запахивая плащ от ночного холода. - И я не вернусь. Никогда." И замок молча наблюдал, как маленькая тонкая фигурка в плаще тихо исчезает в лесу.