Огни Камелота

Мы не стали искать и гадать: Пусть заменят нас новые люди! В тех же муках рождала их мать, Так же нежно кормила у груди... В пелене отходящего дня Нам была эта участь понятна... Нам последний закат из огня Сочетал и соткал свои пятна. Не стерег исступленный дракон, Не пылала под нами геенна. Затопили нас волны времен, И была наша участь - мгновенна. © 1904, Александр Блок

Мягкое, как бархат, небо. Голубое-голубое, как васильки, люпины и гортензии. Такое близкое и теплое, словно просто состоит из цветочных лепестков. Ласковый солнечный свет, пригревающий камни на стенах замка. Устроившиеся на зубцах голуби купаются в этом свете, чистят перья и плавно взлетают вверх, словно ветер осязаем. Гвен задумчиво считает окна. Доходит до окна их спальни и улыбается. Под ней трава дворцового сада, рядом душисто цветет яблоня. Из замка доносится домашняя возня слуг. Замок полон этих звуков: ругани поварихи, торопливой беготни мальчишек-посыльных, хихиканья девчонок-служанок. Звуки журчат, переливаясь, с одного этажа на другой и доносятся из раскрытых настежь окон. Замок, словно подрумяненный, только что выпеченный кекс, подставляет бока солнцу и будто впитывает всю желтизну из его света. Гвен любит все это. Это ее дом. Она была здесь еще девочкой. Она помогала на кухне и была на посылках, как и все дети-слуги. Потом она подросла и впервые смущенно приблизилась к леди Моргане. Она тогда еще не знала, что скоро будет читать вместе с ней книжки и носить из сада цветы, чтобы выманить на лицо госпожи улыбку. А потом здесь же она влюблялась и целовалась. Гвен закусывает губу, улыбаясь, словно ей все еще пятнадцать. А ведь все было невинно. Вот за тем окном, четвертым снизу, коридор, где есть очень удобная ниша. Артур поймал ее там однажды после тренировки. Лохматый, молодой, разгоряченный и красивый, как солнце. От него тогда почему-то пахло яблоками. Она запомнила это, потому что потом целый день мучилась от желания снова утонуть в этом поцелуе - таким он был вкусным. А вот за тем окном - третьим справа, на первом этаже - есть покои, где они одним холодным зимним вечером, без свечей, чтобы никто их не застал, тихо смеясь и шикая друг на друга за громкость смеха, танцевали. Гвен запомнила это, потому что на следующий же день был день рождения Артура - и день смерти Утера. Гвен задумчиво скользит взглядом по рыжим стенам замка. Она не удивляется, почему видит давно уже не существующий Камелот. Она ждала такого сна уже долгие годы, но он почему-то все не снился. А теперь она впитывает в себя все запахи и звуки этой старой жизни, наслаждаясь тем, что всплывает в воспоминаниях. Румянец на щеках, смущенье, аппетит, жар и радость. Столько красок... Зачем этот мир отняли? Гвен поворачивает голову и видит Его. Артур тоже лежит на траве, рядом. Точно такой, каким она его помнит. Страшно признаться...но за столько лет она уже не могла вызвать в памяти его лицо. Она помнила светлые волосы, помнила челку над голубыми глазами, помнила солнечность улыбки. Но память не давала разглядеть детали. Годы размывали любимый образ, как бы отчаянно она ни пыталась его сохранить. Все сливалось в ощущения: она помнила покой, что чувствовала в его объятьях, гордость и восхищение от его уверенного голоса, любовь и ласку, когда они оставались одни и маска всевластия и всезнания слетала. Она помнила свою любовь к нему, но уже не могла, как бы ни хотела, воскресить в памяти даже его голос. А потому теперь она смотрит на его лицо. Как будто видела его в последний раз лишь вчера, и все же она с удивлением отмечает морщинки у глаз, чуть горбатый нос и безмятежно улыбающиеся губы и заново влюбляется во все это. До этого сна она была старухой - с уже сморщенным лицом, дряблой кожей, поседевшими волосами и просевшим, немного скрипучим голосом. Он лежит перед ней сейчас, такой молодой, по сравнению с ней вчерашней, еще совсем мальчишка. Между ними время, непонятно с чьей стороны бОльшее, призрачность сна и...прохладная трава их сада. - Ты не устала? - тихо спрашивает он, и этот негромкий низкий голос бархатными нитями проникает в тишину сада. - Очень, - так же тихо отвечает Гвен. - Ты пришел за мной? - Нет. Я же говорил, что я не в том месте, где другие. - Значит, мы еще не скоро увидимся? - Да. - Но увидимся же в конце концов? - Обязательно. Гвен кивает. На это она согласна. А то, что нужно еще ждать... За эти годы ждать она научилась. Она привыкла к мысли, что их воссоединение займет вечность. И теперь ей даже кажется, что это не так уж и долго. - Я скучаю, - шепчет она. - Я знаю, - отвечает Артур. - Я тоже. Но однажды все будет хорошо. Гвен оглядывается на замок, тихо шуршащий утренней жизнью. - Ты ради этого ушел? Когда ты вернешься, Камелот снова будет вот таким, каким мы его знали? Артур пожимает плечами. На нем его любимая красная рубаха. Длинные рукава закрывают костяшки пальцев, а в голубых глазах пляшут отблески утра. - Наверное. Так мне сказали. - И как ты это сделаешь? - Я буду не один. Со мной будет Мерлин. Ты же знаешь, без него я никуда. - Я бы хотела с вами. - Не думаю. Не знаю, почему, но мне кажется, что тот Камелот все же будет другим. Я не хочу в нем жить. Я ведь не из того времени, я отсюда. И Мерлин тоже. И ты. Жди меня здесь, и я...когда я вернусь, мы останемся здесь навсегда. - Именно здесь? - Гвен окидывает взглядом тихий сад. Из замка доносятся далекие звоны колокольчиков, говорящие о том, что первые придворные стали просыпаться и требовать завтрак. С ближайшей яблони вспархивает синица. - Да. Именно здесь. Артур смотрит ей прямо в глаза. Утренняя прохлада тихого сада. Кто-то кого-то зовет из кухни. - Ничего не бойся, Гвиневра, - говорит ей любимый голос, такой же молодой, какой была она сама полвека назад. Молодой до юности, светлый до наивности. Но она ему верит. Она все еще ему верит. - Мы вернемся сюда, когда все будет хорошо. *** Гвен умерла, когда ей почти исполнилось восемьдесят пять лет. Она пережила многих рыцарей и их жен, но, наверное, легко подарила бы свои года любому другому. Она жила, потому что жилось. К старости она стала бояться сквозняков. Даже если их и в помине не было. Окна в ее комнате всегда были наглухо закрыты, а она сама вечно куталась в шаль, прогуливаясь по коридорам Хогвартса. После долгих лет, в которые она заменяла няню для детей своих друзей, ее постепенно перестали оставлять с ними наедине. Просто когда в ее волосах стали появляться седые пряди, она часто стала забываться: говорить о старых легендах и балладах, не слыша, о чем говорят с ней. А порой и вовсе садилась у окна и говорила, что скоро вернется Артур. Мерлин видел, как в первый раз Пенелопа вздрогнула и села рядом с подругой, осторожно заглядывая ей в глаза. - Миледи. Вы же помните, что ваш муж умер? Тогда Гвен не ответила. Она улыбнулась каким-то своим мыслям и сказала: - Где-то он цветы найдет? Осень на дворе... Обычно он у дороги их собирает. Пуффендуй прикрыла ладонью рот и не стала больше ничего говорить. Но в тот же день Гвен вновь вела себя, как нормальный человек, она помнила, что Артур умер, она помнила все, что произошло, и не путалась. И они поняли. Со временем таких моментов стало больше. Гвен не превратилась в сумасшедшую старуху, но просто иногда она терялась в своей памяти, и дети переставали ее понимать. Мерлин говорил об этом с Пен, но их магия не могла излечить разум, который не хотел вылезать в реальность из дорогих воспоминаний. И одним декабрьским днем королева Камелота умерла. Она сама поняла, что это ее последние часы. Позвала друзей к себе в покои попрощаться и с каждым немного поговорила. С ней попрощались все дети, которые прошли через ее руки - все любили тетушку Гвен. Мерлин даже заметил в углу призрак Елены в какой-то момент. - Мерлин, - позвала Гвен. Маг подошел к ней. Знали ли они, что все кончится так? И рядом не будет Артура и Гаюса. Не будет Морганы, Ланселота, Гвейна, Камелота? Что они, как остатки погибшего мира, будут вглядываться в морщины друг друга и искать в них прежних себя? Гвен сняла с шеи шнурок и протянула другу кольцо. Королевская печать Камелота. Еще один обломок несуществующего теперь мира. - Когда ты увидишь Его, - тихо и хрипло сказала Гвен, заглядывая в глаза мага, - передай ему это. - Но... - Он поймет. Младшее поколение в комнате хмурилось, недоуменно оглядываясь на взрослых. Они явно сочли эту просьбу за еще одно помутнение разума. Но Мерлин понял. - Я обещаю, - сказал он, стиснув в руке печать. Гвен сжала его ладонь в благодарность, и он отошел от кровати. Королева обвела всех усталым взглядом, вздохнула и отвернулась к окну. Годрик негромким голосом стал выпроваживать всех из покоев. Скоро он и сам вышел, а в комнате осталась только Пенелопа, сидевшая у кровати подруги. Уже у самой двери Мерлин, выходивший последним, остановился, прислушиваясь. - Прости, что отдалилась от тебя за все эти годы, - негромко прохрипела Гвен. - Когда-то ведь мы были очень близки... - Мы и сейчас близки, - возразила Пен. - Для этого ведь не нужно разговаривать каждый день. - Или каждый год... - Ладно, признаю, я скучала. Но ты не могла остаться прежней, я все понимала. Гвен прикрыла глаза, сухие губы растянулись в ироничной улыбке. - Наконец-то на "ты"... Пуффендуй было восемьдесят три года. Но она все так же смущенно, с ямочками на щеках, улыбнулась и опустила голову на секунду, так что посеребренные сединой, уже давно не ярко-рыжие волосы свесились, прикрыв лицо. - Радуйся, к старости я все-таки набралась смелости. - Обещай мне, что когда мы встретимся на той стороне, ты продолжишь говорить со мной на "ты". У нас, конечно, будет в распоряжении вечность, но я бы не хотела проходить весь этот процесс заново... Пенелопа засмеялась - тихим, мягким старушечьим смехом. Мерлин тоже улыбнулся, спрятавшись за длинными седыми волосами, и наконец вышел. Пуффендуй вышла где-то минут через двадцать: вытирая глаза, но отчего-то улыбаясь. Было во всем этом что-то отчаянно-грустное, но в то же время дарящее долгожданный покой. Для всех, кроме Мерлина. С каждым умершим он словно терял еще одну частицу своей человечности и все больше напоминал себе застывающую статую. Или призрака, который уже ничего не чувствует и просто летает по старой памяти рядом с теми местами, где жил, не зная, зачем, сколько ему еще здесь быть и куда потом уходить. Первой умерла Пенелопа. Ей было сто двадцать лет. К тому моменту уже ушли из жизни все, кто еще помнил Камелот - все последние рыцари, когда-то дававшие клятву верности Утеру или Артуру, их жены и слуги, еще знавшие замок, в котором не заправляли домовики, Матильда и Хунит. К тому моменту Алиса уже давно уснула последним сном, оставив старшую сестру доживать свой волшебный век. К тому моменту недалеко от Хогвартса уже вырос Хогсмид, который усердно и с любовью создавали бывшие ученики, не пожелавшие жить в другой части Британии. Пенелопа прожила долгую жизнь по меркам маглов, но вполне нормальную по меркам магов. В свои сто двадцать она была полненькой маленькой волшебницей с аккуратно убранными серебристо-седыми волосами, с уютными и добрыми глазами с выцветшей в них зеленью и все таким же тихим, мягким голосом. Улыбчивая и терпеливая, она была любима всем Хогвартсом, словно мама-кошка, у чьего бочка всегда было уютно и тепло. После всех потерь и испытаний она все еще нежно целовала мужа по утрам и с удовольствием вела уроки для всех, кто хотел попасть на ее факультет. Она умерла тихим летним утром, в самую рань. Это выглядело так естественно и мирно, словно природа просто забирала обратно ту энергию, которую когда-то подарила миру в виде веснушчатой, рыжей, вечно смущенной девочки. Годрик стоял у стены, пока все их многочисленные дети, внуки и правнуки прощались с ней. Все плакали. Самые младшие просили бабушку не уходить и спрашивали, куда она отправится. Пенелопа, не прекращая улыбаться, тихо и мягко рассказывала им волшебные сказки про далекую солнечную страну, в которой ей будет очень хорошо и в которой они когда-нибудь снова встретятся. Дочери и невестки спешили отнять детей от волшебницы, чтобы они не увидели больше, чем стоило бы. Сыновья говорили только самое главное и, пряча слезящиеся глаза, подставляли головы под ласковую ладошку Пуффендуй. На картинах собрались толпы персонажей с других портретов по всему замку: нарисованные мужчины снимали шляпы, нарисованные дамы промокали платочками глаза. - Мерлин, - с улыбкой позвала Пенелопа. Эмрис шагнул ближе к кровати. Ее теплая улыбка оставляла в нем горькое послевкусие. Он не хотел ее терять. И ничего не мог сделать, он понимал это лучше всех. Просто она забирала с собой частичку того теплого и живого, что еще оставалось в нем. Что будет, когда они все уйдут? Кем станет он? Что от него останется, чтобы идти дальше через века? - Не бойся, - тихо сказала Пен. Ее прозрачно-зеленые глаза, казалось, готовы были забрать себе все печали мира. - Я всегда говорила тебе, что это все только твои страхи. И только они могут сделать с тобой что-то плохое. А ты сам - настоящее чудо. - Это ты - чудо, Пенни, - негромко ответил Мерлин. - Я никогда тебя не забуду. Спасибо за все... - И тебе - за то, что будешь жить за нас четверых, - прикрыла понимающе глаза она. - Передай мое почтение Ему, когда дождешься. И удачи...вам обоим. Последним к кровати подошел Годрик. Гриффиндор был огромным старым воякой, прямо как на картинах и в их общих воспоминаниях. У него тоже были длинные седые волосы и длинная борода. Великолепная алая мантия делала его величественным в купе с возрастом, но глядя в прищуренные темные глаза в обрамлении морщин, Мерлин понял то, что, скорее всего, не понимал еще никто из их детей: Годрик не останется здесь надолго без своей жены. Они какое-то время просто смотрели друг на друга. Так глубоко, что Мерлин почувствовал острое желание выйти из комнаты, но Пен четко дала понять: она не хотела умереть в одиночестве. - Что ж, - прошелестел голос Пенелопы из глубины подушек, - это была интересная жизнь. - Не знаю, как у тебя, - тихо заметил Годрик, - но на мой вкус, главы до того, как я встретил тебя, были самыми скучными. Пен почти беззвучно хихикнула. - Не сомневаюсь. Я вообще лучшее, что с тобой случалось, - ехидно добавила она. Гриффиндор не улыбнулся в ответ: задумчиво сжал в больших ладонях ее ладошки, поднял к своим губам, согревая дыханием, словно вокруг стояла зима, а потом аккуратно наклонился и поцеловал морщинистый лоб жены, спрятавшийся под лохматой седой прядью. Когда он выпрямился, Мерлин увидел скользнувшие на подушку по лицу Пуффендуй слезы. Глаза ее увлажнились, но она еще шире и теплее улыбнулась. - Я люблю тебя, - негромко сказал Годрик, и нельзя было разобрать точно эмоций на его лице, спрятавшемся за густой бородой и сетью морщин. Пенелопа понимающе прикрыла глаза на секунду. - И ты был лучшим, что со мной случалось, - тихо ответила она. - Я никогда не перестану чувствовать эту любовь. Боже, мне так хорошо... Она глубоко и прерывисто вздохнула, посмеиваясь над собой за слезы. В открытые окна лилось еще сонное, свежее июньское утро. Где-то в саду кто-то заиграл на флейте. - Как тогда...когда ты позвал меня замуж... - мечтательно пробормотала Пенелопа, улыбаясь воспоминаниям. Гриффиндор не ответил. Две их дочери - Эдит и Мейбл - снова подошли к кровати, чтобы сжать руки матери. Подошла Регина и положила ладони на плечи отца. Вот так, улыбаясь красоте раннего летнего утра, тихо ушла Пенелопа Пуффендуй. В переполненной любовью и теплом комнате, в один из самых спокойных моментов своей жизни. Мерлин оказался прав - Годрик надолго не задержался. На похоронах он немного поплакал, но по большей части был задумчив и молчалив, уйдя глубоко в себя. Дочери постоянно были с ним, явно думая, что ему нужна поддержка, но Мерлин знал, что это было не так. Гриффиндор обнимал дочерей, благодарил их за беспокойство и шел играть с внуками. Почти все свободное время он проводил с ними, особенно с теми, кто помладше. Еще он устроил церемонию передачи главенства над факультетом жены дочери Алисы, а потом много работал над тем, чтобы после его собственного ухода порядок в Хогвартсе остался незыблемым: чтобы Шляпа распределяла учеников по факультетам, чтобы деканы не злоупотребляли своей властью, чтобы законы мира и сотрудничества соблюдались, и чтобы Хогвартс навсегда остался колыбелью идей Альбиона - согласия, взаимопомощи и единства. А потом ушел и он. Спустя полгода после смерти Пен. Просто вдруг стал оставаться в своей комнате и не выходить к обеду и ужину. Деканом своего факультета он сделал Оуэна - своего младшего сына, отлично подошедшего на эту роль, но весь Хогвартс все равно не хотел этого. Мерлин только удивлялся. Мог ли он тогда, кучу лет назад, познакомившись с громким, далеким от тактичности и сдержанности, взрывным, безалаберным Годриком Гриффиндором, знать, что однажды тот станет самым лучшим воспитателем, которого только можно было придумать? Нет. А вот именно так и случилось. Годрик стал отцом всем, кто в этом нуждался. Все проблемы Хогвартса решал он, особенно после ухода Когтевран, но даже Кандида решала совсем другие вопросы. Годрик же разрешал споры, успокаивал и мотивировал отчаявшихся, помогал всем, кто приходил к нему с просьбой о помощи, и тем, кто молчал об этом. Годрик был арбитром и учителем, его обожали все его ученики, находя на его занятиях то тепло, наставничество и терпение, которое не могли получить больше нигде. Он был частью постоянства Хогвартса. Просто все знали, что если что-то случится - есть Годрик, и он во всем обязательно разберется. А теперь Годрика не было. Он уходил. Его дочери долго нахаживали к нему, пытаясь выяснить природу болезни и помочь, плакали, просили отца не сдаваться, но все было без толку. Ему было больше ста двадцати лет. Он не был так рад жить, как Пенелопа. А уж жить после нее вообще не собирался. - Детка, это старость, - спокойно и ласково отвечал он Регине, более всех пытавшейся растормошить его. - Не волнуйся. Все будет хорошо. Они все повторяли это, как молитву. Впрочем, что еще говорить, когда все заканчивается? Регина злилась. Эдит уводила ее. Годрик молча возвращался к окну. В отличие от Пен, сразу сказавшей, что она не хочет быть одна в последние часы, Гриффиндор ничего не говорил об этом. Он сам приходил, когда хотел побыть со всеми, а затем сам уходил и не позволял никому следовать за собой. Мерлин в итоге понял, что он решил. Годрик успел побыть со всеми, кого любил, и сделать все, что было нужно сделать. А потом, одним мартовским утром, когда наступила первая оттепель, оседлал одну из хогвартсовских лошадей. Никто явно не знал, что он здесь, иначе ни один из его детей бы не позволил ему сесть верхом. Только Мерлин прогуливался рядом с конюшней, а потому они встретились. Мерлин все сразу понял. И не стал возражать. - Ну, видимо, все же только один из нас дождется Артура, - сказал Годрик, взбираясь в седло. Он не растолстел, нет, но он был высоким и мощным, что в молодости делало его одним из лучших рыцарей Камелота, а теперь, в старости, делало проблемой подъем на лошадь. Но он справился и скоро уже старался отдышаться, перебирая в руках поводья. На нем не было мантии и верхней одежды - только теплая рубашка, позволявшая свежему, еще по-своему морозному, но уже с привкусом грядущего лета ветерку гулять по его груди. - Передавай ему от меня, что он сильно задержался. И что я тоже ждал его. - Обязательно, - кивнул Мерлин. - И еще... - Годрик помолчал немного. Кашлянул, растер кулаком грудь и глубоко вдохнул мартовскую свежесть. - Ты же...если ты встретишь Сэла... Мерлин впервые с тех пор, как Слизерин предал их, услышал от Годрика его короткое имя. Гриффиндор смотрел серьезно и очень искренне. - Я найду его, да, - заверил Эмрис. - Хорошо... - задумчиво кивнул сам себе друг. - Когда встретишь его...скажи ему, что я не злюсь. Он уверен, что я ненавижу его. Скажи ему, что я все еще считаю его лучшим другом. Мерлин склонил голову набок, пристально вглядевшись в мага. - Даже...после всего? Гриффиндор пожал плечами и усмехнулся. - Никакая сила на свете этого изменить не может. Ты скажешь ему? Эмрис помолчал. А потом пообещал. - Было честью знать тебя, Мерлин. Правда. Я рад, что был твоим другом. Годрик пустил лошадь легкой рысью в лес. Мерлин запомнил широкоплечую фигуру всадника, исчезающую среди полуголых после зимы деревьев. Он не вернулся. Днем дети и внуки, привыкшие к его затворничеству последних месяцев, не заволновались, но вечером Эдит зашла принести еду и обнаружила, что отца там нет. Когда все хватились, Мерлин сказал им об утренней встрече. - И ты его отпустил?! - в шоке и возмущении воскликнула Регина. Мерлин спокойно пожал плечами. В нем они не могли бы найти человека, отчаянно державшегося за людей. Уже нет. Эта часть его уже давно умерла, и ее смыло водами Авалона. Зато так он мог спокойно давать людям делать выбор. И Годрик свой выбор сделал - он умер, как рыцарь, а не в постели. Его нашли тем же вечером в лесу на поляне. Он сидел, облокотившись спиной о дерево, около него дотлевал маленький костерок, а встревоженная лошадь пугливо ржала время от времени, не смея приблизиться к телу мага. Старость сломила его не среди подушек, а на охоте. Неважно, что многие его родственники потом покрывали имя Мерлина трехэтажной руганью за то, что он дал ему уехать верхом и умереть не в кругу родных, Мерлин знал, что поступил правильно: Годрик сам так захотел. Он не дал своей семье шанса запомнить его слабым и умирающим, он ушел из их жизни старым могучим воином. Как и должен был. А Мерлин покинул Хогвартс, чтобы найти Салазара. Это было легко на самом деле. Когда Регина и Доротея, две дочки Гриффиндоров, были еще юными, впечатлительными и готовыми на любую дерзость, случилась история. Регина, как более целеустремленная и упертая, уговорила младшую сестру отправиться в путешествие, прямо как Елена. Ее почему-то не испугала судьба погибшей подруги, а только заставила желать приключений еще больше, чтобы доказать, что она сильнее. Две глупышки оставили записки родителям, чтобы те "не волновались", потому что их дочери просто-напросто отправились посмотреть мир. Мир они посмотрели. Убедились в том, что это и холод, и голод, и опасности, и это совсем не весело. Они побывали в легендарной Сталхарде, узнав много того, что творили их отец со своим другом там много лет назад, одной из них разбили сердце, другая едва не погибла от болезни, и в конце концов обе попали в стан сопротивления, которым руководил на тот момент пятидесятилетний, но все еще буйный от ярости и жажды возмездия, Аргос. Они поучаствовали в нескольких битвах, пока наконец их там не нашли Годрик и Пенелопа. Дочери попросили прощения и с готовностью вернулись домой, заметно повзрослев. Но в какой-то момент своего путешествия они забрели в непроходимый горный лес, о котором местные им сказали, будто там живет страшный колдун, который убивает каждого, кто ступает в его лес, утаскивает к себе и выпивает из жертв всю кровь. А еще жарит и ест. И еще много разных баек, сводившихся к тому, что в лес ходить нельзя. Девушек это не остановило, вот только колдун в лесу все-таки жил, и гостям он действительно не обрадовался. Регина и Дора рассказывали потом, что Слизерин едва их не убил, но, узнав их фамилию, не тронул и велел убираться. Годрик после того отправился в этот лес, но не смог войти: Слизерин понял, что его раскрыли, и защитил лес магической стеной, которую даже Гриффиндор не смог взломать. Но, конечно, Мерлин это сделать смог. Тем более теперь, когда Слизерин умирал. Какая злая ирония у той судьбы, что развела двух лучших друзей по разные стороны света, но заставила их умереть в одно и то же время! Мерлин нашел Слизерина на заднем дворике дома среди перепелок. На миг ему даже показалось, что он потерялся во времени и ему кажется. Но нет: Салазар Слизерин, двадцать лет бывший мясником в страшных рассказах маглов, снова сидел на лавке, пил вино и наблюдал за вавакавшими пернатыми, возившимися в своем углу. Бледное солнце цеплялось за колючие верхушки елей, которых здесь, на склоне гор, было много. На Салазаре не было роскошной зеленой мантии или дорогой одежды, что хоть немного напоминало бы коварного и подлого убийцу. Перед Эмрисом сидел худой старик с длиннющими седыми волосами и бородой, в котором только саркастическая усмешка говорила о ядовитом характере. - Как ты прошел? - прищурился Слизерин. Голос у него осип. Мерлин пожал плечами. - Магия зависит от состояния, помнишь? Твоя магия слабеет. - Знаю-знаю, - раздраженно отмахнулся старик. - Можешь не говорить, я и сам знаю, что скоро отдам концы. Я только и думаю об этом: кому завещать перепелок? - Мне больше интересно, куда ты девал весь урожай все эти годы, если не выходил из леса. - Экспериментировал, - противно улыбнулся Салазар. - Так зачем ты пришел? Ликовать? - Над чем, над тем, во что ты превратился? - Тебе легко говорить, ты свою маску одним щелчком можешь стащить, а обыкновенные люди стареют. Мерлин почти вздрогнул. Он не пользовался магией, чтобы оставить свою внешность молодой, хотя мог, потому что не хотел отличаться от друзей. Не хотел становиться совсем уж оторванным от реального времени. А теперь ему прямо напомнили, что он не один из них. - Я не про старость. Ты сидишь здесь один, хотя мог бы... Почему ты не пускал в лес Годрика? - И что бы я ему сказал? - язвительно осклабился Слизерин. - "Прости, что поубивал дюжину тысяч маглов"? Такое вообще прощают? Нет, не так, такое вообще нужно прощать? - Учитывая, что одно лишь отсутствие новых убийств заставило его прийти сюда, думаю, тебе бы даже ничего говорить не пришлось. Не знаю, прощают такое или нет, но Годрик простил. - Откуда ты знаешь? - Он умер. Лицо старика тут же переменилось. Словно упала тень и пропала последняя искра жизни. Дряблая кожа побледнела, поблекшие глаза испугались. - Когда?.. - Пару дней назад. Он просил меня найти тебя, когда будет можно, и сказать, что он не злился и все еще считал тебя лучшим другом. Если бы ты позволил, он бы... - Замолчи! Салазар запустил худые пальцы в волосы и минуту был похож на безумного. Мерлин пораженно увидел даже слезы. Слизерин, конечно, быстро вытер их - гордость никакие года не истрепали - но все же. - Все закономерно, - холодно и спокойно произнес Эмрис. - Он умер - ты умираешь. Вы скоро встретитесь, и уж тогда ты не сможешь отвертеться от разговора. Из-под тени седых волос раздался квакающий смех, и Слизерин выпрямился. - Да, злорадствуй. Меня поймали в сети совести... - Я бы сказал, честности. Ты ведь лучше, чем привык о себе думать. - И это ты говоришь? - Не знаю, не забывай, я здесь по просьбе Годрика. Слизерин кивнул сам себе и наконец снова отпил вина. - Я не знал, что проблемы решаются так просто. Что раны лечатся, боль забывается, дружба склеивается, а войны прекращаются... Хотя я все еще не знаю, кто был прав, кто виноват. Знаю только, что кто-то виноват все же был, потому что закончилось все не так, как мы мечтали. - Все еще не закончилось, - заметил Мерлин. Слизерин вскинул на него непонимающий взгляд, а потом поморщился. - А, да... Ваш Альбион, возвращение короля Былого и Грядущего... Хорошо, если это будет правдой... Наверное... - он пожевал губу, задумчиво глядя в небо. - Может быть, все же...все же где-то я был не прав, с какой-то стороны... Мерлин не стал говорить, что он был не прав со всех имеющихся сторон. Более, чем достаточно было то, что Салазар Слизерин признал свою неправоту. Другого и не было нужно. - Извиняюсь, что не приглашаю, - проворчал старик, поднимаясь и ковыляя к дому. - Бардак. Дверь хлопнула недвусмысленно. Мерлин ушел. Слизерин умер через два дня. Мерлин понял это по окончательно исчезнувшей магической стене. Он же устроил магу погребальный костер. Его палочку с рогом василиска в сердцевине он передал Оливеру Мраксу, ставшему деканом факультета отца, и эта палочка стала передаваться из поколения в поколение, как и чаша, когда-то подаренная Пенелопе Кандидой, пошла по поколениям потомков Алисы Пуффендуй. Сразу после того, как Мерлин передал палочку Салазара его сыну, Айтуза сказала ему: - Ты же помнишь, что ты здесь из-за миссии? Мерлин скосил взгляд на белую дракониху, пытаясь понять, что она с ее краткостью имела ввиду. А когда понял, усмехнулся. Кивнул. - Хочешь сказать, что мне пора снять траур? - Я хочу сказать, что когда бы ты ни ушел, после тебя должны остаться другие повелители драконов, - припечатала Айтуза. Мерлин вздохнул, глядя на раскинувшийся под ними мир. С высоты горы, на которой они встретились для разговора, люди казались далекими и мелкими с их жизнями и проблемами. Легко было забыть о важности любой миссии. Но у него были обязанности. Айтуза была права, на нем все еще лежала ответственность перед будущим. Перед магией Альбиона. - Однажды, - задумчиво сказал он, - одна девушка...н-не помню, как ее звали...помню, что ее угораздило в меня влюбиться. Она сказала мне, что когда в моей жизни появится правильная женщина, то я должен буду впустить ее. - В той девушке явно было больше здравого смысла, чем в тебе, - хмыкнула Айтуза. Мерлин снова усмехнулся. Юлия. Вот как ее звали. Он вспомнил. "Лучше быть счастливым, чем вечно оставаться несчастным и одиноким, верно?" Верно. Все равно в его распоряжении все время мира, а на плечах - груз неба. Так есть ли смысл и дальше хоронить себя, если судьба и так сделает это за него со всей тяжестью, на какую только способна? - Да, - наконец сказал Мерлин. - Думаю, я смогу. Должен смочь. Он посмотрел на свое отражение в луже от вчерашнего дождя: тот самый старик, в которого он когда-то превращался с помощью зелья. Теперь он стал им естественно, с годами, но...у него нет больше никого, для кого бы этот его вид был естественным. "Я не хочу, чтобы ты менялся,'' - сказал ему Артур. Мерлин воздел руки и, шепча заклинания, стер с себя старость, как краску. И из лужи на него вновь взглянул тот самый паренек, что когда-то пришел в Камелот.