***
— Снова не то, — удрученно поджимает губы Чимин, когда арим выходит к нему из купальной комнаты в очередном наряде, и небрежно машет рукой. — Переодевайся. — Опять? — возмущается Тэхён. — А чего ты хотел? Напялить на себя абы что и в таком виде пойти на праздник? Тэхён в ответ неопределенно пожимает плечами. На самом деле, он был бы не против закончить с выбором одежды, оставшись в том, во что он одет прямо сейчас. Тэхён считает, что весь его нынешний гардероб выглядит привлекательно и дорого, но другой омега с этим мнением не согласен. Галан продолжает придирчиво перебирать чужие вещи. Туники, штаны, пояса — весь ещё с утра аккуратно сложенный гардероб теперь переворошен и разбросан по постели, и замученный долгими сборами Тэхён в душе радуется, что хотя бы с выбором украшений не было никаких проблем — кроме подаренного накануне мужем комплекта из рубинов у омеги больше ничего нет. — Ты не понимаешь важность сегодняшнего события, — настойчиво убеждает Галан, не прекращая пересматривать ворох вещей. — Это первый праздник, который ты проведешь вместе со своим народом. — С моим? — насмешливо кривится Тэхён. — С твоим, — строгим голосом повторяет Галан, усмиряя неуместное веселье. — Сегодня всё внимание воинов будет обращено только на тебя одного. Ирбис впервые придет на праздник вместе со своим мужем. Для тебя это будет что-то вроде посвящения — знакомство с народом и демонстрация твоего высокого статуса. — Можно подумать, что до сегодняшнего дня меня никто ни разу не видел, — бубнит расстроенный Тэхён. — Ты не понимаешь. Это совсем другое, — всплеснув от возмущения руками, Галан суёт омеге охапку выбранных вещей и указывает на дверь купальной комнаты, жестом требуя переодеться. Оказавшись в одиночестве, окончательно сникнувший Тэхён присаживается на скамеечку, что стоит рядом с широким чаном для купания, и закрывает ладонями лицо. Наверное, он был бы гораздо больше заинтересован в сборах, если бы его не терзал муторный страх. Единственный момент адекватного поведения мужа не вызывает доверия. Кто сказал, что Ирбис проведет этот вечер рядом с ним, а не усядется у всех на глазах в окружении любовников? Тэхён почти уверен, что альфа не упустит возможности поиздеваться, и заранее переживает ожидающий его позор. Воображение ярко рисует дебильно улыбающегося мужа, с правой стороны к нему жмется Сонджон, прибежавший по щелчку пальцев, а с левой — Ёну, которого Ирбис убедит сидеть рядом и не рыпаться парой крепких ударов. Тэхён передёргивает плечами от омерзения, и, тяжело вздохнув, переодевается в выбранные Галаном вещи. Он сам себя успокаивает тем, что при самом плохом раскладе сможет ради приличия недолго отсидеться где-нибудь в потёмках, не привлекая к себе лишнего внимания, а после незаметно удерёт с пиршества, на котором никому нет дела до чужака-арима. Найти укромное местечко будет не сложно — все жители лагеря одновременно в трактир не помещаются, и поэтому столы накрыты на одной из лесных полян. Омега подбадривает себя из последних сил, но тревожные мысли не покидают голову. Они словно разъедают изнутри. Тэхён думает об этом в купальной комнате. Думает, когда выходит к Галану, который вновь остается недоволен его внешним видом. И поэтому искренне рад внезапному появлению друга. — А этот чего здесь забыл? — на ходу интересуется Юнги, кивая головой в сторону Галана. Иссол проходит к постели, откидывает в сторону мешающиеся вещи и по-хозяйски падает спиной на одеяла. С наслаждением долго потягивается и для удобства подкладывает себе под голову одну из подушек. Подобное поведение давно не удивляет Тэхёна, но второй арим явно возмущен. — Во-первых, встань с чужой постели. Не у себя дома, — сдвинув брови, говорит Чимин, уязвленный пренебрежительным отношением. — А во-вторых, я пришел, чтобы помочь Кею собраться на праздник. — Ой, какой строгий. Быстро же ты обжился и уже даже пытаешься командовать, — криво усмехаясь одним уголком рта, издевательски восхищается аримом Юнги, но принимает сидячее положение. — Тогда может меня тоже за компанию приукрасишь? Чимин скользит оценивающим взглядом по накинутой на плечи иссола медвежьей шкуре со спутанной бурой шерстью; по болтающемуся на шее ожерелью, среди янтарных бусин которого сверкают отполированные клыки зверей; по отмеченному шрамом насмешливому лицу. И разочарованно качает головой. — Ничем не могу помочь. К сожалению, ты безнадёжен, — подводит итог арим, на что Юнги заходится громким хохотом. — Не больно-то и хотелось. К большой радости Тэхёна, с появлением иссола сборы заканчиваются быстрее, чем ожидалось, и когда за окнами сгущаются сумерки, трое омег выходят из дома. — Ух и повеселимся мы сегодня! — пританцовывает на ходу Юнги, заранее предвкушая скорые развлечения. — Жаренное на костре мясо, море эля. А ближе к ночи ещё и альфы раздерутся между собой. — Может, на этот раз не будет драк? — с робкой надеждой спрашивает Тэхён. — Обязательно будут, — Юнги ободряюще бьет ладонью друга по спине, отчего тот чуть не падает, потеряв равновесие. — Что за праздник такой — без драки? Но это произойдет позже, когда омеги с детьми по домам разойдутся. Застолье всегда начинается скучновато, но потом пойдет веселее. — А что будет в начале? — интересуется Галан. — Предсказания провидца, — подняв вверх указательный палец, с важностью объявляет Юнги. — В лагере есть провидец? — удивляется Тэхён. — Личный провидец есть у каждого уважающего себя вождя, — с усмешкой объясняет Юнги. — Традиция у нас такая. Любой значимый праздник начинается с трёпа престарелого альфы, у которого уже лет двадцать башка нихуя не варит, но слушать его бредни вроде как все обязаны. Альфа обряды совершит, наврёт с три короба, что якобы духи ему нашептали, а вождь сидит молча и одобрительно головой кивает, мол верю-верю, спасибочки за предостережения, потом величественно одарит старца какой-нибудь ненужной хуйней, которую отдать не жалко — и вот после этого начинается веселый пир! — И что обычно предсказывают провидцы? — А ты думаешь этот бред хоть кто-нибудь запоминает? — прыскает от смеха Юнги. — После бурной пьянки и мордобоя мало что вспоминается… Вы, главное, сразу же, как за стол сядете, к жратве не тянитесь, — спохватываясь, предупреждает иссол аримов. — Есть и пить можно начинать только после того, как вождь произнесет первый тост. Это тоже давняя традиция. Галан с готовностью кивает в ответ, тщательно запоминая все указания, и сам подробно расспрашивает Юнги о правилах поведения омег, чтобы не выглядеть в кругу иссолов невеждой, а незаинтересованный в этой беседе Тэхён молча бредёт рядом, вновь погружаясь в тревожные мысли. Самые мрачные предположения Тэхёна не сбываются. Когда трое омег подходят к нужной лесной поляне так близко, что между деревьев уже виднеются оранжевые всполохи пламени костров, из мглы стоящего поодаль кустарника отделяется темный силуэт и выходит им навстречу. Склонив голову и приложив ладонь к груди, Галан с почтением приветствует младшего брата вождя и бесшумно уходит к дожидающемуся его Кипрею. Незаметно ускользает и теряется из вида Юнги. На узкой песчаной тропинке остаются двое: замерший в нерешительности Тэхён и остановившийся напротив него Ирбис. От близости альфы внезапно перехватывает дыхание, и омега стыдливо отводит взгляд, чувствуя, как щёки вспыхивают алой краской от одной только мысли — его муж бессовестно красив. На плечи Ирбиса накинут плащ из светло-серого меха, но на этот раз застежка сияет голубым блеском россыпи сапфиров, таким же холодным, но завораживающим, как и глаза альфы. Искусно сплетенный пояс обхватывает узкую талию, в контрасте с которой плечи Ирбиса кажутся ещё шире. Пепельные пряди волос выбиваются из-под тяжелого шлема, увенчанного двумя изогнутыми рогами. Перед Тэхёном стоит Ирбис, но в его облике омега больше не видит ничего устрашающего. От альфы исходит сила и мощь не несущая в себе разрушения, а обволакивающая надежной защитой. — Выглядишь потрясающе, цветочек мой, — выдыхает Ирбис, и ошарашенный подобным заявлением Тэхён вскидывает голову, но не видит в обращенном на него взгляде издевки. Только неподдельное восхищение. Альфа протягивает руку и скользит пальцами по омежьей тунике, прикасается к тяжелому ожерелью. — Спасибо, что принял мой подарок. «Надо поблагодарить в ответ, сказать спасибо за украшения», — судорожно размышляет Тэхён, но в горле внезапно пересыхает, что невозможно выдавить из себя ни звука. Молчание затягивается, с каждым мгновением становится всё мучительнее для омеги, и Ирбис, понимая смущение мужа, берет его за руку и ведет за собой. Свет костров и расставленных по периметру факелов, густой от тумана и дыма душный воздух, наполненный дразнящими запахами жареного, громогласные вопли — всё это оглушает и слепит Тэхёна, едва он ступает на освещенную огнем низко скошенную траву поляны. Восторженный рёв альф, приветствующих полководца, сплетается воедино с плачем разбуженных младенцев и радостными визгами детей постарше. Отчаянно вцепившись в руку Ирбиса, Тэхён дышит через раз, продолжая мучительный путь до пышно накрытого стола, за которым их уже дожидаются Элсмир и Кипрей с Галаном, главный лекарь и Юнги с Хосоком. Каждый шаг дается с трудом. Под прицелом нескольких сотен взглядов, омега идёт, ведомый мужем. Тэхён, облаченный в неукрашенную вышивкой тунику со штанами светло-бежевого цвета выглядел бы довольно просто и непритязательно. Но плащ из искрящегося меха и поражающие роскошью драгоценности, сияющие кровавыми огоньками в бликах искусственного света, демонстрируют всем, насколько омега важен и обожаем своим мужем. Старания Галана прошли не зря — выбранная им одежда не перебивает, а наоборот, выделяет самые ценные вещи омеги и подчеркивает его природную привлекательность. Темные локоны Тэхёна заплетены в узор кос старательными руками друга. Его облик не менее величественен и красив, чем облик Ирбиса; и сидящие за столами воины ощупывают юного омегу липкими, как паутина, взглядами. От внезапно пришедшей на ум мысли, что многие из присутствующих альф видели его голым, Тэхёну хочется провалиться сквозь землю или с визгом убежать без оглядки в чащу леса, но Ирбис крепко удерживает рядом, успокаивающе поглаживая большим пальцем дрожащую руку, и Тэхён находит в себе силы продолжить кажущийся бесконечным путь, не сутуля плечи и смотря прямо перед собой, пока не доходит до нужного стола. Он садится на жесткую скамью по правую руку от Ирбиса. С другой стороны от арима находится Юнги. — Молодец, отлично справился, — еле слышно шепчет он, и от этой сдержанной похвалы лицо Тэхёна расцветает счастливой улыбкой. Восторженные вопли утихают, и воцаряется почтительное молчание, когда на поляну выходит старик. Он осторожно шагает вперед пошатывающейся, неуверенной походкой, наваливаясь то на одного, то на другого воина, которые придерживают старика под локти. Старый альфа, несмотря на промозглый осенний холод, одет в просторную тунику и такие же безразмерные штаны, обвязанные обрывком веревки и обтрепанные по низу. Ветер развевает распущенные седые волосы, босые ноги ступают по жесткому настилу ссохшейся травы. Старик безучастно смотрит перед собой, и взглянув в его подернутые белёсой пленкой глаза, Тэхён понимает, почему ни разу не встречал его на тропинках лагеря или в трактире — провидец слепой. Воины доводят старика до разожженного в центре поляны невысокого костра, и тот опускается на колени и сосредоточенно раскладывает вещи, которые принес с собой в мешке. Расстилается лоскут ткани на который оказываются брошены разноцветные камушки и перья мелких птах. Льется из фляги тонкая струйка воды, наполняя высеченную из камня чашу. Старик протягивает вперед руку, чтобы по исходящему теплу определить как близко находится огонь, и безошибочно бросает в жар костра пучок высушенных трав. Охваченные пламенем травы трещат искрами, исходящий дым становится особенно густым, почти что черным, и Ирбис болезненно морщится и отворачивает лицо, когда ветер доносит до сидящих за столами людей горький запах сожженных трав. Провидец глубоко дышит дымом и трясет головой. Он слепо шарит вокруг себя руками, пока не натыкается пальцами на временно отложенную чашу. Обхватив ладонями, подносит чашу к лицу, как будто принюхивается к ее содержимому. — Я чувствую кровь, — говорит старик четким, зычным голосом. — Я вижу ее и ощущаю запах. — Ебать-колотить. Всю жизнь нихуя не видел, а тут, поди ж ты, разглядел, — давясь от смеха, шепчет Юнги на ухо Тэхёну, но замолкает, когда сидящий рядом с ним Хосок предупреждающе шипит. — Я вижу кровь. Реки крови. Она затопит весь мир, но даже этого будет мало, чтобы утолить жажду мести дважды раненого зверя, — ещё громче оповещает провидец. Он, впав в транс, раскачивается из стороны в сторону. — Люди породили чудовище, осквернили ненавистью чистую душу. Сейчас зверь не опасен, он спит, убаюканный напрасными надеждами. Кровь близких людей разбудит его! Провидец раскачивается всё сильнее, его руки дрожат, и вода расплескивается из чаши, темными пятнами расплываясь по одеждам старца и орошая мертвую, выстуженную холодом поздней осени траву. — Прошлое, настоящее, будущее — всё сплетается воедино, и время повернет вспять. Пожары и убийства, войны и смерть, потеря самых близких. Но меченый сумеет избежать погибели. Его тело и душа останутся нетронуты. — Во загнул! — снова наклоняясь к Тэхёну, восхищенно шепчет Юнги. — Это где ж мы сейчас меченого омегу сможем увидеть? — Ваши альфы тоже не ставят метки? — так же тихо спрашивает у лекаря Тэхён. Он слышал, что подобная неприятная традиция существовала раньше. Знает, что альфы-аримы перестали метить своих мужей уже много веков назад. Но вот почему перестали — Тэхёну неизвестно. — Конечно же нет, потому что… — начинает было говорить Юнги, но Хосок раздраженно пихает его локтем, и омега быстро завершает разговор: — Потом объясню. В пламени огня сгорают новые пучки брошенных трав. Воздух становится спертым, и от разлившейся над поляной горечи першит в горле. Свет факелов меркнет в черных клубах дыма, а провидец продолжает выкрикивать страшные пророчества. — Чудовище обретет силу, утопит мир в слезах. Речная вода сменит цвет на багряный, а напитанная кровью мертвая земля на долгие годы превратится в безжизненный пустырь. Две смерти разбудят зверя! Две потери! — вопит старик, обхватив руками и запрокинув седую голову. — Гибель невинных… Предательство… Братоубийство… Два!.. Два!.. Два! От оглушительных воплей провидца и удушающего запаха у Тэхёна начинает кружиться голова и всё расплывается перед глазами. Он закрывает рукавом туники лицо, дышит через ткань и затравленно оглядывается по сторонам. Гудящее пламя костров и шум поднявшегося ветра не могут заглушить отчаянные крики. Встревоженные омеги безуспешно укачивают на руках истошно плачущих младенцев, а дети постарше жмутся к своим нахмурившимся отцам. Дрожащий от ужаса Галан прячет лицо на груди утешающего его Кипрея. Элсмир недолго смотрит на двух омег и поворачивается к Ирбису, прожигая его требовательным взглядом. Вождь не может прервать священные предсказания. Такая непростительная дерзость позволительна лишь его сумасшедшему брату. — Эй, кто-нибудь! Уведите нахуй этого долбоёба! Меня блевать тянет от его поросячьих визгов, — подчиняясь молчаливому требованию вождя, Ирбис вскакивает со своего места и указывает на истерично катающегося по земле провидца. Он дожидается, пока два воина, утягивающие старца в сторону лагеря, скроются в темноте леса, а после, опережая старшего брата, первым высоко поднимает наполненную элем кружку и, начиная пир, громогласно провозглашает тост: — За наши победы: уже одержанные и те, которые ждут нас впереди! Воздух взрывается одобрительным рёвом воинов. Дети хватают из блюд давно присмотренные лакомства. Повсюду раздаются бряканье посуды и плеск вновь разливаемого эля. Лесной ветер разгоняет нависший над поляной темный смог, и дышать становится легко. Позабыв о пророчествах, люди в голос хохочут, много пьют и едят, громко спорят о чем-то. Тэхён незаметно вливается в это веселье, ведет себя максимально свободно и раскрепощенно. Лишь одно не нравится Тэхёну — нечитаемый, пристальный взгляд Элсмира, который подозрительно часто останавливается на от души веселящемся Ирбисе.***
— Давай ты меня о чем-нибудь попросишь, а я это выполню, — с готовностью предлагает Ирбис, когда на время покидает праздник, чтобы проводить до дома уставшего мужа. — И что я должен буду сделать взамен? — Тэхён с подозрением косится на воодушевленного альфу. — Ничего, — пожимает плечами тот. За спиной стихают удаляющиеся звуки, что раздаются с поляны. Меркнет свет факелов, и в окружающей темноте омега крепко держит мужа за руку, боясь оступиться и упасть. Они неспешно шагают по тропинке к дому и ведут спокойную беседу. — Я хочу, чтобы ты пообещал, что отвезешь меня повидаться с папой, — отвечает Тэхён. — Я не могу дать подобное обещание. Мы уже говорили об этом, — немного грустнеет Ирбис. — Попроси что-нибудь другое. — Тогда… — Тэхён ненадолго задумывается. У него есть всё необходимое и даже больше, но упускать подвернувшуюся возможность не хочется, и омега судорожно размышляет, чего бы он мог попросить, пользуясь хорошим настроением мужа. — Тогда я хочу погулять с тобой по лесу. — Именно со мной? — на всякий случай уточняет Ирбис. — С тобой, потому что у Юнги нет времени на долгие прогулки, Галан, как и я, не умеет ориентироваться в лесу, а больше я ни с кем не общаюсь, — простодушно объясняет Тэхён. — Я устал находиться в лагере в окружении кучи людей. Мне хотелось бы немножко побыть в уединении, но не запираться дома, а просто уйти куда-нибудь подальше. — Хорошо, — легко соглашается Ирбис. — Послезавтра мы сможем погулять. — Только через день, — разочарованно вздыхает омега. — А почему не завтра? Занят будешь? — Ну, можно и так сказать, — внезапно заходится хохотом альфа, и смущенный Тэхён замолкает, думая, что он сказал какую-то беспросветную глупость. Они молчат всю оставшуюся дорогу. Подходят к дому, и омега, немного помявшись, начинает подниматься по ступеням, но оглядывается, когда замечает, что Ирбис не следует за ним. Альфа остается стоять на песчаной тропинке около крыльца, облокотившись руками о перила. — Ты… зайдешь? — робко предлагает Тэхён. От вырвавшейся фразы омеге хочется влепить самому себе оплеуху. Ничего тупее и придумать было нельзя — пригласить мужа зайти в его собственный дом, — но Ирбис не высмеивает сказанную глупость. Он чуть улыбается, замечая чужое смущение, и смотрит с нежностью, отчего Тэхёну вновь становится как-то неловко. — Отдыхай спокойно и набирайся сил, — говорит Ирбис. Он подходит ближе, упирается носками ботинок в нижнюю ступень, и стоящий чуть выше по лестнице Тэхён замирает в томительном предчувствии. Их лица на одном уровне, а между ними жалкое расстояние длиною в полшага. Альфа неотрывно смотрит на омежьи губы, облизывает свои и медленно тянется вперед. Тэхён цепенеет и закрывает глаза, но не чувствует ожидаемого поцелуя. Вместо этого он ощущает прикосновение прохладной щеки альфы к своей, горячей и пылающей красным, и слышит тихий шепот: — Завтра вечером я буду ждать тебя дома. Месяц подошел к концу, и я обещаю, что теперь спать по ночам ты будешь гораздо реже, цветочек мой. А сегодня отдыхай спокойно. Влажненьких снов. Ирбис резко отстраняется, отталкиваясь ладонями о поверхность перил, одаривает ошарашенного омегу прощальной улыбкой и, насвистывая себе под нос веселую мелодию, скрывается во мглистой тени леса. Оставленный в одиночестве Тэхён смотрит вслед мужу, несколько раз удивленно моргает, выходя из оцепенения, и уходит в дом, с досадой размышляя, что обозначенный Хосоком месяц прошел для него слишком быстро.