***
— Зачем нам надо куда-то идти? — противно ноет Тэхён, когда Ирбис уводит его из дома в лес. — Если ты хочешь показать мне лося, берлогу медведя или ещё какую-нибудь хрень, то давай это сделаем позже. С течки прошло всего несколько дней, и омега чувствует себя не очень хорошо. Мышцы перестали болеть, но тело ещё ослаблено. Вместо совместной прогулки Тэхён предпочел бы остаться в уютной постели. Вместе с Ирбисом. Долго целоваться с ним и гладить ладонями мускулистую грудь. Может быть даже заняться любовью, чувственно и неспешно, растягивая удовольствие до предела. А вот таскаться спозаранку по лесу Тэхёну совсем не хочется. — Это важно для меня, правда, — неловко улыбается чем-то смущенный Ирбис. — Сделай то, о чем я тебя попрошу. Хорошо, цветочек мой? В ответ Тэхён тяжело вздыхает, но соглашается. Если Чонгук просит, то он сделает всё, что только в его силах. — Держи. Ирбис протягивает один из двух холщовых мешочков, завязки которых сжимал в руке. Тэхён радостно подхватывает предложенное. Завтракать супруги не стали, и омегу снедает нестерпимый голод. Решив, что муж заранее позаботился и взял с собой из трактира что-то вкусное, Тэхён нетерпеливо заглядывает в мешочек и не скрывает разочарования, увидев его содержимое. — Зерно. Зачем оно нам? — Это угощение для птиц, — объясняет Ирбис. — Не получится у нас птичек угостить. Если мы высыплем зерно, то оно провалится глубоко в снег. Или мы их будем кормить с рук? — Не с рук. Они осторожно шагают по тонкой коросте, припорошенной выпавшим за ночь снегом. Стволы сосен постепенно редеют, всё больше проникает света в оживающий с утра лес, и омега видит перед собой поляну. Ирбис, не выпуская ладонь Тэхёна, подводит его к одному из кустарников и сметает свободной рукой с крыши и донышка деревянной кормушки наметенные белые верхушки. — Сыпь сюда. Тэхён послушно следует указаниям мужа. Он опустошает мешочек, горкой высыпая зерно в кормушку, идет вслед за Ирбисом в центр поляны и садится на заботливо расстеленный им плащ. — А теперь слушай. Только очень внимательно. — Что я должен услышать? — удивляется Тэхён. — Это ты мне потом расскажешь, — Ирбис мягко проводит рукой по лицу омеги, и тот рефлекторно опускает веки. — Просто слушай. Тэхён согласно кивает и не открывает глаз. Так проще сосредоточиться и выполнить чужое желание. Сначала он слышит далекий, гортанный крик ворона и шорох потревоженных ветвей, что сбросили с себя белый покров. Маленькая стайка птичек с щебетом пролетает совсем близко и размещается на ближайшем кустарнике, продолжая веселую многоголосую перебранку. Быстрая дробь дятла где-то справа. Царапанье цепких коготков по сухой коре. И заплутавшая в лесу, переплетенная с дыханием ветра едва слышимая, тихая песнь. Она звучит как будто издалека, но слова различимы. Слова незнакомые, Тэхён не может понять их смысла. Он слышит только мелодию, и думает, что кто-то из случайно оказавшихся рядом иссолов напевает старинный мотив. Но это невозможно. Омега не слышит шагов человека. — Что это? Распахнув глаза, Тэхён изумленно смотрит на ласково улыбающегося Ирбиса. — Голоса лесных духов, — тихо отвечает он. Ирбис бережно сжимает в ладонях озябшие пальцы Тэхёна. Подносит их ближе к лицу, чтобы отогреть дыханием. Омега крутит по сторонам головой, думая, что происходящее просто удачный розыгрыш, но не видит того, кто мог бы исполнить песнь. Они одни на поляне. Поблизости никого нет. И нет причин не верить в правдивость слов Ирбиса. — Почему я слышу духов, а другие — нет? — Потому что они не слушают. Вот и не слышат, — Ирбис притягивает к себе растерянного омегу, упирается подбородком в его плечо и, не повышая тихого голоса, спрашивает: — Что духи тебе рассказали? — Я ничего не понял, — смущенно лепечет Тэхён. Ему неловко говорить о духах, из-за общения с которыми Ирбиса обвиняли в помешательстве, но отрицать, что он только что их услышал, не может. Они или оба могут слышать голоса лесных духов, либо оба сошли с ума. — Они пели какие-то незнакомые слова. — Это древний язык, забытый людьми. Немногие из ныне живущих знают его. — А ты понимаешь речь духов? — Очень плохо, — Ирбис забавно морщит нос, от чего Тэхён не может сдержать улыбку. — Папа учил меня, но мне больше нравилось обучаться боевому искусству. — То есть, ты тоже ничего не понимаешь, — подытоживает омега. — Понимаю, но только общий смысл, — исправляет Ирбис и с явным нетерпением интересуется. — Какую песню ты услышал? — Ну-у-у, — задумчиво тянет Тэхён. — Она похожа на колыбельную. Только голос был очень печальным, так детей не убаюкивают. Детей? Омега подпрыгивает на месте от внезапно пришедшей на ум мысли. Всё просто и очевидно. Он не понимает чужого языка, но, кажется, догадывается, какое послание услышал. — Колыбельная, Чонгук! Духи мне подсказали, что я беременный? — Тэхён закрывает ладонями открытый рот и часто дышит, пытаясь унять разрастающееся в груди ликование. Мысли о возможной беременности не вызывали у омеги сильных эмоций. Но не теперь, когда он знает наверняка. — Чонгук, у нас будет ребенок. Понимаешь? Он уже внутри меня. Маленький, как червячок. — Какой ещё червячок? — возмущается альфа. — Это наша жемчужинка. Наша маленькая, драгоценная жемчужинка. Ирбис обнимает в ответ бросившегося к нему на шею мужа, протискивает между их тел руку, чтобы приложить ладонь к омежьему животу, чем вызывает новый поток умилительных повизгиваний, но сам не ощущает ничего, кроме смутной тревоги. — Давай никому не будем рассказывать о жемчужинке, — чуть успокоившись, заговорщицки шепчет на ухо Тэхён. — Галан очень надеется, что смог забеременеть, но даже если у них с Элсмиром всё получилось, то они узнают об этом не скоро. Галану будет обидно, что ему ещё ничего не известно, а мы уже знаем наверняка. — Конечно, цветочек мой, — спокойно, почти равнодушно соглашается Ирбис. — И о том, что ты духов слышишь, тоже никому не надо рассказывать. — Это само собой, — понимающе кивает головой Тэхён. — Не хочу, чтобы все подумали, что я, как и ты, спятивший… Ой… Омега смущенно смотрит на Ирбиса, ожидая, что его неприятно заденет необдуманная фраза, но тот, погруженный в свои мысли, снова соглашается: — Всё правильно. Не надо, чтобы люди плохо о тебе думали. И беспокоиться по пустякам тебе тоже не следует. Береги себя и нашу жемчужинку. — Ты тоже нас береги, — ворчит Тэхён и утыкается носом в мех чужой куртки. Глупая оплошность расстраивает его, и радость постепенно угасает. Она больше не пузырится в груди, а согревает волнующим теплом: — Следи, чтобы Ёну снова ко мне не прицепился и в драку не полез. И Сонджон тоже. — Опять ты про этих блядских омег вспомнил. Не переживай, больше ни одного из них не встретишь. — Что ты с ними сделал? — быстро спрашивает Тэхён. — Отправил на острова. Чонгук поднимается на ноги и протягивает раскрытую ладонь, помогая омеге встать. Подхватывает разложенный плащ, но не набрасывает его на плечи: в светло-серый мех забился подтаявший снег и напитал холодной сыростью. Он перекидывает плащ через согнутую в локте руку и, обняв другой Тэхёна, медленно бредет с ним в сторону лагеря. — Ёну я сообщил об отъезде почти сразу после вашей драки, — рассказывает на ходу. — А вот про Сонджона как-то забыл и вспомнил лишь в самый последний момент. Для этого я и подошел к нему в трактире: сказать, чтобы он собирал свои вещи, — альфа хитро прищуривается, глядя на притихшего мужа. — А ты о чём тогда подумал, цветочек мой? — А то ты не догадываешься, о чём я подумал, — обиженно дует губы Тэхён. Он пихает локтем альфу в бок, выражая негодование, но не отстраняется, а жмется сильнее, когда Ирбис смеётся и притягивает ближе, чтобы поцеловать подставленную щёку. Спокойная, по-домашнему уютная радость не оставляет Тэхёна. Он чувствует безмятежное счастье, всю дорогу до дома болтает о милых пустяках и не замечает тревоги своего мужа. После течки Тэхёна Ирбис каждый день уединялся в лесу. Он внимательно вслушивался в голоса лесных духов, беспрестанно думал о самом важном, надеясь получить ответ, но ни разу не услышал даже намека, что скоро станет отцом.Глава 25.
20 августа 2021 г. в 02:07
Несмолкаемый гул трактира опутывает с ног до головы липкой, как паутина, сетью. В уши забиваются раздражающие звуки, а в духоте многолюдного помещения становится трудно дышать. Хочется выйти на улицу, сделать хоть пару глотков освежающего холодного воздуха, но Тэхён продолжает упрямо сидеть на жёсткой лавке, дожидаясь мужа. Он вытирает рукавом туники выступившие на лбу капли и машет перед лицом ладонями, остужая раскрасневшиеся щёки. Многие из иссолов, которые пришли пообедать, даже не расстёгивают меховые куртки и не снимают плащи. Наверное, в трактире не так уж жарко. Оглядевшись по сторонам, омега распутывает на груди завязки туники, чтобы было свободней дышать, но легче от этого не становится. Омегу словно припекает изнутри.
— Ты что здесь делаешь?
Встрепенувшийся Тэхён радостно улыбается подскочившему другу, но Юнги не разделяет его неуместное воодушевление.
— У тебя течка начинается, — шипит он на ухо арима, низко склонившись над ним. — Все альфы уже шеи свернули и носами водят на твой запах.
Тэхён отмахивается от предупреждений друга, как от жужжания надоедливой мухи. Да, за время нахождения в трактире он успел заметить увеличившийся интерес альф к его персоне, но какое ему до этого дело?
— Сам сказал, что течка только начинается, а не началась, — насмешливо хмыкает Тэхён, которого веселит тревога друга. — У меня по ногам не течет и ничего не болит. Что ж мне теперь, даже поесть сходить нельзя, что ли?
Тэхён презрительно фыркает и выскребает ложкой последние оставшиеся на дне горшочка волокна тушеного мяса в густом соусе, которые незамедлительно отправляет в рот. Он вытирает тыльной стороной ладони блестящие жиром губы и с сожалением смотрит на опустевшую посудину. Было вкусно, хочется ещё, но вторую порцию омеге точно не осилить. Грустно вздохнув, Тэхён вновь осматривается по сторонам, выискивая припозднившегося мужа, из обеда которого можно будет потаскать самые лакомые кусочки.
— Пошли, — Юнги требовательно тянет омегу за рукав туники. — Я тебя домой отведу.
— Не хочу я домой, — возмущается Тэхён и стряхивает вцепившиеся в его одежду пальцы. — Вот Ирбис придет, пообедает, и тогда мы вместе уйдем… Кстати, — добавляет задумчиво, рассматривая стоящую перед ним посуду, слепленную из глины, — а как вы в горшках еду запекаете? Печек-то нет.
— На горячие угли ставим, — бурчит Юнги. Понимая, что уходить арим не собирается, он укоризненно качает головой и садится рядом на скамью, откинув назад край плаща. — Где Ирбиса носит?
— Делами занят, — важно сообщает Тэхён. — Завтра с утра ладьи должны в последний раз уплыть на острова, чтобы отвезти остатки зерна и всех людей, которые не хотят оставаться на зиму в лагере. Ирбис говорит, что времени на подготовку мало, а приходится всё контролировать одному: Элсмир ещё от течки Галана не очухался, сам Галан и Кипрей тоже лишний раз из дома не выходят, устали, видите ли. Скоро морозы начнутся, а дел невпроворот.
Тэхён вяло взмахивает рукой и кривит лицо, выражая этим одновременно и сочувствие к замотанному мужу, и презрение к другим членам семьи вождя, которые опять спихнули все заботы на плечи Ирбиса. Мужа Тэхёну искренне жаль. Себя — не меньше, ведь из-за течек сначала Кипрея, а потом Галана Ирбис не мог уделять много внимания своему омеге. И даже сейчас, когда тэхёнова течка вот-вот начнется, альфа не находится рядом со своим ненаглядным цветочком. И это вопиющая несправедливость! Но вместе с обидой так же Тэхён чувствует гордость: раньше обо всем, что касалось Ирбиса, он узнавал у Юнги; теперь всё, чем занимается альфа, он знает сам.
Внезапно Тэхён хмурит лоб и подозрительно косится на друга, который сидит рядом и нервно притопывает ногой. А откуда Юнги знал, чем занимается Ирбис? Не мог же тот рассказывать о своих планах обычному лекарю. Юнги был в курсе всех дел, потому что внимательно прислушивался к разговорам иссолов и из чужих бесед узнавал необходимое? Тогда почему сейчас, когда Ирбис проводит всё свободное время дома, Юнги не знает, чем занят младший брат вождя?
Возникшие в голове нехорошие подозрения настораживают омегу, но как следует обдумать пришедшие на ум мысли он не успевает — широко распахивается входная дверь трактира, и на пороге появляется долгожданный Ирбис.
Тэхён радостно машет рукой и напяливает на плечи снятую меховую куртку. Обед мужа будет быстрым, потому что омега чувствует, как начинает противно ныть живот, а значит уйти домой нужно поскорее. Но к величайшему удивлению Тэхёна альфа не спешит к нему. Ирбис одаривает мужа лишь беглым взглядом и кивком головы, показывая, что заметил его присутствие, а после рыщет глазами по всему трактиру и…
Подходит к Сонджону.
Ошалело выпучив глаза, Тэхён неотрывно следит, как на плечо скучающего омеги опускается ладонь. Ладонь его, тэхёнова мужа! Как Сонджон расплывается в старательной улыбке и послушно семенит за Ирбисом, когда тот жестом указывает, что нужно отойти в сторону. Тэхён шипяще дышит через стиснутые зубы, когда видит остановившуюся неподалеку парочку. Сонджон опирается о стену и, широко распахнув глаза, внимательно слушает, что говорит ему стоящий рядом, почти нависший сверху Ирбис, который повернулся спиной ко всем присутствующим в трактире людям. И прежде всего он отвернулся от своего мужа.
В горле встаёт ком невыразимой обиды. Перед глазами меркнет свет. Единственное, что видит трясущийся от злости Тэхён, — это мило беседующую парочку. Его Ирбис снова посмел приблизиться к любовнику. И это после всех разговоров и прогулок в лесу? После бесконечных поцелуев и объятий? Его альфа снова выбрал общество Сонджона, наплевав на течного мужа?
— Сука, — шипит разъяренный Тэхён и слепо шарит по столешнице, пока руки не натыкаются на пустой глиняный горшок.
— Кей, не надо! — запоздало вскрикивает Юнги и пытается остановить выскочившего из-за стола арима, но не успевает. Плащ цепляется за неровный край скамьи, не дает встать в полный рост, а когда иссол освобождается — Тэхён уже далеко.
Арим стремглав приближается к Ирбису, стискивая похолодевшими пальцами горшок. Трактир наполняется тревожными перешептываниями, а в сонджоновых глазах трепещет неподдельный испуг. Тэхёну плевать, что подумают о нем люди. Его трясет от злости, обиды, негодования, которые не выразить словами. Эмоций так много, что они переполняют душу, разрывают изнутри, и омега, едва приблизившись к мужу, с размаху бьет его по голове горшком.
Раздается глухой треск, и по полу рассыпаются глиняные черепки. Чуть качнувшийся вперед Ирбис хватается ладонью за затылок, потом быстро осматривает ладонь, выискивая следы крови. Не увидев её, разворачивается к попятившемуся назад Тэхёну и хватает за грудки, чтобы рывком притянуть ближе и впиться в его губы жадным поцелуем.
Трактир взрывается воем и овациями. Иссолы ликуют и открыто восхищаются порывом ревнивого омеги, но Тэхён почти ничего не слышит. Течка накрывает мгновенно, в несколько жалких секунд. Тянущая боль в животе усиливается, а между ног становится влажно. Близость альфы сводит с ума, и Тэхён, не прерывая поцелуя, обвивает руками крепкую шею и скрещивает ноги на пояснице Чонгука, когда тот подхватывает его и уносит из трактира.
За спиной раздаются оглушительные вопли, которые постепенно стихают, когда Чонгук коленом распахивает дверь и вываливается на улицу. Он спешит скорее оказаться дома, унести громко сопящего Тэхёна и запереться с ним в спальне. Запах течного омеги затмевает разум. Впервые Ирбис слышит его так близко. Впервые может позволить себе взять изнывающее от страсти безотказное тело.
Трение одежд раздражает чувствительную кожу. Тэхён жалобно хнычет в чонгуковы губы, пока альфа, шатаясь на тропинке словно пьяный и путаясь ногами в краях плаща, почти вслепую пробирается к дому. Тело требует гораздо большего, чем глубокие поцелуи, низ живота окольцовывает болью. Тэхён нетерпеливо ёрзает на сильных руках, через слои одежд вжимается пахом в чужой живот и стонет на выдохе, когда получается потереться членом о грубую ткань. Ощущение новое для омеги, дразнящее и несомненно приятное, но эта малость не помогает унять похоть, а только сильнее разжигает её.
— Сейчас, цветочек мой, — срывающимся шепотом обещает Чонгук капризно извивающемуся на его руках омеге. — Мы уже почти дома. Потерпи ещё немного, мой хороший.
Он взлетает по ступеням крыльца. Под непрекращающиеся всхлипы и шумное дыхание, шарит рукой по обратной стороне двери, выискивая тяжелый засов. Дергает задвижку и с разбега валится на постель, подминая омегу. Разлетаются в стороны мешающиеся подушки и одежда. И альфа, и омега судорожно раздеваются, дрожащими от нетерпениями пальцами распутывают завязки и расстегивают пряжки поясов. Как можно скорее быть ближе. Прикоснуться горячей кожей к чужому обнаженному телу. Отдаться и взять. Быстрее.
Чонгук рывком стягивает с омеги штаны, помогает освободиться запутавшимся у щиколоток ногам, и Тэхён, едва почувствовав свободу, переворачивается со спины на живот.
— Хочешь, чтобы я тебя вылизал, цветочек?
Чонгук дышит через открытый рот, ощущая на языке исходящий от Тэхёна сладкий запах. Он вцепляется пальцами в призывно приподнятую задницу, мнет мягкие округлости и ведёт вниз, царапая кожу до красных отметин. Уткнувшийся в подушку омега задушенно всхлипывает и часто кивает головой, соглашаясь и предлагая себя.
Альфа тянет за бедра выше, ладонями раздвигает полушария ягодиц и приближает лицо к блестящей от смазки расселине. Запах течного омеги кружит голову. Томные тэхёновы вздохи становятся громче, едва Чонгук на пробу проводит языком по липким бедрам, слизывая размазанную по ним влагу. Сладко. Волнующе. Непривычно. Это первый раз, когда Чонгук не торопится урвать своё, старается доставить омеге то же удовольствие, которое в любом случае получит сам. Его язык порхает по пульсирующему отверстию, толкается внутрь, чтобы собрать как можно больше истекающей смазки. Сжатые мышцы слишком тугие, и альфа оттягивает большими пальцами края отверстия, раскрывая шире, чтобы глубже проникнуть языком.
Тэхён с силой зажмуривает глаза и жадно хватает ртом воздух, когда Чонгук широкими мазками лижет его поджавшиеся яички и ведет вверх обратно к дырке. Омега сжимает пальцами края подушки, виляет задницей в такт коротким толчкам. Чонгук пропихивает язык с каждым разом всё дальше, вылизывая изнутри. Тугие мышцы постепенно расходятся, становятся мягче и податливее. Тэхён пятится назад, чтобы плотнее прижаться к чонгукову лицу, насадиться сильнее на язык и растягивающие его дырку пальцы. Ощущений так много и в тоже время ничтожно мало, чтобы кончить.
Не справившись с охватившим низ живота жаром, омега в отчаянии бьет кулаком по подушке. Хочется кончить. Сейчас. Его напрягшийся член плотно прижат к животу и мажет кожу выступившей влагой. Тэхён течет спереди и сзади. В голове нет мыслей. Омегой движет лишь одно желание — дойти до пика удовольствия. Его трясёт, как в ознобе, разъезжаются в стороны ноги, но альфа держит под животом, не давая упасть; и Тэхён стонет в голос, когда пальцы альфы нащупывают головку и с силой сжимают её.
— Хочешь мой член? — Чонгук отрывается от омежьей задницы, чтобы окинуть опьяненным взглядом покрытую мурашками спину и подрагивающие плечи, не прекращая тереть пальцами головку. — Тебе мало языка и хочешь член?
— Хочу член, — хнычет Тэхён, повторяя за альфой. Самостоятельно сформулировать ответ он уже не может.
Чонгук опрокидывает его на спину и за бедра тянет к себе, удобно устраиваясь между широко разведенных ног. Нависает над омегой, опираясь на одну руку, а другой приставляет член к анусу. За короткий миг до первого толчка наклоняется ниже, чтобы покрыть беглыми поцелуями искаженное страстью лицо и ненадолго теряется в нерешительности.
Альфа видит перед собой своего мужа. И в тоже время это не он. Омега, что лежит под ним, лишь похож на Тэхёна внешне. Он жаркий. Жадный до ласк. Разгоряченный течкой и остро нуждающийся в члене. Омега, которого видит Чонгук, не имеет ничего общего с его застенчивым и робким, если дело касается близости, Тэхёном. В течном, движимом инстинктами теле не осталось и следа от невинного цветочка.
— Хочу твой член, — почти воет омега и ерзает по постели, пытаясь насадиться самостоятельно.
Каждый миг промедления подобен пытке, и альфа входит в податливое тело. Даже если потом Тэхён возненавидит мужа за случившееся, оставлять его без желаемого Чонгук не станет. Потому что Тэхёну это необходимо. Потому что Чонгуку, опьяненному вкусом и запахом течного омеги, это необходимо ничуть не меньше.
Головка легко проникает в узкое нутро, и альфа захлебывается воздухом от чистого удовольствия, в котором нет места для привычной боли. Тугие мышцы не сдавливают мертвой хваткой, а обволакивают мокрым жаром. Он входит до конца и движется назад, вырывая из омеги удовлетворенный стон. Толкается снова и наращивает темп.
Комната наполняется пошлыми шлепками взмыленных тел. Тэхён вскидывает вверх бедра, чтобы каждое проникновение было глубже, расцарапывает спину и плечи альфы, ищет губами губы. Оба тяжело дышат и стонут в поцелуе, ненадолго отстраняются, чтобы сделать несколько глотков воздуха, и вновь припадают, слепляясь ртами. Под спиной Тэхёна сбиваются одеяла. От каждого мощного толчка его чуть отодвигает вверх по постели, но альфа тянет за плечи и подминает под себя. Член беспрепятственно скользит внутри узкого нутра, раздвигает мышцы и с каждым движением проходится по особо чувствительным местам, посылая по телу омеги волны сладкой дрожи.
Тэхён кончает первым. Прогибается в спине и почти кричит от вспышки наслаждения, когда начинают сокращаться его обхватившие член альфы мышцы, а между животов становится липко. Чонгук останавливается, но не выходит из омеги. Он только приподнимается на руках, давая отдышаться им обоим. Невыносимо хочется попробовать размазанную по коже сперму, собрать губами первую в жизни награду за доставленное удовольствие — раньше с Ирбисом не кончал ни один омега, — но альфа остается неподвижен. Впереди ещё много дней течки. Он успеет попробовать своего цветочка.
Омега глубоко дышит и открывает зажмуренные глаза. Водит расфокусированным взглядом по склонившемуся над ним лицу и слизывает языком оставшуюся на губах слюну альфы. Анус дразняще растягивает подергивающийся пульсацией член.
— Хочу ещё, — выдыхает Тэхён и обхватывает альфу ногами.
Толчки возобновляются с новой силой. Чонгук больше не сдерживает себя, стремительно приближается к разрядке. Ко лбу липнут пряди из растрепавшихся тонких кос челки, а по вискам и шее стекают капли пота, которые сцеловывает Тэхён. Альфа чувствует, как ком напряжения стремительно разрастается, головку изнутри щекочет приближающийся оргазм, а основание члена начинает уплотняться.
— Тэ, — предупреждающе сипит Чонгук, делая слабую попытку освободиться от опутавших его рук и ног омеги. — Сцепка…
— Хочу сцепку, — перебивая, словно в бреду шепчет Тэхён, готовый забрать всё, что только может предложить ему альфа.
Затуманенный разум подсказывает, что это неправильно. В отголосках сознания бьется мысль, что так не должно было быть, но оторваться от омеги невозможно. Чонгук делает несколько последних фрикций, проникает как можно глубже и рычит от удовольствия, кончая внутри Тэхёна, который дрожит в сладких судорогах новой волны наслаждения от ощущения, когда его заполняет теплое семя, а анус растягивает до предела узел альфы, что сцепляет два тела воедино.
Чонгук, придерживая рукой урчащего от удовольствия омегу, перекатывается на бок. Он гладит по спине потирающегося щекой об его лицо Тэхёна, который, не открывая глаз, что-то мурчит себе под нос и безостановочно перебирает пальцами узор растрепанных кос. Оба тихо стонут, когда член альфы напрягается, выстреливая новыми струями семени.
Они тихо, почти не шевелясь, лежат рядом. Скованные сцепкой, отдыхают, чтобы снова сорваться на бешеный ритм, едва на члене альфы спадет вздувшийся узел.
Ясность разума возвращается к Тэхёну через два с половиной дня. Пробудившись после очередного короткого сна, он открывает глаза и часто моргает тяжелыми веками. Мышцы гудят усталостью, кожу противно стягивает от засохших выделений, а в растянутом анусе отдает горячей пульсацией. Омега медленно рассматривает комнату, словно оказался в ней впервые, поднимает вверх руки, чтобы осмотреть на плечах и предплечьях россыпь полукругов укусов и синюшные отметины засосов. Осторожно наклоняет голову сначала влево, потом вправо, разминая затекшую шею, и поворачивается лицом к альфе.
Тревожно замерший Чонгук молча наблюдает за омегой. Ему кажется, что если он заметит на тэхёновом лице тень неприятия, сожаления или увидит выступившие на глазах слезы — его сердце перестанет биться.
Тэхён смотрит на альфу нечитаемым взглядом. По телу растекается ноющая боль от каждого движения, но омега подползает ближе. Закидывает руку на плечо окаменевшего мужа и нежно мурлычет на ухо:
— Ещё раз подойдешь к любовникам, и я оторву тебе яйца.
Тэхён тихо смеётся от счастья, когда Чонгук вместо ответа покрывает его лицо быстрыми поцелуями, чуть дольше задерживается на распухших губах и перемещается на шею. Страстный порыв постепенно сменяется неторопливыми ласками. Ладони чувственно гладят по плечам и спине, губы мажут по коже. Чонгук обводит пальцами острые ключицы мужа, ведет по груди и обводит по окружности соски. Омега удовлетворенно выдыхает, позволяя трогать себя везде, где захочется альфе, но шипит сквозь зубы от саднящей боли, когда два пальца проскальзывают в растраханную задницу. Чонгук послушно убирает руку. Сейчас не время возбуждать омегу и распаляться самому. Они выжаты досуха. Сил на занятия любовью нет у обоих.
— Пойдем купаться, — говорит Чонгук и, не дожидаясь согласия, первым встает с постели.
Он берет на руки капризно сморщившего нос омегу, и уносит в купальную комнату. Опускает в наполненную ванну и забирается в неё следом. Горячая вода приятно обволакивает, расслабляя перетруженные мышцы. Оперевшись о край ванны спиной, Чонгук притягивает к себе Тэхёна, позволяя удобно лечь на его грудь.
Омега завороженно смотрит на огоньки зажженных свечей. В комнате уютно пахнет расплавленным воском и розовым маслом. На скамейке сложены мягкие полотенца с двумя халатами. Тэхён умиротворенно выдыхает и водит по воде ладонью, осторожно прикасаясь к плавающим высушенным бордовым лепесткам. Его успокаивает тихий плеск воды, когда альфа поднимает руку, чтобы обнять за плечи; мирное покачивание лепестков; теплый трепещущий свет; размеренное биение чонгукова сердца, которое Тэхён слышит, опустив голову на широкую грудь.
Внезапно из спальни доносятся непонятные шорохи, и Тэхён встревоженно приподнимается, но Чонгук, успокаивая, проводит ладонью по спутанным, темным локонам.
— Это омеги, — объясняет он. — Пришли перестелить постель, пока мы купаемся. Ванную для нас подготовили тоже они.
— Не помню, чтобы к нам кто-то приходил, — задумчиво хмурится Тэхён.
— Ты в это время спал.
— Они видели меня голым, — испуганно охает Тэхён.
— Нет, конечно, — улыбается Чонгук. — Я укрыл нас одеялом. Они вообще близко к тебе не подходили, — альфа расплывается в улыбке ещё шире, — потому что ты рычал на них.
Тэхён с тихим стоном закрывает ладонями лицо. Стыдоба-то какая. Он слышал, что омеги во время течки не всегда ведут себя адекватно, но не думал, что окажется на месте одного из них. Как глупое животное рычать на омег. Которые пришли по просьбе Ирбиса, чтобы приготовить ванну.
— Какой позор, — сокрушается Тэхён.
— Ты так думаешь? — интересуется Чонгук. — А мне понравилось.
— Врешь, наверное, да? — омега сам себя убеждает, что муж просто неудачно пошутил, ведь это бывало уже не раз. — Я ничего подобного не помню.
А раз не помнит, значит, ничего не было.
— Ты много чего не помнишь, — становится серьёзен альфа. Он недолго мнется, но всё же говорит: — Тэ, у нас сцепка была.
— Я не знаю, — растерянно отвечает омега. Его воспоминания о проведенных в течном бреду днях весьма смутные, но несомненно приятные.
— Это не вопрос. Я говорю тебе: у нас была сцепка.
— То есть, я могу забеременеть? — на всякий случай уточняет Тэхён.
— Да. Скорее всего, ты уже беременный.
Тэхён неопределенно пожимает плечами. Сказанное альфой для него вовсе не новость. Нельзя сказать, что омега страстно желал стать папой так быстро, но ничего ужасного в данном положении не видит. Это естественно и понятно для Тэхёна. Так было у всех, кого он знает: омега выходит замуж, проводит с мужем первую течку, через девять месяцев рожает малыша. Разве может быть как-то иначе?
— Ты расстроен? — с тревогой спрашивает альфа, по-своему оценив молчание.
— Нет, — качает головой омега. — Просто как-то… Немного странно. Всё меняется так быстро, что, кажется, я не успеваю за событиями.
Жизнь меняется стремительным калейдоскопом. Ещё в начале осени Тэхён собирал урожай с огорода, прятался от Киёма в погребе и клялся самому себе, что никогда в жизни не выйдет замуж. А потом встреча с Ирбисом, замужество, лагерь иссолов, высокое положение и достаток, новые обязанности, неразбериха в отношениях с мужем, первый поцелуй… И вот он уже станет папой?
Слишком сложно, чтобы размышлять об этом прямо сейчас. Тэхён об этом подумает чуть позже, когда смоет с тела следы бурно проведенной течки, выспится, отдохнет и…
— А омеги только постель перестилают, — с надеждой спрашивает Тэхён, — или ещё покушать нам из трактира принесли?
— Я на серьезные темы разговариваю, а ты только о еде думаешь.
Чонгук укоризненно цокает языком, но, увидев в глазах напротив голодный блеск, тянется за мочалкой и мылом. Его цветочек не бьется в истерике от перспективы скорого родительства, и это самое главное. Всё остальное подождёт.