Духов лесных голоса

             На ужине омега появился последним. Он пришел в зал, когда за столом уже собрались приглашенные гости и вся семья. На белоснежной скатерти блестели серебром кубки с тарелками и столовые приборы. Хлопотала прислуга, принося из кухни красиво оформленные блюда.       В глубине зала во главе стола сидел вождь. По обеим сторонам от него расположились богато одетые альфы, после которых занимали места сыновья правителя, а с самого края, ближе всего к выходу одиноко сидел ослепительно красивый омега средних лет.       «Виолан. Муж вождя и отчим Элсмира», — ужаснулся Сокджин, мгновенно понимая, насколько низкое положение занимали омеги в этой семье.       В семье Сокджина всё было иначе. Папа всегда сидел по правую руку от отца, а вождь этого острова окружил себя полководцами и купцами, ставя их выше своей семьи. Отец не был богат, но папа одевался лучше, чем Виолан, являющийся супругом могущественного правителя.       Войдя в зал, Сокджин замешкался, не зная, куда ему следует сесть, чтобы не оскорбить своим выбором присутствующих на ужине людей, а спросить не осмеливался — между вождем, его сыновьями и гостями шла оживленная беседа. Увидев сомнения жениха, Элсмир отодвинул стоящий слева стул, безмолвно приглашая сесть рядом, и Сокджин прошел вглубь зала, чтобы занять указанное ему место.       Ужин шел своим чередом. Приход омеги остался вроде как никем не замеченным. Царившая в зале обстановка была привычна для Сокджина, так же проходили званые вечера в родительском доме. Успокаиваясь и отходя от потрясения, омега потихоньку осваивался среди незнакомых ему людей. Он хорошо знал, что нужно делать в подобной ситуации: молча слушать, не встревать в беседы альф, ослепительно улыбаться, если вдруг кто-то решит задать ему вопрос.       На протяжении всего ужина омеге не удалось сказать ни слова — никто из присутствующих альф, включая Элсмира, ни разу не обратился к нему, — зато он смог украдкой осмотреть зал и свою новую семью. Особое внимание привлекал сидящий напротив парнишка, которого полководцы называли Ирбисом.       «Хорошенький», — тихонько вздохнул Кипрей, оценив младшего брата Элсмира. — «Повезет же какому-то омеге выйти за него замуж».       Ирбис выглядел великолепно, но поражал не только юношеской красотой. Альфа завораживал каждым жестом, в котором чувствовались уверенность и нарастающая сила, в голубых глазах плясали озорные огоньки. Ирбис не разговаривал с отцом, зато охотно общался с другими альфами, говорил четко и по делу, вел себя раскованно; а повидавшие жизнь вояки смотрели на младшего сына вождя с гордостью и родительским восхищением.       Непринужденная атмосфера вечера изменилась в один недобрый миг. Ужин подходил к концу, и слуги торопились расставить на столах блюда с выпечкой и сладостями. Сокджин увидел, как Виолан повернулся к проходящему рядом омеге и потянулся, чтобы взять булочку из блюда, которое тот нёс, но не успел. Один из альф нетерпеливо взмахнул рукой, и засуетившийся слуга, мгновенно забыв про желание супруга вождя, устремился вглубь зала. Виолан никак не высказал своего недовольства. Он снова сел прямо и сложил на коленях ладони, словно ничего особенного не произошло. Увлеченные разговорами альфы тоже не заметили оплошности слуги. Зато всё увидел Ирбис.       У Сокджина пробежали по спине мурашки, когда ясный взгляд голубых глаз сменился леденящим холодом. Черты лица ужесточились, стали хищными. Ирбис сгрёб ладонью лежащие рядом с ним столовые приборы, отвел руку в сторону и разжал пальцы. Все слуги обернулись на прозвучавший в зале металлический звон.       — Подними, — не предвещающим ничего хорошего голосом приказал Ирбис, указывая провинившемуся омеге на брошенные нож с вилкой.       За столом смолкла беседа, и в наступившей тишине затравленно оглядывающийся слуга засеменил к альфе. Он наклонился и покорно поднял столовые приборы, протянул их Ирбису, но едва они оказались в его ладони — были вновь брошены на пол.       — Подними, — повторился приказ.       Омега заторопился исполнить желание сына правителя, но тот вырвал из дрожащих рук и снова швырнул столовые приборы к своим ногам.       — Подними как следует, — требование прозвучало значительно громче, а когда омега в третий раз выполнил указание, Ирбис наотмашь ударил его и рявкнул: — Что ты мне в руки суешь, идиот? Они грязные! Подними эти и принеси мне другие нож и вилку!       Прикрывая ладонью обожженное пощечиной лицо и едва сдерживая слезы, омега часто закивал головой и со всех ног бросился из зала, а злорадно ухмыляющийся Ирбис повернулся к гостям и возобновил прерванную беседу.       В ту ночь Сокджин спал плохо. Из головы не выходило случившееся за ужином. Омега ворочался в постели, снова и снова прокручивая в мыслях поступок безжалостного и быстрого на расправу Ирбиса, ядовитый оскал вождя, с молчаливого согласия которого младший альфа позволил себе подобное зверство, и Виолан, осуждающе смотрящий на сына, но тоже не сделавший ни единого замечания. Сокджин смог уснуть только под утро, когда спальню осветили первые лучи солнца, проснулся ближе к полудню и первое, что увидел, едва оглядевшись по сторонам — кем-то оставленный на прикроватной тумбе бархатный футляр.       Позабыв про терзавшие душу тревоги, омега перекатился по постели к тумбе и схватил футляр. Нетерпеливо откинул крышку и охнул от восхищения. Первым полученным от жениха подарком был комплект драгоценностей, состоящий из ожерелья, кольца и фибулы. Примерить украшения захотелось немедленно. Сокджин впопыхах напялил на себя сложенную на краю постели одежду, надел на безымянный палец идеально подошедшее по размеру кольцо. Подрагивающими от нетерпения руками застегнул на шее ожерелье и накинул на плечи плащ, предварительно сменив застежку на новую.       Из зеркала на Сокджина смотрел омега, красота которого идеально гармонировала с золотыми украшениями, а вот одежда показалась чужой. Сокджин брезгливо поморщился, осознав, насколько убого выглядит его наряд из домотканого, грубого полотна, украшенный нелепой вышивкой. Омега быстро огляделся, выискивая другие вещи, пускай такие же некрасивые, но хотя бы свежие, и внезапно осознал, что весь его гардероб остался в родительском доме. Как видимо, родители, отправляясь на помолвку, до конца не верили в ее успешность и не подготовили для сына сменной одежды, а сам Сокджин перед поездкой был настолько взволнован, что не обратил на это внимание.       Судя по высоте солнца на небе, уже было позднее утро. Время завтрака очевидно прошло, и пустой желудок неприятно ныл от голода. Сокджин тщательно расчесался и заплел волосы в косы. Насколько это было возможно, пригладил мятую одежду ладонями и вышел из спальни, надеясь найти прислугу и попросить их принести что-нибудь поесть. Первым, с кем встретился омега, едва переступив порог комнаты, был Элсмир.       Альфа сидел на высоком подоконнике, щурился от бьющего в глаза света солнца и ребячливо качал ногами в воздухе, но, увидев своего жениха, спрыгнул на пол, а его лицо вновь приобрело спокойное, граничащее с безразличием выражение.       — Хорошо, что тебе понравился мой подарок, — обменявшись с омегой коротким приветствием, сказал Элсмир. — Мне показалось, что вчерашним вечером тебе было скучно, и поэтому решил тебя немного порадовать. Помня твое поведение на помолвке, я ожидал, что ужин пройдет гораздо веселее.       «Куда уж веселее», — мрачно подумал Сокджин и поёжился, снова вспомнив ледяной взгляд Ирбиса.       — Сегодня придут портные, — продолжил Элсмир. — Снимут с тебя мерки, чтобы сшить одежду, но это будет ближе к вечеру. До обеда у меня есть свободное время. Идём?       — Куда? — опешил Сокджин.       — Для начала я покажу тебе дом. После погуляем по острову, — бесстрастным голосом объяснил Элсмир, но уголки его губ предательски дрогнули в слабой улыбке, когда омега доверчиво вложил свою руку в призывно протянутую ладонь.       С тех пор каждое утро Сокджин находил в своей спальне оставленный подарок, будь то свежий, принесенный из сада цветок, очередное украшение или коробочку со сладостями. Каждый день проходил в общении с Элсмиром: они гуляли по городу и пристани; закутавшись в теплые пледы, пили чай в парковой беседке, любуясь красками осени; в непогоду оставались дома, чтобы вместе читать книги в гулком зале огромной библиотеки или посещали турнирный зал.       — У тебя прекрасный вкус, — подмечал Элсмир, когда омега щепетильно выбирал на рынке самые изысканные шкатулки, заколки и прочие безделушки, и Сокджин вспыхивал румянцем и смущенно благодарил альфу за покупку понравившейся вещи.       — Ты интересный собеседник. Мне важно знать твое мнение, — подбадривал Элсмир, когда разговорившийся Сокджин запинался на полуслове, внезапно вспомнив, что приличные омеги должны больше слушать, а не утомлять альф своей болтовней.       — Ты прекрасно владеешь мечом, — открыто восхищался Элсмир во время совместных тренировок, и запыхавшийся Сокджин прятал счастливую улыбку за полотенцем, которым вытирал взмокшее лицо.       Очень скоро общение с женихом стало для Сокджина необходимым, как воздух. Альфа, сначала показавшийся излишне чванливым, с каждым днем выглядел в глазах омеги всё более привлекательным. Сокджин был сражен его умом и рассудительностью, спокойным, горделивым нравом, статной, хоть и не идеально красивой внешностью. Он отогревался в тепле первых, невинных объятий, был окутан ненавязчивой заботой и осыпан подарками. Омега сам не заметил, как в его душе зародились и начали разрастаться нежные, трепетные чувства.       — Я доволен своим выбором, — однажды признался Элсмир.       В тот день они гуляли по берегу моря. Короткая осень подходила к концу, солнце слабо грело низкими лучами, а сырой, промозглый воздух напитывал влагой ткани одежд. Сокджин зябко кутался в плащ из ценного меха и теснее прижимался к боку обнявшего за плечи Элсмира.       — Ты именно тот, кого я искал, — альфа говорил негромко, но от каждого услышанного слова у Сокджина сладко замирало в груди. — Омега красивый и умный, но при этом способный постоять за себя. Ты станешь для меня надежным тылом. Вместе мы сумеем добиться очень многого.       Сокджин согласно кивал в ответ, принимая похвалу и гордясь своей исключительностью. Конечно же, он достоин быть женихом Элсмира. Естественно, что такому альфе в мужья годился только он — омега сильный телом и духом, а не те дрожащие от страха овцы, которые на помолвке размазывали по щекам слезы. Озвученное мнение было более ценным, чем признания в любви, и когда альфа остановил прогулку и развернулся к Сокджину лицом, тот сам подался навстречу, принимая первый поцелуй.       Обретя самого завидного на островах жениха, заполучив его чувства и сам влюбившись по уши, Сокджин ждал самого важного события в своей жизни — первой брачной ночи, когда он отдаст Элсмиру невинность, и они станут законными мужьями. Сокджин, отсчитывая дни, с нетерпением ожидал начало течки. Ждал… и одновременно с этим боялся.       Течка началась через два месяца после помолвки, как обычно, слабая и блёклая, не приносящая боли и не сжигающая диким желанием. Ранним утром, когда землю припорошил первый выпавший снег, Сокджин проснулся на мокрых от смазки простынях. Он позвал прислугу, которые перестелили постель и принесли таз с теплой водой. Омега наспех помылся и тщательно расчесал распущенные волосы, переоделся в нижнюю тунику из легкого шелка и забрался под одеяло. Набухший член слегка зудел, требуя прикосновений, но Сокджин не спешил самоудовлетворяться, решив, что даже легкое возбуждение поможет лучше перенести близость, в душе впервые завидуя обычным омегам, которые в течном бреду остервенело отдавались своим мужьям, невзирая на боль и позабыв все страхи.       Слабое возбуждение не помогло. Когда пришел Элсмир, Сокджин так и не смог расслабиться в его руках, вел себя скованно, не отвечал на ласки. Альфа, усадив омегу к себе на колени, долго гладил его по спине и плечам, покрывал поцелуями шею и безуспешно пытался добраться до губ. Сокджин нервно отворачивал лицо, хотя раньше целовался охотно и со страстью. Поняв, что все старания напрасны, Элсмир уложил жениха на спину и, раздвинув ему ноги, навис сверху.       — Не бойся, — жарко шепнул на ухо. — Я не буду тебя долго мучать.       Первый толчок отозвался волной обжигающей боли, которая прошила анус и растеклась по телу. После второго обезумевший Сокджин сделал попытку вырваться, но навалившийся сверху альфа крепко удерживал на месте. Третий толчок выбил из груди сдавленный хрип. Сокджин зажмурил веки со слипшимися от слез ресницами и со всей силы прикусил свою руку, надеясь, что укус поможет немного заглушить боль в пылающем анусе. Он старался расслабиться, достойно принять испытание, через которое рано или поздно проходит каждый омега, но страдания внезапно прекратились.       Элсмир по-прежнему нависал сверху, но больше не терзал тело. Уткнувшись лбом в подушку чуть выше плеча Сокджина, он шумно дышал, упиваясь течным запахом, и быстро дрочил. Жаркое дыхание Элсмира сменилось гортанным стоном, когда осознавший происходящее Сокджин одной рукой обнял напряженные плечи жениха, а второй потянулся к члену альфы, чтобы помочь скорее достичь желанной разрядки. Нетерпеливо рыча, Элсмир обернул протянутую ладонь вокруг члена, сверху накрыл своей и продолжил на миг прерванную дрочку, пока не излился Сокджину на живот.       — Прости, — увидев расплывающееся под омегой ярко-красное пятно, выдохнул Элсмир.       Он смотрел опьяненным взглядом и облизывал сухие губы. Потянулся было к чужому члену, предлагая подобное удовольствие, но увидев, что омега не возбужден, убрал руку и выбрался из постели.       — Прости, — ещё раз зачем-то извинился Элсмир перед закутавшимся в одеяло Сокджином. Он рывками, словно борясь сам с собой, напяливал одежду, а после покинул спальню, на прощание сдавленно просипев: — Отдыхай.       Больше альфа к Сокджину не приходил, зато ближе к вечеру появились слуги. Ласково воркуя с теперь уже мужем Элсмира, они помогли смыть с бедер и живота разводы крови, смазки и подсохшей спермы. Уложенный на чистую постель Сокджин пил горячий, ароматный чай, с удовольствием отмечая, насколько внимательнее стала прислуга. Трясти перед людьми окровавленными простынями было не по традициям иссолов, и всё же Сокджин был уверен, что окружившие постель омеги, которые собственными глазами убедились в его невинности, наверняка растрезвонят об увиденном во всем доме.       Сокджин, отдав Элсмиру девственность и доказав, что имеет полное право стать его мужем, спокойно провел остаток течки в отдыхе и радостном предвкушении скорой свадьбы, которая состоялась в тот же день, когда он вышел из спальни.       Праздник поражал размахом. Вино текло рекой, а гости не скупились на подарки и добрые пожелания. Среди приглашенных на свадьбу людей Сокджин увидел своих родителей и братьев и с радостными визгами бросился к ним с объятиями, на один короткий миг почувствовав укол совести — с головой утонув в новой жизни, он так и не написал им ни одного письма. Впрочем, отец и папа не стали упрекать сына, и Сокджин быстро позабыл о неприятной оплошности, вновь отдав всё своё внимание любимому альфе. А ещё на свадьбе он окончательно убедился, что любим ничуть не меньше.       — Меня зовут Намджун, — в самый разгар празднования заговорщицки шепнул Элсмир, доверяя мужу свое тайное имя.       — Сокджин, — с кокетливой улыбкой представился Кипрей.       На этом откровения не закончились. Поздней ночью альфа проводил мужа до его комнаты и начал тихий разговор.       — Я могу ошибаться, но если верить рассказам, течные омеги ведут себя несколько иначе во время близости с альфой, — задумчиво рассматривая мужа, произнес Элсмир. — Ты не похож на других. Ты… особенный?       — Это ничего не значит, — запаниковал Кипрей, осознав, что отпираться бесполезно. Обмануть проницательного мужа не получилось бы. А ещё не хотелось начинать супружескую жизнь со лжи. — Я знаю, что люди думают о таких, как я, но это неправда. Я не хочу всех подряд омег. Просто они мне тоже могут нравиться. Как и альфы.       — Очень интересно и познавательно, — загадочно хмыкнул Элсмир.       — Пожалуйста, не надо, — прошептал Сокджин. — Не поступай со мной жестоко. Я не хочу делить постель с твоими любовниками. Я хочу любить только тебя одного.       На эту просьбу Элсмир не дал никакого ответа, и сердце Сокджина охватила тревога. Омега вновь потерял покой и плохо спал по ночам, вслушиваясь в тишину. Ему казалось, что очень скоро муж приведет в его спальню какого-нибудь омегу и предложит заняться любовью втроем, но подобного унижения не случилось ни через день, ни через неделю. Единожды посетив Сокджина во время течки, Элсмир больше не стремился забраться в его постель.       Сначала Сокджин думал, что подобным образом Элсмир выражает заботу и дает время, чтобы омега лучше оправился после потери невинности. Потом начал ревновать, подозревая в изменах. Сокджин внимательно следил за поведением мужа, старался увидеть что-то необычное в его общении со слугами-омегами, чтобы вычислить тайного любовника, но ничего особенного не замечал. Элсмир был предельно сдержан с чужими омегами и показательно ласков со своим. Он продолжал дарить подарки и делал комплименты, посвящал Сокджину всё свободное время, но каждый вечер, проводив до спальни и пожелав спокойных снов, уходил прочь, оставляя мужа в одиночестве.       Через месяц окончательно потерявший терпение Сокджин пришел к Элсмиру сам.       Когда на небе взошла луна, а дом погрузился в тишину, омега улизнул из своей комнаты и тихонько пробрался к спальне Элсмира. Набираясь мужества, недолго постоял перед захлопнутой дверью, а после зашел без стука к альфе.       Лежащий на кровати Элсмир приподнялся на локтях и равнодушно посмотрел на замершего у порога омегу.       — Зачем пришел? — деловито поинтересовался, увидев, как смущенный муж нервно теребил завязки ворота туники.       — Чтобы провести эту ночь с тобой, — кротко ответил Сокджин. — Я хотел бы… хотел бы доставить тебе удовольствие.       — Ну, попробуй, — благодушно согласился на предложенное Элсмир. — А потом я тебе покажу, как это надо делать.       Сокджин судорожно сглотнул слюну и облизал пересохшие от волнения губы. Сделал робкий шажок к широкой постели.       — Раздевайся, — подсказал Элсмир, с интересом наблюдающий за всеми действиями мужа.       Сокджин согласно кивнул и вцепился негнущимися пальцами в завязки. Распутав шнуровку у горловины, стянул с себя тунику и осторожно положил на край постели. Омега обхватил ладонью завязки штанов и вопросительно посмотрел на альфу.       — И это тоже снимай, — кивнул головой Элсмир.       Сокджин замешкался. Спокойствие мужа настораживало. Полностью обнажиться перед ним в свете зажженной свечи стало непосильной задачей. Омега потихоньку приближался к альфе, надеясь, что тот поможет, как и во время течки, усадит к себе на колени и первым начнет неторопливые ласки; но потерявший терпение Элсмир поднялся с постели, схватил за руку и в один рывок опрокинул омегу на одеяла.       Сокджин испуганно взвизгнул и закрыл ладонями лицо, когда альфа грубо перевернул его на спину и уселся сверху.       — Чего ты дрожишь, как заяц? — засмеялся Элсмир. — Если боишься, то дверь не заперта. Возвращайся в свою комнату, а ко мне придёшь, когда действительно захочешь заняться любовью.       — Я хочу, — сдавленно пропищал Сокджин.       Теплые пальцы пробежали по ребрам, чуть щекоча кожу и посылая по телу волну слабого удовольствия, коснулись сосков. Ладони широкими мазками прошлись по тяжело вздымающейся груди и очертили ключицы. Почувствовав ласку, Сокджин убрал закрывающие лицо руки и удивленно посмотрел на Элсмира. Он не увидел в альфе ни равнодушия, ни дикого желания обладать. Взгляд Элсмира был влюбленным, его ладони продолжали скользить по коже нежно и трепетно. Страх ушел, уступая место расцветающей страсти, и омега потянулся навстречу мужу, который склонился над ним.       — Ты не должен меня бояться. Кого угодно, но только не меня, — прошептал Элсмир в приоткрытые сокджиновы губы, прежде чем накрыть их поцелуем.       Супруги провели первую ночь любви и больше никогда не разлучались. По просьбе Сокджина, следующим утром прислуга перенесла все вещи из его прежней комнаты, а холостяцкая спальня Элсмира стала уютным семейным гнездышком.       Жизнь Сокджина сделала новый виток. Ушли все тревоги и опасения. Жаркие ночи были полны страсти, дни проходили в праздности и развлечениях.       — Я не хочу заводить детей, — Сокджин поделился с альфой своими желаниями, когда до новой течки оставались считаные дни. — Вернее, не хочу их заводить в ближайшее время.       Обретя жизнь, о которой он грезил всё детство и юность, Сокджин категорически не хотел вновь увязать в рутинных хлопотах. Сокджин проводил время так, как ему нравилось, и делал только то, что хотел. Он обожал долгие прогулки по городу и дальние поездки в удаленные деревушки, в которых он сопровождал мужа. Ему было интересно вникать в управленческие дела и, с разрешения Элсмира, помогать с расчетами. Он читал книги, прихорашивался и крутился перед зеркалом, ходил на рынок и радовал себя покупками заморских товаров, а каждую ночь с нетерпением отдавался мужу, находя в плотских утехах все новые и новые грани удовольствия.       Сокджину не хотелось слишком быстро обменивать свою идеальную жизнь на скучную бытовую возню с крикливым младенцем. Ожидая, что скажет Элсмир, омега тревожно замер и выдохнул от облегчения, когда тот ответил:       — Хорошо. Мы не станем торопиться с рождением детей.       Услышав принятое решение, Сокджин завизжал от радости и повис у мужа на шее. Он долго расцеловывал Элсмира, прерываясь на жаркие слова благодарности.       Тогда ещё Сокджин не знал истинной причины, почему муж так легко с ним согласился.                     Завершив глубокий поцелуй, Элсмир обхватывает ладонями лицо Кипрея и проникновенно смотрит в глаза.       — Куда так рано собрался?       — В трактир, — шепотом отвечает Кипрей, чтобы окончательно не разбудить шумно засопевшего Галана. — Надо предупредить дежурных, чтобы они подготовили нам праздничный обед.       — Так торопился, что забыл меня поцеловать? — хитро прищурившись, интересуется Элсмир. — Галана попытался, а меня — нет.       — Не хотел вас беспокоить.       Кипрей делает попытку выбраться из постели, но альфа тянет обратно.       — Сокджин, у нас всё хорошо, или ты чувствуешь себя чем-то обделенным? Если тебя что-то беспокоит, то расскажи мне об этом.       — Всё в порядке, правда, — омега через силу выдавливает из себя улыбку, но осознав, что выглядит она жалко и неправдоподобно, хмурится: — Мне не нравится твоя затея с семейным обедом. Наша семья — это ты, я, Галан и малыш. Никаких других родственничков мне не надо.       — Перестань. Ирбис — мой брат, и это никто не сможет отменить.       В ответ Сокджин неопределенно пожимает плечом и смотрит в потолок, избегая строгого взгляда альфы. Открыто спорить нет смысла, а изображать радость от подобного родства нет сил.       — Я пошел в трактир, — обрывает неприятный разговор Кипрей. — Вернусь быстро.       Элсмир больше не удерживает омегу, и тот, наспех одевшись, выходит из спальни и покидает дом.