About love

       Этой ночью Кадзу спалось отвратительно — его мучали кошмары прошлого, воспоминания о резне в его родной деревне. Смерть родителей…        Свои страхи Кадзу многие годы учился подавлять, что могло показаться, что их и нет вовсе. Многие бояться смерти. Он — нет. Правда, только своей. Мёртвым уже все равно, а вот тем, кто остаётся приходиться учиться жить дальше. Отпускать.        Ему пришлось научиться. Сначала отпустить родителей, которых он потерял, когда ему было восемь. Тогда-то он и попал в клан — на том берегу реки его, замерзшего, голодного и напуганного, нашёл Чонган. Привёл в деревню. Они вырастили его, обучили.        Он смутно помнил свой родной дом. Многое за годы стерлось из памяти, но он помнил, как отец брал его на рыбалку, помнил мамин чай со вкусом горных трав, и её сказки перед сном. Кажется, о лисах в них тоже что-то было… Эти воспоминания всегда отзывались у Кадзу болью в груди.        «Если бы родители узнали, кем я стал… Они бы меня стыдились.» — зачастую, вспоминая о семье, именно эта мысль посещала его.        Сын Чонгана был лучшим и близким другом Кадзу. Они были, как братья, и выросли вместе. Но на одном из заданий его убили.        Тоже пришлось отпустить.        Как и других товарищей. Такова жизнь синоби. Сегодня ты есть — завтра тебя нет. Их с детства учат не бояться смерти — да и вообще жить без страха.        Поэтому и привязываться нельзя. У ниндзя не должно быть ничего, кроме слепой преданности клану.       … твердил он себе многие годы. Но все же привязался. К девушке-лисице, что спасла из тюрьмы.        Теперь впервые за долгое время мысль о собственной смерти… Его пугает. Потому что теперь есть, что терять. Кого терять.        Как бы он не пытался подавить свои чувства — ничего не выходило. Его тянуло к Мэй, вопреки всему. Хотя знал же: было бы разумно обрубить все сейчас. Потом будет больнее.        И вот сейчас её тихие шаги раздались у него за спиной…

***

       Сегодня все утро Мэй посвятила тому, что училась контролировать свои превращения в лису. И у неё это уже хорошо получается. Теперь она может делать это, когда пожелает, по своей воле, что позволяет избежать ей многих неожиданных неприятных ситуаций.        В лисьем облике она исследовал окрестности и бегала по осеннему лесу, а палая листва шуршала у неё под лапами. Всё её грустные мысли, и все проблемы на миг отступали, казались менее значимыми. Она чувствовала себя такой свободной. Глубоко вдыхала запахи леса. И думала… О своей родной матери. Интересно, какой она была?        Во время своей очередной прогулки по лесу, кицунэ обнаружила небольшое озеро, скрытое от посторонних глаз. Это место было невероятно красиво, особенно, в осенних красках. Здесь было тихо и спокойно, оно дарило умиротворение.        После полудня она вернулась в деревню клана синоби, и решила проведать Кадзу.        Она обнаружила его, сидящим на деревянном мостике. Взгляд его был устремлен на водную гладь. Заслышав шаги, он обернулся, окинув Мэй беглым взглядом.        — Здравствуй, — сказала она ему, на что Кадзу лишь кивнул.        Он был не из тех, кто делится своими чувствами, но со временем Мэй научилась улавливать их в его глазах. И сейчас она видела… Печаль.       «Что же его расстроило?»        Допытываться она не стала, решив, что если захочет, то сам обо всем расскажет.        Однако… Кадзу был ее другом, и лисица хотела поднять ему настроение.        «Да и не только другом…»  — пронеслось в голове у Мэй.        То чувство, которое она испытывала по отношению к Кадзу было ново для неё. И она ещё не до конца во всем этом разобралась.        «Гейше запрещено любить. Только я и не гейша больше…»        — Пойдём со мной, я хочу показать тебе кое-что, — проговорила Мэй, подходя к нему и кивком указывая в сторону леса.        Кадзу вопросительно изогнул бровь, а после произнёс:        — Ну хорошо, красивая.        Мэй отвела его на то самое место — к тому озеру в лесу. Она была уверена, что он не знал про него — ведь оно скрыто от посторонних глаз.        — Здесь красиво, — коротко прокомментировал Кадзу. Мэй села на землю у самой кромки воды, и в скором времени мужчина присоединился к ней.        — Нашла его во время прогулки… И подумала, что ты не знаешь про него. Вот и решила показать, — пояснила девушка.        — Не знал, — хмыкнул он, а после внимательно посмотрел в её глаза, — Говорил же — зря. Обречённо все это, — неожиданно проговорил Кадзу, отчего Мэй невольно нахмурилась.        Она думала над его словами. Над тем, что он сказал ей на той крыше. Много думала.        Поборов смущение, девушка сказала то, что давно хотела сказать:        — Я — кицунэ с печатью, смерти которой желают рэйки и ещё бог знает кто… — начала говорить она, стараясь, чтобы её голос звучал уверенно, — Я не знаю, сколько нам с тобой отведено… Но сейчас мы вместе. Может, стоит жить сегодняшним днем, этим моментом? — последнее Мэй добавила уже тише. В тёмных глазах синоби на миг что-то мелькнуло, но девушка не смогла распознать эту эмоцию.        И действительно, зачем им бегать друг от друга? Если им хорошо вместе? Кто знает, что ждёт их завтра…        — Пожалуй ты права, пушистая, — спустя несколько минут молчания, которые для Мэй показались целой вечностью, произнёс Кадзу.        Он подвинулся ближе, а Мэй положила голову ему на плечо. Задумчиво хмыкнула. Вечерело. Кое-чего не хватало. Девушка сконцентрировалась на желанном образе, и над водной гладью закружили светлячки.        — А говоришь, не ведьма, — произнёс он, а его губы тронула улыбка.