Смешение и разрушение

— Лин! Лин! — растягивая букву «и» громко говорил знакомый голос спящему зверю. — Лин, просыпайтесь! Вам пора! Волк вяло поднялся со своего места, надеясь открыв глаза оказаться в своей постели, и всё это — лишь сон, но реальность оказалась такова, что все события сегодняшнего дня были совсем не сном. Он глубоко вздохнул, сев на своей койке напротив взволнованного Полицкого. — Уже встаю, — синяя сетка постепенно возвращала ему чёткое зрение, растворяясь в пространстве. По привычке растирая утерянный лоб, он приходил в себя и осматривался, увидев перед собой лишь серые шторы. — Пойдёмте, уже без пяти минут шесть часов, — тихо сказал Алексей, выходящий за пределы комнаты пациента, — собирайтесь с мыслями, я подожду вас за дверью. Просидев ещё минуту в попытках осознать происходящее, Лин поднялся на ноги и медленно проковылял на металлических, но крайне бесшумных ногах-лапах до двери в коридор. — А когда можно будет снять шлем? — Спросил он у врача, идя с ним в нужный кабинет. — Снять? Шлем?! — Полицкий посмотрел на него с огромным удивлением. Лин растерялся от его взгляда, — Это не шлем. Вы теперь киборг, у вас, как и у всех пациентов, были вставлены некоторые устройства в мозг, чтобы вы могли управлять своим новым телом и, собственно, жить, — после этих слов Лин поник. Остановившись на месте, он посмотрел куда-то в пол, пока Алексей продолжал идти и рассказывать о нём, — снять его с вас — убийство. Даже не пытайтесь никогда этого делать! — Что-то заставило его посмотреть на своего собеседника, который был давно уже не рядом с ним. Врач быстро подошёл к нему. — С вами всё хорошо? — ответа не последовало. Алексей засуетился, неуверенно произнося якобы подбадривающие слова. — Ох, не волнуйтесь, всё будет хорошо, уверяю вас! Вы думали, что это шлем? Нет-нет, это для того, чтобы упростить вашу дальнейшую жизнь. Ну и, конечно же, скрыть следы вскрытия черепной коробки… — он замолчал вместе со своим пациентом. Глубоко вздохнув, подобно Лину, Алексей направился дальше. Лин прошёл за ним. Остаток пути был в полном безмолвии, пока они не оказались около двери с надписью «Хирург Г.Т.Пожогин». Полицкий постучал и после громкого «Войдите!» по ту сторону открыл дверь. За ней оказался достаточно просторный кабинет с двумя проходами без дверей в другие его части, в одной из которых что-то тихо гудело. Вдоль светло-зелёных стен, переходящих в серый цвет в метре от пола, находилось много различной аппаратуры и мебели, а вдали стояло два рабочих стола с медицинскими предметами на одном и кипой бумаг на другом, за которым сидел человек, разглядеть которого становилось трудно из-за окна, свет от фонарей с улицы которого мешал составить нормальную картину и целиком рассмотреть весь кабинет в деталях Лину. — Жень, я ещё привёл, — обратился он к молодой девушке за письменным столом в белом халате, затем пропустил вперёд Лина, — это последний у него за сегодня. — Хорошо. Проходите, присаживайтесь, — мило и тихо сказала она, обращаясь к Лину, затем перешла на полукрик, — Георгий Трофимович! К вам ещё один! Лин присел на стоящий впритык к стене мягкий диван. В этот момент из прохода, откуда и издавалось странное гудение, медленно вышел старик в сине-зелёном одеянии, приветливо посмотрел на волка и прошёл к своему рабочему месту, напротив которого стояла койка для пациентов. Он осмотрелся, его добрый взгляд, сохранявшийся с самого начала, сменился злобой. — Полицкий! Идите отсюдова! — звонко и громко сказал он далеко не старческим голосом Алексею, стоящему в проходе, который ту же молча покинул кабинет, вздыхая. — О каждом ведь так печётся! Будто дети его! — сердито продолжил хирург. Девушка начала закатывать глаза. Георгий жестом указал Лину присесть на койку, пока писал что-то у себя на столе. — Как себя чувствуете? Ничего не болит? — начал он, не отвлекаясь от своей писанины. — Хорошо. Только после сна боль начала проступать, — стараясь не грустить, ответил Лин. — Это прекрасно, — он встал из-за стола и подошёл к волку, осматривая его. — Нормально видите? Нет помех или искажения картинки? — от Лина прозвучало тихое «нет», хотя сам он точно ответить не мог. После этого хирург начал трогать его дисплей. — Вы ощущаете прикосновения? — Кажется… — пациент пытался почувствовать руки на своей голове, что у него всё никак не выходило. — Кажется, нет. Не могу. — Прекрасно, — протяжно говорил он, пока девушка записывала что-то, глядя на Лина. — руки, ноги контролируете? Нет затруднений в движении? — Резко двигаться не получается, либо больно, либо блокирует движения что-то, но шевелиться способен. Это пройдёт? — немного взволнованно спросил Лин, пытаясь найти место своему взгляду и не смотреть им в глаза. Хирург раздумчиво глядел в потолок, что-то произнося шёпотом себе под нос и порой подходя к девушке за другим столом, чтобы посмотреть её записи. — Да, у всех проходит, и у вас пройдёт. Вам надо на свежий воздух выбраться, чтобы всё быстрее прошло, и помыться не помешало бы, — он взял со стола автоматический тонометр и нацепил Лину на руку, положив её на стол. — Как раз сейчас, после осмотра, к Полицкому подойдите, он всё покажет и расскажет. В руке почувствовалось сильное сдавливание, когда врач начал повышать давление в шёлковом ободке около предплечья. Лин издал от боли не то визг, не то вскрикивание. — Снимите! Это очень больно! — громко сказал волк, пока его рука дрожала и трясла стол. Георгий тут же выключил аппарат, позволив пациенту снять с себя приносящую боль ткань. — Ты, Жень, записывай давай, — обратился он к боязливо смотрящей за этим всем девушке, — металл ещё не прижился к тканям до конца. Что там ещё? Железки, вроде бы, остались только. — Так-так-так… — Женя искала в своём блокноте список дел. — Если не прижилось, то реакцию суставов можно не проверять. Остаётся тогда проверка сенсоров в руках и работа мозга, — медленно и не отвлекаясь от записей, сказала она, вновь что-то вписывая. — Хорошо, — хирург почесал седую голову под колпаком и опять подошёл к Лину, успевшему за время их разговора уже прийти в себя и перестать чувствовать боль, и дал в руки некий странный маленький и очень шероховатый объект, по размерам и цвету напоминающий небольшой камень, помещающийся в руку. — Пощупайте. Вы чувствуете его поверхность, вес? Можете определить материал? — Да, я чувствую. По-моему, это что-то, вроде пластика или бумаги, — он задумался, пытаясь вспомнить, где мог такое встретить, — хотя по весу не скажешь, что это оно. На ощупь, будто я обои в своей квартире трогаю, — после собственных слов он вдруг взгрустнул, опустив голову вниз и глубоко вздохнув, видимо, вспоминая свой дом. Георгий забрал из его рук предмет. — Вставайте и проходите вон туда, — он указал на другой отдел, откуда виднелась странная машина в центре помещения, издающая гудение, — садитесь и ждите, я скоро подойду, — с этими словами он положил шероховатую штуку на стол, за который тут же сел что-то писать. Лин отправился в нужное место. Помимо странной белой машины огромных размеров, напоминающую и, по всей видимости, являющуюся именно аппаратом для томографии, там находилось ещё несколько столов с приборами и пара коек вдоль одной из стен, после которых был угловой диван, куда он и сел, ощутив крайнюю мягкость и удобство, уже второй раз за день чувствуя небывалый комфорт, если не считать диван на входе в этот кабинет. Он начал ждать своей последней проверки. Через какое-то время аппарат прекратил гудеть, но начал издавать пиликающие звуки, напоминая тем самым микроволновую печь, будто внутри него уже что-то сготовилось по истечению таймера. Спустя минуту в комнату зашёл хирург, что-то нажав на машине, после чего из неё выдало другого зверя с протезами, который после пары слов с доктором покинул помещение. Настала очередь Лина. Он лёг на то же место и отправился внутрь тёмной машины, где пролежал около пятнадцати минут, всё время чувствуя, будто на его голову действует магнит. — Такс… — думал хирург, когда волка выдало обратно из машины. — Вы тут у нас ещё на два месяца точно, потом посмотрим. Ходить будете раз в неделю. На этом всё, идите. Ни слова не сказав, Лин медленно покинул кабинет, немного расстроившись после такого приговора. За дверью, что уже не удивляло, сидел Полицкий на скамейке около кабинета, вновь заполняя какие-то документы, которые спрятал по карманам при виде Лина и встал с места. — Ну что? На сколько вы тут? — с интересом спросил Алексей. — Два месяца, — тихо и без всякой интонации сказал он, затем вздохнул и вдруг переменился в тоне на более живой и полный такого же интереса, как у его доктора. — Слушайте, мне тут порекомендовали на улицу выйти, и резко как-то самому захотелось этого. Сказали, что можно сразу к вам с этим подходить. Что от меня требуется? — он радостно смотрел Полицкому в глаза. — Да-да, идёмте, — почти мгновенно ответил он и пошёл к коридору на выход, ведя за собой Лина, где открыл дверь в гардероб и пропал среди висящей одежды на любой сезон. Спустя минуту он принёс осеннюю куртку и номерок к ней, которые выдал Лину. — Держите, одевайтесь. Штаны и ботинки вам не нужны пока что, у вас металл, а куртка точно пригодится. Возможно, волосяной покров пока не будет спасать ваше тело от холода, так что лучше предохраниться. Насчёт карты города не волнуйтесь, вы не потеряетесь, наверно, больше никогда. В голове, а точнее, в глазах, когда вам действительно захочется обратно, выстроится дорога до больницы. Лин оделся и, вновь не говоря ни слова, отправился наружу. Ожидаемая им вечерняя улица очень сильно отличалась от того, что предстало перед ним: заместо примерно той же картины, которую он привык видеть в своём городе, Синин оказался в разы красивее, необычнее, интереснее. Лин гулял по крайне чистым улицам, где, на удивление, не было снега, в отличие от того же Красноярска в декабре. Даже вечером, когда, по мнению зверя, все идут домой, совсем не ощущалось, что скоро людской поток прекратится. Такое большое количество людей в его городе не встретить ни в одно время суток, так ещё и складывалось ощущение, будто их становится всё больше со временем, и город только начинает жить. Никто из людей не удивлялся металлическому зверю, словно для них это норма. Некоторые даже встречали его синюю морду с мелкой улыбкой. Огромные высокие здания различного интересного строения были освещены множеством вывесок с названиями заведения, компаний и просто названиями улиц и домов ради красоты. Всё это мерцание на них раздражало бы глаза волка, не будь на их месте дисплея, передающего картинку прямиком в мозг, не оставляя следов на уже отсутствующей сетчатке. Лёгкий ветер, сменившийся позже сильным порывом, освежил шерсть на голове и позволил глотнуть свежего воздуха полную грудь и, наконец, убрать со своего лица тоску по утерянной жизни. Уходя куда-то далеко-далеко вдоль одной улицы и рассматривая местные пейзажи в вечернем алом свете солнца и неоновой расцветке, Лин думал. Очень много думал. В его голове были мысли о его жизни в прошлом и настоящем, о своём доме. Он вспоминал людей и события, испытывая при этом дикое желание вернуться, которое сталкивалось с удобством этого нового для него мира. Выйдя в конечном итоге на какой-то мелкий мост через реку, он встал у его края и, облокотившись о перила, смотрел на закат, зависнув в этой позе на достаточно долгое время. По его спине без всякой причины вдруг прошла дрожь и возникали смелые мысли: «Буду жить! Всё не так уж и плохо. Меня ждут дома, а тут мне все рады. Я смогу! Я смогу!» Резко подорвавшись с места он направился назад, прямиком в больницу, полный уверенности и настроя продолжать свою жизнь уверенней и без уныния. В этот момент всё окружение в его глазах стало чуть темнее, и появилась синяя линия, ведущая, видимо, как говорил Полицкий, в больницу. Будучи уже в там, он решил начать с очистки своей шерсти от запекшейся крови. С помощью Алексея он нашёл душ, что удивительно, одиночный. После полного очищения тела под горячей водой, он отправился в свою удобную постель, где засыпал в ожидании нового дня.