Забытая тетрадь

тридцатилетняя война отныне стала войной троецарствия из троеперстия взрастившая оговорки между штыком, ржавым крестом и сверхтяжёлой гаубицей, желающих незамедлительной и вечной порки. в тридцатый раз пресвятой Фидель сходит с небес, неся пренепорочные ядерные украшения. это тебе не райские горы, воды и лес, но за эдем, будь добр, посиди в траншее. ты что, не понял, что снаряд у ног — это спасенье, или неверующему не хватает волдырей? копни дерьмо рукой поглубже по локоть или по шею, найди топор живородящий своих детей. за стальными крыльями, за шестью блестящими прячется живое и замызганное что-то. мы глядим-любуемся непривычно стоящей красотою окопного огнемёта. если вдруг ты до сих пор не подготовил кушанья, то можешь сам внезапно оказаться донором. война-мачеха не любит, когда не слушаются, недовольна таким бескровным бестолковым поваром. упала бомба? — это к войне, веря приметам, они обычно о таких вещах не лгут намеренно. хочешь мира — так тащи из подвала мушкеты, любая жизнь — твой враг. стреляй лишь метко и уверенно. убийство ближних — это целый пласт культурных ценностей, об этом знает каждый гражданин и иммигрант, нет ничего приятнее во рту вкуса верности и кусков плоти от разорвавшихся гранат. огнём не шутят, а напалмом не развлекаются, на бой детей не нарожаешь и не наберёшь. Борис до сих пор в своей тёмной каморке кается, пока кровавые мальчики нащупывают ложь.