Черная полоса

26 мая 2010. Россия, где-то в провинции

Крайняя жестокость — обратная сторона трусости. Борис Акунин. Смерть Ахиллеса

На следующий день я позвонила Олегу. Сказала, что жить без него не могу и прощаю. Мы договорились отпраздновать наше примирение дома: романтический ужин, плавно перетекающий в постель… Я тщательно нанесла макияж: дымчатые кошачьи глаза, золотая кожа, умащенная кремами, блестящие чувственные губы. Волосы я немного завила и уложила художественно-растрепанной львиной гривой, одела очередное мамино платье – кричаще-алое с плиссированной юбкой и лифом, стилизованным под корсет. Бабушка недовольно наблюдала за моими манипуляциями, она слышала, как я звонила Олегу. Ее сложно обмануть, и боюсь, что она понимала, что я иду не мириться. Мама же, напротив, очень радовалась. Мне же было очень сложно уходить из дома, я понимала, что возможно вижу своих родных в последний раз. Олег был как всегда само очарование и обаяние. Узкие белые брюки на нем отлично сидели, такая же белая рубашка, до половины расстегнутая открывала загорелую мускулистую совершенно гладкую грудь. Белокурая челка небрежно падала на лоб. Передо мной была идеальная картинка, такая же идеальная, как и я. Почти жаль, что я уничтожу такую красоту. Не буду описывать ужин, это не самое важное событие. Я не собиралась тратить много времени на еду и болтовню, предпочитала сразу перейти к делу. — Ты действительно простила меня? – Олег нежно обнимал меня, и я утопала в любимом и родном запахе. — Простила… Я не врала. Для меня Олег уже был мертв, дело осталось за малым. Так зачем держать зло на труп? Это глупо. Любимый увлек меня в спальню, и, осыпая поцелуями шею, грудь, колыхавшуюся в глубоком декольте, повалил на кровать. Я же со словами «нет, любимый, я хочу поиграть» вынырнула из-под него. Я взяла в комоде две пары своих жутко дорогих чулок, и вернулась к Олегу, сняла с него рубашку, и с загадочной улыбкой привязала его руки к спинке кровати. Глаза Олега блестели от предвкушения, наш секс никогда не включал в себя бондажирование, и сейчас тот факт, что я пошла на такой эксперимент безусловно возбуждал его. Я сидела на нем верхом, чувствовала его напряженную плоть и видела, как из этой красивой безволосой груди вырву сердце. Пусть в его груди будет такая же дыра, как и в моей. Как кошка я ластилась к нему, полностью раздевая, связала ноги, соорудила из куска простыни кляп. Я не хотела, чтобы соседи все услышали. — Подожди немного, любимый, — с нежной улыбкой сказала я, ловя на себя паникующий понемногу взгляд. Я взяла на кухне большой нож для резки мяса, характерной изогнутой формы с расширяющимся к острию лезвием. — А вот и я, любимый. Надеюсь, не скучал. Олег с выпученными от ужаса глазами смотрел на нож, он конвульсивно забился в путах что-то мыча. Я с усмешкой смотрела на его старания: мои чулки были отличного качества, узлы завязаны крепко. У Олега не было ни единого шанса. Я села на него верхом, и, имитируя половой акт, потерлась о его пах. — В чем дело, любимый? Ты больше меня не хочешь? Прикоснулась лезвием ножа к его опавшему члену, что вызвало новые потуги выбраться. — Может мне перекраситься в рыжий? Тогда я буду более привлекательной? С любовью погладила его по груди. — Не бойся. Я не сделаю тебе очень больно. Больнее чем мне тебе точно не будет. Я не знала, как нужно вырезать сердце, но предполагала, что перерубить ребра у меня сил не хватит, поэтому сделала глубокий аккуратный разрез сразу под ребрами. На белых простынях тут же заалели кровавые цветы, Олег с ужасом мычал в кляп и бился подо мной. Я решительно всунула руку в его трепыхающееся тело, чувствовала его горячие влажные органы, желудок, легкие, диафрагма… я тянулась через них к бешено-стучащему сердцу. Не знаю, должен ли он был уже умереть, но он жил. Жил, пока я не обхватила своими наманекюренными пальчиками его вероломное сердце и не выдернула его. Меня всю забрызгало кровью, какой-то слизью и кажется содержимым желудка, я, брезгливо морщась, но, все еще держа в руках мертвое сердце, встала. Не обращая внимания на тело Олега, прошла в ванную, чтобы смыть с себя всю эту мерзость. Я убила его. На самом деле убила. Сама. И очень жестоко. Себе бы такой смерти я не хотела. Я вообще смерти не хотела. Не помню, о чем я думала, пока под горячей струей душа смывала с себя кровь. Наверное, ни о чем. Потом позвонила в справочную и узнала номер «Кровавого утренника». Мне нужен был Ирек, он мой поступок поймет и оценит. Дарен… Дарен не должен знать об этой моей темной стороне. С трудом я добилась того, что к телефону позвали Ирека. — Привет. Это Кассандра. — Доброй ночи, ma poupée. Что-то случилось? — Да. Я в несколько затруднительном положении. Вы сейчас очень заняты? — Относительно, ma poupée. Так что за затруднительное положение? — Это не телефонный разговор. Вы не могли бы ко мне приехать? — Ах, ma poupée. Думаю, я понял Вас. Называйте адрес и ждите. Чтобы сократить ожидание прихода Ирека, я занялась сбором чемоданов, в тюрьму я садиться не планировала. Полчетвертого ночи раздался дверной звонок, я испуганно вздрогнула. Бояться было сравнительно нечего, на пороге стоял Ирек в наряде стилистики 18 века серо-стального цвета. — Я чувствую кровь, ma poupée. Вы решили обойтись своими силами? — Да. Входите. Вампир вошел в квартиру с задумчивой улыбкой на чувственных губах и направился сразу в спальню. — Ах, ma poupée, ma poupée… Вы меня удивляете. Не самый чистый способ убийства, но признаю, что это не лишено изящества, — вампир обвел театральным жестом забрызганную кровью комнату и Олега распростертого на постели, усыпанного своими внутренностями. Я ничего не ответила, лишь нервно прикусила губу, Ирек же продолжил. — Мa poupée, должен признать, что проще спрятать Вас, чем тело, — вампир указал на собранные чемоданы в коридоре. – Вы уже готовы, как я вижу? Так пойдемте, ma poupée. Это тело начинает дурно пахнуть.