Луис
Утром следующего дня я собираю рюкзак, запихивая в него учебники с тетрадями и упаковками с таблетками, которые мне нужно употреблять три раза в день каждый день целых три недели. Просто кошмар. К этому кошмару добавляется ещё утренняя опека отца. — Не забывай про таблетки, ешь нормально и исключи эту свою газировку, — говорит он, собираясь на работу. — Скажи спасибо, что я не пью алкоголь и не курю, — я надеваю кроссовки, — и пока! — Очень смешно. Может на машине поедешь? Я останавливаюсь на пороге: — Свежий воздух, пап. — Ладно. Хорошего дня. По пути в школу разговариваю с Коулом. Сегодня мы хотели посмотреть фильм у него дома, погулять по городу, зайти в Старбакс, потому что сегодня было солнечно, но всё накрылось из-за того, что Дженсен с родителями уехал навещать свою тетушку Джанин. Да, ту самую, которая развелась со своим мужем. Но я был рад, что могу хотя бы поговорить с ним по телефону. — Удачи в аду, — шутит друг, когда мы прощаемся. — И тебе удачи, Дженсен, — отвечаю я, закатывая глаза и отключаюсь. Зайдя в кабинет информатики и рассматривая каждого, и с горечью и ужасом понимаю, что высматриваю среди всех голов именно рыжую. Чёрт возьми, что со мной не так? Рыжая Джесс сидела за предпоследним компьютером, смотря в окно. Кажется она мечтает сидеть возле окна под лестницей, чем за этим. Хотя какая разница? Ноги несут меня к компьютеру, находящемуся перед столом Парк, сами того не понимая. Это получается автоматически, что нисколько мне не нравится. Ну вот зачем? Однако я уже кидаю рюкзак около стола, от чего Джесс неожиданно вздрагивает, чем заставляет мои губы растянуться в улыбке. Сажусь и включаю компьютер. Джессика поворачивает голову в мою сторону. Я жду дальнейших действий, но она просто смотрит. И это…странно. — Привет, Джессика. Рада меня видеть? — спрашиваю я в своей манере, не отводя взгляда от экрана компьютера. — С чего бы? — спрашивает девушка с неохотой. — Ты так смотришь на меня, — ухымыляюсь, посмотрев на неё, — соскучилась? — Ну я рада, что ты не умер, — наиграно мило отвечает кареглазая, возвращаясь к «пейзажу» за окном. Сегодня на ней черная футболка с неоновым принтом граффити, голубые джинсы на талии и чёрные, высокие конверсы, а кожаная косуха висела на спинке стула. Все её образы всегда дополняли рыжие, красивые волосы. Они были слегка кудрявыми и, похоже, натуральными, не выпрямленными, как у многих девушек. Мне нравится это в ней. «Ты сказал «красивые». Ты оценил одежду и волосы этой девушки. Ты вообще понимаешь, что происходит?». Не совсем. Джессика симпатична. Это факт, в котором я никому никогда не признаюсь. Даже себе. На её столе я замечаю жёлтую книгу. Вопрос сам вылетает из моего рта, прежде чем я думаю, что это плохая идея. — Я взгляну? Девушка поворачивается в мою сторону, смотрит с непониманием. Я улыбаюсь. Опять. — Взгляни. Я беру книгу в руки, читая название на обложке. «Начало всего». Книга, как я и сказал, жёлтая, с голубыми надписями и американскими горками. Довольно красивое оформление. Я раскрываю её, замечая голубой форзац, а еще множество разноцветных стикеров на страницах. — Зачем они? — спрашиваю я. — Это любимые моменты. — Почему разные цвета? — Потому что каждый цвет что-то означает. — Что означает зеленый? — Шутки. Я открываю страницу с зелёным стикером и читаю. Изо рта вырывается смешок. — Нравятся шутки с Гарии Поттером? — Кто не любит Гарри Поттера? — вопросом на вопрос отвечает рыжая, улыбнувшись. Внутри что-то ёкнуло. Я часто видел как Джессика улыбается мне, но это всегда были улыбки-ухмылки, дерзкие, с вызовом. А сейчас она улыбнулась мягко, ярко, как-то по-настоящему. Это меня тронуло. И значит ли это что-то вообще? — У тебя красивая улыбка. «ЧТО?!» Твою же душу. Кто, скажите, кто тянул меня за язык? Это что вообще было? Я бездумный идиот! Как я мог такое…сказ…сказ… Мерлин, избавь меня от этого. Хорошо, есть один плюс в этой ситуации. Парк не видит то, что внутри, она видит мою искреннюю ухмылку. И это очень большой плюс, потому что, когда я ляпнул то, что ляпнул, её щеки слегка порозовели, шоколадные глаза неотрывно смотрели в мои. Она часто заморгала, а я усмехнулся, продолжил листать страницы со стикерами. Но внутри меня все пылало, и хорошо, что Парк этого не видит. — Не может быть, — прошептала Джессика. Я снова посмотрел на нее, вздернув одну бровь. — Что? — Ничего, я просто… Ничего. И спасибо, если ты серьезно, конечно, — протараторила девушка, но затем снова включила свою дерзость — даже если не всерьёз, то мне абсолютно всё равно. Ты знаешь. — К твоему сожалению, это было всерьёз, — игриво заметил я, отдав ей книгу, — ну и как? Впечатлила? — я указал на книгу, которая, как я погляжу, была пропитана — Нет. — Почему? — Почему ты спрашиваешь? — Почему бы не спросить? — складываю руки на груди, а Парк откидывается на спинку стула. — Мы же не хотим стать друзьями? Да, Партридж? Вот же зараза. Точно. Я же не хочу дружить с Джессикой Парк. Да. Зачем мне она? У меня есть Коул. Но ведь… «Но ведь что?». Я не знаю, может быть она может быть просто…подругой. У многих же есть подруги, да? «Только если они нужны для…» Фу, заткнись. — Мне нравится Гарри Поттер, — только говорю я. Джессика ничего не отвечает, потому что звенит звонок на урок и наш учитель по информатике вводит нас в курс дела. После уроков миссис Мартелл говорит всем ребятам собраться в нашем классе. Я, как обычно, сажусь возле окна в конце ряда, и пока все собираются, я рисую в своём блокноте. Сегодня это Биг-Бен. Классная руководительница говорит нам о новостях, поручает старосте множество заданий и напоследок награждает всех «офигенной» новостью. — В пятницу уроки будут сокращёнными, — все радостно заулюлюкали, — но после уроков все до одного должны прийти к шести часам вечера в красивом виде. А именно: девушки в вечерних платьях, а молодые люди в костюмах. Кто-то спрашивает, зачем это, и Мартелл вздохнула: — Придут гости из других школ. Директор Боуэн решила, что будет именно такой прием гостей и именно вы, двенадцатые классы, будут участвовать в этой идее. Оргкомитет уже приступил к оформлению актового зала. — Но ведь это послезавтра! — восклицает, по-моему, девушка по имени Мора, — этого мало, чтобы привести себя в порядок. Другие девушки тоже красноречиво выражают свое недовольство. Да, записаться на маникюр, педикюр, стрижку и прочую ерунду было делом очень утомительным и сложным. Я закатываю глаза. — Девочки, не нужно покупать дорогие платья, чтобы выглядеть красиво. Я уверена, что у каждой из вас есть что-то подходящее. Я смотрю на Парк. Девушка перешептывается с Тэйлор, которая игриво улыбается. Наверно, ей нравится вся эта идея с вечером. А вот Джесс, похоже, нет, потому что она очаровательно закатывает глаза и обращает все свое внимание к книге. Другой книге. — Кстати, каждый из вас может позвать по одному другу. Из любой другой школы. Если хотите, конечно, — вспоминает учительница, оглядывая нас взглядом. А мне нравится эта идея, — а еще нам нужен пианист. Желательно парень. Есть такие? — женщина вдруг нахмурилась, — подождите… — Мэм, можно выйти? — я поднимаю руку, начиная дико нервничать. — Конечно. Так… Кто же мне говорил… Я уже встаю с места, шагая к выходу, но… — Луис! — восклицает Мартелл, а я разворачиваюсь, — по-моему, твой отец говорил мне, что ты играешь. Нет. Нет. НЕТ. Отец, просто…просто предатель. ГОСПОДИ, ТОЛЬКО НЕ ЭТО. — Что вы, мэм, — я улыбаюсь, — я не играю ни на каком пианино. Я только рисую. Вы перепутали меня с кем-то. — Нет-нет! — возражает она, — точно твой отец говорил мне об этом. Я помню точно! — Мэм, это не… — Я записываю тебя. А теперь можешь выйти. И я выхожу, еле сдерживая себя, чтобы не хлопнуть дверью со всей силы. Вот в чём дело: я ненавидел и обожал играть на пианино или рояле всей своей душой. Когда я играл, я растворялся в музыке, попадал в другую реальность, не думал ни о чём. Игре научила меня мать. Как только мне стукнуло шесть, она усадила меня за дорогой рояль в нашем старом доме и учила играть меня. Как оказалось, мне это понравилось и я быстро учился. Мне нравилось играть для родителей, нравилось смотреть на то, как моя мать смотрит на меня с гордостью, как загораются звёзды в её глазах от моей игры. Я обожал это. Но теперь ненавижу, потому что это связано с Маргарет. А я больше не люблю свою мать. После своего шестнадцатилетия я бросил это занятие. Отец сильно огорчился, просил играть хотя бы для него, но я твёрдо стоял на своём. Я не хотел и не хочу больше никогда играть на этом поганом инструменте. Рояль он, конечно же, не продал, а привёз в наш нынешний дом. Надежда умирает последней. В туалете, в который я захожу, пахнет хлоркой и каким-то морским освежителем для воздуха, из-за которого моя голова начинает болеть ещё хуже. Я пытаюсь успокоиться, потому что не хочу залететь в больницу ещё раз после того, как выписался. Я умываю лицо холодной водой, протираю бумажными полотенцами и смотрю на себя в зеркало. Я смогу переубедить миссис Мартелл. Я же Партридж. Мне всегда все удаётся. В этот раз точно удастся. Когда я возвращаюсь, звенит звонок. Я захожу в класс за рюкзаком и блокнотом, а затем подхожу к женщине. — Мэм, — говорю я, — я не хочу играть. Поймите. — Почему, Луи? — Я не играю уже два года, — отвечаю я, — я потерял все навыки и не думаю, что за два дня, а то и меньше я смогу нагнать упущенное. Вообще-то это была правда. Но дело на самом деле не в этом. Женщина неотрывно смотрела на меня, затем сняла свои очки, сказав: — Ты уверен, что причина в этом? Я замялся. Какого она делает? Что происходит? — Простите? — Ричард говорил, почему ты не играешь. И это досадно, правда. Но… Сейчас даже не в этом приеме дело, — она внимательно посмотрела на меня, — не нужно бросать то, что тебе очень нравится только из-за кого-то другого, понимаешь? Для меня нет жизни без вышивания крестиком, — я улыбнулся, — думаю у тебя тоже самое с музыкой и рисованием, я права? Да. Она была чертовски права. Мне слишком много раз хотелось и хочется до сих пор подняться в самую глубокую комнату второго этажа, снять белую простынь с лакового огромного инструмента, пройтись по нему ладонью, поднять крышку и коснуться клавиш. Таких приятно гладких клавиш. Не удалось, чёрт возьми. — Вы правы, мэм. — Если ты захочешь играть на приёме, то напиши мне, ладно? У тебя есть время до шести вечера. Любая песня на твой выбор, хорошо? И я не заставляю тебя. — Хорошо. Наверно не все женщины стервы. А мой отец предатель первой степени.Джессика
На информатики ко мне подсаживается Партридж, о котором я думала всю ночь. Из-за него я спала всего час, под глазами появились жуткие синяки, кожа была нездорового цвета. Всё из-за него. Но спасибо тональному крему. Он подсел ко мне, спросил, рада ли я его видеть. Меня бесил его нахальный тон. — С чего бы? — Ну ты так смотришь на меня. Ха-ха. Он прав, но я не собираюсь признаваться в этом ему. Я переживала за него, хотя веских причин на это у меня не имелось. Я думала целый день и ночь, что с ним случилось, как он, когда придет в школу? И вот он пришел сегодня. Берет мою книгу, спрашивает про разноцветные стикеры в книге и про шутки с Гарри Поттером, а я задаю встречный вопрос, при этом улыбаясь. Не как всегда. — Кто не любит Гарри Поттера? А он ответил, что я красивая. И при этом его улыбка была искренней, такой красивой, честной. Мое сердце забилось чаще от того, что он сделал мне комплимент, который, я была уверена, он никогда бы не сделал. Но в ту секунду я поняла одно. Он смутил меня. Этот парень сумел смутить меня, в то время как этим деятищем все время занимался мой отец, говоря мне какая я красивая в той или иной одежде, как хвалил меня, когда у меня что-то получалось. А теперь это сделал Луис. — Не может быть, — прошептала я, а только потом осознала, что сказала это вслух. — Что? — Ничего, я просто… Ничего. И спасибо, если ты серьёзно, конечно. Партридж сказал, что всерьез. А затем сказал, что ему нравится Гарри Поттер. В этом мы схожи. За все полтора часа урока я видела, как кудрявый выпил целых три таблетки разом. Мне хотелось спросить, почему он их пьет, хотелось спросить как он себя чувствует. Я всегда могла спросить подобное у абсолютно любого человека, но Партриджа я спросить не могла. Мы же даже не друзья. А его поведение во время классного часа? Этот парень явно что-то скрывает. Когда я узнала, что он играет на инструменте, я очень удивилась. Если я думала, что он просто бэд бой, то глубоко ошибалась. Но почему он не хотел играть? Что он скрывает?