***
Бакуго чувствовал, что теряет злобу. Шёл только второй день, а мысль о завтраке в обществе Деку, донимавшая его весь учебный год, уже совсем не вызывала раздражения. Такими темпами он окончательно превратится в нормального (Насколько это применимо в такой причудливой академии), довольного жизнью школьника. Но просыпаться утром, оттого что Мина, вставшая раньше, ласкает его тело всеми известными ей способами, словно он необходим ей, как кислород, и быть после этого злым, было выше человеческих сил. Иногда Бакуго казалось, что девчонка просто двинутая. Нельзя так возбуждаться от обычных поцелуев. Нельзя с таким видимым наслажденем обсасывать и облизывать его «аппаратуру», закрыв глаза и двигаясь всем телом для более острого эффекта. Нельзя так умоляюще смотреть на него, кладя его ладони себе на груди. И уж точно нельзя так стонать. Но даже будь она трижды сумасшедшая, Бакуго бы не перестал подчиняться ей. Ведь он отвечал на её поцелуи, послушно лежал на месте, пока она ласкала его проворным языком, сжимал её упругие выпуклости с твердыми сосками, и зажимал её рот своим, пока её бедра двигались в экстатическом ритме. Мина Ашидо была первой, кто сумел подчинить себе Катцуки Бакуго. Взрывной характер тонул в розовом потоке любви. «Слезай уже», — беззлобно и даже с некоторым сожалением пробормотал Бакуго, когда часы показали 7:07. «Сейчас все просыпатся начнут». Мина нехотя соскользнула с него и начала натягивать одежду, которую в этот раз предусмотрела. Она оделась быстро и не удержалась, чтобы ещё раз не поцеловать взрывного парня, закрыв глаза и с наслаждением чувствуя, как он вытягивает из нее воздух. Лишь после этой последней нежности смогла она выйти из комнаты. «Интересно, как нас до сих пор никто не услышал?» — подумал парень, вставая на ноги в поисках штанов. — «Стены они, что-ли, звукоизолируют». Искомый предмет нашёлся под кроватью, куда его вчера Мина отшвырнула за ненадобностью. Надевая брюки, Бакуго проложал философствовать: «Даже если так, нам повезло, что нас никто не увидел в окно» — думал он. — «Минета, например, постоянно на балконе торчит». При мысли о том, как Минета рассказывает ему, что видел его позавчерашний вечер, на лице Бакуго появилась усмешка, ясно показывающая, что Артемис в тот день спас маленькому извращенцу жизнь. Размышляя таким образом, Бакуго распахнул шторы и потянулся в солнечных лучах. И вдруг увидел кое-что интересное. По дорожке, ведущей от общежития, шел Артемис и разговаривал по телефону. Бакуго присвистнул. «Куда это он в такую рань?» — задался он вопросом. Надо было узнать. Подозрения к Артемису у него начались с самого первого дня. Смутное ощущение неудобства рядом с ним заставляло его пристально следить за этим странным учеником с красными очками. Понемногу это чувство перерасло чуть ли не в конкретное подозрение. Ведь если задуматься, с ним что-то определённо было не так. Почему он постоянно сидит в углу? С кем он разговаривает по телефону? Откуда он на самом деле взялся? Почему вчера он так нервничал после разговора с Ураракой? Вопросы требовали ответов, и Бакуго, выйдя из комнаты, бросился вниз по лестнице. У её начала он остановился, припомнив что-то, но мысль мелькнула и выскользнула из головы, оставив его с невыносимым ощущением дежавю. Что-то про вчерашнее утро не давало ему покоя, но сколько он ни шарил в памяти, всю её занимал трёклятый футбольный матч. Бакуго прошёл через гостиную и вышел в солнечное утро. Его цель направлялась по дорожке, ведущей к комплексу курса поддержки, и (может, Бакуго это только казалось) была чем-то раздражена. Когда Артемис остановился у двери, Бакуго затаился в кустах. Ему совсем не обязательно было, чтобы его застали шпионящим. Артемису открыли, он вошёл, и как мы уже знаем, направился по коридору. «Сейчас выйдет с какой-нибудь хреновиной», — решил Бакуго, не вылезая из своего укрытия. Минут десять спустя парень решил, что сидеть в кустах, как дурак, уже хватит, и что пора взять ситуацию под контроль. Он встал, отряхнул с себя листья, пошёл к двери и позвонил в звонок. «Да что вам, делать больше нечего?» — раздался голос с раздражением человека, которого второй раз вытаскивают рано утром из постели в выходные. Бакуго объяснил, что пришёл за другом, и ему открыли. Едва горячий парень (Скажите мне, что я неправильно выразился) вступил в коридор, он понял, что десять минут прозябания на лоне природы были непростительной ошибкой в слежке за Артемисом. Около одной стены лежала груда обломков, опалённых с одной стороны, а дверь в комнате напротив явно была резервная. Бакуго был знаком с курсом поддержки немного больше, чем Артемис и картина немного прояснилась. «Вот придурок», — хмыкнул Бакуго и подошёл к двери. На двери висела табличка весьма интересного содержания, гласившая:Вход воспрещен! Даже тем, у кого есть пропуск! Не разбазаривай свое время, Пошел вон.
После недолгих размышлений Бакуго решил не навязываться и совсем уже собрался уходить, как вдруг увидел, что среди обломков лежит что-то синее. В одно мгновение Бакуго разгрёб щепки и извлёк из остатков двери телефон Артемиса. Широкая усмешка образовалась на его лице, когда он увидел, что телефон открыт, и на нем включен один единственный контакт. «Погоди Артемис», — негромко сказал Бакуго, засовывая телефон в карман, — «сейчас мы наконец-то побольше про тебя узнаем».***
Артемис медленно пришёл в себя. Голова болела, хотя и далеко не так сильно, как раньше. В глазах двоилось не то от удара, не то от слёз. Он лежал на чём-то мягком, и одна его рука свисала на пол. Мастер Любви тихо застонал. Все ещё не обретя свое обычное зрение, он потянулся этой свисавшей рукой с целью обследовать окружающую среду. Рука почти немедленно наткнулась на что-то. Сосредоточившись, насколько это было возможно в его полупробуждённом состоянии, Артемис понял, что это что-то сферической формы, довольно тёплое и очень приятное на ощупь. Сознание включилось резко, зрение сфокусировалось и Артемис, увидев, что конкретно он исследует, отдёрнул руку, словно обжёгся. Лицо парня изобразило смесь крайнего недоумения и не менее крайнего смущения. «Тебе не нравится?» — спросила Хатсуме, с интересом наблюдая за его реакцией. Она стояла наполовину раздетая рядом с небольшим диваном, на котором и покоился Артемис, чуть склонившись над ним, таким образом, чтобы её грудь была немного слева от его лица. Её рабочий свитер валялся в стороне. Глаза девушки горели нетерпением. Не будь Артемис Мастером Любви, он бы смешался так, что либо снова потерял бы сознание, либо сделал бы какую-нибудь глупость. Но Артемис знал, что паниковать в таких ситуациях нельзя, и ответил девушке со спокойствием, которому позавидовал бы Терминатор: «Напротив, мне очень нравится», — ответил он. — «А теперь можешь объяснить, что все это значит?» Хатсуме хихикнула. «Видишь ли», — протянула она, крутя пальцем одну из своих косичек. — «Я посмотрела чертёж, который ты принес, и он очень сложный. Поэтому прежде чем я тебе помогу, ты сам мне кое-что сделаешь». Артемис слышал, что эта девушка была странной, но было общеизвестно, что парнями она интересуется не сильно, если вообще. Если так, то что тут происходит? И тут он увидел на тумбочке рядом свои потрескавшиеся от удара очки. «Хатсуме», — сказал он, не отрывая взгляда от этого несущего истину предмета. — «Скажи, я открывал глаза когда был без сознания?» «Открывал», — ответила она беззаботно. — «Когда я обезболивающее и дезинфекцию тебе делала. Минут двадцать пялился, если хочешь знать». Артемис всё понял. За двадцать минут эффект его способностей мог довести кого угодно до такого состояния. Значит, у него есть около пятидесяти пяти минут до того, как он сможет отменить этот эффект. А за эти пятьдесят пять минут она вполне может превратиться в самою настоящую Яндере. Хатсуме села на него сверху и наклонилась ближе. «Итак?» — спросила она. — «Что ты скажешь?» Артемис, как никто, знал, что его ответ не многое меняет. Глянув в её глаза, он понял, что она сдержится ещё в лучшем случае минут пять. После чего удовлетворит свои желания вне зависимости от его согласия. «Как тебе удобнее», — ответил он безразличным тоном и, расслабившись, позволил себе насладиться своим положением. Девушке ничего другого не надо было. Она прижалась к Артемису, стараясь, чтобы он чувствовал её всем телом, и жадно поцеловала его, чуть дрожа от возбуждения. Языком она обследовала весь его рот, а руками обхватила его шею, не обращая внимания на то, что Артемис почти не отвечает на её ласки. Кодекс чести Артемиса не позволял ему использовать свои способности для собственной выгоды. Если не считать тех раз, когда он применял их на себе, но мы не будем об этом говорить. И поэтому всё, что он мог сделать в данной ситуации, это вести себя максимально пассивно. И всё же отрицать, что Хатсуме доставляет ему сейчас сильное удовольствие, он бы тоже не стал. Поцелуи наскучили Хатсуме минут через пять, и она теперь откровенно дрожала всем телом. Дело в том, что Артемис, занятый тем, чтобы ненароком не поддаться естественному желанию взять ситуацию (и не только) в свои руки, совсем не подумал о Правиле номер шесть. А именно о той части, что «любовь усиливается с течением времени, пока не будет отвечена взаимностью». Благородно сдерживая свои физические желания, Артемис не отвечал Хатсуме взаимной страстю и Правило номер шесть неумолимо распаляло жар, поселившийся двадцать пять минут назад внутри бедной девушки. Её движения стали более порывистыми. Дыхание учащалось, а мысли медленно текли мимо её сознания. Она стянула с себя и с Артемиса всю одежду и, прижимаясь к нему, чувствовала, как от его близости у неё внутри все скручивается в узел. Артемис не шевелился усилием воли, которым наверное можно было согнуть ложку на расстоянии, хотя чувствовал, как две большие груди прижимались к его коже, как дыхание Хатсуме участилось раза в два против обычного, и как её промежность едва касалось его аппаратуры, давая ему почувствовать горячую влажность. Хатсуме чуть подвинулась назад, подняв бедра и резко выдохнула, когда почувствовала что кончик коснулся её. Маленькими круговыми движениями она начала дразнить и себя, и Артемиса, закусив губу от почти болезненного возбуждения. Артемис, не удержавшись, тоже позволил дыханию стать прерывистым. Его руки сжимали подушки дивана так крепко, как только могли, так, чтобы у парня не было ни малейшей возможности случайно поддаться желанию схватить свою невольную жертву и начать доставлять ей то счастье, которое она просит каждым своим движением. «Готов?» — спросила Хатсуме с примерно той же интонацией, как если бы речь шла о тестировании одного из её изобретений. Только энтузиазм был сильнее. — «Сейчас я возьму твой первый раз. Это ведь твой первый раз?» Артемис отвел глаза, но Хатсуме не сильно интересовал его ответ. Слишком остро она ощущала твердую головку соприкасающуюся с её складками. Артемис же стиснул зубы и застонал от страшного усилия, которым он сдержал себя. Всё его тело напряглось, что сделало его ещё более чувствительным, и от того, что он почувствовал, у него едва не остановилось дыхание полностью. Он болезненно ощущал, как вязкая горячая, словно смола, смазка Хатсуме стекает по его «достоинству», и как у девушки дрожат бёдра, пытаясь продлить этот момент предвкушения. Какое-то мгновение он боялся, что его начнут бить судороги. Но он выдержал и в этот раз и не сдвинулся с места. Он посмотрел на часы — 7:45. Полчаса прошло с тех пор, как он потерял сознание. Ещё больше сорока минут. Огонь внизу Хатсуме стал невыносим, и она, решив чем-то занять рот, накрыла им один из сосков Артемиса, зажмурилась и, опустившись, заставила парня дёрнуться и так сдавить подушки, что пальцы побелели. Непередаваемое ощущение. Что-то твёрдое и чуть подрагивающее проскользнуло внутрь её самого нежного места и проникло быстро и глубоко. Глаза Хатсуме распахнулись от потрясающего чувства. Её внутренности стягивали его, она чувствовала его глубоко внутри, так глубоко, как ещё ничего не чувствовала. Она чувствовала каждую неровность, каждую малейшую деталь формы. И что её внутренности принимают эту форму. Ей хотелось ещё. Артемис не знал, как он ещё оставался в сознании. Это действительно не был его первый раз, но то, что он пытался сдержать себя, придавало ему чувствительность, которой представить не может нормальный человек. Когда Хатсуме снова подняла свою красивую талию, он остро ощутил, как её внутренности сжимают его, не хотя отпускать. Хатсуме перевела дыхание, но до конца она не поднялась. Головка всё ещё была внутри, и соки текли с неё и капали на диван. Хатсуме вдохнула и схватила руки Артемиса. «Обхвати меня», — приказала она и сама запустила руки ему за спину. — «Крепче», — потребовала она, когда Артемис положил ей руки на спину, а затем она сжала его сама. Что вы прикажете бедному парню? Он и так уже сражался с самим собой, как не сражался никто и никогда в стенах этой Академии. Подчиниться её приказу не было нарушением его кодекса. И он изо всех сил прижал девушку к себе, чувствуя, как её груди расплющиваются о его собственную, и как её соски ощутимо твердеют от соприкосновения с его кожей. Хатсуме не знала, перенесёт ли такое удовольствие, но она уже не управляла собой. Всего на секунду она замерла в нерешительности, но жар вспыхнул ощутимой волной, заставив её опуститься и выгнуться всем телом. И этот же жар начал двигать её бедра так быстро, как только она была способна. Артемис сдал позиции, хотя и не утратил способности мыслить целиком. Он изо всех сил старался не двигать своей нижней частью и одновременно зажимал девушке своими губами рот, чтобы не разбудить весь корпус. Она стонала ему в рот, и её слюна текла туда же без препятствий, а он, не отдавая себе отчёта, целовал её, наслаждаясь её языком и мягкими, текущими той же слюной губами. Хатсуме чувствовала, как скользят внутри неё всё восемнадцать сантиметров Артемиса, когда внезапно парень впился в её губы сильнее, вытянув из неё весь воздух, и она почувствовала, как глубоко внутри неё горячие струи выстрелили из кончика, послав её внутренности в спазм. Она сжалась вокруг него и, затрясшись всем телом, залила диваную подушку целым потоком. Дёрнувшись, она выгнулась так сильно, что оторвалась от Аретмиса, широко открыв рот, из которого текла смесь их жидкостей. Артемис схватил её за волосы и успел перехватить своими губами стон, в который вылились её ощущения. Девушка задрожала, а затем медленно затихла. Хатсуме обмякла в руках Артемиса, всё ещё заливая ту часть дивана, которая была напротив его головы, вязкой прозрачной жидкостью, и прижмая его к себе. Десять минут Артемис, тяжело дыша, приходил в себя, не обращая внимания на то, что слюна, пот и смазка продолжают литься на него. Затем он осторожно вылез из-под девушки и принялся наводить порядок, поглядывая на часы, ожидая когда семьдесят семь минут, наконец, подойдут к концу. Мастер Любви, Правило 14: Для примененя Силы Мастера Любви совершенно не обязательно, чтобы, как цель, так и применяющий Силу, находились в сознании.