Бескрылый дракон

Мы видим всех, и кто в какой беде. И тысячу советов в миг находим. В чужой душе, мы как в своей В свою же, даже в гости, не заходим.

      — Гермиона, не слушай его. Это же Малфой. Просто Малфой. Чего ещё от него ожидать? — говорил Гарри подруге, но она замерла, увидев мрачных созданий.       Они будто вылезли из магловских ужастиков. Чёрные костлявые «лошади», с головой дракона и острыми зубами, а на спине большие кожистые крылья.       Гермиона догадалась, кто это. Создания были запряжены в тележки, которые год за годом отвозили детей в школу.       В миссии «Семь Поттеров», когда члены Ордена Феникса перевозили Гарри, они использовали этих лошадей, но тогда гриффиндорка их не видела.       А сейчас она с удивлением смотрела на Проводников Смерти. Да. На её глазах умерло много людей. И, конечно, она начала видеть фестралов.       Гарри, который уже привык к животным, понимающе похлопал Гермиону по спине.       Она окинула взглядом учеников и заметила, что большая часть выпускников тоже удивлённо рассматривает этих необычных животных.       Все, кто участвовал в Битве за Хогвартс, видели далеко не одну смерть. В глазах застыла печаль. Кто-то из их близких умер в бегстве, кто-то в битве, кто-то в Мунго от ран.       Справа от друзей стояли Теодор Нотт и Астория Гринграсс.       — Что это за животное? Раньше ведь, тележки ехали сами, — говорила девушка.       — Нет. Они всегда здесь были. Знакомься, малышка Гринграсс. Это фестралы.       — Но я раньше их никогда не видела.       — Значит, ты раньше никогда не видела смерть.       — А ты? Как давно ты их видишь?       — С первого курса, — глаза парня потускнели.       — Ох, твоя мама… Тео, прости, я не подумала, — Астория взяла парня за рукав мантии, но он быстро совладал собой и растянулся в дежурной улыбке слизеринца.       — Всё в порядке.       Сотня свечей парила под потолком Большого зала в замке Хогвартс. Преподаватели и министерство постарались на славу. Замок был восстановлен почти до первоначального вида.       И учеников ждал праздничный ужин. Мясной рулет и тыквенные пироги, поджаристая курица, жаренный и варёный картофель, овощи, всевозможные соусы и закуски.       «Сколько же времени старались ради этого ужина эльфы?»       Гермиона остановилась возле стола Гриффиндора и окинула взглядом учеников. Зал был уже почти заполнен. А в его дальнем углу, возле преподавательского стола стояла кучка первокурсников. По взмаху палочки директора Макгонагалл появился большой стул и Распределяющая Шляпа.       «Первокурсники, наверно, жутко переживают».       Как только ученики расселись за столами, Шляпа запела свою песню:       Может быть, я некрасива на вид,       Но строго меня не судите.       Ведь шляпы умнее меня не найти,       Что вы там ни говорите.       Шапки, цилиндры и котелки       Красивей меня, спору нет.       Но будь они умнее меня,       Я бы съела себя на обед.       Все помыслы ваши я вижу насквозь,       Не скрыть от меня ничего.       Наденьте меня, и я вам сообщу,       С кем учиться вам суждено.       Быть может, вас ждет Гриффиндор,       Славный тем, что учатся там храбрецы.       Сердца их отваги и силы полны,       К тому ж благородны они.       А может быть, Пуффендуй — ваша судьба,       Там, где никто не боится труда,       Где преданны все, и верны,       И терпенья с упорством полны.       А если с мозгами в порядке у вас,       Вас к знаниям тянет давно,       Есть юмор и силы гранит грызть наук,       То путь ваш — за стол Когтевран.       Быть может, что в Слизерине вам суждено       Найти своих лучших друзей.       Там хитрецы к своей цели идут,       Никаких не стесняясь путей.       Не бойтесь меня, надевайте смелей,       И вашу судьбу предскажу я верней,       Чем сделает это другой.       В надежные руки попали вы,       Пусть и безрука я, увы,       Но я горжусь собой.       Как только она закончила петь, директор начала призывать по одному первокурснику, и распределение началось. К столу Гриффиндора присоединилось двенадцать малышей.       Их волнение и переполненные счастьем глаза согревали сердце Гермионы.       «Неужели, война закончилась и дети снова могут приехать в Хогвартс и стать волшебниками?»       Джинни рядом рассказывала ей, как Невилл проводил Луну до гостиной Когтеврана. И как испугался, когда она его поймала.       — Его уши просто горели от смущения. Он был как помидор, — сдерживая смех, шептала рыжая девушка.       — Главное, чтоб не стошнило, а то будет, как его жаба — Тревор.       Гермионе не хотелось жить отдельно от Джинни. Ведь в этой рыжей Уизли теплилось столько энергии и энтузиазма. Она держалась очень позитивно, пока никто не упоминал имя брата.       Семья Уизли тяжело переживала смерть Фреда. И, каким бы ни был внешне Рон беспечным, он жутко тосковал по брату. Но всё это было не в сравнении с Джорджем. Близнец будто потерял себя, поник и замкнулся, поэтому, когда встал вопрос о возвращении в Хогвартс, Рон принял решение остаться с братом в магазине. Гермиона уважала его за это. Она знала, как сильно Рон хотел поехать с друзьями в школу, как сильно хотел пойти с Гарри в мракоборцы. Конечно, у него ещё был шанс попробоваться в Аврорат, но знания, приобретаемые на седьмом курсе, облегчили бы подготовку к Экзамену Авроров.       Уизли повзрослел.       «Ставить приоритет семьи выше своего — это так по-взрослому», — подумала Гермиона.       Она не хотела мешать Рону и отвлекать его. Тем более, что после окончания битвы за Хогвартс, их резко окунули в реальность и проблемы послевоенного восстановления. Она провела лето в больнице Святого Мунго. А Гарри с Роном мотались туда сюда по делам Ордена и судам приспешников Тёмного Лорда. Друзья отправляли друг другу сов с письмами, но отношения с Роном встали на мёртвой точке. Они тепло общались, но ни романтики, ни намёка на что-то более дружбы в этих письмах не было. Гермиона не говорила ему о своих проблемах, чтобы не обременять. Вряд ли он чем-то мог помочь.       Гарри, конечно, был лучшим другом, но он сам потерял почти всех, кто был ему дорог. Родители, Сириус, Дамблдор, Люпин и Тонкс, Профессор Снейп, Фред, Добби и даже Букля. Гриффиндорка не понимала, как Гарри держится. Кажется, годы жизни у ненавистных Дурслей сделали парня непробиваемым. Поэтому нагружать его своими проблемами тоже не хотелось. Ко всему прочему было чувство вины. За то, что она не потеряла никого из близких, но при этом впадает в депрессивное состояние. Ей казалось, что она не может позволить себе такого. Гермиона стыдилась этого. Она считала, что должна была справиться сама. И как можно быстрее…       Когда праздничный ужин закончился, Гарри и Гермиона собрали первокурсников и отправили в гостиную Гриффиндора, по пути показывая и рассказывая о замке. Малыши то и дело спрашивали, где и с кем были битвы, и во всю слушали рассказы Гарри.       Избранному было уже привычно публичное восторжение и слава. Он воспринимал это, как должное и не обращал внимания. Гермиона, напротив, сильно смущалась и краснела. Она не считала себя Героиней.       «Я просто делала то, что было нужно», — повторяла она всем репортерам и любопытным волшебникам.       Гарри решил задержаться в гостиной Гриффиндора, но Гермионе хотелось поскорее посмотреть что же там в книге, что дала ей Луна. Она попрощалась с друзьями и направилась в Башню.       За небольшой статуей льва, был вход в комнаты старост.       Пароль — «миндальное печенье».       Она зашла в небольшую гостиную. И замёрзшую девушку окутало теплом. На её удачу, пока никто не вернулся.       В центре гостиной расположился камин из светлого мрамора, а напротив небольшой диван и два кресла в коричневой обивке, на полу лежал мягкий ковёр, а возле дивана длинный газетный столик из темного дуба. На камине висели эмблемы четырёх факультетов. И Гермиона отметила про себя, что интерьер выдержан очень нейтрально. Нет яркого красного или мрачного изумрудного, ни минимализма Когтеврана или заставленного мелкими безделушками Пуффендуя.       «Очень, очень неплохо».       От гостиной в две стороны поднимались лестницы. Одна вела в комнату мальчиков, другая в комнату девочек, соответственно.       Гермиона пробежала по лестнице и распахнула дверь. Уютная круглая комната в светло-бежевых тонах. Четыре кровати с балдахином из полупрозрачной ткани, два шкафа и четыре комода. Кровати стояли по кругу и таким расположением создавали атмосферу единства и дружбы.       «О, Мерлин, в одной из этих кроватей будет спать Пэнси Паркинсон» — досадно подумала Грейнджер.       С Падмой Патил и Ханной Аббот отношения у Гермионы были весьма хорошие. Они состояли в Отряде Дамблдора и поддерживали Гарри. Но вот с Паркинсон они терпеть друг друга не могли. Она была подружкой Малфоя. Ну, или что-то в этом роде. Паркинсон имела скверный характер, и поэтому, как с ней жить целый год в одной комнате, Гермиона совсем не представляла.       Присев на край своей новой кровати, она открыла книгу. Листая страницы и изучая материал, Грейнджер понимала, что большую часть этих методов она уже опробовала в больнице Святого Мунго. Но её привлёк один метод, который был почти в конце книги. Она об этом никогда не слышала.        1) Чтобы перебороть свои страхи, нужно перестать отрицать очевидные вещи. Важно уметь честно признаться себе в том, что данная проблема есть.       Да, я пережил (-а) что-то ужасное, и меня это сломало, я принимаю это и начинаю над этим работать.       Отрицание лишь повышает неприятие себя и действительности. И затрудняет ваше освобождение, — прочитала Гермиона в книге.       «Я пережила что-то ужасное и немного переживаю по этому поводу», — подумала Гермиона.       Но где-то в глубине души она понимала, что «немного переживаю» — это очень мягко сказано. Точнее было бы… «Я почти не сплю и не ем; постоянно пью успокоительное зелье, и оно мне ни черта не помогает; меня тошнит, и мои руки дрожат, когда я их расслабляю».       Но Гермиона боялась признаться себе, что она сломлена. Ей казалось, что это непозволительная роскошь для неё. Ведь она не испытала той боли, что её друзья. А потому признаваться в своём состоянии было чем-то неприятным для неё. Это можно было назвать пренебрежительным отношением к себе, но гриффиндорка часто этим грешила. Ведь важнее состояние других, а не своё?        2) Как только вы приняли себя и свою проблему, Вы можете приступать к методике лечения. Прочертите руну палочкой и произнесите заклинание (рисунок руны смотреть внизу страницы). Погрузите себя под воду (вид водоёма не имеет значения, можно использовать ванну) и сосредоточьтесь.       3) Для того, чтобы освободиться от вашего страха, Вам нужно вспомнить всё, что с Вами произошло, как бы сложно это не было. В мельчайших подробностях постарайтесь вспомнить всё, и как только нахлынет паническая атака, повторите руну и вынырните из воды.       4) К Вам должно прийти облегчение. Повторять методику можно систематически.       «Ну, звучит не так сложно. Нужно попробовать», — подумала Гермиона.       В мире волшебников есть много способов пыток и причинения боли, но именно Круциатус (Круцио) считается непростительным, потому что причиняет и физическую, и моральную боль, которую в последующем нельзя стереть из памяти ни одним заклинанием, зельем или артефактом. Поэтому Пожиратели Смерти использовали именно его, чтобы оставить неизгладимый след на жертвах.       «Я хочу попробовать», — Гермиона направилась в ванную комнату. Открыв дверь, она разочарованно заметила, что есть только душ.       «Интересно, а ванная старост работает?»       Гриффиндорка быстро собрала необходимые вещи, захватив палочку и книгу, направилась в ванную старост.       Но, спустившись в гостиную, она увидела старост Когтеврана, Пуффендуя и Гарри, которые только зашли. Ребята рассматривали комнату.       — Профессор Макгонагалл попросила предоставить ей список дежурства старост. Может, составим его сейчас? — сказала Ханна Аббот.       — Если вы не против, я выписала Ваши расписания и составила примерный график дежурства… — Падма опустила глаза, вытащив из сумки пергамент, положила свиток на столик.       — Ого, оперативно. Я, честно, думал, что Гермиона это сделает, — Энтони Голдстейн с игривой ухмылкой посмотрел на Грейнджер. Гриффиндорка улыбнулась и подошла к столу.       — Ну, что ж, посмотрим, — Гермиона открыла свиток и пробежалась по графику.       Он был составлен очень хорошо. И во всем подходил под её расписание. Единственной любопытной мелочью оказалось, что во всех сменах Когтевран, Пуффендуй и Гриффиндор дежурят вместе. У Гермионы дежурства были и с Эрни, и с Энтони, и с Гарри. У Падмы и Ханны точно так же. Но старосты Слизерина везде дежурили вместе. В графике их имена везде стояли рядом.       — Мне всё подходит, — задумчиво кивнула Гермиона и палочкой наколдовала себе копию.       Падма смущённо улыбнулась. Остальные ребята приступили изучать график. Всех всё устраивало, кроме Гарри.       — Мы что, избегаем Слизерин? — сказал Поттер. Брови его были нахмурены, и он поправлял очки на переносице.       Падма снова опустила глаза:       — Моя мама сильно переживает по поводу возвращения некоторых учеников в школу. И требует держаться от них подальше…       — Не знаю как ты, Гарри, — Ханна неуверенно посмотрела на Поттера, — но я бы не хотела оказаться с Малфоем ночью в тёмных коридорах Хогвартса.       — Я поддерживаю. Нечего нашим девочкам оставаться с этим змеем поодиночке, — сказал Эрни, и его рука обвила талию Аббот.       — А я бы не прочь уединиться с Паркинсон где-нибудь в тёмном уголке, — хохотнул Энтони.       Гарри промолчал, а Эрни снисходительно улыбнулся когтевранцу.       В гостиной повисла тишина, которую прервал гриффиндорец:       — Ребята, я вас понимаю и не осуждаю. Даже нет, я, напротив, рад не пересекаться с ними, но это как-то неправильно.       — Я тоже думаю, что это неправильно, — поддержала Гермиона.       — Думаю, всем так будет лучше. Они тоже не горят желанием общаться с нами, — Падма.       — Давайте всё так и оставим, — Ханна.       — Слушай, Гарри, Гермиона… Они могут купить себе свободу и возможность вернуться в школу, но не наше доверие. Я не хочу пересекаться с Пожирателями Смерти, — выпалил Эрни Макмиллан.       Гарри закрыл глаза и подумал пару минут.       — Спасибо, Падма, за график. Ты молодец. Но в следующем месяце я буду дежурить и со старостой Слизерина включительно. Пожалуйста, учтите это, — ответил Гарри. — Всем нужно давать второй шанс. Я не говорю, что всё и сразу, но хотя бы… Постарайтесь что ли.       Гермиона кивнула:       — Давайте на следующий месяц график составлять всё же вместе, потому что появятся тренировки по Квиддичу и выходы в Хогсмид. Нужно будет всё согласовать. И да, просто к сведению, я не боюсь дежурить с Малфоем! А пока давайте оставим этот график.       Она наколдовала по две копии и оставила на столике. Ханна добавила к ним ещё два свитка.       — А это что? — спросил Энтони.       — Список обязанностей. Вдруг они забыли, что больше не в Инспекционной дружине. Пусть помнят своё место и не задирают больше нос, — ответила пуффендуйка.       Гарри обречённо вздохнул и посмотрел на подругу, которая держала в руках вещи:       — Ты куда?       — В ванную старост, хочу расслабиться.       — Грейнджер, ты и в ванну с книгой ходишь? Ну, конечно… Ты, наверное, и спишь с ней, и во сне умеешь читать, — подшутил Энтони, смотря на книгу в руках Гермионы. — И почему тебя не отправили в Когтевран?       — Интересно почему тебя туда отправили? Умом ты вроде не блещешь, — парировала гриффиндорка.       Ребята рассмеялись, и Гермиона, развернувшись, направилась к выходу.       — Эй, тебя проводить? — спросил Гарри.       — Нет… Спасибо… Спокойной ночи.       К счастью, ванная старост работала, и Гермиона радостно забежала, забыв запереть дверь на заклинание. Кто бы пришёл сюда среди ночи?       Наполнив ванну, гриффиндорка стащила с себя свитер, блузку и юбку, положила их на тумбочку рядом и опустилась в ванну.       Гермиона медленно выдохнула, опустив голову на край.       «Ну, давай».       «Погрузиться в воду».       «Сделано».       «Прочертить руну».       Она уверено прочертила руну в воздухе и произнесла заклинание, закрыла глаза и погрузилась под воду.       Перед ней всплыл темный и мрачный Малфой-Мэнор. Гостиная, выполненная в классическом готическом стиле, насквозь пропитанная роскошью и богатством, с многовековой историей. Её спина упиралась в холодный мраморный пол, а лицо обжигало горячее смрадное дыхание егеря, что было фактически невыносимым, рождая желание проблеваться. Девушку крепко держали, и она пыталась вырваться.       — Что ты украла из моего сейфа в банке Гринготтс, грязнокровка?! — раздался голос Беллатрисы.       — Я ничего не брала, — молвила Гермиона.       — Ах, так? Круцио!       И невыносимая боль разлилась по телу, будто миллион иголок одновременно вкалывали в кожу, а душа изворачивалась наружу от безостановочного ужаса. Ей казалось, что расплавленным свинцом заклятие сжигает каждый миллиметр её существа дотла, а кости изламываются внутри, крошась на мелкие кусочки и заставляя выгнуться хрупкое девичье тело под нездоровым углом. Гриффиндорке понадобились все силы, чтобы сдержать крик.       «Гарри и Рон будут переживать, если услышат мои крики. Это будет их отвлекать».       — Отвечай мне!       — Я… не... — прохрипела Гермиона.       — Круцио!       Снова эти муки. На этот раз они отдавались в сотни раз сильнее, если это вообще было возможно. И, наконец, её крик вырвался из груди, оглушая гостиную.       «Лестрейндж и вправду опытный мучитель».       — Отвечай мне, грязнокровка! Что ты украла?       — Пожалуйста, не надо, — взмолилась Грейнджер, почувствовав как её охватывает страх, и приходит осознание собственной беспомощности.       «Я, наверно, умру здесь. Это конец».       — Круцио! Круцио! Круцио! Говори же, поганая девчонка!       Каждое заклинание вбивало в неё отчаяние и муки ада, что происходили с ней на земле. Истошный вопль оглушил стены поместья, и обмякшее тело ударилось о пол с глухим стуком. Она молила, чтобы всё закончилось. Гермиона не чувствовала рук и ног. Её трясло.       — Ты мне всё расскажешь. Круцио! — Беллатриса выкрикивала заклятие за заклятием, и Гермиона потеряла им счёт.       — Круцио! — в очередной раз визжала Лестрейндж, но боли почему-то не было.       «Я умерла?»       И вдруг её резко потянули за волосы.       «Нет. Ещё нет. Поскорее бы. Просто убейте меня!»       Над ней склонилась Лестрейндж и процедила, сквозь зубы:       — Я замучаю тебя до смерти, если не скажешь. И поверь, маленькая грязнокровка, мне это доставит только удовольствие.       — Я… ничего… не… крала, — сквозь слёзы и боль сказала гриффиндорка.       «Гарри должен закончить начатое. Даже если меня сейчас здесь убьют. Он должен остановить Тёмного Лорда. Будь сильной. Терпи» — думала про себя Гермиона.       — Круцио! Круцио! Круцио! — завизжала Лестрейндж.       Но, на удивление Гермионы, боли снова не было. Она подняла глаза и увидела то, что никак не могла понять по сей день. В тени стоял Драко Малфой, сжимая палочку в руках, и беззвучно что-то говорил себе под нос, нервно оглядываясь, чтобы никто не заметил.       «Он шепчет контрзаклятие», — мелькнуло в голове девушки.       — Думаешь, это всё? Что ты украла из сейфа?!       Сумасшедшая Пожирательница опустилась возле девушки, занесла клинок над рукой Гермионы и начала вырезать надпись «Грязнокровка».       Каждое движение отдавалось нестерпимой болью. Гермиона закричала. Место, где появилась безобразная надпись, горело будто огнём.       Клинок был заколдован. Грейнджер, наверное, уже никогда не сможет вывести эту надпись с руки.       Гермиона в ужасе под водой распахнула глаза и посмотрела на руку. Она горела огнём, как тогда, и девушка, испугавшись, выронила палочку из рук. Паника охватила Грейнджер, и она попыталась вынырнуть, но ничего не получалось. Девушка отчаянно цеплялась руками за бортики ванной, но будто стальной цепью заклинание держало её под водой. Чтобы выбраться, ей нужно было взять палочку и нарисовать руну.       «Но как? Палочка упала на пол. Я не могу до неё дотянуться».       «Как же глупо! И почему я сейчас одна?»       «Нет! Нет! Я не хочу здесь умереть! Не хочу вот так! Одна. Прошу. Кто-нибудь, помогите», — кричала в голове Гермиона и почувствовала, как лёгкие сжимаются и воздух покидает её.       И тут, будто отозвавшись на её молитвы, крепкие руки схватили её за плечи и вытянули из ванны. Она судорожно схватилась за спасителя и прижалась к нему от страха. Лихорадочно глотая воздух и пытаясь успокоиться, Гермиона вдыхала запах человека, который обнимал её. Свежий хвойный запах перемешивался с терпким мускусным ароматом, заставляя девушку расслабиться и понемногу таять в руках незнакомца.       Как только Гермиона совладала с дыханием, то осознала, что она абсолютно голая прижимается к парню, и он напряжённо молчит, застыв как статуя. Грейнджер подняла глаза. Осознание, кто оказался её спасителем, будто швырнуло её головой об стенку.       «Только не это»       Он смотрел холодными серо-голубыми глазами. Скулы очерчивали фарфоровое лицо, желваки двигались от напряжения. Воздух в ванной стал таким тяжёлым, что вдыхать его было физически трудно.       Парень медленно выпустил её из рук, пристально смотря ей в глаза.       «Как пума перед прыжком», — подумала Грейнджер.       — Что, жизнь без приключений тебе не по нраву? Решила утопиться? — прошипел он сквозь зубы.       Гермиона отпрянула, прикрывая руками наготу. Слизеринец тут же отвернулся и встал с бортика ванны.       «Ну хоть манеры в нём есть».       — Я не хотела утопиться. Просто… Не смотри, — она вышла из ванны и, промокнув себя полотенцем, надела белую сорочку на тонких бретельках из хлопка.       «О, Мерлин. В таком виде перед ним? Ничего ужаснее просто быть не может».       Но, перебив её мысли, слизеринец резко развернулся и окинул её взглядом.       — Я сказала не смотри! — вскрикнула Гермиона и прикрыла плечи руками.       Выражение лица Малфоя заставило её замолчать и посмотреть на себя в отражение зеркала. Чары красоты, которые она так старательно накладывала на себя каждое утро, рассеялись. И на месте румянца проступили глубоко впавшие скулы, а под глазами выступили чёрные круги, лицо снова обрело бледно-серый цвет, а волосы мокрыми прядями прилипли к болезненно худым плечам. В целом, девушка выглядела, как живой труп.       «Инфернал», — как она себя называла.       Она перевела взгляд на Малфоя. В его глазах застыл ужас. Гермиона хотела было что-то ему сказать, но желудок скрутило, и тошнота подступила к горлу.       Гриффиндорка подбежала к унитазу и её стошнило. Как обычно, ужин в девушке не остался больше, чем на два часа. Тело затрясло, и горячие слёзы непроизвольно покатились из глаз. Отчаяние и отвращение к себе заставили и без того измученное сознание сломаться на кусочки. Она сидела на холодном полу в одной тоненькой сорочке и всхлипывала, судорожно сжимая дрожащие руки. Драко сделал шаг в её сторону, и Гермиона отпрянула к стене.       «Он был там. В Малфой-Мэноре. Это происходило в его доме. В его проклятом доме».       — Не подходи! — закричала она, ощущая панику.       Слизеринец остановился, и его глаза забегали по комнате. Он подошёл к книге, открыл её на странице, где была закладка, и начал читать. Через несколько минут он захлопнул пособие и бросил яростный взгляд на неё. Гермиона наблюдала за ним, затравленно сжавшись в углу.       — Ты совсем тупая, Грейнджер? — процедил Малфой. — Это нельзя делать одной. Можно потерять контроль. Ты могла умереть, или душа могла покинуть тело.       Гермиона хотела что-то сказать, но её снова скрутило. В этот раз из неё выходил уже не ужин. По солоноватому привкусу железа она поняла, что это кровь. Её рвало кровью. Ощущения были жуткими. Она буквально чувствовала, как внутренние органы отделяются от тела и стремятся выйти наружу с очередным рвотным позывом, превратившись в кровавую кашу.       Драко сел возле неё и, взмахнув палочкой, трансфигурировал рулон туалетной бумаги в стакан, шепнул «Агуаменти», тот наполнился водой. После Малфой быстро оттянул галстук и, расстегнув пару пуговиц рубашки, вынул из-под неё цепочку с кулоном. Скользнув руками по маленькому серебряному цилиндру, он открыл крышку и вылил содержимое в стакан. Вода окрасилась в пурпурный цвет. Малфой протянул стакан девушке.       — Пей!       — Что… это? — хрипела Гермиона.       — Пей говорю! — рявкнул он и, взяв её подбородок рукой, силой начал вливать жидкость в рот.       Она приятно охлаждала и освежала горло. Дрожь начала отходить, и Гермиона почувствовала, как кружится голова, и она понемногу начинает терять сознание.       «Нет! Только не здесь! Не теряй сознание! Только не с ним!» — пронеслось у неё в голове. И Гермиона погрузилась в сон.       Открыв глаза, Гермиона поняла, что она не в спальне Гриффиндора и не в спальне Башни старост. Она лежала на импровизированном спальном месте, на широком подоконнике в ванной старост.       Тело было таким расслабленным. Кажется, впервые за долгое время она выспалась. И даже появился аппетит. Что было удивительно, ведь Гермиона привыкла к постоянному чувству отвращения к еде. А сейчас, хотелось побыстрее спуститься на завтрак. Выпить какао и съесть две порции яичницы.       «Нет. Три порции. И тост с джемом».       Гермиона улыбнулась, но замерла, увидев его.       Малфой сидел на полу около подоконника, прислонив голову к стене. Галстук был расслаблен. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, что открывало выступающий кадык. Глаза были закрыты, а лицо расслаблено.       «Я никогда не смотрела на него так», — неожиданно подумала Грейнджер.       Высокие скулы и немного впалые глаза, фарфоровая бледная кожа и бледные губы. Когда он не морщился от отвращения, то выглядел как ангел.       «Он только выглядит, как ангел. А на самом деле — дьявол!» — предупредила себя Грейнджер.       «Почему он остался?»       «Провёл здесь всю ночь?»       «Но… зачем?»       Прядь белоснежных волос прикрывала один глаз. И Гермионе вдруг так сильно захотелось убрать её. Проклятый перфекционизм просто не позволял ей усидеть на месте. И момент казался каким-то эфемерным. Будто во сне.       Она нагнулась и потянула руку к непослушной пряди слизеринца, как внезапно на её запястье сомкнулись длинные бледные пальцы аристократа.       От неожиданности гриффиндорка упала на пол.       Выпустив её руку, Малфой встал. Лицо не выражало ни единой эмоции. Он просто посмотрел на неё сверху вниз.       «Ну, конечно! И почему ты вечно оказываешься в таких ситуациях? Вот надо было тебе его потрогать? Дура!»       Изучив её пристальным взглядом, слизеринец направился к выходу.       — Подожди, Малфой, — неуверенно выкрикнула Гермиона.       Он остановился и посмотрел на неё через плечо. Столько холода в его глазах заставило смелость сдать позиции.       «Ну и? Что ты ему хочешь сказать?»       «Спросить, почему он остался?»       «Неужели ты думаешь, что он это от великой заботы? Да нет, конечно!»       «Явно были другие причины…Только вот какие?» — Гермиона, закусив губу, думала, пока слизеринец раздражённо смотрел на неё.       «Да скажи же уже хоть что-нибудь, Грейнджер».       — Что… это было? Что за зелье? — растерянно спросила гриффиндорка. Она не знала, что ещё сказать ему.       — Не знаю. Я не придумал название.       «Не придумал название? Так говорит, как будто сам придумал рецепт. Хотя…»       — Ты сам его составил? — удивилась Грейнджер.       — Да, — по лицу слизеринца было абсолютно не понятно, о чём он думает.       Он развернулся и начал уходить. Гермиона выкрикнула:       — Стой!       — Чего тебе? — уже раздражённо рявкнул он.       — Спасибо. Ты спас меня… Уже дважды.       Малфой вопросительно изогнул бровь.       — Тогда, в Малфой-Мэноре. Мне ведь не показалось. Ты шептал контрзаклятия.       Гермиона нервно закусила губу, ожидая его ответа.       — Видимо зря, — холодно процедил слизеринец.       «Зря? То есть он жалеет об этом? Жалеет о том, что спас мне жизнь?»       Гермиона отшатнулась и моргнула. Они не были врагами сейчас в глобальном плане, но и просто однокурсниками тоже не являлись, задевая и обижая друг друга на протяжении стольких лет. Однако Гермиона отдалённо понимала, что Малфой мог уйти, но остался. Что совершенно сбивало её с толку.       — Грейнджер, никак не пойму, желание побыстрей-оказаться-в-могиле — это только твоя отличительная черта или всего Гриффиндора? — вдруг выпалил Драко.       В его глазах разливалась необъяснимая ярость.       «За что? За что он так злится на меня?»       — Я… я, — промямлила Гермиона.       — Я… я, — ехидно передразнил Малфой. — Война закончилась, и тебе не хватает острых ощущений? — он сощурился.       «Мне не хватает острых ощущений? Да я, черт подери, устала от них… он так говорит, как будто я специально хотела этого» — злость мгновенно захватила разум, выкидывая из головы все рассуждения о странном милосердном порыве Малфоя.       — Нет! Я не могу от них избавиться. От этих кошмаров. И ничего не помогает. Ни зелья, ни заклинания. Да откуда тебе знать, что я чувствую? С тебя ведь всё, как с гуся вода! — вскричала девушка.       — Вот как? — он высокомерно задрал подбородок. — Бестактность, видимо, ещё одна твоя отличительная черта, — холодно сказал Малфой, развернулся и быстрым шагом направился к выходу.       «Его отца казнят к Рождеству, Грейнджер. Как ты могла сказать, что ему всё легко сошло с рук?»       Дверь ванной громко хлопнула, оставив Гермиону с неприятным чувством неправильно сказанных слов.       «Прекрасно. Ты просто ужасна».