***
Чуя сжимал ладони в кулаки, когда возвращался в кафе. Естественно, новость о внезапном отъезде его расстроила, но лишний раз дала понять — нужно принимать решение самостоятельно и поскорее. Приходится держать себя в руках, чтобы не влиять на агрессию и оскорбления, даже когда это очень сложно. Утром перед тем, как Накахара собирался ехать домой, ему пришло сообщение от Дазая, что он принял решение — самостоятельно — что Фамия должна временно побыть у Озаки, дабы не заставать их вечные ссоры. Жить раздельно — это одно, конфликты всё равно были, даже когда они минимизировали общение, а ограждать дочь стоило другим способом. Как он согласился на помощь Коё — сплошной секрет, ведь они взаимно друг друга не выносили, однако, Осаму просто поставил его перед фактом. Перед фактом, что дальше так продолжаться не может, и им стоит сперва всё выяснить, а потом возвращаться к спокойной семейной жизни, и потому уже с дочерью он ждал его в кафе. Накахара входит в помещение, замечая Осаму сразу — он был достаточно расслаблен по сравнению со вчерашним днём, однако вчерашний запал не затух окончательно, продолжая слабо тлеть в душе и заставлять Чую испытывать тяжесть вместе с обидой. Они вчера точно наговорили друг другу кучу обидных слов — как сейчас мириться после этого он не представлял, но, видимо, у Дазая был какой-то хитрый план, иначе бы он не шёл на такой шаг с Коё. Что бы там ни было, Чуя знал одно — ему это точно не понравится, потому злость смешалась со страшным волнением перед паникой разочарования. Они обменялись взглядами, когда Чуя подошёл ближе к их столику, а затем сел напротив, сразу же закинув ногу на ногу и сложив руки на груди — Фамия сразу же его заметила и тихо поздоровалась. К сожалению, вчера она видела и слышала слишком много, Чуе никогда ни перед кем не было так стыдно, как сейчас перед дочерью, ведь ей не объяснишь всего. Для неё главная причина всех ссор — она и то, что её не любят. — Когда придёт Коё? — сухо спрашивает Накахара, отвлекаясь на телефон. — Скоро, — также нехотя отвечает Осаму, и такие ответы всегда бесили его — понимающие вопрос, но игнорирующие его суть. Смотреть на него было невыносимо. Особенно от осознания, что вчера он уснул в компании постороннего мужчины, при том уже не раз целуясь с ним, Чуя не мог достаточно определить тип их с Фёдором отношений — любовники скорее те, кто получают взаимную выгоду, а ему от Достоевского не нужно было ни денег, ни секса, ни связей, только поддержка и понимание, а в какие рамки умещаются эти понятия Накахара был без понятия. Зато отношения с Осаму было охарактеризовать куда легче — наполовину бывший муж. Озаки приходит действительно достаточно быстро вместе со своим сыном, также не глядя на Осаму, но судя по её недовольному и серьёзному взгляду, она была настроена устроить им двоим разнос. — Привет, Фамия, — первая с кем здоровается Озаки, была девочка, что мирно сидела у Дазая на коленях, — пойди поиграй с Шоё, — она протягивает к ней руку, помогая слезть с Осаму. — Вы будете кричать? — тут же спрашивает рыжая, кидая на Озаки взгляд. — Ни в коем случае, — женщина улыбалась крайне доброжелательно, внушая уверенность, что хотя бы один человек из взрослых не врёт — пару минут, пока дети не отошли подальше, и Коё сразу же повернулась к несчастной паре, набирая в грудь побольше воздуха. — Коё, — Чуя пытался вставить свои пять копеек, но женщина не давала шанса. — Нет, помолчи, Чуя, — скрипя зубами, она действительно удерживалась от крика, — я не знаю, что с вами сделаю, у меня просто в голове не укладывается! Да, я понимаю, что ваш брак — огромная ошибка, понимаю, что Дазай просто мерзкий человек, — на такой «положительной» ноте начинается её рассказ, — и я искренне желала вашего развода, но вы даже здесь не можете всё по-людски сделать — Накахара, от тебя я вообще не ожидала такого! Уйти из дома на ночь глядя к другому мужчине, и ладно если бы в тебе была хоть капля приличия… — Озаки-сан, Вы до смерти будете контролировать каждый мой шаг? — тут же парирует рыжий. — Да, потому что в твоей голове пусто даже несмотря на возраст. У тебя не хватило хитрости сделать всё, не навредив ребёнку? — А как развод может не навредить ребёнку? — Ха! Да легко и просто — вот перед тобой сидит её не родной воскресный папа, — после этой фразы в Осаму что-то надломилось. Вскипело, забурлило и сорвало крышу — он и прежде не выносил эту женщину, но сейчас она совсем пересекла границы, и даже Чуя это понял — насколько бы сильно они друг друга не ненавидели, у всего были рамки, и тема родства с Фамией была табу. — Коё, прекрати сейчас же, — первым говорит Чуя, понимая, что Осаму если скажет — у них начнутся проблемы. — Как я понимаю, Вы тоже не являетесь Чуе прямой родственницей, — на удивление спокойно замечает Осаму, поднимая на неё равнодушный взгляд, — о, понимаю, «тётя», так важно, ну, с такой логикой, может и я Фамии кем-то прихожусь, только Вы моему мужу опекун, и Ваша власть над ним кончилась уже как лет пять назад. Аргумент был отличный, Озаки даже не знала, что возразить, а Накахара сидел, словно на иголках — тема ужасная, скользкая, и лучше бы она орала, нежели говорила об этом. — Можешь считать, как хочешь. Но то, какой путь войны вы оба выбрали, бесит меня больше всего, вместо того, чтобы спокойно разобраться, вы оба ограждаете от себя Фамию. Вы — самая большая угроза для неё. Коё развернулась, направляясь к детям — Фамия уже была в курсе, что на пару дней ей придётся погостить у Озаки, и она даже была не против, будучи достаточно близкой с Шоё. Однако, сейчас она как-то обеспокоенно глядела на них, когда выходила из кафе, словно боялась оставлять своих несамостоятельных родителей. Дазай выдыхает, глядя на Чую с мнимой любовью — какое-то приличие или уважение по-прежнему оставалось у Накахары в голове, если он понимал важность темы родства с Фамией. В день, когда Дазай уступил ему эту важную миссию, они договорились никогда не упоминать это, вычеркнуть из памяти и считать Фамию одинаково родной им обоим, полностью общей от и до, и Чуя выполнял это обещание, оно и не давало о себе знать до этого времени. В последние дни Осаму всё острее ощущал себя разрезанным напополам жизнью, ведь связь между Чуей и Фамией была настоящей и родственной, в то же время, как с ним её поддерживал только Осаму, зная, что Фамия любит его, возможно, больше доверяет, больше любит, чувствует себя в безопасности, но в любом случае — она предпочтет остаться с Накахарой. Чуя тоже сидел молча, не зная, с чего начать. Он полагался на Осаму. — Чуя, ты любишь меня? Вопрос в лоб заставляет мгновенно сглотнуть и похлопать глазами — тайное давно стало явным и всем понятно — Чуя никогда не любил Дазая. Вышел замуж по расчёту, отчасти назло Коё, искренне получал удовольствие из-за того, как сошлись их характеры, как удобно было жить и ни о чём не волноваться, Осаму был нежным любовником, ответственным мужем и крайне хорошим отцом, да и из-за денег париться не стоит, для Накахары сплошные плюсы. Однако, никогда он не считал, что между ними проскользнуло что-то взаимное — никогда не казалось, что Чуя готов бросить всё ради Осаму и всю жизнь прожить с ним даже в шалаше. — Да, — Чуя чувствует, что не может ответить иначе — они ведь супруги, да и такого ответа требовала ситуация. В последние дни он так запутался в себе, иногда испытывая к Осаму с дочерью неподдельные приступы нежности, которые никак иначе как кроме любви он бы не объяснил. — Тогда давай сначала, — голос Дазая спокойный и серьёзный, что требует от Накахары концентрации и взвешенных ответов, — постараемся не ссориться хотя бы пару дней. Я не хочу разводиться, я слишком привык к тебе. — Да, Дазай, я тоже, — впервые соглашается Накахара, придерживая голову ладонью над столом, — я не знаю, что с нами происходит, но мы должны это пережить. — Верно. Но я хочу сказать заранее — мне не нравится твоё общение с Фёдором, и оно действительно всё усложняет. Накахара всегда был плох во лжи, а точнее — плох во лжи перед Дазаем. Прежде прикидываться глупым или несведущим ни в чём при посторонних казалось проще простого, особенно когда тебя воспринимают за красивую внешность и благосклонно поощряют «ну что эта кукла может смыслить в сложных делах!», однако не представляя, что Чуя поумнее всякого состоятельного мужика будет. И лишь на Дазая такая актёрская игра не срабатывала, как бы Накахара не прикидывался глупой овечкой, Осаму видел его насквозь, словно рентген — все его мысли, мотивы и страхи, и Чуе всегда было неловко из-за этого, но они договорились — никогда не врать друг другу. Осаму умел это мастерски, однако, он никогда бы не стал врать ему — тем более себе, и потому Чуя занервничал, когда речь зашла о Достоевском. Кажется, что Дазай уже всё знал — знал, что у Чуи на душе и о ком он мечтает, но не подаёт виду, доверяя и надеясь, что в скором времени Накахара просто одумается и вернётся в семью. Как благородно! Отрицание и ложь в таком случае лишь сильнее закопают рыжего в глазах мужа. — Мы правда просто общаемся. Мне также не нравится твоё общение с той дамочкой, — парирует Накахара и выпрямляется на месте. — Она психолог. Кстати, вы чем-то похожи. — Ха, глупости! Я не такой хам, как она. — Ну, это тебе так кажется. — Ты снова начинаешь? — раздражённо скрипит Чуя, а затем наблюдает, как Осаму встаёт с места. — Я заканчиваю, — затем глядит на часы и снова переводит взгляд на Чую, — не знаю сколько ты ещё будешь здесь сидеть, а мне нужно в офис. У меня важная встреча сегодня. — Пока. Чуя не был уверен, что так легко они пришли к компромиссу. Это скорее было похоже на «я знаю, что у тебя кто-то есть, и не у тебя одного кстати, но мы учтиво проигнорируем любовников друг друга», хоть и звучало это ужасно. Странные чувства он испытывал к этой Йосано — с одной стороны, Чуя мог обвинить Осаму в измене также легко, чисто теоретически предполагая, что у Дазая может быть интрижка. Он часто интересовал женщин и даже некоторых парней, а с тем как часто он стал пропадать на работе — все факты на лицо, но было огромное «но». Дазай чертовски верен. Накахара знал это. Преданнее человека представить сложно. Несмотря на ужасно разгульный образ жизни в его бурной молодости, сейчас Осаму даже при нём учтиво игнорировал флирт, топорно обрезая всякие попытки оказать к себе знаки внимания, никогда не снимал кольцо (в то время, как кольцо Чуи большую часть времени оказывалось под перчатками), всегда предупреждал, что у него есть семья и дочь, которую он чертовски сильно любит — Осаму не был способен променять всё, что имел ради короткого случайного полового контакта. Не излишняя ответственность, скорее надобность в этом отпадала, ибо свои животные инстинкты подавлять удавалось, а внутренне Дазай никого не был способен полюбить сильнее, чем Чую. От того было хуже вдвойне — если бы Дазай ему изменял, Чуя мог бы оправдать тем, что это взаимная ошибка и обвинять его в этом — огромное лицемерие. Но то, как Осаму берёг их оставшиеся связывающие нити буквально поражало и стыдило сильнее, ведь чувства к Фёдору всё равно появились.***
— Ну, что, не передумала? — брюнет аккуратно открывает двери чёрной машины для девушки, которая элегантно присаживается на сидение рядом, закинув прежде сумку. — Нет, — Акико захлопывает дверь и сильнее кутается в пальто — погода на улице далеко не лётная, но даже несмотря на это Дазай вызвался помочь, и это так невероятно льстило, что Йосано даже казалось лишним. Она никогда не отказывалась от возможности поехать в Токио, даже если на улице град, — я очень благодарна тебе за помощь, даже не представляю, чтобы кто-то согласился меня повезти в такую погоду. — Я отношусь к этому, как к приключению, — тут же улыбается Дазай и слегка приподнимается на месте, поворачиваясь к задним сидениям, он достаёт оттуда плед, который обычно он возил с собой для ребёнка и мельком передаёт девушке, попутно включив обогреватель в машине, — к тому же Фамия сегодня у Коё, волноваться за меня некому. — Какие грубые вещи ты говоришь, — улыбается Йосано, молча принимая его помощь — она никогда не привыкнет к беспричинной заботе, — а разве она не дома? — Нет, — Осаму заводит машину и поворачивает голову, слегка наклонив её в бок, — я отдал её нашей сумасшедшей тётке Чуи на пару дней. Она слишком часто становится свидетельницей ссор. — Даже не знаю, похвалить тебя или убить за такое. — А что? — Ну, — она высоко поднимает голову, а затем откидывается на сидении, — либо она почувствует, что от неё избавились и начнёт вас ненавидеть, либо действительно отвлечётся от домашней атмосферы. — Не переживай, я же не идиот. — Спорно. — Ты точно, как Чуя, — в который раз убеждается Осаму, и машина наконец трогается. Йосано не считала себя несчастной или полной неудачницей, но жизнь её точно не назвать лёгкой — удивительно, почему Осаму нашёл в ней сходства со своим мужем, возможно, это мотивировало его помогать ей. Акико ругала себя за стирание профессиональных границ, переходя на личное — видимо, она действительно плохой психолог. Ребёнок Акико жил в Токио с бывшим мужем — Йосано бесило, что он никогда не шёл на уступки и не помогал хотя бы приехать к ним в гости, вынуждая её срываться в единственный выходной ехать в другой город ради пары часов общения. И всё же — оно того стоило, даже если добираться приходилось весь день ради коротких мгновений общения, хоть и не всегда выходило приехать вовремя — на улице дикий дождь, а она столь метеозависима, часто хотелось отдохнуть, а не ехать на другой конец Японии. Чертовски несправедливо. В такие моменты она действительно чувствовала себя неудачницей, что все лучшие мысли — второй сорт, что её достижения ничтожны, а если и нет, то вовсе не помогают ей в жизни, а потому вопрос помощи стоял остро — Дазая вынуждает родительская солидарность или личные причины? — Почему ты помогаешь мне? — и всё же, прямота была её главной чертой — даже если не лучшей. Дазай на секунду поворачивается к ней, а затем слабо улыбается, вновь глядя на дорогу. — Я люблю детей, — коротко отвечает Осаму. — Не только в этом причина, да? — Да. Я просто понимаю, как важно в детстве иметь родителей, — на секунду Дазай замолкает, а затем думает — не всем же интересно, что ты чувствуешь, а к тому же — со временем Осаму столь профессионально стал забивать и обесценивать свой опыт, что людям стало казаться, что он легко это пережил, — у меня их не было. — О, — Акико на секунду удивляется подобным откровениям — с расспросами не лезет, но задумывается над другим, — поражаюсь. Ведь люди, у которых не было родителей редко становятся полноценными семьянинами. — Судя по происходящему, и я не стал им.***
— Давно начал пить? — Осаму подкрадывается сзади, прикасаясь к чужим плечам, заставив рефлекторно вздрогнуть — он специально возвращался так тихо и крался со спины, банально ожидая увидеть Накахару в чужих объятиях — поймать с поличным, так сказать. — Я не пью, — парирует Накахара, хотя глупо оправдываться — не соглашаться, глупая привычка — на столе стоял открытый виски, уже допитый почти до конца, хотя ещё пару недель назад его привёз Осаму из Англии — Чуя не мог пить настолько крепкий алкоголь разом, потому опустошил его за пару дней, — ну… иногда… — Продолжишь пить — и я точно разведусь с тобой. Мужа изменщика ещё можно стерпеть, но не алкоголика, — губы Осаму расходятся в улыбке, и Чуя это слышит в голосе, слышит, как он издевается, но злиться не может — он слишком пьян, а ладони Дазая на плечах так успокаивали, слегка опускаясь ниже к его торсу сквозь одежду, — так — давно? — Дазай, ты тоже пьёшь, — рыжий всё равно увиливает и вертит головой, слабо потираясь щекой о запястья брюнета. Порой он не мог определить, что чувствует к нему — что есть настоящая любовь? К Достоевскому тянуло, как магнитом, как к чему-то новому и неизведанному, необычному и крайне красивому, и Чуя искренне считал, что это чувство перманентно, он впервые влюбился и воспринял это, как что-то искреннее и долговечное, — просто в компании бабы. — Не правда, — обижено выдыхает Осаму и пропадает — стало грустно. Чуя понимал, что Дазай ему точно симпатичен, понимал, почему вышел за него — он ему симпатичен, с ним не страшно, интересно, они определённо близки, но всё больше Осаму превращался в обузу, тяжёлое бремя, от которого хотелось избавиться ради личного счастья. И Чуе плевать насколько это справедливо — признать честно, Дазай тратил на него всё своё время, но разве Накахара виноват, что выбрал быть просто любимым, а не любить самому? — я не пью с ней, — а затем садится рядом, подтащив ближе стул. И зачем тогда Чуя соврал ему, что любит? В сущности, это мало, что меняло, ведь на сто процентов Накахара знал, что Осаму распознал ложь — он всегда распознавал её — но для чего-то упустил и решил сделать вид, что верит. Его муж не из тех людей, которые упиваются ложью, выстраивая иллюзии от внешнего мира — для чего он тогда это сделал? — Почему ты не спишь так поздно? Даже не пытайся обмануть, что ты меня ждал, — тут же улыбается Осаму, а рука его внезапно прикоснулась к ладони рыжего. Вот! О чём Чуя и думал, он ведь всегда знает, когда Накахара врёт — зачем так настойчиво удерживает рядом? — Снова кошмары, — выдыхает Чуя. Иногда он действительно превращался в ребёнка, особенно рядом с Осаму. Позволял себе признаваться в слабостях, не надевал маску вечно уверенного и всесильного — он совсем был не такой. — Что снилось? — Осаму был скептиком каких поискать — он не верит ни в вещие сны, ни в эзотерику, ни в суеверия, ни в астрологию — будучи атеистом, Дазай всем событиям находил рациональное объяснение, чем иногда раздражал Чую, когда пытался умничать. Накахара же пытался объяснить происходящее звёздами, снами, наитием — так жить интереснее и проще. — Мне каждую ночь снится, как происходит что-то ужасное, — тут же отвечает рыжий, поворачивая голову к Осаму и слегка выдыхая — лицо его было расслабленно, словно они не ненавидели друг друга больше всего и не говорили кучу грубых слов, будто просто сели поговорить на кухне, — снится, как мы с тобой ругаемся, как кто-то умирает, как кто-то ссорится при мне. Я просыпаюсь с дерьмовым настроением, будто это случилось по-настоящему. — Просыпаться с дерьмовым настроением не очень хорошо. Один из признаков депрессии. — Нет у меня никакой депрессии, я просто устал. — Отдохнёшь ты так вряд ли. У тебя мозги барахлят, — внезапно Осаму кладёт ладони на его лицо, приближаясь на секунду, чтобы чмокнуть в лоб — у Накахары всё внутри в миг растаяло, отразившись ярким румянцем на щеках, — пошли спать. — В этот раз не на диване, — улыбается Чуя, из-за чего Дазай смеётся — видимо, ему реально надоело ночевать в гостиной. Чуя встаёт с места, зацепившись за стул и чуть не упав на месте, Дазай с улыбкой придерживает его за локоть и идёт следом. Даже не верилось — ссориться в равной степени не хотелось обоим, потому и не ссорились, хотя Накахара вряд ли смог бы ответить хоть что-либо вразумительное. Пока на телефон приходили ещё сообщения с пожеланиями спокойной ночи, которые он намеренно игнорировал, оставив телефон на столе.