HQ!! по-Литтловски (Сборник драбблов)

      После операции в жизни Цукишимы становится очень много Куроо. Ямагучи даже не может определить, как это происходит. Сначала они переписываются, то и дело Куроо спрашивает, как Цукки себя чувствует, не беспокоят ли лёгкие, нет ли цветов и…       Ямагучи переживает, но на каждое сообщение Цукишима, закатывая глаза, исправно отвечает – хорошо, нет, нет и «Куроо-сан, вам что, серьёзно делать больше нечего? Выпускной класс, постыдились бы».       На его лице больше нет того самого выражения собственничества, жадности, желания забрать Куроо себе без остатка, вместо них – сдержанный интерес, подчёркнутая вежливость и неизменный сарказм.       Ямагучи рад, но временами очень надеется, что вместе с цветами из Цукишимы не вырезали душу.       Постепенно переписки с Куроо превращаются в созвоны, пару раз Куроо приезжает, и они идут вместе смотреть очередную Годзиллу, над сюжетом которой Цукки издевается так, словно от этого зависит его жизнь, а Куроо хохочет и давится попкорном.       Рядом с Куроо Цукишима становится свободнее, ему будто не нужно больше скрывать тайную часть себя, и Ямагучи незаметно выдыхает.       Его симпатия к Ячи прогрессирует с новой силой. Когда Шимидзу-семпай покидает их, Ячи приходится полноценно взять на себя роль менеджера. Сначала это непросто – пару раз он ловит её на вытирании слёз украдкой или на хлопках по щекам с надеждой взбодриться, обрести уверенность.       Энношита прочит Ямагучи роль капитана в будущем, готовит его – на каждом матче просит сказать что-то команде, поднять боевой дух. Это выпускает воздух из его лёгких быстрее, чем иголка, протыкающая воздушный шарик, но он чувствует ободряющий толчок локтем от Цукки, видит улыбку Ячи и делает всё как надо.       Удивительно, но его слушаются.       Первогодки активно внимают советам, Кагеяма и Хината не дерутся, когда он угрожает им лишением дополнительной тренировки вечером, а Ячи… Глаза Ячи сияют ярче кусочков янтаря в солнечный день.       Хотя он ей, конечно же, об этом не говорит.       Надломить хрупкую границу между уже-не-дружбой и ещё-не-влюблённостью страшно, и он всё откладывает этот процесс, оберегая Ячи со стороны.       На какое-то время Куроо теряется из поля зрения, хотя Цукишима исправно зовёт его с собой в поездку в Токио или на прогулку по Сендаю, но теперь беспокоиться не о чем – Цукки больше не пишет писем о любви, да и семена мака давно втоптаны в землю.       Он окончательно успокаивается, когда они переходят в выпускной класс. Наверное, это странно, но к тому времени Ямагучи наконец-то может найти момент тишины в сумасшедшем круговороте происходящего. Основной секрет – вдох, выдох и недолгая пауза – пары секунд как раз хватает, чтобы сосредоточиться.       Для того чтобы быть капитаном, необязательно верить в себя – достаточно заставить верить других.       Ямагучи банально пропускает момент, когда наглый второгодка из баскетбольного клуба подкатывает к Цукишиме и они начинают встречаться.       Просто однажды он видит их во внутреннем дворике школы держащихся за руки и теряет последние сомнения насчёт дружбы с Куроо. Цукки счастлив, а счастье – то, чего он заслуживает.       Он просит Цукишиму их познакомить – тот долго отнекивается, но в конце концов представляет друг другу, делая вид, что не имеет никакого отношения к несанкционированным сборам учеников Карасуно после занятий.       Ямагучи ни слова не говорит о причёске баскетболиста и, кажется, Цукки ему за это благодарен. А ещё – когда они едут в Токио на дни открытых дверей – Цукишима не рассказывает своему бойфренду, что Куроо обещал встретить их и везде провести. На вопросительный взгляд Ямагучи после он лишь отмахивается – слишком длинная история у них двоих.       Ямагучи не винит себя за то, что больше не расспрашивает Цукишиму, – в конце концов, и правда непросто объяснить истоки отношений Цукки и Куроо, как и то, кто они друг для друга. Зато с ними едет Ячи, собирающаяся поступать на дизайнера, она больше не боится высоких людей и толпы, но тем не менее трогательно жмётся к Ямагучи в метро, заставляя его сердце пропускать один удар за другим.       Куроо встречает их у станции, бодро проводит экскурс сначала у одного вуза, потом, прихватив Акааши, у другого. К вечеру поездка на день открытых дверей Токийских университетов начинает напоминать сходку смешанной сборной волейбольных клубов.       Куроо расспрашивает Цукишиму и Ямагучи о планах после окончания школы и, как гордый отец, треплет Цукки по волосам, когда тот подтверждает слухи о продолжении волейбольной карьеры. А потом Ячи невзначай упоминает бойфренда Цукишимы и…       Ямагучи привык смотреть на других и просто не может это не заметить.       Куроо подшучивает над Цукки, смеётся, просит показать совместные фотки и рвёт, рвёт, рвёт салфетки, кипа которых лежит у его левого локтя.       Со стороны всё в порядке, но горка салфеток осыпается на столе белыми лепестками. Куроо язвительно хихикает по поводу Яку, собирающегося уехать в Россию, – «А что, если они его там зимой со снежной бабой перепутают?», а Ямагучи становится не по себе.       У Куроо стеклянный взгляд – складывается ощущение, что программа запущена и работает сама по себе, в то время как владелец находится где-то далеко за пределами крошечной лапшичной в Икебукуро.       Когда они возвращаются в Мияги, Ямагучи удаётся убедить себя в том, что ему только показалось.       За соревнованиями идут экзамены, за ними – выпускной и поступление. Цукишима в последний момент отказывается от Токио, почти ничего не объясняя, но Ямагучи кажется, что тот просто не хочет покидать семью, к тому же, отношения на расстоянии… Это тяжело.       Даже дружить, когда между вами больше трёх километров, сложно. Ямагучи и Цукишима не отдаляются друг от друга – они по-прежнему созваниваются, но та близость, при которой они понимали друг друга без слов, потихоньку забивается новой жизнью.       Накануне Дня рождения Цукки Ямагучи приходит сообщение от Куроо с адресом и короткое: «Приезжай завтра, но Цукки не говори». Дозвониться до Куроо он не может, поэтому просто едет в Токио, предполагая, что Куроо организует какой-то сюрприз.       Больница при университете сюрпризом и не пахнет. Палата с именем Куроо немного пугает.       В нос бьёт запах лекарств, хлорки и сладкий аромат каких-то цветов. Ямагучи пытается сдержать нервный смех, глядя на бледного Куроо, выплёвывающего белоснежные орхидеи, окрашенные кровью, и не может. В нём борются паника и истерика, и, судя по виду слабой усмешки Куроо, он понимает всё правильно.       Ему хочется спросить так много всего – давно ли Куроо понял? Как это произошло? Почему сейчас, а не три года назад? Почему Цукишима, чёрт, что вообще с этими двумя не так?! Ни одно цензурное слово не приходит на ум, ведь Цукишима после операции просто не сможет ответить на чувства Куроо и…       «Я знаю, веснушка, просто хотел почувствовать то, что пережил он. Не волнуйся, я буду в порядке».       Окровавленные головки орхидей, выпадающие из слабых пальцев не говорят о порядке, они кричат, что всё очень и очень плохо. Ямагучи ни черта не понимает в языке цветов, кроме того, что они плохо сочетаются с жизнью.       У орхидей глубокие корни, оплетающие всё вокруг, заполоняющие каждый свободный клочок лёгких. У Ямагучи слабая нервная система, и после успешной операции Куроо он состригает волосы короче, прощаясь со своим наивным видением мира, а потом зовёт Ячи на свидание.       Куроо и Цукишима возобновляют сдержанное общение, поздравляя друг друга исключительно по праздникам, а у Ямагучи больше нет сил даже смотреть на это.       Есть и плюсы – хотя бы у него появилась личная жизнь. Ячи бальзамом залечивает все его душевные раны и переживания и просит не угнетать себя так, ведь они теперь взрослые и могут справиться с чем угодно.       В ответ Ямагучи задаривает её сладостями и врёт, что на цветы у него аллергия. К счастью, у Ячи не возникает вопросов – она принимает его таким, какой он есть, каждый раз благодарно целуя его в щёку и восхищаясь малиновым пралине.       К третьему курсу Хината наконец-то возвращается из Бразилии, и старая команда Карасуно собирается на матч ради триумфального воссоединения.       Ямагучи замечает, что Цукишима будто бы немного взволнован – новое пальто и укладка как-то чересчур позёрны для посещения волейбольного матча, но мысли улетают в аут с первым же забитым мячом. Они с Ячи синхронно ахают, крепко хватаясь друг за друга, а Цукишима воодушевлённо следит за игрой, то и дело комментируя изменившийся стиль Хинаты, удары Бокуто и Ушиджимы и даже одобрительно хмыкает, когда Кагеяма встаёт на блок.       После сумасшедшей игры Ямагучи кажется, что ему не помешают дополнительные нервные клетки. Ячи в шаге от того, чтобы расплакаться от облегчения, а Цукишима будто бы готов выйти на поле и разыграть не меньше пяти сетов.       Ямагучи хмыкает, украдкой отмечая, как изменился друг за всё это время, превращаясь из человека «это-всего-лишь-клуб» в того, кто живёт волейболом и не может усидеть на месте во время матча.       После финального сета он на пару минут отпрашивается у Ячи, бронируя на всех столик в ресторане, а когда возвращается, та хихикает, украдкой показывая на стоящих неподалёку Куроо и Цукишиму, переговаривающихся о чём-то непозволительно близко: «Разве не чудесная пара, Тадаши?»       Язык Ямагучи деревенеет, потому что… Нет, это худшая пара – два саморазрушительных мазохиста – которую он когда-либо встречал.       Горло сжимает удушливой волной, но Ячи и не подозревает, что было между этими двумя, о ханахаки – двойном, чёрт бы его побрал, – о том, что ни один из них не сможет никогда полюбить того же человека, чувства к которому пришлось буквально вырывать из груди, кромсая всё, что попадалось под руку.       О пригоршне прорастающих семечек, которую Ямагучи видит в кошмарах, и пепле, в котором он измазывает руки по локоть, пытаясь спасти то одного, то другого, и – просыпается, задыхаясь.       – Для них это невозможно, Хитока, – горько говорит он.       – Неужели? – широко улыбается она. – А я бы сказала, что это было невозможно для них старых, но ведь сейчас они так изменились… Совершенно другие люди.       Ямагучи открывает рот, чтобы возразить, но давится, глядя, как Куроо игриво поправляет Цукишиме волосы, а тот краснеет, пинает его носком новеньких оксфордов по кроссовкам, и всё же позволяет накинуть на себя пальто.       Рот Ямагучи так и не закрывается, потому что эта картина и слова Ячи внезапно совпадают в какой-то пазл, названия которому у него раньше не было.       Он смотрит в медово-коричные глаза, окружающие его заботой и теплом, и впервые задаётся вопросом – почему ханахаки не коснулась его? Ведь три года он ходил за Ячи, не решаясь признаться, и наблюдал издалека.       И как-то само собой он наконец понимает.       Ханахаки – это не неразделённая любовь, это болезнь, поражающая того, кто любит не так – жадно, дико, с ревностью и собственничеством. Это организм, показывающий, что такая любовь нездоровая, неправильная, саморазрушительная. Цветы опутывают человека, пытаясь сдержать эгоизм, напомнить, что всё должно быть иначе – чище и красивее.       А от настоящей и искренней любви умереть невозможно, потому что это чувство с каждым вздохом приказывает жить, окутывает нежностью и лаской, и…       Цукишима берёт Куроо под услужливо протянутый локоть, немного закатывая глаза от показной манерности, и слегка улыбается краешками губ.       Сейчас между ними нет ничего того, что раньше заставляло Ямагучи напрягаться, будто бы они находятся далеко от присутствующих.       Будто бы у них свой мир на двоих.       – Да, Хитока, ты как всегда права.       Ямагучи легко целует Ячи в щёку, его сердце ёкает от того, как забавно она жмурится и прижимается к нему, обхватывая обеими руками.

      И больше он не замечает ничего, ведь уже увидел самое главное.