***
Далеко не последний визит Рыцаря в квартиру Пугала обернулся тем, что Джейсон стал не то что желанным, но вполне ожидаемым гостем. Абсолютное безразличие к вопросам собственного благополучия — хотя бы в плане здоровья — привело к тому, что, как и предсказывал Пугало, раны начали гноиться. Виной тому ежедневно практикуемый жим лёжа, длительные ночные рейды и напрочь выбитое из памяти то, что повязки нужно менять. Пугало «перешивал» его как минимум дважды, ну, а богатая на ливни готэмская весна давала Джейсону повод оставаться дольше положенного. Он приходил «в штатском», но неизменно лицо скрывал гладкий высокотехнологичный шлем. Стопка книг, прочитанных за это время, постоянно росла. Крейн достойно нёс оборону, позволяя в присутствии Рыцаря одну единственную слабость: провалиться в сон минут на десять-пятнадцать. Подойти к нему, даже сдвинуться с места, не вариант — у химика слишком чуткий слух; остаётся только прислушиваться. К сожалению, Пугало во сне не ворочался, не выдавал чего-нибудь компрометирующего и не бормотал, только тихонько сопел, застыв до пробуждения на покрытых простынями и полиэтиленовой плёнкой креслах и зловеще улыбаясь вырезанным оскалом. Пожалуй, это было самое жуткое. Освещённый тусклым светом уличных фонарей Пугало неизменно скалился в сторону Рыцаря, и Тодд чувствовал каждый косой взгляд в его сторону. Джейсону бы хватило терпения продолжать играть в молчанку сколько их душам угодно, только вот бы не бесил до посинения один момент: то, с какой внимательностью, с какой больной шизотипичной дотошностью его разглядывали. Это как минимум невежливо! Джейсон хоть как-то шифруется, в отличие от Крейна. Он хочет разгадать его личность? Спровоцировать? Да это просто-напросто жутко! Джейсон не привык топтаться вокруг да около: решив всё для себя ещё накануне, Тодд просто снял маску. Крейн долго изучал открывшееся перед ним лицо. Лицо молодого мужчины, перекошенное обидой и злобой, со сведёнными к переносице чёрными бровями и выпуклым шрамом, огибающим щёку в виде буквы «J». Джейсон выглядел старше своих лет, но Джонатан моментально вспомнил его. Он опустился в кресло. Глаза закрыты, ткань морщилась вслед за движениями лобной мышцы, пальцы скрючивались и распрямлялись вновь — Крейн находился на пике нервного напряжения. — Ну и? — наконец не выдержал Тодд. — Где Бэтмен? Вопрос подействовал не хуже пистолетного выстрела, и у Тодда почему-то заложило уши. Поняв, к чему клонит мужчина, Джейсон взорвался моментально: — Что не так? Я что, убил недостаточно, недостаточно судеб искалечил? Не всех купил, не всех продал? Я делал вещи, которые ему даже не снились, ты сам видел! — сиплый голос почти трясся, шесть букв складывались в слово, которое он ненавидел, и в лицо, которое Джейсон с удовольствием бы скормил собакам. — Ты что, думаешь я всё ещё с ним, а? Шестёрка, мальчик на побегушках? Сраный Робин!? Ты слышишь себя, Крейн!? — Тише. Вдруг — выставленная вперёд паучья ладонь. Плотные округлые суставы, длинные тонкие фаланги. — Да что ты?.. — Ти-ше, — прошептал по слогам химик. — От тебя голова болит. Помолчи. Джейсон, фыркнув, шлёпнулся в кресло, ожидая вердикт Крейна. — Ну и что с тобой теперь делать? — после долгого молчания спросил химик. Взгляд на Рыцаря, голова наклонена вбок, покоится на одной руке; другая, которой Пугало приказал Рыцарю замолчать, свисает с коленей. — А что-то изменилось? Крейн ожидал увидеть под маской кого угодно, но не чёртового Робина. Мёртвого Робина, хотя химика не особо волновала судьба мальчишки, особенно той ночью. Но нет, вот он: не мальчишка и не нескладный подросток, а вполне себе мужчина, обтянутый плотью, с кипящей кровью, живой, даже слишком, сидит перед ним и что-то требует. С ума сойти можно. — Значит, мёртвые всё-таки восстали, — хмыкнул Пугало. Где-то на улице взвыла собака. Проехала машина. Готэмский залив беспокойно плескался за окном. — Выходит так. — Ты больше не с ним? — Как видишь, — кивнул Джейсон. Теперь его очередь задавать вопросы: — Хочешь расторгнуть сделку? — Незачем. — Но ты больше не доверяешь мне? Вопрос остался без ответа. Ни о каком доверии не могло быть и речи. В красноречивых глазах Пугала читалось одно: «Катись-ка ты лучше подальше из этой квартиры, мерзкий, грязный Робин и дай мне хорошенько обдумать условия нашего дальнейшего сотрудничества». Хорошо, пусть думает сколько влезет. Рыцарь покинул остров в отвратительном расположении духа, оставив Пугало размышлять над какими-то там ответами. Избивая боксёрскую грушу в своём маленьком убежище, Тодд думал, что изменилось ровным счётом целое ничего. Пугало, очевидно, пришёл к такому же мнению, иначе бы в один прекрасный вечер сквозь помехи коммуникатора не раздался знакомый скрипучий голос: — Есть кое-что интересное для тебя. Приезжай. В чайна-таун Рыцарь мчался будто на крыльях.***
Пугало смог убедить Рыцаря в исключительной мощи нового токсина. Теперь очередь Рыцаря убедить Пугало в том, что он всё ещё грозное оружие в его руках. Суперсекретная научная лаборатория, о которой знает какое-то количество вояк и толстосум с ядерным чемоданчиком. Длинные коридоры распадаются на другие длинные коридоры, а там или мини-исследовательские центры, или пыточные камеры. Много стекла, чтоб ничто не скрылось от глаз учёных. В несколько рядов металлические столы, за которыми трудится штат сотрудников в корпоративных костюмчиках. Или в синих комбинезонах. Или в военной форме. С одной стороны, всё может быть, с другой — хрень собачья. Фильмам вообще верить нельзя. — Одна из лабораторий, где я совершенствовал токсин страха, — начинает экскурсию Пугало. В их распоряжении целый кишечник подземных ходов, заставленный строительными отходами и решётчатыми дверьми. Дорога от лифта до лаборатории заканчивается тяжёлой дверью. За ней — главный зал. Снова столбы, обклеенные снимками и газетными вырезками — для мотивации. Магнитные доски, прижатые к стенам канистры и стеклянные саркофаги, в котором стынет оранжевый фобос, и пара компьютеров, в которых бесконечным процессом анализируется формула. Но главный зал славен не этим, и даже не хирургическими столами из нержавейки, — каждый снабжен раковиной и ремнями для фиксации — пережившими не одно вскрытие, о нет. Сегодня на них трупов нет, но один скоро появится. — Признаюсь, долгое время мои разработки были сродни метанию гороха в стену, но, стоило мне понять, как влиять на мозжечок, то всё стало на свои места. Новый штамм токсина страха — вот результат моей деятельности. Галлюцинации теперь неотличимы от реальности. Две камеры, одна больше и вместительней, другая поменьше, обе из стекла, снабжены вентиляторами-отсосами на уровне потолка. Лампы. Для человека, который живёт во тьме, их здесь подозрительно много. Обычно люди тянутся к свету. Те, которых видит Джейсон, прячутся за собственными ладонями, с которых содрана кожа. Голые копошащиеся на холодном полу мумии с обвисшей кожей, липкие от собственной грязи и крови, с поражёнными токсином лёгкими и кровеносной системой. Интересно, в их состоянии, жарятся ли они под светом ламп, будто на солнце? — Они убивают себя, но перед этим страдают, переживают свои самые страшные кошмары и это… впечатляет, — останавливается напротив бокса Крейн. Глаза прикрыты, взгляд мягкий, будто он смотрит на щеночков, резвящихся в каком-то радужном мире. Стекло прочное и почти не пропускает крики. — Конечно, я ещё не закончил, но у меня есть время. Дьявол кроется в деталях, Рыцарь Аркхэма, и дьявол, созданный мной, поистине прекрасен. Для Джейсона это всё жгучая смесь из омерзения, жалости и больных воспоминаний. — Ты больной человек, Крейн, — севшим голосом говорит Джейсон. Шлема нет — скрыть эмоции не получится. В ответ смеются. — Может быть да, может и нет, но ты ведь сам притащил сюда парочку, разве нет? Но погоди, сейчас начнётся самое интересное. Камера поменьше. Джейсон думал, что она пуста — движение же за углом доказало обратное. — Эй, ты! Ты слышишь меня? Это был мужчина, из тех, кого Тодд встречал не раз. Это вышибалы, увесистым пинком под зад выдворяющие шумных посетителей из баров, те, кого нанимают личными телохранителями и те, руки которых пропускают через себя каждую купюру, как объедки, брошенные с барского стола. В нормальной одежде, в превышающем норму весе, только над виском поблескивала запекшаяся кровь. Он был живой и почти невредимый. — Да-да, ты! Выруби психа, а? — Кто это? — спрашивает Джейсон, обращаясь к Пугалу. — Паренёк Харли. Статья за вооружённое ограбление, нападение на представителя власти в составе толпы, — не спеша перечисляет Крейн, — нанесение особо тяжких, ещё что-то мелкое и, дай-ка вспомнить… надругательство над несовершеннолетним. Последнее произносится с таким смаком, что Джейсон бледнеет. Человек за стеклом агрессивно мотает головой. — Я люблю наш суд за то, что он позволяет каждому выйти на свободу, — продолжает Пугало. Взгляд его такой же, как прежде. — Но ведь не всем это нравится, — тебе например — ну а отцу ребёнка тем более. Уж не знаю, слухи это или нет, но нам ведь нужно с чего-то начинать. — Отец ребёнка притащил его сюда? — Я выкупил его, — кивнул Крейн. Химик, должно быть, запыхался с больным коленом тащить эту тушу сюда. — Мог бы попросить меня помочь. — В следующий раз обязательно. Глухой стук. Удара по стеклу недостаточно, чтобы оно разбилось. Рот мужчины раскрывается в ужасе. — Я заплачу тебе! Помоги мне! Слышишь?! Его слушали и не хотели спасать. То же самое он говорил адвокатам? А что он шептал бедному ребёнку? Что он делал с ним? Джейсон дрожит от злобы. Тихое дребезжание колёсиков — будто невзначай Крейн подкатывает к нему стальной бокс, любовно коснувшись пальцами его содержимого. — Моего токсина должно быть достаточно, но, может, ты хочешь добавить что-нибудь «от себя»? В боксе: лезвия, скальпели, цепи с прицепленными на концы крюками. Выбирай не хочу. — Я видел, как ты разделался с моими парнями. Без чувств, без эмоций, как закалённая сталь. Как машина. Я восхищён, признаюсь, — продолжает химик и подталкивает бокс ещё ближе. — Но это ведь не безликая шестёрка, заслуживающая быстрой смерти от шальной пули. Как бы ты отнёсся к нему? — Я бы выбил из него всё дерьмо. — Ну так покажи это. Щелчок — и зеленоватые частички сыплются из труб. — Что это? Твою мать, что ЭТО?! В углах камеры формируются клубы газа, ещё секунда — и вот уже они ровным пластом застилают пол. — Газ распределяется, так что думай быстрее, — Пугало со скрипом притягивает через стекло стальной поднос, и Рыцарь, выудив из бокса скальпель, рискуя порезаться, бросает на него инструмент. С коротким визгом поднос перекатывается на ту сторону. За стеклом всё зелёное. От испарений у Джейсона кружится голова. Ничтожество, мусор, которому их драгоценный символ надежды не позволил бы расстаться с жизнью. Мусор, брошенный ему и Пугалу таким же мусором, вздрагивает, стоя на коленях, а когда он слышит холодное звяканье инструмента о холодные плиты, то начинает ползти к нему. Зубы сжаты, глаза широко раскрыты и слезятся — в лице у него мало человеческого. Щёлк Кровь начинает брызгать из свежей раны. С фаланги пальца он зубами срывает кожу. Джокер в такие моменты любил говорить: Свет. Камера. Мотор! Они слушают вопли. Мерзкие, животные крики боли, и Крейн ни разу не меняется в лице. В стекле его лицо отражается мрачным призраком с широкой бесчувственной улыбкой. Джейсон не чувствует ни облегчения, ни возбуждения от вида крови — только жгучее отвращение к этой человеческой оболочке, режущей, вскрывающей себя острым лезвием в попытке избавиться от кошмара, ведомого ей одной. Брюс никогда бы не позволил ему умереть, зато Рыцарь... Рыцарь всё сделал правильно. — А что он для тебя? — вдруг спрашивает Тодд, когда от мужчины остаётся только расплывчатый силуэт и приглушённый крик. — Не более чем кусок мяса. — Я прошёл тест? Пугало удовлетворённо кивает. Всё зеленовато-мутное, а они всего лишь два силуэта, наблюдающие за тем, как в ядовитом тумане скрывается лужа тёмной крови.***
— Ты хоть понимаешь, о чём читаешь? — подозрительно спросил Пугало, выгружая их холодильника мерные стаканы. — Нет, но как дочитаю — пойму. Это стало почти традицией: таскать медикаменты и обезболивающие или прикрываться новыми ранами и прятаться здесь, под крышей дома напротив залива. Уже который раз Рыцарь тянулся за книгами, но — от Крейна не ускользнуло — доставал один и тот же томик. Погодите-ка, это что, его имя? — Бред какой-то, — хмурил брови Рыцарь и с новыми силами возвращался к чтению. — Хочешь поспорить со мной? — Нет, боюсь не заиметь собственного мнения. Что-то в их отношения изменилось: Крейн с большей благосклонностью оставлял союзника в одиночестве, спускаясь в подвал и работая там. Может он ел там или спал, в общем-то, какая разница? Из гудящего света холодильника Пугало извлекал ампулы, шприцы и резиновые трубки и, расположив всё это на подносе, скрывался в лаборатории. Сегодняшний вечер мог закончиться точно так же, если бы не внезапно раздавшийся грохот. Джейсон обернулся — сложенное на подносе валяется на полу. Пугало, плечом уперевшись в столб, стоит так, будто что-то тяжёлое мешает ему разогнуться, ладонью удерживая больное колено, закованное в самодельный ортез. Всё бы ничего, вот он сейчас должен наконец выпрямиться и, сделав вид, что ничего не случилось, удалиться, но нет — он остановился в позе человека, которому больно, сквозь зубы прошипев: — Долбаная железка... Ну? Ты так и будешь смотреть на то, как доказательство твоей теории корежится тут, рядом с тобой? Ты же лучше других знаешь, кто виноват в том, что ему больно. Он оправдался тем, что он не конченая мразь. Джейсон не был рыцарем в прямом смысле этого слова, но раз в год мог себе позволить поиграть в благородство. Ему не составило труда подойти и со всей серьёзностью заявить: — Давай руку. Крейн проигнорировал его, так что пришлось повторить, уже настойчивей: — Не выпендривайся. Руку давай. Пугало смерил его настолько уничижительным взглядом, что обычный человек рассыпался бы на части, и... сжал протянутую ладонь. Через несколько дней Рыцарь принёс то, что Пугало совсем не ожидал увидеть в пределах своего убежища. Джейсон, шурша пакетами, достал несколько пачек обезболивающих. — Всё, что ты просил, — сказал он, вынимая ленту с упакованными в неё шприцами. — А в другом что? — со скепсисом заглянул Крейн. — Забежал в «Закусочную Поли». Там какая-то заварушка на Мёрси-бридж, я снова у тебя пережду, лады? — Джейсон заметил промелькнувшее в бледных глазах любопытство, зажегшееся при виде бумажных упаковок со смутно знакомой эмблемой. — Я и тебе кое-что захватил… если ты такое ешь, — он полез во второй пакет, стянув капюшон толстовки и тряхнув мокрой головой. — Чёртов дождь. Так, это мне и… это тоже моё… О! Это тебе. Он протянул химику пластиковую упаковку. — Я не знал, что ты ешь, но в холодильнике у тебя срач какой-то, а не еда. Так и подохнуть недалеко. Под прозрачной оболочкой переливалась матовая поверхность чизкейка. Мягкая творожная масса, без особых излишеств, но… как давно он пробовал что-то подобное? — Это… — неуверенно начал Пугало. Мысль он так и не завершил. Сказать «спасибо», что ли? — Ага. Я в душ быстренько сгоняю, лады? Крейн еле кивнул и остался один в комнате. С каких пор это Рыцарь начал разгуливать здесь, как по дому? Что это вообще было? Убедившись, что дверь в ванную захлопнулась, химик открыл пластиковый контейнер и робко потянулся к десерту. Рыцарь грамотно поступил, дав ему возможность поужинать в одиночестве, наслаждаясь гудением ветра в трубах под потолком. И всё-таки Пугало забыл, когда в последний раз ел что-то настолько вкусное.