***
Когда все разошлись и в Аркхэме остались только они вдвоём, Джейсон понял, как сильно он ненавидит это место. Каждый коридор похож на десяток других коридоров комплекса: однообразие стен, потолков, труб, однообразие плитки, стёртой под ногами заключённых… Пахнет, как и тогда: запах сырости и едкий антисептик впитались в стены — однообразие запахов. Гудение в трубах, за стеной, в ушах. Пыль в воздухе. Строительный мусор. Виниловые ленты, холодно шлёпающие по плечам, когда через них проходишь. Одиноко. Заброшено. Это он ходил здесь. Это Джейсон дышал этим воздухом. Когда раздался резкий металлический скрежет и из-за него появился Пугало, Рыцарь разжал кулаки. Не обращая внимания на человека, Крейн прошёл мимо. Он во всеоружии, но руки скрещены за спиной. Рыцарь молча зашагал вслед за химиком, и когда они поравнялись, звучный голос эхом растёкся по помещению. — Ты хорошо себя показал, — его голос вернулся к тому состоянию, когда нельзя было сказать, насколько искренен психопат в своих словах и вообще чувствует ли он что-нибудь. Когда он говорил перед публикой, его голос казался живым и полным силы. Сейчас — нет. Затем последовало короткое замечание: — Хотя я мог справиться самостоятельно. — Зато мой метод эффективней, — тут же парировал Рыцарь. — Согласен. Ты показал им, кого следует бояться. Теперь никто не решит противостоять нам в открытую. — У меня есть сомнения насчёт Пингвина. Мудак начнёт ставить условия в самый неподходящий момент. — Пусть ставит. — Мне проконтролировать? — Нет нужды. Если он решит «выбыть», то нам есть, кем его заменить. Готэм, кстати, как раз расцветает, — Крейн попытался усмехнуться, а затем будто невзначай спросил: — Ты смотрел новости? — Люди пропадают, — кивнул Рыцарь. — Зсасз всё ещё на свободе. Много всего происходит. Такое чувство, будто все ублюдки стекаются в Готэм. — И пока они разогреваются… — Ты не можешь мне запретить. — Хочешь заставить Бэтмена выйти на тебя? — Поверь, ему плевать на них. Мышь больше печётся о собственном имидже. — Они измотают его. Мы подождём. — Ненавижу ждать. Пугало промолчал. Механическое лязганье ортеза эхом ударялось о стены. Чтобы разбавить тишину, Рыцарь произнёс: — Так, значит, все заменимы… — Конечно. Двуликий, в принципе, имеет связи, так что если мы захотим убрать Пингвина… — А что касается нас с тобой? Это был опасный вопрос. — Что касается нас с тобой, — Пугало немного подумал перед тем, как ответить. — Полезных людей не заменяют. Проходя мимо опустевших камер, Джейсон подумал: цены бы не было этим словам, если бы их произнёс Брюс.***
Суровая готэмская весна, назло всем ожиданиям, продолжала неистовствовать, проливая бурные ливни чуть ли не каждый день и никак не желая уступать место более спокойной погоде, и если в стенах Аркхэма ещё можно было укрыться, то раскаты грома и ритмично барабанящие по крыше фургона тяжёлые капли настойчиво напоминали о том, какая тяжёлая судьба постигла всех, кому не посчастливилось оказаться дома, и только треск время от времени переключаемого радио вперемешку с бодренькими ритмами заглушали монотонность уличного шума. Пугало то ли дремал, то ли просто наблюдал за тем, как скользят за стеклом неоновые вывески. Рыцарь тихонько покачивал головой в такт музыке и сосредоточенно следил за дорогой. — Как-то немноголюдно сегодня, — произнёс он. С заднего сиденья ответа не последовало, и Джейсон громко выдохнул. Молча он проследил за явно загулявшей парочкой, нырнувшей в тёмный переулок. Люди предсказуемо разошлись по домам, оставшиеся мокнуть на улице жались поближе к стеклянным витринам круглосуточных магазинов, изнутри которых валил свет, прочно ассоциирующийся с теплом, но в основном не было привычных толп народа. Не было машин. До какого-то момента. Наверное, он как-то резко нажал на тормоза, потому что Пугало моментально вышел из состояния «мрачнее тучи» и, положив руку на плечо Рыцаря, склонился над ним и прищурил подслеповатые глаза, внимательно вглядываясь в лобовое стекло. Старый «бьюик», за которым они остановились, был далеко не единственной машиной в очереди, зато где-то на её конце виднелись яркие огни. Красные, синие, снова красные — судя по количеству автомобилей, въезд на остров Блик охранял целый отряд. А хуже всего было то, что между рядами машин бродили, мигая фонариками, патрульные. — А я не знал, что Колдрон такое оживлённое место… — Включи новости. Звук затрещал, царапнул уши — помехи, сквозь которые кое-как продрался поставленный голос диктора: — …въезд и выезд с острова контролируются полицией. На днях стало известно, что разыскиваемая группа лиц… Неизвестно, когда простые граждане смогут вернуться домой… — Мы делаем всё возможное, — раздался голос комиссара, - чтобы найти и обезвредить преступников… — Я же говорил, — Рыцарь сильнее сжал дешёвый пластик, взглядом выискивая ближайшего полицейского. — Ты знаешь, кто мог нас сдать? — Быть не может, — прошипел Пугало прямо над ухом. Оба проследили, как за стеной дождя промелькнул лучик света — в метрах десяти от них блуждал патрульный. Рука тут же сползла с плеча, и химик скрылся на заднем сиденье. — Лучше разворачивайся. — Ага. Джейсон переключил станцию. Из запротестовавшей коробки вырвались звуки, чем-то напоминающие музыку, и до того, как патрульный заметил серенький фургон, они исчезли. Ночь придётся переждать в убежище Рыцаря. Когда гаражная дверь с тяжёлым скрежетом опустилась и они оказались внутри, Пугалу показалось, что в этом месте он уже был. Бывший склад, скорее всего гараж, большую часть которого занимала техника, и только где-то в уголке сосредоточено небольшое количество разномастной мебели. Компьютеры, побитая жизнью и тысячей жестоких ударов боксёрская груша на толстой цепи, штанга, те самые книги… Это — его дом или просто угол на ещё одну ночь? Рыцарь направился к телевизору, на ходу стягивая шлем. То, что произошло — происходит — на острове, не могло не заинтересовать журналистов. Новостной канал нашёлся быстро. Рыцарь ходил взад-вперёд, хмуря брови в ожидании лиц, имён, всплывших отпечатков, хотя их личности — далеко не самое страшное, что копы могут найти в китайском квартале. Рыцарь покосился на Пугало, сосредоточенно наблюдавшего за движением образов на экране. Под мутным стеклом было видно, как переливается тусклый сок токсина. Но это были не их имена. Не их лица и даже не их отпечатки. Это было то, без чего не мог обойтись Готэм: стычка, конфликт, облава. Ничего серьёзного, и, главное, новости вообще не касались парочки, но чувство облегчения оказалось таким же ясным, как хлопанье дверцей мини-холодильника за спиной. — Веселеешь от хороших новостей или, наоборот, хочешь снять стресс? — Пугало скептически проследил за тем, как мститель извлёк две запотевшие бутылки с угадываемой за капельками конденсата этикеткой. — Собираюсь праздновать первую победу, — Рыцарь непринуждённо обернулся. — Ты со мной? — У тебя есть перекись? Мне нужно обработать лицо.***
Говорят, что если хочешь узнать человека поближе, то обязательно стоит заглянуть в его шкафчик в ванной комнате. Точнее, Крейн не был уверен в том, что люди на самом деле так говорят, но знал точно, что все люди, с которыми ему приходилось работать, скрывали в своих комнатах целые аптеки, а Джейсон Тодд как раз походил на человека, который хранит баночку со снотворным где-то под рукой. В общем, Пугало вошёл сюда с мыслью, что что-нибудь «такое» он обязательно заприметит. А ещё ему нужна перекись. Теперь он займётся лицом. Сначала Крейн потянулся к ремню, жгутом стягивающему руку. Без поддержки перчатка со шприцами ощущалась по-особенному тяжёлой, и химик аккуратно снял её. Затем отстегнул то, что заменило бронежилет. Никто ведь не рискнёт стрелять в тебя, если пуля может задеть баллон с ядовитым газом, верно? Патронташ, трубки, спрятанные в рукава — импровизированная система защиты, но сейчас её лучше снять, если не хочется травмировать себя ещё больше. Место для отяжелевшего от влаги плаща пришлось поискать: как и Пугало, Рыцарь предпочитал — скорее всего, в силу обстоятельств — спартанские условия, и небольшая комнатка не была заставлена «лишними» предметами ванного интерьера, на которые можно бросить мешающую вещь. Зато висело зеркало, оставшееся со времён, когда здесь обитали другие люди, над которым гудел небольшой светильник. И тот самый шкафчик за зеркальной дверцей. Крейн открыл его и почти сразу обнаружил бутылёк с перекисью. Он быстро пробежался взглядом по полкам и, обнаружив небольшое количество ватных дисков, захлопнул дверцу. Теперь ему нужно просто смотреть в зеркало. Хаш сделал всё возможное, чтобы этот процесс был не таким болезненным. Джонатан помнил, как листал фотографии: из «до», «после», и периода, когда его лицо было наиболее похоже на «сейчас». В профиль и анфас, по две штуки, чтобы лучше понять масштаб проделанной работы. В период «сейчас» он всё ещё таскался с табличкой, на которой чертил маркером слова. Эллиот любил вертеть фотографии, явно и неприкрыто любуясь, и, медля с ответом, выдавал нечто вроде: «Выглядит намного лучше». Джонатан чертил, жалея, что никто не услышит сарказма в его голосе: «Правда?» Хаш объяснял: «Да. Никакой лишней кожи. Намного аккуратнее». Чёрным маркером на табличке Крейн писал: «Почему мы говорим об этом, как об обрезании?» Хаш вяло смеялся и говорил, что даже в такой ситуации юмор — это хорошо. Тогда Джонатану всё ещё было больно смеяться. Накачанный морфием, Крейн по несколько суток метался между сном и реальностью, думая, что он всё ещё там, петляет в лабиринте из труб, балок и бетонных стен без надежды на спасение. Он прекрасно помнил те фотографии и битые зеркала вперемешку со сладковато-солёным вкусом крови на языке. Его глаза были воспалены, потому что он не смог снять склеральные линзы; у него ожог роговицы на левом глазу. И пусть он ко всему привыкает — к этому тоже привык, — хотелось поскорее закончить: достаточно на сегодня мыслей о человеке, по вине которого Джонатану пришлось привыкать к этому непоправимому увечью. Водные процедуры закончились, когда химик обработал все шрамы и ранки. Отправив последний кусок ваты в мусорное ведро и наспех вымыв руки, Пугало, сопровождаемый гудением лампы и приглушённым звуком работающего телевизора за стеной, покинул помещение. Не было у Рыцаря ничего «такого». Пальцы Джейсона живо бегали по клавиатуре, высвечивая всё доступное ему однообразие информации. Он поднёс к губам бутылку и поморщился, почувствовав кислый вкус на губах. Иногда он скучал по софту Барбары, с которым едва ли могла конкурировать его техника. Зато её хватало на то, чтобы шерстить базу полицейского управления чуть ли не ежедневно. Засветившиеся сегодня преступники тоже должны быть в ней. Услышав механический скрежет над головой, Джейсон поднял голову. Робот-краб с гладким белым панцирем сделал пару твёрдых шагов по отвесной стене и застыл, сканируя цель. Лёгким движением руки Рыцарь заставил исчезнуть с мониторов базу данных, и изображение сменилось на монохромно-голубоватое прямоугольники, в которых вполне чётко угадывались разные углы штаба. Пугало стоял прямо за ним и взглядом изучал закованные в алый сплав лапы робота. — Составляешь расстрельный список? — На будущее, — не оборачиваясь пожал плечами Джейсон. — Копы переворачивают китайский квартал. Личности ублюдков установлены. Киднепперы. Жертва опознала их, скоро будет давать показания в суде… если преступников смогут задержать. — А это что? — Крейн проигнорировал сказанное и кивком указал на «краба». — Камера. Дефстроук говорил, что в Сингапуре эти малыши находятся чуть ли не на каждом углу. Я решил, что нам нужны такие же, — робот слез со стены и начал исследовать пол. Когда он наткнулся на ногу Джейсона, тот внимательно разглядывал матовый корпус и бежавшие по нему лучи света, напоминающие удары пульса, и, когда «краб» попытался развернуться, пнул его ногой. Пугало устроился на диване и какой-то тряпкой протирал стальные иглы и корпус перчатки со шприцами. Тодд снова уткнулся в монитор. «Краб» продолжал бить роботизированными конечностями в воздухе, не в силах самостоятельно перевернуться. Химик «надломил» иглы так, что они выскочили из стальных суставов. В некоторых местах расшатались болты. Не поднимая взгляда на Рыцаря, он, сосредоточенно разбирая стальную кисть, попросил передать отвёртку. — «Физиология эмоций», — вслух зачитал Крейн, вытягивая из рук Рыцаря инструмент. На вопросительный взгляд ответил постукиванием по твёрдому переплёту внушительного вида книги на потрёпанном кофейном столике. — Уолтер Кэннон. Хорошая книга. Ты забрал её у меня на прошлой неделе. — Ты сам разрешил мне, — Джейсон покосился на мониторы, думая о том, стоит ли ему вернуться к работе. — Хочешь обсудить? — Я всё равно не смогу поработать сегодня, — Крейн пожал плечами, вкручивая болты. — Всё, чем мне остаётся заниматься — это сон или книги. Я читал эту раз пять, — Пугало вовремя перехватил взгляд Рыцаря. — Никаких ночных вылазок, пока на острове снуют копы. А мне нужен свежий взгляд. — Ну и к чёрту копов, — фыркнул Тодд и сел напротив мужчины. Джейсон развернул книгу к себе и, вытянув закладку, открыл на случайной странице и взглядом пробежался по строкам. — Сыт по горло этим дерьмом. — Похоже, тебя бесит само их существование. — Знаешь, сегодня я увидел, что они хотя бы что-то делают, а это значит, что на выходе мы просто получим более сильного противника. — Конечно, — Крейн вкрутил ещё один болт. — Книга, Рыцарь… — Сухой научный язык без излишеств и прикрас. Одна сплошная анатомия. — И всё? — Мне запомнилась одна реакция, связанная с выбросом адреналина. Повышается болевой порог, увеличиваются сила и реакция. Мне нравится концепция того, что пережитый стресс делает человека сильнее. Кажется, это называется «дерись или умри». — Вообще-то, «бей или беги», — поправил Пугало. Он попытался улыбнутся — у него дрогнули скулы, но взгляд с самого начала разговора оставался насмешливо-надменным. — К слову, научный язык Кэннона не такой уж и сухой. — Твой язык сухой. — Неужели? — Я читал твою статью, расширяющую идеи этого парня. Мы изучали отрывки из твоих трудов ещё в школе. — Меня читают школьники? — Всё равно многое вырезали, — отмахнулся Тодд. — Кэннон пишет, что у страха два пути: либо полное восстановление после преодоления страха, либо… повторная травма. Ты пишешь о другом. Твой страх другой: его нельзя преодолеть и едва ли после него можно восстановится. Это как сущность, которая постоянно нависает над тобой. Страх отрезвляет. — Это не Кэннон. — Да, это не он. Томас Гоббс, «Левиафан». Крейн, заинтересовавшись, но стараясь не подавать виду, посмотрел исподлобья на Рыцаря. Всё-таки прочёл... Пугало кивнул и вернулся к устройству: — Забавно, что в его теории страх — один из ключевых факторов формирования государства. Люди объединяются ради совместной битвы… — Разве это не так? — Нет-нет-нет, мы с тобой не трусы. Даже если люди были бы животными, а страх — нашим инстинктом, мы всё равно были бы предводителями. — Почему? — Мы бросили вызов, и сегодня нас впервые услышали. Будь мы тысячу раз животными, мы всё равно их напугали, а это значит, что мы сильнее. Я считаю это нашей первой победой, — Крейн крутанул отвёрткой перед тем, как послышался тихий щелчок. С видом человека, настраивающего время на часах, он выпрямил механическую кисть. — Ну вот и всё, я закончил. Рыцарь неясно хмыкнул: — Значит, ты в настроении праздновать. — Честно говоря, от пива я бы сейчас не отказался. — В городе опять назревает какой-то хаос, а мы будем пить и болтать… Замечательно. — Я не в своей лаборатории — мне остаётся либо спать, либо… — Я понял. Рыцарь поставил перед ним бутылку. — Итак, раз уж мы начали, кто первым скажет тост? — Не силён в этом, — Крейн поднёс бутылку к изуродованному рту. — Предпочитаю сразу к делу. — Тогда за первую победу? — Наша битва только начинается, но да: за первую победу. Сделав глоток, Крейн почувствовал, как кислятиной прожигает горло и щекочет раны пиво. Дешёвое, холодное, но всё же приятное — кислота, которой смачивают горло в хорошей компании. Он проглотил до того, как жидкость начала вытекать из того места, где раньше была щека. — Ты пьёшь как пеликан. — Ситуация вынуждает. — Хочешь продолжить разговор? — С удовольствием. Джейсон скрестил ноги по-турецки, устраиваясь удобнее, и, стукнув стеклом о бетонный пол, взял книгу в руки. — Ты писал, что не считаешь страх эмоцией… — Это куда глубже, чем эмоции. — Гоббс так не считает. — Мой опыт подсказывает мне иное. Дай мне материал, и я его опровергну, — Крейн снова аккуратно отхлебнул, приложив горлышко между сплетением нитей. — Тем более, ты вроде как хотел обсудить мои труды, а не повторять домашнее задание. — Так и есть, — Джейсон ухмыльнулся и, перелистнув пару страниц, пробежался глазами по тексту. — Итак, мой первый аргумент…***
Джейсон проснулся под шум телевизора. Громкость была почти на нуле, но Тодд был уверен, что его разбудил именно звук. Беззвучный взрыв на экране огненными клубами вырывается из здания, и экран на долю секунды становится белым. Затем общим планом: дым, густой, как чернила, валит из окон и поднимается в белое рябящее небо, огонь в квартирах, а перед зданием мельтешат люди, и кто-то прикрывает лицо в плаче, похожем на крик. Какой-то чёрно-белый фильм. В горле пересохло так, что изнутри трескалось. До рассвета ещё пару часов. Он потряс оставленную на полу бутылку — за мутным стеклом ещё оставалась жидкость. Что же его разбудило? Пугало, казалось, спал, если с этими штуками на его челюсти вообще можно нормально спать. Тодд поставил бутылку на место и лёг обратно. Под задравшейся футболкой он нащупал круглую влажную ранку — входное отверстие от пули. Даже взрыв не сравнится в громкости с выстрелом из пистолета, направленного прямо на тебя. Пулю вошла быстро, так же быстро её удалили. Это он понял уже после, в ретроспективе. Тогда же казалось, что всё его тело парализовало. Джокер вряд ли знал, куда надо целиться, но ему невероятно повезло. Джейсон помнил свою кровь небольшой лужицей под боком, судорожное дыхание, щелчок камеры. Это Джокер выключил её. А перед этим Тодд, кажется, вырубился. Свет, камера, мотор Тогда Джейсон постоянно спрашивал, почему он не убьёт его. «Ты покойник, Джейсон Тодд»— думал он, вслушиваясь в гул крови в ушах. Сейчас Джейсон Тодд засыпал, наблюдая за тем, как в чёрном полиэтилене выносят обугленные трупы. Конечно, кошмары никуда не делись, может быть, стали реже, но не ушли. Пока что он не чувствует себя достаточно сильным, чтобы выкинуть их из головы, а это значит, что мысленно он снова вернулся туда, в Аркхэм, на пару часов назад, когда он снова ходил по коридорам, и на пару месяцев назад, когда в этих же коридорах он считал шаги, удар за ударом, веря, что скоро сможет сбежать. — Просыпайся. Инстинктивно Джейсон начинает сопротивляться. — Вставай, ты кричишь во сне. И он снова открывает глаза, весь в холодном поту. Пугало сидит напротив, в блеклом свечении телевизора — ещё больше труп, чем обычно. — Опять кошмар? — разминает химик затёкшую шею. Всё-таки неудобно… — Я в порядке. — По голосу не скажешь, — он протягивает стакан с водой. — Вот, возьми. Ты бледный. Джейсон почти залпом выпивает содержимое. Дрожь в руках постепенно унимается. — Почему они до сих пор снятся? Ты всадил в меня столько токсина… — Этого недостаточно для выработки иммунитета. Джейсон снова делает глоток. Они сидят друг напротив друга и Тодд смотрит на костлявую грудь, испещрённую глубокими шрамами. — И твоего иммунитета хватает, чтобы жить с… этим? На вопросительный взгляд Тодд обводит пальцем пространство вокруг своего лица. «Это» — как постоянное напоминание о пережитом кошмаре. — Не хватает. Но таким я должен был стать. Стать лучше, — Крейн вынимает стакан из Джейсоновых рук. В полумраке его глаза напоминают два лунных камня. — Забавно, но, согласно Кэннону, наши кошмары действительно делают нас сильнее. — Почему же тогда мне так паршиво? — А что ты чувствуешь? Боль, ужас… ненависть? — Ты обещал помочь Слэйду, — не слыша, говорит Джейсон. — Дефстроук — совсем другое дело. Наша боль более личная, потому что нас оставили умирать. Позволь мне объяснить кое-что: Уилсон хочет убить его. Он жаждет битвы, ищет соперника. Ты действуешь по-другому. Ты хочешь, чтобы он страдал, и я хочу того же. Это будет несправедливо и грязно, но это будет наша победа. Бэтмен не спас нас, когда была возможность, и поэтому мы здесь. Он больше не герой. В какой-то момент Джейсон обнаруживает, что Пугало находится подозрительно близко, а руки всё ещё трясутся. Шрам болит, потому что Крейн касается пальцем рубцовой кожи на его лице и всё ещё смотрит бледными камнями вместо глаз, прожигающими насквозь. Прикосновение обжигает, и Джейсон сразу отстраняется назад, пальцы исчезают. В висках гулко шумит кровь. — Боль не уйдёт, но, когда ты увидишь, как страдает человек, которого ты ненавидишь, то почувствуешь, будто выиграл у целого мира. Рыцарь должен поверить в это. Спустя пару часов, уже предчувствуя жар венесуэльского солнца на коже, Джейсон сжимает лямку рюкзака на плече и размышляет о том, действительно ли прекратятся его кошмары. Надо вернуться к Джонатану.