Муза для художника.

На следующий день Андрей пробудился на час раньше, чем нужно. Он пытался уснуть снова, ворочался, переменил сотни поз, пробовал зарыться в одеяло или наоборот скидывал его на пол, но ничего не помогало. Сон, хоть убей, не шёл обратно, а в голове так и вертелись неприятные мысли и совершенно не вдохновляющие предчувствия. Накануне вечером парень немного разругался с родителями. Скандалов не было, просто повздорили и достаточно спокойно разошлись. Никто не собирался сносить ему голову из-за произошедшего, но и по головке не погладили. Князев толком ничего не говорил, лишь выслушал долгую нравоучительные лекцию, половину которой проворонил, утопая в размышлениях о том «поцелуе», который произошёл между ним и Мишей, а затем честно сказал родителям, что пока не хочет говорить обо всех происшествиях. Слегка поражённые его откровенностью, предки понимающе кивнули и позволили ему провести весь оставшийся вечер в комнате, в полном одиночестве, наедине со своими мыслями. Засыпал Андрей в довольно встревоженном состоянии. Скорее всего, из-за этого он и очнулся так рано. Не зная, чем себя занять, он провёл все утренние процедуры, даже героически попытался позавтракать, хотя на самом деле кусок в горло не лез. Когда он был полностью готов к выходу, время было достаточно раннее. Обычно в школу он выходил на полчаса позже, поэтому стоило заняться какими-нибудь делами и немного отвлечься, но парень не мог усидеть на месте. Он пробовал начать что-то рисовать, но либо ничего не выходило, либо получалось нечто, похожее на Мишу. На пол снова летели замалёванные листы. В конечном итоге Андрей оставил это дело, собрал портфель и, накинув куртку, вышел из дома, а затем и выскочил из подъезда. На улице моросил мелкий, но до отвратительного неприятный дождик, поэтому пришлось накинуть капюшон. Небо вновь было серое, словно недоброе предзнаменование грядущих проблем. Парень расстроенно вздохнул и двинулся в сторону Мишиного дома. Если свершится чудо, и темноволосый соберётся вовремя, то они смогут столкнуться по пути. В ином случае, придётся потоптаться у него во дворе или в коридоре, дожидаясь, когда он будет готов. В любом случае, всё лучше, чем оставаться наедине с переживаниями и не знать, куда себя деть от скуки. Дорога обычно занимала минут семь-десять, в зависимости от скорости ходьбы. Князев отчаянно старался шагать как можно медленнее, специально для этого обходя все лужи. Ему не хотелось даже самому себе показывать, насколько он нервничает. Довольно глупо, но всё же куда приятнее считать себя совершенно спокойным, сдержанным и уравновешенным, чем осознавать, что находишься чуть ли не в состоянии паники. Однако, этой напускной сдержанности хватило ненадолго. Уже спустя пару минут Андрей ускорил шаг, равнодушно топая по лужам, а чуть позже практически побежал. Ему ужасно хотелось поскорее оказаться рядом с Мишей. Конечно, вчера светловолосый на него злился, но это было до «поцелуя», и потом вообще всё перепуталось, но итог, как всегда, один: осознание того, что без Горшенёва он чувствует себя уже каким-то полупустым, без него становится не по себе, без него всё не так. Вчера они даже не поговорили нормально после всего случившегося, а ведь им было, что обсудить. И вот сейчас Князев почувствовал ужасную потребность в этом. Он смотрел исключительно под ноги, пока бежал. Видел своё серое, печальное отражение в лужах, а затем топал на него, искажая и уничтожая. И так сотни раз, на каждом шагу. А когда он наконец поднял глаза, то обнаружил, что уже подбегает к Мишиному дому. Резко затормозив, парень замер у самой калитки. Вдруг возникла мысль, что Горшок, возможно, не горит желанием его видеть, особенно утром, когда настроение и так не ахти какое. А он тут прибежал, здравствуйте, соскучился с утреца пораньше. Андрей переступил с ноги на ногу и решил не заходить во двор. Когда Миша выйдет, то можно сделать вид, что только пришёл. А прямо сразу навязываться, вваливаясь в дом, показалось как-то неправильно. Странно, раньше таких сомнений не возникало. Чего это парень вдруг смутился? Оставалось только надеяться, что Горшенёв выйдет поскорее, и Князев не помрёт тут от холода и не успеет промокнуть до нитки. Он откинул голову назад и уставился в небо, которое заволокла серая пелена облаков. О лицо разбивались капли дождя, заставляя рефлекторно зажмуриваться и слегка вздрагивать. Погода была просто идеально подходящей для одного из самых хреновых дней в жизни. Зато хоть можно было сразу настроиться на неприятности. Не то что вчера, ведь солнечное утро оказалось обманчивым. Парень задумался о предстоящих происшествиях. Их снова отведут к директору? Или будет «допрашивать» классная? В любом случае, Андрей решил, что не позволит Мише взять вину на себя. Он был готов спорить до посинения, но не дать этому дураку сделать глупость. Можно было бы попробовать сказать, что деньги украл Дима, да только как это доказать? Ведь все одноклассники видели, что сначала он уходил с ними. А уж то, что парень ушёл раньше остальных — это они вряд ли заметили. Все явно были слишком заняты расспросами насчёт оценок. То есть, даже если предпринять жалкую попытку сказать правду, всё равно Стрижалову есть, чем себя отгородить от подозрений. А хуже всего то, что теперь придётся следить и за действиями Горшенёва, потому что чёрт знает, когда его вдруг потянет влезть в драку с Димой или сотворить ещё что-нибудь, что может ухудшить их положение. Главное при всём этом не выводить из себя темноволосого, а это тоже задачка не из лёгких, ведь ему иногда хватало одного взгляда, чтобы завестись. Вдруг, словно чувствуя мысли Андрея, распахнулась дверь дома. Светловолосый сразу вздрогнул и принялся наблюдать за происходящим. Его взгляду предстала не самая счастливая картина. Из открытого дверного проёма пулей вылетел Миша. Весь взъерошенный, злой, даже на расстоянии было заметно, что он тяжело дышит. Следом за этим «явлением Христа народу» из дома послышались голоса, но Князеву не удалось разобрать ни слова. Зато следом он весьма отчётливо расслышал, как Горшенёв надрывающимся голосом закричал в дверной проём: — Да пошёл ты нахрен! Снова послышались возгласы, но парень яростно хлопнул дверью и соскочил с порога, после чего бегом понёсся к калитке, смотря себе в ноги и на ходу накидывая портфель на плечо. Андрей подумал, что стоило отойти, дабы сделать вид, что он только-только подходит и не видел всего этого, однако он не сдвинулся ни на шаг. Что-то внутри не давало уйти, пока была возможность, хоть он и осознавал, что это неправильно. Миша поднял взгляд только тогда, когда уже подскочил к калитке и распахнул её. Округлив глаза, он уставился на непрошеного свидетеля этого эмоционального происшествия. Андрей открыл было рот, дабы как-то оправдать своё нахождение здесь, даже поднял руку, чтобы указать на дорогу, мол, вот по ней я шёл-шёл и пришёл, но Горшок его опередил. — Ты чего здесь? — немного задыхаясь, нервно ляпнул он, после чего закрыл следом за собой калитку. Князев почему-то ощутил неприятное покалывание в районе грудной клетки. В огромных глазах Миши не было заметно раздражения или чего-то подобного. Они были будто напуганными. Он явно испугался того, что одноклассник видел произошедшее. — А я как раз за тобой зайти собирался, — кое-как выговорил Андрей, понимая, что ужасно глупо и не слишком человечно вот так в упор пялиться на Горшенёва. — Ну тогда пошли, — снова как-то резко выпалил темноволосый и шагнул вперёд, выходя на дорогу. Князев последовал за ним, всё ещё находясь под лёгким впечатлением. Конечно, у него самого, как и у любых других подростков, были ссоры и перепалки с домочадцами, но до того, чтобы прямым текстом посылать кого-то из родственников или озлобленно хлопать дверьми, ещё не доходило. Хотя это скорее можно было объяснить тем, что парень довольно спокойный, да и родители у него не шибко строгие. А вот как обстояли семейные дела у Горшка, он даже не интересовался. И теперь чувствовал себя сволочью из-за этого. Просто не в привычке у Андрея было лезть в чужую жизнь. Конечно, если ему что-то говорили, то он всегда был готов выслушать, поддержать и всё такое. Но просто так сам никогда ни у кого ничего не спрашивал. Парни молча, не сговариваясь, шагали в сторону школы. Миша вышел чуть вперёд, обогнав одноклассника, и двигался довольно резкими движениями, периодически нервно дёргая головой то в одну, то в другую сторону, а затем снова опуская её. Ему явно было не по себе. И именно сейчас Князев понял, что не сможет придерживаться своей привычки не лезть в чужие дела. — Что там случилось? — осторожно спросил он, догоняя Горшка и шагая рядом, при этом стараясь вглядеться ему в лицо. А тот всё отворачивался, не позволяя этого сделать. Он вновь предпринял попытку ускориться, но Андрей упорно не отставал. Темноволосый продолжал молчать, так упорно глядя под ноги, словно боясь споткнуться о каждый камешек. Князев ждал, надеясь, что он всё-таки ответит. Давить на парня не хотелось, но если не заставить его хоть чуточку поговорить, то он весь оставшийся день будет ходить мрачнее тучи. А такой расклад совершенно не устраивал светловолосого. Вдруг Горшенёв принялся тереть глаза сжатым кулаком. То ли занервничал, то ли что?.. — Миш, — тихо произнёс Андрей, не сдержавшись и заправив ему за ухо тёмные волосы, которые закрывали сбоку лицо. Ну чего он молчит? Как будто ответить так сложно. Хотя бы пару слов, чтобы стало понятнее. Горшок наконец поднял голову, но смотрел вперёд, а не на одноклассника. — С отцом я поцапался, ничего необычного, — тихо, с раздражением произнёс он, слегка нахмурившись. В таком случае, частично всё прояснялось. Вроде как, папа у Миши был военный, а значит очень строгий. А с учётом взбалмошного характера этого лохматого чуда, ссоры действительно не должны были быть чем-то необычным. Но от этого они не делались чем-то приятным или легко воспринимаемым. — Он ведь мужик-то очень хороший, — продолжал парень, но уже без раздражения, а скорее со злостью на самого себя. — Зря я так с ним, он не заслужил. Андрей склонил голову чуть набок, глядя на Горшка. Да уж, не злой он был человек. Просто легко вспыхивал и так же легко затухал, успокаивался и мог принять свои ошибки, осознать их. Хотя если считал себя правым, то никто не мог убедить его в обратном. Но это отнюдь не было плохой чертой. Просто ещё одна прекрасная особенность его бунтарского характера. — Да ладно тебе, нормально всё будет, — улыбнулся Князев, хлопнув Мишу по плечу. Он мог бы пуститься в долгие разглагольствования о психологии, но к чему всё это? Только тоску нагонять. — Я думаю, он знает, что ты не со зла. Горшенёв поглядел на одноклассника, мельком рассмотрел его лицо, а когда взгляд замер на его улыбке, уголки губ ответно потянулись вверх. И спустя несколько секунд Миша уже улыбался, спихивая со своего плеча руку Андрея и начиная шагать куда расслабленнее. Только вот неуместно парни радовались. Они ещё не знали, какие подлянки приготовил им предстоящий день. *** К лёгкому удивлению ребят, вначале учебного дня их никто не дёргал. Разумеется, в классе на них бросали косые взгляды и перешёптывались, но парней это не слишком сильно волновало. Андрей был до крайности рад тому, что Миша совсем не бесится. Хотя в те моменты, когда его взгляд натыкался на Диму, темноволосый рефлекторно сжимал кулаки. Приходилось отвлекать его всякими глупостями, чтобы не позволить случиться непоправимому. Говорить о проблемах совершенно не хотелось. Никто из двоих даже ни разу не заикнулся о вчерашних происшествиях, хотя и стоило всё это обсудить и решить, что делать. Иначе потом снова начнутся вопли и крики по поводу того, кто прав, кто виноват. Но всё же, даже думать о предстоящих бедах не было никакого желания. А ещё было одно небольшое происшествие, которое было совершенно противоположным, относительно других проблем. Это было приятное происшествие. Настолько приятное, хоть и короткое, что от воспоминания о нём лично у Андрея начинали дрожать ноги. Тот самый «поцелуй». Дело в том, что Миша вёл себя, как ни в чём не бывало, не подавая никаких признаков смущения, словно ничего не было. Но было же. Не мог ведь Князев это придумать? Да ну, уж на что-что, но даже на одно лишь соприкосновение губами с Мишей у парня фантазии бы однозначно не хватило. Однако, поведение темноволосого изо всех сил доказывало обратное. Какого чёрта он такой равнодушный? Хотя и сам Андрей почти всегда выглядел достаточно спокойным, когда внутри всё горело, бурлило, кипело, рушилось и взрывалось, а вымышленные люди с автоматами матерились по-французски с немецким акцентом, призывая нервную систему сдать позиции. Но ведь у Миши всегда всё было честно, и если подобное происходило у него внутри, то это отражалось и снаружи. Он был очень эмоциональным. Так куда же делась эта открытость? Или его совсем не заботит то, что он сделал? Чудно́е же он явление. Князев сидел как на иголках. Из головы вскоре совсем вылетели все эти проблемы с украденными деньгами. Наступило как раз то самое состояние, при котором снаружи он оставался довольно спокойным, а внутри происходил описываемый ранее пиздец. А самым угнетающим было то, что парень всегда считал себя достаточно здравомыслящим (в отличие от некоторых) и умеющим сосредоточиться на важных вещах, но теперь убеждённость в этом с катастрофической скоростью рассеивалась, подобно утреннему туману. И ничего с этим было невозможно поделать. В голове так и теснились мысли о вчерашнем. То есть, обо всём этом замуте с «поцелуем». Да какого ж чёрта это было? И ведь не спросишь так в открытую, иначе можно словить от Миши подачу кулаком меж глаз. Кстати говоря, Горшенёв, словно нарочно, был не просто спокоен, но ещё и постоянно загадочно ухмылялся. Не во все тридцать два (или сколько у него их целых осталось?) зуба, а едва заметно, практически невесомо. Если не вглядываться, можно было и не заметить. Но Андрей сидел пол дня совсем рядом и, по привычке, бесконечно глазел на одноклассника, испытывая вечные порывы нарисовать его даже в самые неподходящие моменты, поэтому всё замечал. В какой-то момент ему начало казаться, что эта ухмылка просто-напросто чудится ему. Ну, как говорится, дошёл до ручки. Крыша едет постепенно, медленно, незаметно, но неотвратимо. Так парни, образно говоря, дожили до пятого урока. Весь класс шарахался от них, как от прокаженных. Андрея это не слишком волновало, а вот Миша пару раз срывался, когда кто-то из учеников бросал косой взгляд на светловолосого. И из-за этого приходилось едва ли не краснеть. Никакое жалкое «не надо», разумеется, не действовало на Горшка. Те, кому не посчастливилось быть замеченными в том, что как-то нехорошо смотрели на Князева, сегодня узнали от темноволосого много нового о себе. Однако, несмотря на эти небольшие смущающие моменты, всё шло довольно гладко. Как раз до этого самого пятого урока. Пока была перемена, Миша перекрёстно уложил руки на парту и тюкнулся в них лицом, как в подушку. То ли устал, то ли просто кривлялся. — Эй, ты там как? Десятый сон смотришь? — усмехнулся Князев, постучав пальцами по взлохмаченному затылку одноклассника, а затем невесомо провёл рукой по его волосам, немного их распутав. Тяжело было удержаться от подобных действий. Горшенёв сдавленно застонал и издал весьма недовольный урчащий звук. — У меня мозги уже кипят, — приглушённо произнёс он, не поднимая головы. — Было бы чему там кипеть, — хмыкнул светловолосый, возвращаясь к своей работе с тетрадью. Он всё ещё бился над задачкой, которую не решил на уроке. — Какие нормальные люди делают две физики подряд в один день? — заныл Миша, сгибая руки в локтях и цепляясь пальцами в волосы. Затем он вдруг поднял голову и уставился на Андрея. — Погоди, что ты там сказанул? Князев, оторвав взгляд от тетради, посмотрел на одноклассника и не сумел сдержать улыбки. Из-за своих страдальческих порывов великомученика, Горшок был похож на растрёпанного домовёнка. Волосы торчали в разные стороны, как иголки у ежа. Глаза немного заспанные, но по-прежнему огромные. Воротник был весь мятый-перемятый, а верхние три пуговицы рубашки расстегнулись. Приоткрытый рот, полурастерянный вид. Ещё и щёку чернилами от ручки ухитрился заляпать. Ну прямо один в один, как чумазый Кузьма из старого мультика про домовёнка. Именно в этот момент Андрей почувствовал, что хочет снова повторения того же, что было вчера. Странно, каким образом такой глуповатый вид одноклассника пробудил в парне мысли о поцелуе? Что ж, художники все «с приветом», не так ли? А ещё, боже правый, как здо́рово его можно было нарисовать. Вышла бы этакая карикатура, но зато очень милая и побуждающая на улыбку, на приятные эмоции или даже на смех. Никто ведь не говорил, что всё творчество должно изобиловать эстетикой. Получение банальной радости от рисунков ещё не отменяли. Андрей потянулся и попытался большим пальцем оттереть чернила от Мишиной щёки. Это было меньшим из того, что ему сейчас хотелось сделать. Но даже на такое простое действие темноволосый ответил недовольным бурчанием и отпихнул руку одноклассника, после чего вернулся в своё исходное положение умирающего от жутчайших мук человека. И это он вчера ткнулся губами в губы Князева? Да уж, как-то не особо похоже. То есть, тогда его вообще ничего не смутило, а теперь, видите ли, даже дотронуться до него нельзя. Если бы Андрей не знал Мишу, то назвал бы его неженкой. А потом, после испепеляющего взгляда или пары синяков, сумел бы благополучно передумать. Пришлось вернуться к безуспешным попыткам решить задачу. Хотя что толку, если парень уже перепробовал все варианты решений, которые только приходили в голову? Нет смысла зря мучиться, если заведомо обречён на неудачу. И эта позиция подходила к любой жизненной ситуации. Со вздохом бросив ручку и надавив ладонями на глаза так, что почудились какие-то узоры, Князев попытался отвлечься. Да только вот в голове было так пусто, что и подумать не о чем, кроме тех тем, от которых уже хотелось из окна выброситься. Или нанести себе какое-нибудь увечие. А может, и не себе. Вдруг в класс заявился какой-то восьмиклассник. Кажется, он был даже знакомым. Рыжий такой, кудрявый, с веснушками. Андрей знал его, только имени не мог припомнить. Парнишка, между тем, с гордым видом прошмыгнул мимо небольшого скопления учеников, которые столпились у первой парты и явно друг у друга что-то активно сдирали, и подошёл к парте, где сидели двое «изгоев». — Привет, — поздоровался он, улыбнувшись. А голос у него был такой смешной, тоненький, несмотря на возраст. — Привет, — ответил Князев, всё пытаясь припомнить имя рыжего. Заодно и думал о том, зачем он заявился. Может, что-то случилось? — Ты чего припёрся? — поприветствовал паренька «очнувшийся» Миша, который кое-как сумел поднять голову. Церемониться он явно не собирался. Андрей под партой наступил темноволосому на ногу. Тот зашипел и непонимающе уставился на одноклассника. Неужели ему всегда нужно таким образом напоминать о существовании хоть каких-то поверхностных правил приличия? Как будто если он поздоровается, то переломится пополам. — Меня Галина Викторовна отправила, — слегка замявшись, отвечал паренёк. — Она сказала, что тебе к директору надо. Последние слова рыжий адресовал однозначно Князеву, который, в принципе, предвидел, что это сегодня неминуемо его ожидает. Только он думал, что позовут и Мишу. Хотя это даже лучше, ведь раз его не зовут, значит, наверное, считают невиновным. Что ж, это уже бесспорное достижение. — Ладно, шуруй отсюда, я сейчас, — с неуместным спокойствием, даже почти расслабленно ответил светловолосый. Он испытал просто неописуемое облегчение от мысли о том, что к Горшенёву директор и классная больше не имеют никаких претензий. Рыжий ускакал из кабинета и понёсся куда-то по коридору. Андрей глядел ему вслед, но пока что не шевелился. Ему хотелось максимально надолго задержать это ощущение спокойствия, ведь в кабинете директора его явно ждал новый конфликт. Спустя несколько секунд, парень ощутил на себе прожигающий укоризненный взгляд. Он обернулся и увидел, что Горшок пялится на него, чуть ли не сотрясаясь от злости. — Ну и чего ты смотришь, солнце? — усмехнулся Князев, чувствуя даже какую-то внутреннюю дрожь от действительно нахлынувшего расслабления. — Почему меня не позвали? — достаточно тихо произнёс Миша, однако было заметно, что он еле сдерживается от того, чтобы не сорваться на крик. Судя по всему, он занервничал. Ещё бы, так старательно покрывал одноклассника, брал вину на себя, а не прокатило. — А я почём знаю? — ляпнул Андрей, поднимаясь из-за парты и почти со смехом глядя на постепенно вскипающего Горшенёва. Было очень забавно наблюдать, как он злится из-за происходящего. Светловолосый торжествовал. Разумеется, он осознавал, что его самого ничего хорошего не ждёт. Зато с парнем всё будет в порядке. — Давай, я пошёл, пожелай мне удачи в бою. И с этими словами Князев двинулся в сторону двери, оставив одноклассника позади. Неуместно было сейчас улыбаться, ведь он вляпался в большие проблемы. Но всё же, он от души радовался тому, что теперь темноволосому не грозит никаких неприятностей. Ему, судя по всему, не поверили, хотя, честности ради, изображал возмущение он очень реалистично. Какую эмоциональную сцену он устроил, как всё казалось ярко и правдиво. А всё-таки есть мозги у директора, раз не поверил в это. Вдруг, утонув в своих триумфальных размышлениях, Андрей ощутил, как на его плечо опускается чья-то лёгкая рука, а затем хриплый голос у самого уха мурлычет: — Нет уж, без меня ты никуда не пойдёшь. Парень вздрогнул и остановился, почувствовав, как по телу пробежались мурашки, а затем обернулся и едва не дал Мише затрещину. Ну кто так делает? Со спины подкрадываться вообще ни капельки не человечно. А урчать таким голосом прямо на ухо и вовсе выходит за рамки справедливости, Князев лично считал, что это нужно запретить на законодательном уровне. — До инфаркта доведёшь, — немного невнятно пробормотал парень, а затем, с по-прежнему округлёнными глазами, отвернулся от Горшенёва и уставился куда-то вперёд, стараясь о нём не думать. Откуда-то возникла лёгкая дрожь в коленках. Андрей практически почувствовал, что темноволосый усмехнулся, доверчиво демонстрируя нехватку передних зубов. Только вот ничего смешного в этом не было, потому что парень вдруг понял, что начинает испытывать какую-то бессмысленную панику, стоит Горшку оказаться рядом или проделать какое-нибудь непривычное действие. Раньше это ощущение не было таким заметным и ярким, а теперь оно набирало обороты и с каждым разом становилось всё сильнее. Что-то явно было не так. — Ну и чего стоим? Пошли уже на смерть, — хмыкнул Миша и, толкнув одноклассника плечом, зашагал впереди. Он вёл себя в этот момент настолько спокойно, словно знал, как выкрутиться из дерьма, в которое влезли оба парня. Через пару секунд Андрей, тряхнув головой и взъерошив золотистые волосы, наконец опомнился и поспешил следом. В голове крутились совсем не вовремя пришедшие мысли о странных ощущениях, которые провоцировал только Горшенёв, и больше никто другой. Не только мучительные, но приятные вспышки вдохновения, а ещё и эта странная паника, от которой едва ли не перехватывало дыхание. — Тебя, вообще-то, никуда не звали, — произнёс Князев укоризненный тоном, когда нагнал одноклассника. Хотелось проговорить это ещё с большей претензией в голосе, но не удалось. — Я не глухой, слышал, — отмахнулся Миша, тем не менее продолжая шагать чуть впереди светловолосого. — Тогда чего ты прёшься? Тебя в кабинет не впустят, — продолжал гнуть своё Андрей, окончательно поравнявшись с парнем. Мимо сновали ученики разных возрастов, все двигались в разные стороны и с разной скоростью. Все куда-нибудь спешили и у всех были свои мелочные проблемы. А вот у двух одиннадцатиклассников неприятности превратились из мелочных в серьёзные, но, к сожалению, мозгов в нужном количестве для решения всех проблем у них не хватало даже в общей сумме. — Это кто ж меня не впустит? — с самоуверенной ухмылочкой произнёс Миша, взглянув на одноклассника пока ещё смеющимися глазами. Да, он был прав, впустить его по-любому могут, если он попросит. Потом, правда, его всё равно выпроводят. Но изначально впустят — Я, например, — немного жалко заявил Андрей, вполне понимая свою беспомощность. Миша это же просто сущий дьявол, почти не подчиняющийся чужим указаниям, просьбам и устоям. Попробуй его удержи от чего-то, если только он сам не поддастся. Темноволосый насмешливо изогнул брови. Конечно же, он должен был понимать, что Князев только в состоянии раздражения или злости сможет взять на себя доминирование над кем угодно, а в остальные моменты он в этом деле был довольно слаб. Так что действовать парень явно собирался по-своему. — Почему это ты меня не впустишь? — Потому что… — Андрей замялся. Что он должен был сказать? «Потому что не хочу, чтобы ты опять стал брать вину на себя, меня это смущает»? Только не это. — Потому что тебя не звали. И не надо тебе лезть на рожон и самому заявляться к директору. — Тогда и ты не иди, — пожал плечами Горшенёв с таким видом, будто только что озвучил решение всех проблем. Князев округлил глаза и чуть не задохнулся от возмущения, вызванного беспечным поведением одноклассника. Снова возникло устойчивое желание дать ему затрещину. Или поцеловать. Вот чёрт… — Ты отупел совсем, что ли? — чуть повысил голос парень, взмахнув руками. Такое ощущение, что он уже начинает копировать жесты Горшка. Как говорится, с кем поведёшься, от того и наберёшься. — Как я могу не пойти? — Ну вот, значит и я иду, — хмыкнул Миша, даже не взглянув на одноклассника. Вот же упёртая сволочь, прямо как горох об стенку. Ты ему говоришь, а он с каждым разом лишь больше противоречит. Андрей чуть опередил Горшенёва, повернулся к нему лицом и выставил руку вперёд, призывая остановиться. Кабинет директора находился прямо перед парнями, уж очень сильно отталкивая своей страшной табличкой с номером. Поход в это логово дракона совершенно не прельщал никого из учеников. Нужно было прямо сейчас разобраться, кто же всё-таки пойдёт рисковать головой, или они пойдут вместе, как отъявленные идиоты. — Мих, тебе нельзя идти, — твёрдо произнёс Князев, достаточно серьёзно взглянув на одноклассника. Если этот дурак заявится к директору, то не миновать очередного скандала, а ещё он влезет в неприятности, из которых, кажется, весьма удачным образом сумел выкарабкаться. — Это с какого же хуя? — кажется, Горшок заметил серьёзность во взгляде и голосе светловолосого, поэтому счёл необходимым начать упираться и возмущаться. Как будто сложно было просто взять, подумать в кой-то веке головой, а не жопой, и послушать более менее здравомыслящего человека. — Если тебя не позвали, значит не подозревают, — постепенно начал кипятиться «здравомыслящий человек», устав объяснять другу одно и то же. — А раз так, то лучше тебе даже на глаза директору не попадаться. Ты просто чудом избежал той задницы, в которую впихнули меня, а значит прижми уже свою гиперактивную пятую точку к какому-нибудь месту и не лезь, куда не просят. Всё понял? Судя по Мишиному взгляду, он едва ли уловил и половину слов из этого фонтана мудрости. Точнее, даже не попытался уловить. Просто пропустил всё мимо ушей, продолжая сверлить Андрея глазами, которые должны были заставить его передумать. И, о да, они могли бы сделать это со стопроцентной вероятностью, но парень поступил умнее и упёрся взглядом в собственные ботинки, тем самым разорвав зрительный контакт и избежав манипуляции. Провернув такой гениальный ход, Князев услышал недовольное сопение одноклассника. — А если этот старый козёл начнёт орать на тебя? — начал уже давить на жалость Горшок, так как все попытки убеждения с треском провалились. — А если тебя опять начнут обвинять? А тебя обвинят, потому что просто так тебя бы не позвали. Что ты сделаешь? Признаешь вину? Клянусь всем, что я имею, если ты признаешь вину, то я тебя выпотрошу и скормлю кровавую кашу собакам. Понял? Такое маньячное предсказание будущего не слишком вселило уверенности, зато немного повеселили. Андрей усмехнулся и поднял взгляд. — Тебя что, беспокоят неприятности, в которые я могу попасть? С чего бы? — с долей насмешки в голосе произнёс он, наблюдая за тем, как Миша потупил взгляд и неловко шаркнул носом ботинка. Быть может, они сдружились, но не настолько, чтобы брать друг за друга на себя такую достаточно весомую вину. Поэтому и возникал вопрос, с какой же стати темноволосый, чуть что, кидается защищать одноклассника? — С того, что ты придурок, — наконец ответил Горшенёв. Почему-то его голос звучал более хриплым, чем обычно. Князев хмыкнул. Пора было заканчивать с этими бессмысленными беседами и искать компромисс, иначе парень от него не откажется. И одна идея нарисовалась сразу. — Слушай, давай так, — начал Андрей, параллельно задумываясь о КПД исполнения своей мысли. — Ты остаёшься прямо здесь, а я иду в кабинет. Ты будешь слышать всё, что говорят. Если будет надо, я попрошу тебя впустить. Идёт? Миша задумчиво приоткрыл рот и уставился куда-то в пространство чуть ниже потолка. Видимо, просчитывал выгодность своей позиции. Не мог же он так сразу согласиться, иначе не был бы собой. — Ну, хорошо, — наконец произнёс он, после минуты раздумий. Голос его звучал недовольно, идея ему явно не нравилась, но самым главным было то, что он согласился. — Только обещай не лезть, если я тебя не позову, — умоляющим тоном произнёс Князев, для убедительности чуть наклонившись к Горшку и сделав несчастные глаза человека, страдающего на протяжении всей жизни. Надо же было хоть каким-нибудь образом разжалобить парня, чтобы тот послушался просьбы. Миша какое-то мгновение выглядел нерешительным. Он не любил открыто врать, поэтому, разумеется, и не мог сразу взять и пообещать что-то. — Ладно, — скрипучим от недовольства голосом произнёс он, отвернувшись от одноклассника и скрестив руки на груди. Андрей с лучезарной улыбкой похлопал его по плечу и отчаянно шагнул к двери кабинета, после чего приоткрыл маленькую шёлку и заглянул внутрь, словно кого-то выслеживая. Мало что удалось разглядеть, но было заметно, что Виктор Степанович сидит за столом и что-то записывает. Может, не отвлекать его и уйти? Ну нет, раз позвали, значит надо идти. И парень решительно шагнул внутрь кабинета, слегка кашлянув, чтобы подать знак о своём присутствии. Директор оторвал взгляд от бумаг и окинул вошедшего заведомо суровым взглядом, не предвещающим ничего хорошего. — Могу я пройти? — севшим от неприятного страха голосом спросил Князев, при этом продолжая достаточно храбро глядеть в глаза мужчине. — Заходи, — сухо ответил тот. Парень прошёл к середине кабинета и остановился перед столом Виктора Степановича, который принялся с загадочным видом раскладывать непонятные бумажки в разные стопки. Он делал это медлительно, слишком размеренно и равнодушно, словно запамятовал, что перед ним стоит ожидающий своей дальнейшей участи ученик. Так захотелось дать по морде этому уроду, чтобы бросил свои каракули и заодно вспомнил про Андрея. Аж руки зачесались, а пальцы начали попеременно сжиматься в кулак. Ладони вспотели от нервозного состояния. В голове начали появляться параноидальные мысли о том, зачем же его сюда вызвали, и вдруг пропавшие деньги тут вовсе не при чём, а случилось что-то похуже. А вдруг его уже собираются ставить на учёт? А вдруг с него сейчас потребуют возместить учителю украденную сумму? И таких вот «а вдруг» было чрезвычайно много, они кружились в голове, устраивая полнейший кавардак в мыслях и заставляя нервно дёргаться. Резко захотелось закурить, будто в этом была катастрофическая необходимость. В состоянии стресса всегда возникало такое желание. — Ты знаешь, почему я вызвал тебя сейчас, посреди учебного дня? — вдруг соизволил произнести директор, изначально даже не удостоив Князева взглядом. — Нет, — ответил тот. На самом деле, он даже самому себе не мог честно ответить, знал ли причину. Ведь действительно, разговор о деньгах должен был пойти после уроков, а на данный момент их оставалось ещё три. Значит, произошло что-то другое. От нижней части спины до самой шеи пробежалось покалывание, ужасно захотелось съёжиться. Виктор Степанович поднял на светловолосого глаза и принялся сверлить его взглядом. А глазки у мужчины были водянистого цвета, бледные, но убийственно пронзительные. Они всегда выглядели суровыми, поэтому становилось не по себе. А сейчас он что, пытался удостовериться, не врёт ли Андрей? Да к чему эти издевательства? Чистой воды насилие. Неужели нельзя сразу сказать, в чём причина такого срочного вызова в кабинет? — Твой одноклассник, кажется, Дмитрий, сказал, что ты угрожал ему избиением, если он не возьмёт твою вину на себя, — всё же выдал директор поистине шокирующую новость. Князев застыл, как громом поражённый. Угрожал избиением? Он? Этому лживому утырку? Что за глупая чепуха? Когда он вообще успел бы ему угрожать, если сегодня с ним совершенно не контачил? Только Горшенёв бросал на Стрижалова убийственные взгляды, но кроме этого ничего не было. Вдруг вспомнились вчерашние события. Ну конечно же! После того «поцелуя» Миша куда-то рванул, а затем Андрею удалось вовремя остановить надвигающуюся драку. Но ведь угроз не было. Темноволосый лишь замахнулся, словесных обещаний избиения не было и в помине. А Князев и вовсе поспособствовал тому, чтобы никакой потасовки не случилось, и чтобы Дима остался нетронутым. Конечно, сделано это была только ради Мишиного благополучия, а на деле Стрижалову стоило морду начистить. Но откуда? Откуда этот урод сочинил легенду про угрозы? Да ещё и о взятии вины Андрея на себя. Сам же виноват, а начинает вить сеть из клеветы, запутывая в ней светловолосого. Неужели эти трижды про́клятые деньги того стоят? У него что, совсем совести никакой не осталось? А как же мораль? Даже банальная нравственность, где она? Директор продолжал смотреть на Князева. Видимо, пытался проследить изменения в его поведении. Хотя парень и без того нервничал, а теперь ещё и начал злиться, из-за чего его начало трясти куда сильнее. Возникло желание выложить все свои подозрения и открытым текстом обвинить Диму, да только пришлось сдерживаться. Если всё рассказать, то это будет выглядеть скорее как подтверждение собственной вины. Всё равно не поверят, у Виктора Степановича однозначно сложилось не лучшее впечатление об Андрее, а это играло большую роль в любых разборках. — Это правда? — сурово произнёс директор, чуть выгнув брови в скептическом выражении. Наверное, уже готовился услышать мнимую «ложь». — Да, — скрипя зубами, но не задумываясь, выпалил Князев. Разумеется, говорить о том, что Миша вчера был готов отколошматить Диму, парень не собирался. Не хватало его ещё и в это втянуть. Однако, молчание не помогло. Светловолосый со страху успел забыть, что Горшок стоял за дверью и с несвойственным ему вниманием слушал разговор. Виктор Степанович только приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, как вдруг дверь распахнулась, а затем хлопнула, предательски впустив в кабинет взъерошенного темноволосого юношу, пол лица которого было перепачкано чернилами, а в глазах сверкали необъяснимые огоньки. — Нет! — выкрикнул он, затормозив рядом с Андреем и мёртвой хваткой вцепившись ему в запястье, а затем посмотрев диким взглядом на обалдевшего директора. — Он никому не угрожал. Князев нервно вздрогнул и уставился на Горшенёва с таким же очумелым видом. Он же обещал не входить, если не позовут. Хотя, чёрт возьми, как можно было поверить этому обещанию? Как будто было непонятно, что, в случае чего, парень тут же ринется заступаться за одноклассника. Это, конечно, было очень трогательно и мило с его стороны, но всё же настолько глупо, что возникал резонный вопрос о состоянии интеллекта темноволосого. — Послушай, Горшонов… — начал было Виктор Степанович. — Горшенёв, — перебил его Андрей, который даже в таком состоянии мог поправить человека, неправильно произнёсшего фамилию Миши, но зато не мог адекватно мыслить и рассуждать. — Горшенёв, — нехотя исправился мужчина, а затем продолжил: — Я уже наслушался вчера твоих бурных истерик. Нельзя ли сегодня без этого обойтись? Миша тяжело дышал. Ещё бы, таким вихрем влетел в кабинет, аж некоторые бумажки со стола попадали. Или это он от возмущения? В таком состоянии он может ляпнуть очередную глупость, опять всё усложнить, начав брать вину на себя. И, самое главное, как подать ему знак, чтобы заткнулся и даже рта не смел раскрыть? Не говорить же это прямо так, в открытую. Андрей, вытянув своё запястье из цепких пальцев Горшка, сжал его ледяную ладонь и постарался сдавить посильнее. Не хотелось причинить ему боль, ведь светловолосый всё-таки был более силён, но надо же было хоть как-то заставить его одуматься. — Но я ж не вру! — возмутился Миша, сделав просто гигантские глаза и совершенно неожиданно в ответ сжав ладонь одноклассника, словно посчитав это каким-то ласковым жестом. Князев почувствовал, что к лицу подступает жар. Не дай бог взять и покраснеть прямо сейчас. — Он правда никому не угрожал. — А кто же тогда, по-твоему, угрожал вашему однокласснику? Не станет же он врать о таком, это серьёзные вещи, — поучительным, но раздражённым тоном проговорил Виктор Степанович, надев прямоугольные очки на кончик носа, словно это придавало его виду властности и важности. Андрей умоляющим взглядом смотрел на Мишу, готовый на что угодно, лишь бы не дать ему сказать то, что явно вертелось на языке. Конечно же, он хотел признаться. И опять сделает этим только хуже, влезет в неприятности и разозлит директора. А всё ради чего? Чтобы Князева не посчитали виноватым? Какой абсурд, просто грёбаный идиотизм. — Врать он не станет, — чуть ли не шипящим от ненависти к Диме тоном произнёс Горшенёв, даже не глядя на одноклассника, не замечая его взгляда и не ощущая, как он до скрипа в костях сжимает тощую руку. — Только он оговорился. Угрожал ему я, а не Андрей. Он наоборот не дал мне ударить Стрижалова. — Врёшь! — сумел подать надорванный, дрожащий голос Князев. Его трясло от злости. Миша дважды наступал на те же грабли и словно в упор этого не замечал. Как можно быть таким тупым и упёртым? — Это я его ударить хотел, ты вообще не при чём! — Да уж конечно, я себя оклеветать пытаюсь! — саркастически рыкнул Горшок, тряхнув головой и вырвав свою ладонь из руки Андрея. От этого резко стало как-то холодно. — Не лезь в мои косяки! — Это мой косяк, и мне нести наказание! — гнул своё Князев. Опять балаган. Опять они устраивают этот театр, стараясь утянуть на себя вину. А что толку? Только и получают, что гневный взгляд директора и его злобное пыхтение. — Виктор Степанович, ну разве может этот дурачок кому-то угрожать? — не унимался Миша, обернувшись к мужчине и обращаясь уже к нему. — Вы только гляньте на него! Сама доброта, и мухи не обидит. — Скажи это парням, которые со мной на бокс ходят! — рыкнул Андрей, пихнув Горшенёва кулаком в плечо. Тот раскрыл рот, набрал в лёгкое воздуха и собрался было что-то завопить в ответ, но его оборвал директор. — А сейчас оба прекратите паясничать! — повысил голос Виктор Степанович, после чего поднялся со стула и тяжело ударил ладонями по столу. Явно не его практике ещё не было таких скандальных полудурков. Парни замерли. Миша только вцепился в рукав Андрея чуть повыше локтя и огромными глазами пялился на директора, вскинув брови и уже готовясь продолжить орать. Князев же старался выглядеть максимально спокойно, но чувствовал себя довольно напуганным. Всё-таки, злить Виктора Степановича — это штука опасная. Можно и в ещё какие-нибудь неприятности влезть, чтобы уж окончательно погрузиться в атмосферу глобального пиздеца. — Пока вас тут двое, я разбираться не могу и не стану, — уже чуть тише, но всё же довольно звонко произнёс директор. Его голос заполнял весь кабинет и даже, кажется, отражался от стен. — Уходите, вернётесь после уроков и будете заходить по очереди. Вам ясно? Ребята коротко перекинулись ошалелыми взглядами, кивнули и вышли. Едва за ними захлопнулась дверь, Андрей тут же накинулся на Мишу. Он, так же, как и вчера, сцапал его за плечи и резковато встряхнул. Об стены спиной бить не стал, это было бы в данный момент попросту бесчеловечно. — Мы же договорились, — прохрипел парень севшим от нервного напряжения голосом. В коридоре никого не было, ибо недавно начался урок, поэтому звуки казались вдвое громче, чем были на самом деле. — Мы договорились, что ты не полезешь. Ты, мать твою, обещал. — Но я же не клялся, — усмехнулся Миша, хотя и ему самому было явно не смешно. Правильно, теперь на кого-то из них повесят ещё и ярлык бессовестного ублюдка, который скидывает свою вину на «несчастного» Димку, при этом ещё и угрожая его избить. Радоваться тут совсем нечему. — Я тебя самого отмудохаю так, как Стрижалову от тебя не досталось бы, — раздражённо пригрозил Андрей. — Куда ты опять полез? Что за цирк ты устроил? — Мог бы хоть «спасибо» сказать, я твою задницу покрываю, — чуть закатил глаза Горшок, скрестив руки на груди и безразлично уставившись на одноклассника из-под полуприкрытых век. Охрененно он покрывает, просто блестяще! Покрывает так, что им обоим потом вообще не удастся выпутаться и хоть как-нибудь справиться с происходящим. Конечно, Князева действительно смущает то, что Миша делает это лишь для того, чтобы отгородить его от проблем, но дело в том, что его способ не работает. Они оба слишком упёртые, чтобы позволить одному отдуваться за обоих. — Ты не мою задницу покрываешь, а нас обоих топишь, — немного спокойнее произнёс Андрей и отпустил плечи одноклассника, опустив руки. — Когда после уроков пойдём, не смей про себя ни слова говорить. Ты не при чём, и всё. Понял? — Нет, не понял! — протестующе задёргался Горшенёв, словно заводная игрушка, которую пустили скакать по столу. — Мих, по-моему, мы это уже вчера проходили, — вздохнул Князев. Вся их проблема была в том, что они не могли нормально решать дела из-за глупости и упёртости обоих. Темноволосый не мог соглашаться и идти на компромиссы, он всегда считал себя правым, его было невозможно переубедить даже здравыми аргументами. А Андрей просто не мог сдать позиции, ведь иначе его одноклассник окажется виноватым, а парень просто не мог себе позволить этого допустить. — А помнишь, что ещё мы вчера проходили? — неожиданно понизив голос до заговорческого шёпота, поинтересовался Миша, улыбнувшись буквально одними уголками губ. Князев нервно сглотнул и почувствовал себя так, словно внутренние органы скрутились в трубочку. Возможно, он думал не о том, что мог иметь ввиду одноклассник, но всё же стало не по себе. Конечно, после разговора о привычке Горшка лезть туда, куда не просят, произошло нечто незначительное, но до сих пор туманящее разум и заставляющее колени нелепо дрожать, как бывало в детстве на приёме у врача. Миша потянулся и двумя пальцами ловко захватил воротник рубашки светловолосого, после чего чуть нагнулся и притянул его ближе. Он обжигал губы Андрея своим дыханием, наклонял голову то в одну сторону, то в другую, позволяя волосам падать на лицо. Большие глаза были прикрыты, а длинные ресницы дрожали. Князев ощутил, как его сердце сделало поочерёдно сальто-мортале, прыжок с переворотом, а затем поклонилось зрителям и эгоистично съебалось в пятки. Ноги начали подгибаться. Они даже не соприкоснулись губами, это было всего лишь дыхание, но, чёрт возьми, какое оно было горячее, просто обжигающее, как языки Адского пламени. Это казалось даже куда более близким и интимным, чем поцелуй. Хотя, быть может, у Андрея было на этот счёт лишь глупые детские соображения, но всё же. Пришлось зажмуриться, а рот приоткрылся от неясного удовольствия. Вдруг Миша засмеялся. Князев тут же распахнул глаза и на долю секунды сумел рассмотреть его неповторимую улыбку вблизи, а затем парень отстранился, продолжая посмеиваться. Что это было? Почему он веселится? Это было издевательство, дурацкая шутка? — Видел бы ты себя, — прекратив посмеиваться, но всё ещё улыбаясь, произнёс Горшенёв. Андрей почувствовал, что ему некомфортно, неприятно и холодно без этого дыхания вблизи. Захотелось заныть и потянуть одноклассника обратно, но так делать было нельзя, это было бы просто до жути глупо. Ведь Миша просто подтрунил над ним, проделал это не всерьёз. Сволочь. Как можно так издеваться над чужими чувствами? Правда, знать бы ещё, что это за чувства такие. — А чего зажмурился? Представил на моём месте свою Ленку, да? — хохотнул Миша, но Князеву показалось, что в его глазах мелькнула обида. Хотя, наверное, это была лишь игра света. — Какой ужас, тебя так колотит, как будто сейчас в обморок свалишься. Тебе сколько лет, семнадцать или семь? Светловолосый почувствовал, что краснеет. И теперь этот процесс уже никак нельзя было остановить. Ему почему-то стало стыдно, хотя и не должно бы. Нет, ну правда, зачем Горшок так над ним издевается? Может, для него это просто шуточка, а Андрею от этого было действительно нехорошо. Наверное, он правда ведёт себя как семилетний. — Ладно, ты не обижайся, — лучезарно улыбнулся Миша. — Я думал, тебе смешно станет. Не люблю, когда ты хмурый. Князев от последней прозвучавшей фразы мог бы покраснеть, да только сильнее было уже некуда. На урок пришлось возвращаться с пунцовыми щеками, а рядом топтался ещё более глупо раскрасневшийся Горшок. Забавная вышла парочка, ничего не скажешь.