Муза для художника.

Ещё один день прошёл как в тумане. Утро, подъём, промозглая погода, дрожащие руки. Школа, уроки, ссоры с одноклассниками, злость, желание набить морду каждому встречному, отсидки у директора. Конец занятий, путь домой, встреча с родителями, ругань, хлопанье дверьми, ночной побег из дома. Мороз, звёзды на почерневшем небе, оледеневшие пальцы, едва шевелящиеся ноги, в глазах темнеет. Возвращение домой под утро. И всё сначала. По заезженной схеме, словно один и тот же день повторяется несколько раз. Откровенно говоря, Миша до сумасшествия устал. Он чувствовал себя измотанным и целыми днями витал в мечтах о подушке, однако снова возвращался и не спал. Его и Андрея затаскали к директору. Разумеется, Горшенёв понимал, что сам на это подписался, сам влез. И стоило бы пожалеть об этом, но не хотелось. Ему было не жаль, потому что, хоть он и поступал глупо и абсурдно, зато не давал целиком и полностью позволить директору и классной терроризировать Князева. А это стоило того, стоило убитого состояния и ухудшения своей репутации. Потому что этого светловолосого идиота иначе нельзя убедить в том, что поступает он чрезвычайно глупо. Родители ругались. Не между собой, а с Мишей. Конечно же, они узнавали о школьных происшествиях и о выходках своего сына. Да и сложно было тут сдержаться, потому что парень мучал их своим необъяснимым характером и странными поступками с самого рождения, нервы должны были когда-то сдать. Справедливости ради, стоит сказать, что они никогда не заходили за черту дозволенного, а вот на Горшка иногда могла напасть ужасная вспыльчивость. Поэтому не самые страшные ссоры периодически превращались в скандалы. Парень был агрессивным не из-за реальной злости, а просто из-за обыкновенного недосыпа и переутомления. В школе было тяжело. Оказываясь в кабинете директора, сразу хотелось сбежать из него. Желательно, через окно. Но разборки были ещё не самым страшным явлением. Во-первых, в классе ученики всё чаще косились с осуждением и иногда даже с презрением во взгляде. В основном такие взгляды доставались Андрею, на что Горшенёв страшно злился. Он считал, что этим мнительным уродам вообще никто права не давал даже просто посмотреть на светловолосого, не то что корчить разумные разочарованные рожи. Лучше бы держали свои гримасы при себе и не злили. Кстати говоря, после нескольких дней Мишиных психозов и угроз, в основном связанных с потерей конечностей, одноклассники практически перестали даже бросать короткие взгляды на Князева. А вот дела с Димкой обстояли очень сложно. Он, вроде, и не глазел ни на Горшка, ни на его объект «влечения», но всё равно раздражал больше, чем кто угодно. Стоило нечаянно его заметить, как Миша ощущал, что в сознании происходит какое-то замыкание. Сразу хотелось подскочить и врезать ему раз этак десять, чтобы прочистить мозги. После того, как он сочинил легенду про несуществующие угрозы, темноволосому резко захотелось воплотить их в жизнь. Стрижалов был спокоен и вёл себя будто бы вообще не при делах. Пока что он не выкидывал новых выходок. Наверное, ждал, пока парни утомятся от бесконечных походов к директору и разбирательств. Что ж, они как раз были к этому близки. Во всяком случае, Миша точно был на грани. Ещё одной проблемой была Ленка. Она периодически утягивала Андрея из класса, кокетливо похлопывая ресницами. Хорошая, добрая девушка, но, мать её, как же она бесила Горшка. Конечно, это был просто верх эгоизма, но всё же по-прежнему не хотелось позволять Князеву отходить хоть на шаг. Темноволосый был собственником, причём до смешного ревнивым собственником. И его однокласснику не посчастливилось попасть под твёрдый и уверенный статус «моё». Он был рядом, и всё было хорошо, было приятно и уютно. А ещё было немного жарко. Как объяснить это состояние, Миша не знал, да и не собирался забивать голову подобной чепухой. Иногда получалось так, что от одного голоса Андрея парня пробирала приятная дрожь, которая пробегала от стоп по всему телу, аж до самой макушки. Дело доходило до абсурда. Самое главное, что сдерживать своё влечение было тяжело. Тот момент в раздевалке, когда Горшенёв ткнулся губами в губы одноклассника, был незапланированным. Сначала парень оправдывал себя тем, что хотел отвлечь Князева, а самому пойти и начистить рожу Димке. И какое-то время он даже верил в это оправдание, но недолго. Пришлось не просто взять и принять как факт, что он это сделал, но ещё и осознать, что сделать это хочется ещё раз. Нет, не раз. Хочется это делать почти постоянно, чуть ли не ежечасно. И недавняя выходка Миши после того, как их выгнали из кабинета директора, тоже была не совсем запланирована. С одной стороны, он хотел подразнить Андрея. Зачем? Да потому что видел, как этот светловолосый дурень пялится на его губы. Видимо, Князев считал, что делает это совершенно незримо, поэтому Горшок иногда не мог сдержать ухмылки, усиленно делая вид, что ничего не замечает. Глупо было отрицать это взаимопритяжение. Конечно, парень относился к этому поначалу даже с гневом и полнейшим отрицанием, но постепенно изменил своё мнение. Какой мог быть смысл врать самому себе? Если многих людей это каким-то неведомым образом успокаивало и утешало, то на темноволосого подобное не действовало. Он не привык себе врать. Хотя было даже странно, что он так легко всё принял. Он, который иногда даже шарахался от дружеских объятий с Сашкой. Он, который иногда мог влепить пощёчину какому-нибудь парню, если тот просто прикасался к нему. Даже Андрей всё ещё явно не понимал и не принимал свои «чувства», и либо делал это принципиально, либо просто был дурачком, помешавшимся на творчестве. А ведь этот парень, образно говоря, куда более мягкий человек, чем Горшенёв. Теперь же, вместе с ощущением дикой усталости и желанием впасть в спячку на пару месяцев, Мишу постоянно нервно дёргало от каких-либо действий Князева, даже просто от его голоса. По телу каждый раз пробегала дрожь, приходилось ёрзать на месте или, если была возможность, вскакивать и топтаться, чтобы отвлечься. Было в этом лишь одно преимущество: внешне парень продолжал выглядеть таким же гиперактивным, как обычно, поэтому светловолосый не замечал его убитого состояния. И вот, в очередной учебный день, который снова обещал быть жутким и наискучнейшим, Горшенёв, который после ночной прогулки так и не смог заснуть, был готов к выходу раньше обычного. Проще говоря, он был готов вовремя. Разумеется, в это время Андрей ещё не явился за ним. Да и не хотел он, наверное, больше приходить после того, как увидел эмоциональное окончание Мишиной ссоры с отцом. Оно и к лучшему. Лучше уж самому за ним добежать, а то опять жалеть начнёт. Незаметно для родителей выскользнув из дома, парень спустился с крыльца, добрался до калитки и, закрыв её следом за собой, вышел на дорогу. Было почти не солнечно, зато на удивление сухо. А ещё очень холодно. Ветер был почти морозным и кусачим. Горшок спрятал ладони в карманы куртки, нахохлился, как лохматая птица, и зашагал быстрее, упёршись взглядом под ноги. Лицо быстро окоченело, возникло ощущение, будто на него наложили гипсовую маску, и она уже успела застыть. Через пару минут нос и щёки начали гореть от ветра, который наотмашь отвешивал пощёчины своими резкими порывами. Миша поёжился и прибавил шагу. Ещё минут пять придётся терпеть это мучение, пока наконец не удастся добраться до дома Князева. Такими темпами он даже слова сказать не сумеет, настолько сильно всё заледенело. Аж зубы стучать начали. Раньше парень всегда считал, что такое возможно только как образное выражение в книгах, но теперь убедился на собственном опыте, что и в жизни подобное бывает. Под ноги пялиться было не интересно. Лужи высохли, теперь приходилось лицезреть грязный, неровный и побитый асфальт. Знаменитые русские дороги не изобиловали разнообразием, разве что причудливостью трещин и ям. Только Горшенёв настолько хорошо успел запомнить все эти неровности, что мог пройти тут пьяным, с закрытыми глазами, и даже не споткнуться. Ну, разве что пару раз. Когда Мише показалось, что он вот-вот потрескается от холода на кусочки, как фарфоровая чашка, впереди замаячила знакомая двухэтажка. Наконец можно будет войти в подъезд и вломиться в дом к однокласснику. Так хотелось в тепло, хотелось увидеть Андрея. Солнце давно не показывалось из-за туч, а этот парень великолепно его заменял. Во всяком случае, для Горшка это было именно так. Конечно, они виделись каждый день, иногда кроме выходных, но это не мешало темноволосому успеть соскучиться за ночь. С учётом того, что Шура всё ещё болел, а Поручик и вовсе не собирался выздоравливать, только Князев доставлял неимоверную радость. Он всегда был немного другим, нежели друзья Миши, поэтому от одного его вида парня накрывали неведомые доселе эмоции. Кое-как ухватившись окоченевшими пальцами за ручку двери замызганного подъезда, Горшенёв открыл её и заскочил внутрь, после чего, аж припрыгивая от холода, добрался до двери в дом Андрея. Хорошо, что он живёт на первом этаже и не приходится чалить вверх по лестнице. Парень постучал в дверь и принялся топтаться на месте, периодически замирая, чтобы подышать на руки, хотя это совсем не помогало их согреть. После пары минут таких ритуальных плясок, темноволосый постучал ещё раз. Ответа вновь не последовало. Тогда он внаглую потянул за дверную ручку. Заперто. Неужели дома никого? Вздохнув, Миша затарабанил ладонями по двери. Это было просто каким-то издевательством. Мало того, что настроение ни к чёрту, так ещё и зверски холодно, а Андрея никак не дозовёшься. Не может же он спать? Да даже если и так, от такого грохота он явно пробудился бы за считанные секунды. — Впусти бедного путника, Княже! — своим привычным зазыванием попытался расшевелить друга Горшок. Язык еле ворочался, так как челюсть почти не шевелилась от холода, и поэтому голос звучал будто полупьяным. Забавно, что подумает об этом светловолосый. А за дверью по-прежнему было ни звука. Парень продолжал тарабанить, одновременно перетаптываясь с ноги на ногу. По телу пробежались мурашки от холода. Когда Андрей наконец откроет, Миша первым делом даст ему по щам. Как можно заставлять ждать человека, особенно если такой дубак на улице и в подъезде? Однако свои коварные планы мести так и не удалось воплотить в жизнь. Из соседней квартирки выглянула недовольная старушка. Она, кажется, была не в восторге от шума, который поднял Горшенёв. — Ты к кому, юноша? — с осуждением произнесла она. Парень едва не подскочил на месте от её скрипучего голоса. Обернувшись, он нелепо ткнул пальцем в сторону двери, которую секунду назад осыпал безжалостными ударами. — К другу, — кое-как проговорил он. Голос по-прежнему казался полупьяным, поэтому старушка с подозрением сощурилась. Миша был сейчас не в том настроении, чтобы пререкаться или ругаться со всякими бабками, поэтому даже рта лишний раз не раскрывал. Ему бы побыстрее достучаться до Князева, да пойти с ним в школу. Хотя последнее было далеко не в приоритете желаний. — К Андрюшке, что ли? — спросила бабушка и, не дождавшись ответа, продолжила: — Так он в школу ушёл уже. И нечего было поднимать такой шум. Люди же спят. — Но никто ж не проснулся, — отмахнулся Горшок и тут же, не слушая дальнейших укоров старушки, перескочил через три ступеньки и выскочил из подъезда. Значит, Андрей ушёл. Парень поверил этой соседке, потому что она явно была из тех пожилых особ, которые просыпаются рано утром, а затем сутками глазеют в окно или выглядывают в подъезд, контролируя жизнь соседей и простых прохожих, так как им больше нечем заняться. Соответственно, она не соврала. Но почему? Какого же хрена Андрей ушёл в школу и даже не дождался Миши, не попытался пойти ему навстречу? Они же, вроде как, договаривались ходить вместе. Конечно, парень имел полное право из нежелания с утра видеть Горшенёва взять и свалить без него. Но самого темноволосого это совершенно не радовало. Всё-таки, за последнюю неделю он привык вместе с Князевым добираться до школы. Это не позволяло ему взять и отрубиться на полдороги, а ещё, конечно же, куда приятнее было идти с кем-то и общаться, чем в одиночестве на протяжении всего пути гадать, какие ещё проблемы обрушатся на голову по прибытию С остервенением зарывшись по самый нос в воротник куртки и нахохлившись, Миша зашагал в направлении школы. Теперь уже утро однозначно не задалось. А если так, то и день не обещал пестрить приятными событиями. Хотелось быть оптимистом, как и обычно, но для этого не хватало пары баночек пива и Андрея, идущего рядом. *** Завалившись в класс с раскрасневшимся от холода лицом, Горшенёв первым делом уставился на уже привычную парту. Андрей был тут, он сидел, слегка опустив разлохмаченную голову, и проявил ноль реакции на появление одноклассника. Даже не обернулся и не пошевелился. Мишу это, если говорить честно, немного задело. Когда они приходили по-отдельности, светловолосый всегда приветствовал его своей крышесносной улыбкой, от которой подгибались ноги. А теперь даже не обратил внимания на то, что он зашёл. Не позволяя себе полностью пасть духом, однако уверенно приближаясь к этому состоянию, парень подошёл к парте и сел рядом, нарочно даже не взглянув на одноклассника. Он полез за учебником и специально долго рылся в портфеле, чтобы дождаться, пока Князев его поприветствует, может коснётся плеча или хоть что-нибудь скажет. Но тот по-прежнему даже не подавал признаков своего существования. Ради приличия Горшок ещё минуту корчил из себя гордое создание, а затем не выдержал и обернулся, посмотрев на соседа по парте своим самым укоризненным взглядом. Однако он тут же сменился удивлением, потому что оказалось, что Андрей просто-напросто крепко спит, склонив голову вперёд и откинувшись на спинку стула. Кажется, его даже не беспокоил гул от бесконечных разговоров учеников в кабинете. Рассмотрев друга, Миша резко устыдился. Какой же он всё-таки мелочный и обидчивый в некоторых случаях. Ведь Андрея ещё больше, чем его, замотало за последние дни. Хоть он и не особо ругался с родителями, зато явно плохо спал по ночам и сильно уставал. Помимо большого количества уроков, разборок и бесконечных отсидок у директора, ему приходилось терпеть и темноволосого, который не давал ему спокойно признать свою ложную вину и покончить с этим делом. Это далеко не лучший выход, зато так проще. А Горшок мешал ему в этом. Он и сам знал, что является невыносимым упрямцем, но редко задумывался, что своим поведением доставлял людям неприятности и утомлял их. Обычно ему было плевать. Но с Андреем такие штучки не проходили. Уж очень парень к нему привязался, поэтому, помимо жара и дрожи, чувствовал ещё и странную ответственность за него. В душе мечтая отвесить самому себе подзатыльник, Горшенёв сложил руки на парте и опустил на них голову, сбоку уставившись на лицо Князева. Во сне все выглядят совершенно иначе, чем в состоянии бдения. Например, светловолосый казался грустным, хотя в жизни был бесконечно сияющим комком позитива. Сейчас его веки были прикрыты, а брови чуть сошлись к переносице в форме домика. Ресницы подрагивали. Губы были сжаты, а уголки рта находились в том положении, когда неясно, то ли человек собирается засмеяться, то ли вот-вот заплачет. Светлые волосы недлинными прядями падали на лоб, бросая на него вытянутые тени. Под глазами были заметны лёгкие синяки. Да уж, сна ему действительно не хватало. Наверное, сутками в кровать не укладывается. Миша неуверенно прикусил нижнюю губу, после чего поднял голову и огляделся, дабы убедиться, что на них никто не смотрит. Все были заняты своими делами, о чём-то оживлённо болтая. Затем парень чуть скатился вниз на стуле и осторожно, чтобы не разбудить Андрея, положил ему на плечо голову, теперь уже принявшись разглядывать его лицо с этого ракурса. Для этого пришлось немного скосить глаза кверху и в сторону. Князев лишь сонно поёжился, но не открыл глаз, а уголки его губ невесомо дрогнули вверх. Теперь уже выражение его лица скорее обещало лёгкую, печальную улыбку, чем слёзы. Мише показалось, что по телу разливается тепло. Пока что не жар, а именно тепло. Можно даже сказать, то была нежность. И пусть в этом он всё же не стал бы себе признаваться, но в некоторые моменты Андрей вызывал в нём небывалую эйфорию, просто необходимое сейчас чувство полной непринуждённости и немного глупого счастья. Горшенёв прикрыл глаза. До начала урока они оба дремали в таком положении. Когда же звонок вырвал парней из сна, Андрей выглядел ошарашенным. Он будто удивился, что его сосед по парте вообще явился в школу. Пока все разбегались на свои места, чтобы дождаться учителя, парень хлопал светлыми ресницами и глазел на Мишу всё ещё немного сонными, косыми глазами. Выглядело это забавно и даже очаровательно. Но Горшок был бы не Горшком, если бы признался себе в этом. Да, он никогда себе не врал. Но «не признаться» не совсем значит «солгать», верно? — Ну чего ты пялишься? Доброе утро, — довольно обыденным тоном ляпнул парень, уложив руки на парту и опустив на них голову так, чтобы сбоку глядеть на одноклассника. Андрей казался чем-то немного расстроенным. Он потёр кулаком глаза, чтобы чуточку их «разбудить» и придать им более осмысленный вид, а затем вздохнул. — Я же знаю, что ты хочешь спросить, — произнёс он. — И что же? — тут же выдал Миша, совершенно не заинтересованный в том, чтобы самому задавать вопросы. Если светловолосый захочет, он сам всё скажет. Может, ему вообще Горшенёв осточертел, поэтому и с утра без него ушёл, делая тем самым мягкий намёк. Если это было так, то по своей воле узнавать об этом не очень-то хотелось. Князев подпёр кулаком щёку и смотрел на развалившегося на парте одноклассника, который лежал головой на своих длинных тощих руках. В его голове, кажется, происходил активный мыслительный процесс. Голубые глаза приобрели немного странное выражение. То ли просто усталость, то ли нечто иное. — Я просто не захотел, ясно? — наконец ответил он на так и не озвученный вопрос. — Я не спал всю ночь, а потом не знал, куда себя деть. Хотелось свалить из дома, но на улице дубак. Вот и решил пораньше в школу пойти. А ты таким уставшим был в последние дни, поэтому я не стал за тобой заходить. Не хотелось будить. Горшок хотел потупить взгляд, но всё равно продолжал во все глаза смотреть на одноклассника. То есть, он там понавыдумывал себе феерически пессимистичных теорий о том, почему Андрей к нему не зашёл, а тот просто будить его не хотел? Какое же он, блядь, солнышко, просто само очарование. Это всё, конечно, очень мило, но Мишу такой расклад не устраивал. Да лучше б парень разбудил его и перекантовался у него дома. Конечно, поначалу темноволосый бы ворчал из-за того, что его покой посмели потревожить, но ведь всё равно был бы рад такому раннему приходу друга. А вообще, он же и сам спать так и не ложился. — Мог и ко мне прийти, — с лёгким недовольством в голосе произнёс Горшок. Он понимал, что укорять друга было бы просто бесчеловечно, всё-таки, он думал о сохранности его сна. Да только смысла от этого никакого. — Я же говорю, я подумал, что лучше тебя не беспокоить, — повторился Князев таким тоном, словно пытался доходчиво что-то объяснить маленькому ребёнку. Темноволосому такой подход не понравился, он слегка скривился, но говорить ничего не стал. В классе появился учитель, разговоры стихли. Андрей первую половину урока, судя по всему, отходил ото сна, поэтому был непривычно тихим. Миша, с неприсущей ему терпеливостью, ожидал, пока одноклассник наконец придёт в себя. Он еле сдерживался, чтобы не дёргать и не тормошить соседа по парте. Пришлось отвлечься и осмотреть учеников. Ничего нового, к сожалению, в них не было. Все сидели на своих местах, кто-то действительно был занят уроком (хотя таких было крайне мало), кто-то рисовал всякую всячину на черновиках, а кто-то был занят увлекательными интеллектуальными беседами. Подслушивать чужие разговоры Миша не любил, ему и на своих-то было сложно сосредоточиться, поэтому он переключился на вычисление отсутствующих. К его великому огорчению, таковых не оказалось. Парень хотел было вернуться к созерцаниям сонного Андрея, но вдруг его взгляд зацепился за свободную парту. Кого-то нет, но рюкзак на месте. Парень принялся вспоминать, кто обычно сидит на том месте. Первый ряд, четвёртая парта. Чёрный портфель с красной полосой по линии молнии. Кого не хватает в классе? Кто отсутствует? Кажется, все знакомые на месте. Но почему-то, осматривая их, Горшенёв ни разу не испытал бурлящей злости. Значит, нет человека, который вызывает в нём это чувство. Димка Стрижалов. Его нет в кабинете уже пол урока точно, но рюкзак на месте. Ушёл куда-то? Уж явно не прогуливает. Соответственно, у него есть причина. Стало плохо и отпрашивается? Тоже вряд ли. Вчера Миша видел его, и парень выглядел абсолютно здоровым. Настолько здоровым, что ужасно хотелось это исправить. Прямо руки чесались, благо рядом был Андрей, который всеми силами старался усмирить пылкий характер друга. У Горшка где-то внутри неприятно зашевелилось дурное предчувствие. Не просто же так Стрижалова нет в классе. И может это паранойя, но вряд ли у него есть безобидная причина для пропуска урока. По-любому что-то случилось или случится. Он четыре дня сидел тише воды, ниже травы, а значит теперь явно выкинет очередной «фокус». — Мих, ты чего? Парень тряхнул головой и буквально кубарем выкатился из своих мыслей, после чего взглянул на наконец-то окончательно проснувшегося Андрея. — Да так, задумался, — уклончиво ответил темноволосый. Наверное, его мыслительный процесс буквально отражался на лице, раз одноклассник обратил на это внимание. И почему-то, как только Князев пришёл в себя, у Миши резко пропало желание тормошить его и о чём-то трындеть. Настроение окончательно опустилось ниже планки, а всё из-за нехорошего предчувствия. Оно щекотало где-то в районе желудка, вызывая неприятные ощущения и сильно раздражая. — О чём? — не отставал Андрей. Чего он прицепился? Обычно, если Горшенёв говорил, что задумался, то парень к нему не лез с вопросами. Наверное, понимал, что сформулировать вслух то, что творится в голове, для Мишки довольно сложно. Как говорится: «мысля прёт, а слов не хватает». Да и вообще, это достаточно личный вопрос. Мало ли, о чём он там думает. Пару раз уже приходилось покрываться неравномерными красными пятнами от смущения, когда в голове теснились не самые робкие мысли о светловолосом. — Этого ушлёпка нету, — всё же ответил Горшок, кивнув головой в сторону Димкиной парты. — А рюкзак, смотри, здесь. Князев обернулся, удостоверился в том, что его соседа по парте не глючит, а затем вновь посмотрел на него, чуть изогнув светлые брови. — Ну и? Всё ему нужно объяснять. Как будто своими мозгами допереть сложно. С другой стороны, упрекать его было несправедливо, Миша и сам спросонья первые час-два находится в состоянии взбитого овощного рагу. Он прекрасно это понимал, поэтому пару секунд помолчал, дабы унять неуместное раздражение, хотя дурное предчувствие по-прежнему щекотало нервы. — Не просто так он упёрся. Я уверен, нам сегодня устроят полную жопу, — весьма доходчиво объяснил парень, желавший использовать ещё более красочные выражения, но сумевший удержаться от такого соблазна. Андрей задумчиво покосился на пустую парту. Да уж, совсем не хотелось портить ему настроение, но всё же стоило поделиться своими опасениями. Как-никак, потом им обоим придётся продолжать выпутываться. Но почему-то Князев непринуждённо улыбнулся и снова обратил свой взгляд на одноклассника. Он что, не уловил связи между его словами? Почему он такой спокойный? Миша непонимающе нахмурился. На короткий миг его отвлекла прядь золотистых волос, соскользнувшая на красивый лоб Андрея и чуть отбросившая тень в направлении небесных глаз. Захотелось невесомым движением поддеть эту прядь, буквально кончиком пальца, и вернуть её на прежнее место. А затем очертить этим же пальцем скулы, соскользнуть к подбородку, подвести к светлым губам, коснуться их… Парень что есть сил зажмурился и тут же распахнул глаза, отгоняя дурацкие мысли. Наверное, со стороны это выглядело очень глупо. Ну сколько можно, почему он вечно думает не о том? Да, он понял и принял свои странные и неуместные желания, но всё никак не мог к ним привыкнуть. — Чего ты паникуешь раньше времени? — усмехнулся Князев. Горшок не сразу сообразил, к чему была произнесена эта фраза, и только через несколько секунд вспомнил о теме их разговора. Сначала он открыл рот, собираясь что-то сказать, но закрыл его обратно и чуть склонил голову на бок. Что за глупые вопросы? В их положении вполне нормально «паниковать раньше времени». Надо же, всё-таки, быть готовыми к полнейшей заднице. Хотя парень и предпочитал решать свои проблемы по мере их поступления и не задумываться наперёд, но теперь любые проблемы даже больше касались Андрея, чем его, а значит стоило быть ответственнее. — У меня прямо чуйка, что он опять что-то выкинет, — попытался разъяснить Миша, но проблема в том, что звучало это глупо и неоправданно. Как можно было словами передать это щекочущее ощущение в животе? К некоторому раздражению парня, светловолосый чуть ли не засмеялся. Он хмыкнул, плохо спрятав улыбку в кулак, а затем в своей привычной манере совершил очередной ласковый жест, осторожно запустив пальцы в мягкие длинные волосы на затылке одноклассника и слегка их погладив. Горшок нервно отдёрнулся, хотя на самом деле ему ужасно хотелось наоборот прижаться к этой руке, лишь бы площадь соприкосновения была больше. По позвоночнику пробежалось покалывание, пришлось немного поёрзать, чтобы унять это нелепое ощущение. — Нормально всё будет, не парься, — произнёс Андрей таким голосом, которому трудно было не поверить, а затем с усмешкой убрал руку. Горшенёв почувствовал некоторое огорчение. Не только из-за руки, разумеется. Он всегда доверял своему предчувствию и интуиции, полагался на них даже больше, чем на конкретные знания, а они, взамен, почти никогда его не подводили. Поэтому ему не очень понравилось, что Князев отнёсся к этому с насмешкой. Однако, ничего говорить на этот счёт парень не стал, так как полностью отвлёкся на своего охренительного соседа по парте. *** Очень зря. Очень, чёрт возьми, зря Андрей не послушал Мишу. В ином случае они бы могли хоть немного подготовить самих себя к произошедшему, но теперь всё, поздняк метаться. И светловолосый, который первые два урока находился в достаточно хорошем настроении и позитивном расположении духа, теперь в состоянии полнейшего шока ушёл в кабинет директора. На первом уроке Димка вернулся буквально за минуту до конца, и Горшенёв, не забыв смерить его испепеляющим взглядом, заметил, что этот урод выглядит странно. Какая-то непонятная улыбочка играла на бледноватом лице. Радовался? Это ужасно. Миша уже тогда во второй раз начал доставать Андрея со своими предчувствиями, но тот вновь отмахнулся. Оставалось лишь удивляться, куда делись его настороженность и здравомыслие. И не зря темноволосый мучился от щекочущего ощущения в животе. Через урок на перемене Князева погнали в кабинет директора, ничего не объяснив. Горшок, разумеется, пошёл следом за ним. По пути парни едва ли не подрались, нехило поцапавшись из-за того, что Миша отказывался отпускать одноклассника одного. Дошло до криков и пары неслабых толчков, они ругались минут десять. Лишь за минуту до звонка на урок удалось прийти к консенсусу. Миша решил, что прогуляет этот урок в «предбаннике» мужского туалета. Не лучшее место, зато хоть покурить можно будет. А Князев, как только его отпустят, придёт туда и расскажет, что да как. Было тяжело прийти к этому решению, ведь темноволосый ни в какую не хотел соглашаться. И даже теперь, наматывая круги по побитому кафелю и отстукивая по нему маршевый ритм тяжёлыми ботинками, Горшенёв был против этой затеи. Знать бы, что там случилось, зачем Андрея позвали к директору. Разрулить ситуацию не удалось бы в любом случае, но хоть что-то парень сумел бы сделать, может даже помог бы. Но нет, резко вернулось к Князеву здравомыслие и рассудительность. Решил, что лучше Мише со своими, как он выразился, «бурлящими гормонами» не лезть не в своё дело. Засранец веснушчатый. Надо было ему ещё и леща отвесить. Нервными движениями Горшок выудил из кармана пачку сигарет, взял одну штуку и кое-как отыскал спички. Зажечь удалось только со второго раза, так как рука вечно дёргалась не под нужным углом. Когда наконец сигарета задымилась, Миша затянулся и даже немного подавился дымом. В туалете и без того до удушья воняло парами никотина, а форточка, как назло, не открывалась. Интересно, это для того, чтоб никто не выпрыгнул? Предусмотрительно, ничего не скажешь. Голова уже начала кружиться. Парень поменял направление и теперь ходил не кругами, а выписывал шагами восьмёрочку. Прошло уже минут двадцать пять, это как минимум, но Князева по-прежнему не было. В принципе, это не так уж долго, но нервы уже были на пределе. Щекочущее ощущение в животе теперь сменилось таким натяжением, что хотелось перегнуться пополам и возможно даже сблевать. Можно было подумать, что зря Миша нервничал и вообще делал из мухи слона, но нет, это бред, потому что чёрт знает, что ещё предъявят Андрею, что ещё сочинил этот ушлёпок Стрижалов. В скором времени темноволосый явно набьёт ему морду. Довольно шумно выдыхая дым, Горшенёв тормозил и практически припрыгивал на месте, постукивая ногами и заламывая руки. Взгляд было некуда деть, он метался от побелённых стен, на которых были нацарапаны по сто раз пересчитанные хамские надписи, к запотевшему окну или замызганным толчкам. В теле появился переизбыток энергии, которую было некуда деть. Даже ходьба кругами, нервные движения руками и чёртова сигарета не позволяли расслабиться. Парень уже начинал ненавидеть своё предчувствие. С одной стороны, хреново, будучи в состоянии покоя, неожиданно узнавать плохую новость. Но с другой, вдвойне хреново было чувствовать, что что-то плохое вот-вот произойдёт и мучиться в бесконечном ожидании. Вот поэтому и с проблемами он любил справляться по мере их поступления. Так было куда проще, чем постоянно заморачиваться. Итак, что же могло случиться? Снова и снова приходилось возвращаться к этой мысли, потому что голову было всё равно нечем занять. Если Стрижалов выглядел как-то странно по пришествии в класс, а на его губах играла улыбочка, то явно он выкинул очередную дикую историю, в которой опять придумал, в чём обвинить Андрея. Предыдущая разборка с угрозами закончилась, что Мишу под конец выгнали из кабинета директора, решив, что он ведёт себя недостаточно адекватно. Зато Князев, фактически, доказал свою вину спокойным признанием в том, чего он не делал. Сказочный идиот! И кто его просил говорить, что виноват? А что же теперь? Что-то похуже? Какое-то другое надуманное обвинение? Но однозначно ничего хорошего, прямо вот по-любому. Господи боже, во что они влезли, это ведь только школьные разборки, а что может случиться потом? Даже думать страшно, а ведь за полных десять лет учёбы Миша в какое только дерьмо не впутывался. Как жаль, что рядом не было часов. Темноволосый отменял время шагами и частыми затяжками, он успел выкурить шесть сигарет подряд, во рту уже жутко пересохло, а к горлу подступали спазмы. Парень начал периодически кашлять, но останавливаться не собирался. В своих мучительных догадках он провёл ещё минут двадцать, как минимум, и уже закурил седьмую сигарету, когда старая скрипучая дверь наконец открылась, хлопнула, и показался золотистый лохматый затылок. Андрей вошёл медленно, чуть попятившись. Выглядел он вялым и немного поникшим. Миша сделал к нему пару резких шагов и выжидающе уставился, нетерпеливо выгнув брови. Он уже поклялся себе, что, если одноклассник промолчит ещё хоть несколько секунд, то получит по первому же попавшемуся под руку месту. — Это пиздец, — наконец произнёс Князев, выдохнув и тяжело потерев переносицу ребром ладони. Он редко прямо с ходу начинал материться, в отличие от Горшка, а значит, что на этот раз действительно случилось что-то дерьмовое. И с учётом того, что пока что он больше не сказал ни слова, ему было тошно что-либо сообщать. — Что? — прохрипел Миша чуть севшим от выкуренных сигарет голосом. — Что случилось? — Меня могут затаскать в ментовку, вот что, — выпалил Андрей, резковато взмахнув рукой в воздухе. — Стрижалов сказал, что я его избил, ты прикинь? У него даже синячище на боку есть. — Но ты же не?.. — заикнулся Горшенёв, ощущая, как внутри тихонько начинает закипать ярость от осознания. — Конечно нет! — оборвал его светловолосый. — Я ведь не ты, и прекрасно понимаю, что сейчас этого полудурка вообще трогать нельзя. Где-то в коридоре затрезвонил звонок. Хоть бы никто не вошёл, а то может получиться немного неловкая ситуация. Но с другой стороны, лучше б кто-нибудь помешал назревающему психозу Миши. — А синяк у него откуда? — продолжал допрос парень, недоумевая, как можно было до такого докатиться. — Ну, а я почём знаю? — нервно отозвался Андрей. Он редко говорил таким тоном, значит сейчас точно был на взводе. Да и неудивительно. — Может, навернулся где-то. Только скинул это на меня. И, кажись, директор ему поверил. Миша несколько секунд стоял с приоткрытым ртом, из которого никак не могло вырваться ни звука. В голову постепенно доходило полное осознание. Избиение — это, всё-таки, не шуточное обвинение. А если действительно это каким-то неведомым образом подтвердится? Да Андрею со школьной скамьи могут часть будущего под откос пустить. Как Димка вообще мог решиться на такой поступок? У него совсем совести не осталось? Равно так же, как и мозгов. — Я его убью, — довольно тихо прохрипел Горшок, но затем повысил голос и чуть отошёл в сторону. — Я прибью этого урода! Какого хрена он устроил? А вдруг это подтвердится? Тебя на учёт и в ментовку, это же полная жопа! Нет, ты как хочешь, а я ему точно морду начищу! — Правильно! — тоже повысил голос Князев, в свою очередь сделав шаг к однокласснику. — Тогда и тебя такая же судьба ждёт. Отлично! Будем, как два неудачника, шарахаться по ментам. Он нервно хохотнул, но продолжать не стал. Даже не кричал, просто говорил чуть громче. Наверное, чтобы достучаться до Горшенёва. Да только это не помогало, потому что парень закипал с невиданной скоростью, и звук несуществующего бурления заглушал голос разума и друга в том числе. Ему с каждой секундой всё больше хотелось заорать и кому-нибудь врезать. Или самому словить подачу по лицу, это могло бы поспособствовать успокоению. Жалко, что Андрей слишком добрый, чтобы вмазать Мише. Такое действие было бы сейчас очень кстати. — Ты ведь не прикалываешься? — с огромнейшей надеждой на обратное произнёс темноволосый, изо всех сил сдерживаясь от необдуманных слов или действий. Руки тряслись от желания пойти и действительно избить Стрижалова, тогда хоть можно заработать справедливое обвинение. — Я дебил что ли, чтобы так прикалываться? — огрызнулся Андрей. Конечно, его разозлил такой вопрос. Ведь Горшенёв знал, что его друг далёк от того уровня тупости, при котором можно позволять себе так шутить. Потому что это ни капли не смешно, в этом нет ни толики юмора. — Да, дебил! — рыкнул парень, который готов был надеяться на то, что Князев действительно идиот и придумал такую убогую шутку, лишь бы это не оказалось правдой. — Миха! — возмутился светловолосый, изогнув бледные брови. — Чего, блядь? Они затихли. Миша, распахнув огромные тёмные глаза, смотрел на Андрея. Тот повторил это мимическое выражение, только вот таким размером глазищ природа его обделила, пришлось довольствоваться тем, что есть. Сказать было нечего. Князев, судя по виду, сам недавно отошёл от шока, а Горшок просто не знал, найдётся ли у него хоть одно цензурное слово, если он попытается высказать своё полное мнение о происходящем. Решив, что лучше злостно промолчать, темноволосый вспомнил о дымящейся в пальцах сигарете и затянулся, дабы попытаться слегка отвлечься. От очередной порции никотина за такой короткий отрывок времени лёгкие протестующе сжались, заставив Мишу закашляться. Пока парень пытался побороть давящие спазмы в груди, Князев подошёл и буквально вырвал у него из пальцев сигарету, бросил на пол и агрессивно затушил носом ботинка. Горшенёв, откашлявшись, возмущённо взглянул на одноклассника. Сначала приходит с такими ужасными известиями, а теперь ещё и покурить нормально не даёт. Ему что, жалко, что ли? — Это какая по счёту? — спросил Андрей, взглядом указав на то, что осталось от затушенного окурка, который всё ещё испускал жалкие струйки дыма с пола. Да и само помещение было так задымлено, что удивительно, как тут ещё удавалось дышать. — Восьмая, — честно прохрипел Миша. Поводов врать он не видел, как и поводов отбирать у него единственную вещь, которая хоть немного могла успокоить. — Мне за тобой что, контроль устроить? — хмыкнул светловолосый, уперев руки в бока и чуть склонив голову на бок. Он что, в няньки к Горшку решил записаться? Парень считал, что и без таких «надсмотрщиков» способен жить совершенно спокойно и прекрасно, в своё удовольствие. Не смотря на то, что на языке так и вертелась парочка едких словечек, но отвечать Миша не стал. Он лишь переступил с ноги на ногу и посмотрел на окно. Оно было сильно запотевшим, поэтому уличный пейзаж, если так можно было назвать вид на школьную мусорку и несколько голых деревьев, выглядел полностью расплывшимся пятном. В голове, помимо жуткого гнева и полнейшей каши из отрицательных эмоций, наконец сумела проклюнуться здравая мысль, как проклёвывается росток из семечка. — Что дальше-то делать будем? — озвучил эту мысль Горшенёв, после чего, с задержкой в несколько секунд, обернулся к однокласснику. Конечно, можно было взять эту вину на себя. Только парень уже начал понимать, что такой вариант не прокатит и его опять пошлют далеко и надолго. А что тогда оставалось? Конечно, Андрею нельзя было позволить признаться, пока не сумели каким-то образом доказать, что он действительно виноват. Но что ещё можно предпринять, Миша не знал. Единственным, что он чётко осознавал, было желание отколошматить Димку в каком-нибудь проулке. Андрей пожал плечами в своей привычной почти беззаботной манере, но выглядел он по-прежнему напряжённым и как будто до сих пор мало помалу отходил от шока, судя по округлённым глазам. — Разберёмся, — вздохнул он. Да уж, куда проще было сейчас сказать именно так, но только потом им придётся действительно задуматься над тем, что же делать и как разбираться со сложившейся ситуацией. Хотя у Миши в голове уже возникла одна не слишком разумная, но всё же идея. *** После уроков в довольно плохом расположении духа парни накинули куртки и покинули здание школы. Всё-таки, внутри было ужасно душно, а из-за дурного настроя и так что-то сильно давило на голову, словно гидравлический пресс. Андрей, конечно, был поспокойнее, а вот Миша рвал и метал. Но на этот раз это был очень непривычный для него гнев. Молчаливый. Он ни с кем не огрызался и не пытался наброситься на Димку. Он наоборот вообще не него не смотрел. Просто в голове у парня уже была сформирована идея, которая была рассчитана на то, что изначально он будет вести себя тихо, чтобы не вызывать волнения у Князева, а уж потом… В общем, ребята вышли из школы. Точнее, их буквально вынес поток выбегающих учеников, которые стремились вырваться на свободу, подобно тюремным узникам. Только большинство из них сжималось и пряталось по самый нос в куртки, стоило холодному ветру отвесить им пару пощёчин за своенравность. А вот Миша, который ещё утром ненавидел весь мир из-за одного этого ветра, теперь практически с удовольствием подставил ему лицо, чтобы оно как следует обледенело и перестало гореть от злости. Князев, кажется, тоже был доволен тем, что вышел на холод из душной школы. Простояв минутку рядом с порогом, одноклассники всё же отправились в путь. Они шли медленно. Никому не хотелось возвращаться домой. Горшенёв понимал причину того, почему Андрей не особенно спешит. Ему ведь придётся сообщить обо всём родителям. А может, им уже рассказали. В любом случае, это не самая приятная процедура. А сам темноволосый просто не хотел домой. Тошно было возвращаться, потому что настроение было ни к чёрту, и совсем не хотелось срывать злость на родителях или брате. Ведь контролировать этот процесс довольно тяжело, а потом придётся ну очень сильно пожалеть. Совесть-то она не дремлет. — Как предкам собираешься говорить? — спросил Миша, посмотрев на друга, который плёлся рядом, пиная опавшие листья. Он понимал, что такими вопросами может сделать только хуже, но, с другой стороны, у обоих в мыслях явно было примерно одно и то же. Андрей бросил своё бессмысленное занятие и пожал плечами. — Не знаю. Прямо скажу. Смысла увиливать всё равно нет. Буду надеяться на их милость, — усмехнулся он, хоть было и не до смеха. Горшок завидовал его умению понемногу разгонять своё плохое настроение и не утопать в нём целиком и полностью. Сам темноволосый так не умел от слова совсем. — Хочешь с тобой схожу? — предложил он, вдруг тоже заинтересовавшись валяющимися под ногами листьями. Парень не знал, был ли вообще какой-то смысл в его предложении. Просто хотелось оказать какую-нибудь посильную помощь, а ещё создать впечатление того, что он совершенно спокоен, хотя на самом деле это было далеко не так. Князев улыбнулся и даже коротко засмеялся. Несмотря на дурное расположение духа, Миша почувствовал лёгкий эмоциональный подъём. Ему очень нравилось, как светловолосый улыбался. Так солнечно, будто сам он весь светился изнутри, а золотистые растрёпанные волосы были лучиками. И его смех. Когда он был коротким, то звучал, будто колокольчик, который звянкул и упал в траву. Это было забавно, но так чарующе, что сложно было самому удержаться от улыбки. Горшенёв не мог видеть со стороны свои глаза, когда он смотрел на смеющегося Андрея. А они сверкали. Так сверкали, что практически выдавали его с головой. — Ну нет, только тебя мне там не хватало, — улыбнулся Князев. — Сын-неудачник и рядом его потрёпанный дружок-панк, от которого сейчас за милю несёт сигаретами. Просто картина маслом под названием «Сама невинность». Миша не выдержал и тоже коротко засмеялся. Да, пожалуй, не лучшая была идея. Он вообще сомневался, что родители Андрея знают, с кем водится их сын. Конечно, этот парень не носил чашу Грааля в кармане, но Горшок был куда хуже и прекрасно это понимал. Когда он по утрам заходил за светловолосым, его предки уже были на работе, либо наоборот спали в свои не по графику расставленные выходные, поэтому не видели приходящего гостя. А днём он дважды попадал на те дни, когда Князев оставался дома один. Поразительное везение. Однако парень знал, что однажды он всё-таки не избежит столкновения с родителями друга. Интересно, что они о нём подумают? Конечно, Мишу совершенно не трогало чужое мнение. Просто хотелось, чтобы его хотя бы не возненавидели. А между тем ребята уже дошли до того места, где их пути должны были разойтись. Андрею нужно было идти по прямой, а Горшенёв собирался свернуть, чтобы добираться до дома по более короткому пути, чем через центральную дорогу. Они распрощались и пошли в разные стороны. Однако темноволосый, сделав несколько шагов, остановился и вернулся на прежнее место, откуда проследил, что Князев вышел на дорогу и свернул в направлении своего дома. Вот теперь настало время осуществить свою идею. Миша бегом рванул обратно в сторону школы, на ходу выглядывая среди разбредающихся учеников нужного человека. Лицо сильно замёрзло, поэтому приходилось периодически прятать его в воротник по самый нос, а это немного мешало обозрению. В итоге парень плюнул на холод и аж вытянул шею, подобно мангусту, принявшись топтаться в разных направлениях и искать определённого человека. Постепенно в процессе увлечения поисками ощущение холода пропало. Горшок уже даже немного свыкся с ним, за что был вознаграждён тем, что наконец сумел буквально в последние секунды разглядеть нужную фигуру, прежде чем она скрылась за одним из поворотов. Рванув следом, пришлось растолкать нескольких человек. На повороте же парень замедлил шаг, при этом стараясь догнать человека. Оглядевшись по сторонам, Миша почувствовал лёгкое радостное перевозбуждение, смешанное с вновь обострившимся гневом. В проулке, куда они свернули, пока что не было ни души. Это позволило вновь перейти на бег. Нагнав преследуемого, Горшенёв со спины крепко схапал его за воротник куртки и дёрнул в сторону, заставив от неожиданности удариться спиной о деревянный забор, который шёл по одну сторону проулка. Димка — а именно его преследовали парень — ошалело уставился на одноклассника. Разумеется, он не ожидал таких нападений, ещё и со спины. Да только удивлённым взглядом намерения Миши он смягчить не мог. Темноволосый твёрдо решил, что если, так сказать, не воздаст Стрижалову по заслугам, то никогда себе этого не простит. — Ты чего? — возмущённо воскликнул Димка, застыв на месте. Ему бы сейчас стоило бежать, и как можно быстрее, Горшенёв даже предоставил ему такую возможность, на несколько секунд отстранившись. Но, так как парень остался на месте, он подошёл к нему и вцепился в плечи, грубо встряхнув и заставив проехаться вверх-вниз спиной по забору. — Ты ещё спрашиваешь? — рыкнул темноволосый, твёрдым взглядом всматриваясь на петляющие и ошеломлённые глаза одноклассника. Да, он спрашивал. И какого чёрта? Как будто сам не знал, что сделал. Теперь уж не отвертится, даже если будет строить из себя бедного-несчастного, ни в чём не повинного святошу, Миша не оставит его в покое. Ведь он знает. И хотелось самому узнать причину, толкнувшую этого ублюдка на обвинение Андрея. Начистить морду можно и на пару минут позже, хотя руки уже зачесались. — Отпусти меня, — игнорируя пронизывающий взгляд одноклассника, протестующе произнёс Стрижалов. Тем не менее, он даже не вырывался и не дёргался. Неужели ему было ни капли не страшно? Вот мразь, последние остатки совести растерял. — Какого хрена ты сморозил директору? — Миша сделал вид, что не слышал жалкого требования парня. Его голос был тихим, охрипшим и почти дрожал от нескрываемой злобы. — Думал, выложишь красивую сказочку про то, какой ты страдалец, и тебе зад вылижут? А как же Андрей? — Я не знаю, о чём ты, — почти невозмутимо отвечал Димка, уставившись куда-то в пространство над плечом Горшка. Да он просто издевается! Конечно, все эти отговорочки по типу «я не знаю», «я не понимаю», «я слепой, тупой и глухонемой» были избитой темой, но в данный момент просто выводили из себя. Горшенёв и так был в перевозбуждённом состоянии, поэтому одноклассник сильно и откровенно нарывался, нервируя его и окончательно выводя из себя. — На меня смотри! — повысил голос Миша, дёрнув парня за плечи и снова с силой приложив спиной о забор. — Не знает он. А кто знает? Я, что ли, наплёл директору, что Андрей тебя избил? — Может, и ты. Откуда мне знать? Вдруг ты защитить меня захотел? — всё так же спокойно говорил Димка, а губы на его бледноватом лице дрогнули и странно искривились в ухмылке. Темноволосый не выдержал и заехал кулаком сбоку по правой скуле одноклассника. Не в полную силу, конечно, но, несмотря на это, парень глухо застонал и зажмурился. Зато удалось стереть с его лица эту дебильную ухмылку. По правде говоря, Миша пока не думал напрямую применять силу, но сорвался раньше, чем собирался. Внутри всё дрожало и ходило ходуном от злости, словно происходило неслабое землетрясение в локальном пространстве. Руки тряслись от желания врезать этому подонку ещё раз этак «дцать», чтобы тот понял, с кем имеет дело. Не одним же ребятам мучиться от сложившейся ситуации. — Что тебе сделал Андрей, а? — продолжал хрипеть Горшок, настойчиво пытаясь заглянуть в лживые глаза Димки и докопаться до правды. — Что? Почему именно он? Зачем ты винишь его во всём этом дерьме? — Я никого не винил, — гнул своё Стрижалов, всё ещё слегка жмурясь от боли. Его скула быстро краснела и наливалась кровью, оттесняя с лица бледность. Миша решил не церемониться и не пытаться сдерживать себя. В конце концов, дипломатия никогда не была его коньком. Он привык в таких ситуациях изъясняться привычным для себя и многих других подростков языком — дракой. Поэтому он снова заехал кулаком по лицу Димки. А затем ещё разок, для верности. Хотелось больше и сильнее, уж очень бесил этот лживый утырок. Хотелось ударять его снова и снова, пока не пропадёт накопившаяся ярость. А её было достаточно много. Каким бы хитрецом не был Горшенёв, он ненавидел тех, кто готов оклеветать первого встречного, лишь бы своя шкура осталась нетронутой. Да темноволосый бы запросто взял чужую вину на себя, если б пожалел человека, а вот сбросить вину на другого — никогда. В этом деле он был на редкость честным, такого подростка ещё поискать надо было. Стрижалов издал то ли хлюпающий, то ли хныкающий звук, но даже не попытался сопротивляться или прятать лицо. Только съёжился и зажмурился, готовясь к новым ударам. Именно это и заставило Мишу остановиться. Если бы парень защищался, то это было бы одно дело. Но избивать тех, кто не может или боится сопротивляться — этого делать Горшок не собирался. Он чётко следовал своим критичным моральным устоям. Неравность сил для него была весомой причиной не трогать человека. — Знаешь, как поступим? — нехотя выдавил из себя парень, теперь только одной рукой придерживая одноклассника за плечо. — Завтра же шагай к директору и скажи, что во всём виноват я. И избил тебя я. Раз ты такой ублюдок и кишка тонка в своей вине признаться, то хотя бы не тронь Андрея. Пусть во всём буду виноват я. Уяснил? Димка осторожно раскрыл один глаз, а затем другой, и нечитаемым взглядом смотрел на Горшка. На лице не выражалось никаких эмоций. Ни страха, ни удивления, ни обиды, ни злости. Вообще ничего. И из-за этого снова хотелось ему врезать, но Миша просто не мог себе этого позволить. Избивать не сопротивляющегося это всё равно, что бить лежачего. И как бы велика не была злость, каким бы диким не было желание — парень не станет больше трогать этого трусливого слизняка. — Уяснил? — повысив голос, повторил Горшенёв, понимая, что если Димка продолжит тянуть с ответом, то всё же может получить по роже ещё разок. Стрижалов изобразил странный жест. То ли кивнул, то ли пригнулся, а затем резко сорвался с места и со всех ног рванул куда-то вперёд. Наверное, в сторону своего дома. Темноволосый не попытался его удерживать, но всё же был не до конца уверен в том, что парень выполнит его требования. Всё-таки уж очень он смутный, этот Димка. И знают про него мало, и ведёт себя странно. А поступает по-скотски. Вот и как понять, какие у него в голове ещё созревают нелепые намерения? Какие помыслы? Миша развернулся и зашагал обратно, в сторону своего дома. Теперь же холод стал более ощутимым, поэтому приходилось отчаянно кутаться в куртку и тяжело пыхтеть, чтобы согреться. А в голове теснились безрадостные мысли и не выплеснутая ярость. *** Откуда он достал водку? Нашёл в холодильнике? Купил? Отобрал у подзаборного алкаша? Да чёрт его знает. Но одно было ясно однозначно — Горшок был уже пьян. Не то, чтобы прям в стельку, но и не чуть-чуть. Мозг ещё более менее работал, даже речь, кажется, была вполне себе связной. Если, конечно, ему это не чудилось. Но зато обрывок воспоминаний был словно стёрт из памяти. Например, помимо воистину волшебного появления водки, Миша не помнил, как много он выпил, когда это началось и большую часть происшествий этого вечера. А ещё он, хоть убей, не мог понять, что делает на улице часов в двенадцать ночи, одетый в старые спортивки, растянутую серую кофту и косуху нараспашку поверх этого шедеврального снаряжения. Единственным, что как следует всплывало в памяти, была жуткая ссора с отцом. Да, Горшенёв явился со школы в ужасном настроении и постоянно невольно огрызался, дерзил, а под конец и вовсе начал почти нарываться на конфликт. И теперь ненавидел себя за это. Ведь родителей он очень любил, и мать, и отца. Только вот в последний год парень превратился в ходячий комок бурлящих гормонов, поэтому не мог нормально сдерживать свои, порой неоправданные, порывы злости. Конечно, в этом и крылась причина большинства ссор. И вот теперь, надравшись до состояния засушенного анчоуса, Миша свалил из дома глубокой ночью и плёлся по тёмным улицам, периодически спотыкаясь о неровности на дороге. Да уж, подумав утром о том, что может пройти тут даже пьяным, он явно погорячился. Где-то в отдалении тявкнула дворовая собака. Вскоре ей начали вторить и все находящиеся поблизости сородичи, устроив привычную ночную перекличку. Порывы ветра разбавляли шуршащим шумом эти звуки, а потрескивание ночного морозца тоже слышалось очень кстати. Все эти звуки в совокупности создавали некое подобие музыки. Конечно, это была не настоящая, уличная музыка, зато звучала приятно для уха. Или это просто захмелевшему парню так казалось? Кстати говоря, вместо того, чтобы сочинять себе музыку, стоило задуматься над тем, куда он идёт. Миша не размышлял о своих действиях, ноги сами несли его туда, куда хотелось на подсознательном уровне. В голове было много мыслей, но в конечном итоге они сливались к одному: он устал, замёрз и страшно хочет спать. А возвращаться домой совершенно не хотелось, совесть и стыд не позволяли. Так куда же он шёл? Ответ был очевиден. Он стал ещё очевиднее для самого Горшка, когда в темноте впереди замаячила двухэтажка, в которой жил Андрей. Интересно, насколько бесцеремонно будет начать ломиться к нему, когда время уже перешло за полночь? Пожалуй, это не очень соответствует даже самым банальным правилам приличия, но парень был сейчас не в том состоянии, чтобы об этом задумываться. Чуть путаясь в ногах и слегка припрыгивая от холода, Горшенёв ускорил шаг и двери в подъезд достиг почти что бегом. Когда он с трудом отворил её и тёмной фигурой проскользнул внутрь, стало немного теплее. Но совсем-совсем немного, поэтому парень устало вздохнул и подышал на окоченевшие руки. Он топтался у лесенки из пяти ступеней, которая вела к первому этажу. К чему было так резко тормозить, если уж собрался бесцеремонно заявиться, так сказать, в гости? Сказать честно, Миша и сам не знал. Просто в голову ударила мысль немного отогреть руки, а уж потом ломиться к Андрею. Чего только не придёт в голову, если набухаться. Около минуты исполнив ритуальный танец замёрзшего пингвина, темноволосый наконец поскакал вверх по ступенькам. На последней он споткнулся и едва удержал равновесие, чудом избежав падения носом в пол и всех вытекающих последствий. В ночной тишине, а особенно в подъезде, грохот, который он произвёл, оступившись, показался непривычно громким. Постояв на месте минутку и убедившись, что никто не проснулся у себя в квартирах, Миша шагнул к знакомой двери и схватился рукой за ручку. Она оказалась ледяной, даже немного заиндевевшей, поэтому парень от неожиданности отдёрнул только-только немного согревшуюся ладонь и издал недовольное шипение. Но затем он снова потянулся и прикоснулся к ручке, после чего, непонятно зачем, повернул её. И — о чудо! — что-то щёлкнуло, после чего дверь открылась. Вот такого поворота событий Горшенёв никак не ожидал. Будь он абсолютно трезвым, то жутко удивился бы и даже забеспокоился, но сейчас его не особенно поразило то, что Князевы забыли запереть дверь. Подумаешь, с кем не бывает? Конечно, после такого люди иногда остаются без денег и прочего ценного имущества, но сегодняшним забывчивым господам несказанно повезло — к ним вломился не коварный вор, а добрейший и немножко пьяный Мишка, которому просто-напросто захотелось тепла и уюта, а ещё Андрея в любом виде и агрегатном состоянии. Чуть выгнув брови, Горшок приоткрыл дверь пошире, проскользнул внутрь и закрыл её настолько тихо, что даже сам поразился своей аккуратности. Затем он кое-как выбрался из каких-то галош, которые ещё у себя дома в темноте напялил вместо нормальной обуви. Дальше предстояло самое сложное, ибо нужно было бесшумно пройти по полосе препятствий под названием «коридор». Парень не раз видел его при свете, но расположение вещей тут периодически менялось, и невозможно было запомнить, где нужно перепрыгнуть через старую куртку, чтобы не споткнуться, а где обойти удочки, чтобы не сломать их. В слабом освещении луны, лившемся из небольшого окошка впереди, было сложно понять, что и где находится. Благо, глаза темноволосого уже привыкли к темноте настолько, что не нуждались в дополнительном источнике света. Решительно, но тихо вздохнув, Миша зашагал вперёд. Он шёл быстро, на носочках и почти не дышал. Порой его заносило то в одну, то в другую сторону. Во всём была виновата водка, но зато такая манёвренность оказалось очень кстати. Он без приключений преодолел коридор, после чего на пару секунд остановился и гордо приулыбнулся. Оказывается, чтобы нормально обойти все эти завалы, нужно было просто выпить. Теперь, когда самое страшное было позади, Горшенёв шёл, не опасаясь натворить шума и свернуть себе шею. После коридора шла с одной стороны кухня, чуть дальше большая комната-зал, где спали родители Андрея, а затем почти напротив была его собственная спальня. Миша добрался до неё и затормозил. Дверь была чуть приоткрыта, в щель бил холодный лунный свет из большого окна. В эту щёлку невозможно было разглядеть почти ничего, кроме стоявшего у стены письменного стола. В голове парня ни на секунду не возникло мысли о том, что он творит полнейшую ахинею, и Князев вряд ли обрадуется такому ночному визиту. Горшок и так был во многом пофигистом, а теперь он ещё и выпил. Алкоголь лишь усиливал желание делать то, что хочется прямо здесь и сейчас, не задумываясь о правильности и последствиях. Открыв дверь, которая мягко зашелестела, не сопротивляясь входу гостя, а затем вновь закрыв её следом за собой, темноволосый вошёл в комнату. Он бросил взгляд на кровать, где должен был спать Андрей. Однако, его было невозможно разглядеть под скомканным одеялом. Торчала лишь всклокоченная макушка, как островок посреди океана. Он буквально по самый нос зарылся в простыни и так сжался, что сразу и не поймёшь, есть ли тут кто-нибудь. Миша немного расстроился. Он очень хотел посмотреть на спящего друга. Не на спящего посреди школьного дня прямо за партой, а именно ночью, в кровати, в свете бледной луны и в окружении одеял и простынь. Понимание эстетики у Горшенёва было отдалённое и простецкое, но он понимал, что это было бы неимоверно красивым зрелищем. Не раздумывая о странности своих действий, парень вдруг чуть разбежался и с размаху плюхнулся на кровать к Андрею. Сначала заскрипели пружины матраса, затем сдавленно застонал светловолосый, на которого неудачно навалился Миша. Он, к слову, не предпринял никаких попыток сдвинуться и предоставил Князеву самому просыпаться и выбираться из-под него. Какая-то дурость нашла на Горшенёва, словно именно сейчас алкоголь окончательно шибанул ему по мозгам. — Чё за хрень? — сонно проворчал Андрей, наконец выпутавшись из одеяла и выбравшись из-под одноклассника. Он тёр кулаком глаза и жмурился, как недовольный, разбуженный ребёнок. Что ж, нельзя не признать, что это было мило. — Это не хрень, это я, — пробормотал Миша и лениво перевернулся на спину, снизу-вверх глядя на светловолосого. О, да, в холодном свете он был прекрасен. Конечно, из-за полутьмы вся солнечность его образа притуплялась, зато он становился таким интересным и необычным. Лунный свет жестковато обтекал черты его лица, делая их более резкими, но вместе с тем по-своему красивыми. А глаза… Просто две звёзды, сияющие, кажется, так близко, но при этом недосягаемо далеко. После водки в Горшке, судя по всему, просыпалась сущность поэта. Князев ещё раз зажмурился, а затем взглянул на своего ночного гостя. Сонный взгляд резко прояснился, а брови выгнулись триумфальными арками. Кажется, он сильно удивился. Да и это не странно. Хотя, по сути, пора было привыкнуть к тому, что Миша способен на многие глупости. — Ты чего припёрся? Время видел сколько? — зашептал светловолосый, ёрзая на постели и, переползая через Горшка, слез с неё, немного нетвёрдо встав на ноги. — Как ты зашёл вообще? — Вы дверь запереть забыли, — тихо промурлыкал темноволосый, заговорившись на слове «запереть». — А я соскучился. — Охренеть, соскучился, — произнёс Андрей и потёр переносицу ребром ладони. — Ты меня чуть не задавил. Помнишь пословицу? «Сначала смотри, потом прыгай»… Особенно в кровать к другу. Бедный, бедный парень. Горшенёв сейчас не совсем понимал, что несёт полнейший бред и вводит его в затруднительное положение. Ведь как поступить, если к тебе среди ночи заявился пьяный друг со словами, что соскучился? Выставить за дверь нельзя, да и не хочется, если честно. А сделать что-то надо. Мишу все эти проблемы не трогали ни в каком месте. Он чуть приподнялся на локтях, чтобы лучше обозревать вставшего с кровати одноклассника. В голове возникло сразу несколько однозначных мыслей. Во-первых, он почти не одет. Во-вторых, от этого он ещё более красивый, чем обычно. У темноволосого отнюдь не возникало каких-то дико пошлых мыслей, что было несвойственно для такого буйного возраста. Но что делать, если Андрей действительно был просто крышесносным? Снова почувствовался этот странный жар. — Я не пойму, ты пьяный, что ли? — нарушил тишину Князев, разглядев расслабленный блеск в слегка окосевших глазищах Горшка. — Немножко, — неубедительно проговорил тот. Несмотря на то, что сознание ещё более менее фурычило, язык начинал предательски отказываться работать. Андрей тихо выругался и потёр ладонями лицо, словно это помогало собраться с мыслями. Затем он снова посмотрел на своего поддатого гостя и произнёс: — Ладно, встань, разденься, и ляжем спать. Миша ухмыльнулся. Да, фраза светловолосого прозвучала очень двояко. Парень медленно поднялся с постели и, по-кошачьи грациозно шагнув к другу, потянулся и кончиками пальцев пощекотал его где-то под подбородком. — Соблазняешь меня? — низким, урчащим тоном произнёс Горшенёв, коварно сверкнув глазами. В трезвом состоянии он бы ни за что не позволил подобным словам вылететь изо рта. Вот и жизненный урок, чтоб впредь не бухать. Правда, не очень-то это поможет. Андрей сначала чуть округлил глаза, но затем хмыкнул, нагнул голову и укусил парня за эти самые пальцы, слегка сдавив их зубами. Потом отпустил их и тихо хихикнул. Вроде как и смутился, а вроде и совсем наоборот. Но у Миши от этого короткого смеха что-то резко вспыхнуло внутри. — Ишь какое самомнение, — усмехнулся Князев. — Просто в доме жарко. Не дрыхнуть же тебе в куртке. Горшок понимающе кивнул, принявшись стягивать одежду до трусов, точно так же, как уже был полураздет светловолосый. Выбраться из штанов оказалось немного проблемно, потому что парня постоянно заносило в сторону и не удавалось устоять на ногах. Андрей, с тихим смехом, помог ему справиться с этой непосильной задачей. То ещё было зрелище. Хорошо, что родители крепко спали и не вошли в комнату как раз в этот самый момент. Иначе бы у них явно возникло множество вопросов. Когда церемония раздевания, как её не назови, была окончена, парни с трудом устроились на кровати. Во-первых, было очень тесно. Всё-таки, лежбище было рассчитано на одного человека. Во-вторых, Мише начало становиться до невыносимости жарко. Андрею повезло. Он, судя по всему, был жутко уставшим и измотанным, поэтому вырубился почти мгновенно, пригревшись рядом с другом и уткнувшись лицом ему в плечо. А вот Горшенёв никак не мог даже просто задремать. Ему пришлось скинуть с себя часть одеяла, но всё равно было убийственно жарко. От такого близкого дыхания Князева всё внутри сбивалось, начиналось массовое падение последних клеток нервной системы, буквально пожар и извержение вулкана. Вся пьяная безмятежность куда-то пропала. Парню даже показалось, что он немного протрезвел. Уснуть не удавалось ещё около пары часов. Миша буквально дрожал от того, что Андрей много вертелся и периодически закидывал на него то руку, то ногу, то прижимался макушкой аж к подбородку. Чёртов эгоист, он не контролировал себя во сне и не понимал, что мучает темноволосого. А тот аж пошевелиться боялся, лишь бы не разбудить друга. Он даже едва дышал, чтобы не спугнуть его умиротворение. Такие противоречиво приятные мучения длились до тех пор, пока Горшенёв не устал окончательно, и его сморил глубокий, спокойный, но всё же очень жаркий сон. *** Утро началось с того, что рядом что-то завозилось. Или кто-то. Миша ощущал тепло человеческого тела, к которому он прижался так отчаянно, словно это могло спасти от смерти. Так вот, это тело медленно покидало свою позицию рядом. И это совсем не понравилось Горшку. Он сквозь сон неосознанно заныл и потянулся, чтобы как-то остановить уходящего, но ничего не получилось. Человек слез с кровати, а затем почувствовалось прикосновение чьей-то ласковой руки на своей щеке. Это было приятно, и теперь парень улыбнулся. Послышался тихий смех, а затем рука оторвалась от щеки темноволосого, и послышались удаляющиеся шаги, а затем стук в дверь. Тихое шуршание, снова стук в дверь. Почти неслышный скрип. Миша лениво разлепил глаза и от души потянулся, подобно коту, который с наслаждением прогибался во всевозможные позы. Затем пришлось потереть глаза, чтобы всё вокруг приобрело чёткие очертания. В первую очередь стало понятно, что парень находится не у себя дома. По правде говоря, он не удивился, ибо помнил, что вчера среди ночи куда-то целенаправленно шёл. А после прихода осознания о том, что находится у Андрея, не возникло удивления, но лицо резко начало гореть. Господи Иисусе, они спали в одной кровати. Что вчера наговорил светловолосому Горшенёв? Есть ли повод действительно сгорать со стыда? Что он мог натворить? Каких глупостей наделать? Миша приглушённо застонал, закрыв лицо ладонями. Теперь придётся разгребать свои вчерашние косяки. Что ж, не впервой, но всё же раньше у него не было причин бояться, что он сказал что-то лишнее в пьяном состоянии. Потому что ничего лишнего тогда не было в голове. Не то, что сейчас. И до чего он докатился? Начал бегать за парнем. Умереть, не встать. Откуда-то из коридора послышались споры на частично повышенных тонах. Горшенёв рефлекторно соскочил с кровати и, не задумываясь, рванул на звук голосов. Кто-то пытался повздорить с Андреем, а значит этому человеку явно требовалось немножко вправить мозги. Кто бы это ни был. Выскочив в коридор, Миша споткнулся о старый башмак, едва не прочесал носом по полу, но достаточно удачно вскочил и распрямился, готовый вытолкнуть из дома любого, кто посмеет прекословить с Андреем, ибо это было дозволено только самому темноволосому. Однако все намерения забылись и развеялись в мгновение ока. Сначала парень увидел, что Князев, стоя у приоткрытой двери, обернулся и удивлённо на него таращится. А затем удалось разглядеть и стоящего рядом, наряженного в тёплую куртку и практически зимнее обмундирование, не кого иного, как Никиту Карева. Не самая приятная встреча, особенно с утра. Миша ошарашенно замер на месте и переводил глаза с друга на пришедшего ушлёпка, который посмел нарушить их спокойный сон. Сумбурное удалось пробуждение, поэтому парень пока что не слишком хорошо соображал. Сам проснулся, а мозг — нет. — А этот тут чего делает? — нарушил тишину Никита, бесцеремонно махнув рукой в сторону темноволосого. К слову, они оба были удивлены примерно одинаково. И тут до сознания Горшка дошло несколько вещей. Во-первых, он был в одних трусах, растрёпанный, заспанный и явно выглядел не лучшим образом после пьяной ночи. Во-вторых, уж очень двусмысленно смотрелось то, что и Андрей выглядел таким же сонным и уставшим. Интересно, нарушитель их покоя не придумал себе никакой дикой теории о том, что за беспредел вершился в этом доме ночью? — Он у меня в гостях, неужели непонятно? — брякнул в ответ Князев, однако Миша видел, как он нервно переступил с ноги на ногу. — Ты из-за него, что ли, не пойдёшь? — произнёс Карев, с некоторым отвращением глянув на темноволосого. Тот мгновенно начал вскипать. Такого отношения к себе он терпеть не собирался. — А это уже не твоё дело, — чуть грубее отвечал Андрей раньше, чем Горшенёв успел огрызнуться. — Давай иди отсюда, не пускай сквозняк. Никита покривил губы, скрестив руки на груди, а затем со злой насмешкой произнёс, кивнув в сторону темноволосого: — А что, боишься, что принцессу твою застужу? Ну тут уж Миша смолчать не мог. Над ним часто шутил Шура, саркастически называя «принцессой», но при этом имея ввиду совершенно обратное сравнение. А такие вот подколы парень терпеть не мог, потому что это были издёвки уровня малолеток, а ещё звучало это просто отвратно. — Тебе неясно сказали? В жопу иди, — чуть изменив слова Андрея, но оставив прежний контекст, огрызнулся Горшенёв. Карев вскинулся и, кажется, хотел сказать что-то нелестное, но Князев мгновенно засуетился и поспешил окончательно вытолкнуть его за дверь. Из гневных клокотаний Никиты удалось расслышать лишь слово «педики», которое он произнёс в непонятном контексте, но явно в адрес парней. Затем дверь захлопнулась, и светловолосый поспешил провернуть замок, после чего обернулся и укоризненно взглянул на Мишу. — Ну, а что? — произнёс тот, будто бы оправдываясь. — Я не виноват, что этот Карев такая тварь. Андрей усмехнулся, после чего приблизился к Горшенёву, на удивление не задев ничего из окружающего хлама. Он выглядел сонным, самую малость раздражённым и даже немного развеселившимся. Что его так насмешило? Темноволосый в немом вопросе по-птичьи склонил голову на бок и принахмурился. — Ты разозлил его, — начал объяснять Князев, кивнув в сторону двери. — А это значит, что сегодня же для половины старшеклассников мы сможем прослыть педиками. — Ну, на счёт тебя это будет чистой правдой, — хмыкнул Миша и, не выдержав своей напускной серьёзности, засмеялся над тем, как щёки и переносица Андрея начали с катастрофической скоростью краснеть, а зрачки расширяться, практически скрывая за собой небесную радужку. Реакции этого придурка выдавали его с головой, но неужели он сам до сих пор не понимал своих «чувств»? Через несколько секунд от лица несчастного, чуть ли не задыхающегося из-за смущения Князева на Горшка обрушился бурный и красочный поток мата, с редко встречающимися цензурными словами и междометиями.