Муза для художника.

Миша за один день совершил два опрометчивых поступка. Одним из них было то, что то он ночью пьяный завалился в дом к Андрею, который, к слову, не злился на это и был даже не против. Правда, у его родителей, которые уходили на работу ни свет ни заря и ненароком заглянули к комнату к сыну, где обнаружили его в одной кровати с каким-то парнем (а лежали они в тот момент чуть ли не в обнимку), возникли вопросы. Бедный Князев полыхал от смущения, пока пытался объяснить им, что к нему пришёл переночевать друг. В смысле, пришёл в час ночи. Пьяный практически в зюзю. Друг, который с ним заигрывает. Ничего необычного, подумаешь, все парни-подростки сейчас так поступают. Конечно, такая легенда родителей не до конца убедила, если верить их ответам. А если верить их скептическим взглядам, то можно сказать, что эта легенда не убедила их вовсе. Тем более, что пока Андрей активно на ходу выдумывал объяснения, его голос предательски дрожал, а колени ходили ходуном настолько сильно, что пришлось усесться на стул и поджать ноги. Разумеется, все эти внешние симптомы волнения не прибавили парню убедительности. Стоило видеть его со стороны; весь красный, как варёный рак, трясётся, бубнит что-то неразборчивое под нос… Скорее всего, родителям просто стало его жаль, или они поняли, что вторгаются в какой-то личный вопрос жизни Андрея, поэтому не стали мучить и допрашивать его сверх меры. За что светловолосый был безмерно им благодарен. Под конец разговора ему уже казалось, что ещё несколько секунд, и он попросту вспыхнет и сгорит дотла, провалится пеплом сквозь землю от внезапно накатившего почти что детского смущения. А ещё, в тот день парни прогуляли школу. Чем они весь день занимались? Догадаться не трудно, тут и великой фантазии не нужно. Всё было, как обычно. Они бесились, создавали атмосферу полнейшего хаоса в квартире, Миша даже устроил небольшой «концерт» а-капелла, так как гитары у Андрея не было. Князев, сидя на краю ванной в роли зрителя (в этой комнате была отличная акустика), был готов хлопать и свистеть от восхищения, даже вызывать на бис. Зато соседи не очень оценили. Дважды был слышен стук по батареям. Трижды возмущённый мат. Словом, пение Миши вызвало бурю эмоций у всех слушателей. Так вот, за прогул Андрею тоже прилетело. Он попытался оправдаться тем, что Горшенёву с утра стало нехорошо, и пришлось остаться. Оставалось надеяться, что соседи не сообщат родителям о концертах, которые ребята тут устраивали, потому что отговорка и без этого была идиотская. Но зато парни были счастливы, они отлично провели тот день, забыв до самого вечера о насущных проблемах в виде уроков и чёртового Димки. Правда потом Князев мучился, представляя, какую же головомойку за очередной прогул утроили темноволосому. А вот на следующий день всё беспокойство пропало. Андрей больше не мучился, потому что теперь уже сам захотел отчекрыжить Мишу так, чтоб он ходить не смог. Во всех смыслах этого выражения. Такое жестокое желание возникло довольно оправданно, после очередного похода к директору в полном одиночестве, потому что именно в тот момент всплыл второй опрометчивый поступок Горшка. В том, что он слегка начистил рожу Димке, обвинили Андрея. С одной стороны, ему стоило радоваться, что вся это ситуация никаким боком не коснулась темноволосого. С другой стороны, уж очень захотелось четвертовать этого придурка любыми подручными средствами. И откуда в Князеве взялся такой садизм? Заморачиваться на этот счёт он, конечно, не собирался. Попросту не до этого было. Едва вылетев из кабинета директора, куда парня снова бесстыдно загнали прямо посреди учебного дня, светловолосый ещё не знал, кто на самом деле наставил Димке несколько синяков. Однако внутри уже полыхала такая злость, что хотелось ему добавить. Похоже, в парня вселился демон Горшка. Раньше таких мстительных порывов не возникало в голове. Шёл урок, поэтому в коридорах никого не было. Там господствовала полная тишина, лишь из-за закрытых дверей некоторых кабинетов слышались голоса учителей, измученных бессовестным поведением детей. Во всём этом обволакивающем затишье особенно звонко слышались шаги Андрея, который почти бегом нёсся в заранее намеченном направлении. Тяжёлые ботинки звонко отстукивали по полу, создавая чёткое, несмазанное эхо. Миша, как парни договорились, должен был ждать Князева всё в том же туалете, где и в прошлый раз. Лучшего места придумать не удалось, да и не к чему. Всё-таки, они там не культурные мероприятия проводить собирались, а просто поболтать. Точнее, поорать. В частности, именно в данный момент такой вариант был более верным. Светловолосый чувствовал, что если сейчас не выскажет другу всё, что думает о Димке, то разорвётся и уже действительно изобьёт эту мразь. Зато в таком случае хоть обвинение станет правдивым. Наконец свернув к нужному месту и домчавшись до «пункта назначения», Андрей рванул на себя шаткую дверь несчастного туалета и, ворвавшись в предбанник, где были только раковины и подоконник, резко замер и закашлялся от неожиданности. В нос ударил резкий и концентрированный запах сигарет. Неужели Горшок опять выкурил чуть ли не половину пачки? Ох, не повезло ему, что Князев теперь в плохом настроении. Сейчас этот глазастый и сам получит по шее, в придачу к гневным жалобам на Стрижалова. Ввалившись в сам туалет, Андрей подумал, что сейчас задохнётся. Глаза защипало от такой концентрации дыма, они аж заслезились. В горле встал ком, лёгкие напрочь отказывались принимать в себя подобный воздух, если вообще эту никотиновую муть можно было так назвать. Первые несколько секунд пришлось привыкать к убийственной атмосфере, зависшей в помещении. А Миша, тощей фигурой скрываясь в этом дыму, тем временем уже подскочил к другу и нервно дёрнул его за рукав, вопрошающе глядя огромными глазищами. Кажется, он беспокоился даже сильнее, чем в прошлый раз. Это было немного странно, а впрочем, поведение темноволосого часто было каким-то непонятным, поэтому удивляться не стоило. — Сколько ты выкурил? — с трудом вдыхая, спросил Князев, вместо того, чтобы рассказывать обо всём, что случилось в кабинете директора. Да к чёрту это, куда приятнее было намылить шею Мише за его идиотские и пугающе сильные приступы никотиновой жажды. Горшенёв озадаченно шагнул назад, чуть склонив голову на бок и вздёрнув брови. Конечно, ему были нужны рассказы и разъяснения, а не активирование у Андрея режима «мамочки». Но сам светловолосый на этот счёт не парился, ему неожиданно захотелось найти хоть какой-нибудь повод прикопаться к другу. И, кстати говоря, курение было весьма весомым поводом. — Серьёзно? — не выдержал Миша, скривившись от раздражения. — Ты мне лучше расскажи, что там бы… — Нет, — резковато оборвал его Андрей. И, к слову, сделал это очень зря. Он знал, что Горшок терпеть не может, когда его кто-то перебивает. — Я всё понимаю, тебе интересно узнать, что там ещё случилось, и ты жутко нервничаешь, но это не повод устраивать тут такой никотиновый пиротехнический взрыв. Темноволосый поджал губы, видимо, старательно сдерживаясь, чтобы не выругаться. И откуда такая тактичность? Он переступил с ноги на ногу и скрестил руки на груди. Да, ему явно не нравилось, что Князев ни с того, ни с сего решил устроить подобный концерт на ровном месте. Но тот ничего не мог с собой поделать. Бывает такая злость, когда ненавидишь одного человека, а мстить хочется всему сущему. И, самое главное, что раньше у Андрея такого никогда не бывало. Но Димкин идиотизм окончательно его допёк. — Я не нервничаю, — вскинулся Мишка, но прозвучало это как-то неубедительно. Князеву неожиданно понравился его охрипший и немного севший от выкуренных сигарет голос, потому что звучал он очень слабо и даже казался то ли испуганным, то ли беззащитным. Бывают такие голоса, они обычно тихие-тихие. И добрые, словно у наивных, непорченых жизнью людей. — Просто заранее злюсь. Что ж, если он заранее так злится, что готов выкурить за полчаса почти пачку сигарет, то что же будет, когда он узнает о случившимся в кабинете директора? Андрей ещё не отошёл от впечатления, которое произвёл на него голос Горшка. И его образ. Длинная, тощая фигура, потрёпанная одежда, лохматые тёмные волосы, в которых путается дым. И глаза, которые из-за всё ещё не рассеявшегося дыма казались светящимися или сверкающими. Как две звёзды в облачном небе. Наверное, просто свет так удачно падал. Но выглядело завораживающе, ничего не скажешь. В голове сразу вспыхнуло то самое желание взять и зарисовать парня прямо сейчас, вот в эту секунд, чтобы ни одна его длинная ресничка не успела шевельнуться и поменять положение, чтобы выражение лица не изменилось, не изменилась поза и атмосфера. Этакий пропахший простотой и никотином шедевр. Стоп. Куда его опять уносят мысли? Князев встрепенулся и мгновенно опомнился. Он, вообще-то, собирался устроить Мише разнос за сигареты, а теперь уже и это желание пропало. Чёртово вдохновение, вот уж когда оно было совсем не кстати, так это сейчас. Потому что после подобной вспышки прояснилось сознание и очнулась совесть, которая подсказала, что парень ведёт себя немного по-идиотски. — Ладно, проехали, — махнул рукой Горшенёв, заметив изменение на лице друга, которое, разумеется, означало, что он немного одумался. — Лучше расскажи, что там было. Ну вот, теперь же вернулось просто мрачное, дурное настроение. Тихое, не агрессивное. Оно заключалось не в порывах наорать на каждого встречного, а в тихом желании придушить кого-нибудь. В голове тут же затеснились безрадостные мысли о будущих перспективах попадания в ментовку. — Та же история, — тихо, но чётко и злостно пробормотал Андрей, опустив глаза. Ему вдруг самому до жути захотелось закурить. — Я, якобы, опять его избил. Только теперь на морде синяков наставил, а не на теле. И синяки, главное, настоящие. Уже не знаю, неужели он специально кому-то рожу подставил, чтобы так «разукраситься»? Светловолосый поднял взгляд, дабы пронаблюдать за реакцией Горшка. Конечно, он был готов к гневу, психозу, очередной яростной истерике, злостным проклятиям рода человеческого и прочим прелестным особенностям Мишиного лексикона. Очевидно, что парень должен был разозлиться на такую повторную ложь. Тем более, что даже Князев, который есть Само Терпение, был выбит из колеи заявлением директора. Но неожиданно для себя парень отметил, что Горшенёв даже не пошевелился. Он упёрся взглядом в свои тяжёлые ботинки с побитыми носами и активно их гипнотизировал. Да под таким пристальным взором любой человек стал бы управляемым, но обувь, судя по всему, не собиралась сдаваться. Он не психовал. Не кричал. Не возмущался. Почему? Что такого катастрофически ужасного могло обрушиться на темноволосого, чтобы он вдруг молча отреагировал на подобную наглую несправедливость? Андрей даже забеспокоился, уж не случилось ли чего. В голове одна за другой стали метаться перепуганные мысли, в панике сбиваясь, натыкаясь друг на друга, чуть ли не играя в чехарду. Молчание было в некоторых случаях довольно обыденным явлением для Миши, он мог частенько не отвечать на чужие вопросы и реплики, произнесённые в его адрес, даже не замечать их. Но сейчас, в данной ситуации, эта тишина была очень и очень плохим признаком. Даже вопли и возмущённый мат был лучше, чем это. — Он никому ничего не подставлял, — наконец мрачным тоном выдал Миша, по-прежнему пялясь на свои ботинки. Князев вздрогнул и непонимающе нахмурился. Он уже успел подзабыть свои собственные слова, поэтому не сразу сообразил, что сказал парень. А уже сообразив, задумался о смысле его слов. Что-то было не так, он явно на что-то намекал. — Это я его отмудохал. Фраза прозвучала, как шокирующая новость, за которой обычно следуют всяческие ахи-вздохи, а затем и тишина. Однако на Князева тишина навалилась сразу. Сначала он не мог и не хотел понять, о чём говорит Миша. Однако, избегать собственных мыслей было невозможно. Ведь парень прямым текстом сказал, что это сделал он. И всё же, хотелось верить, что это лишь послышалось. — То есть как? — ошарашенно пробормотал Андрей неожиданно севшим голосом. Конечно, Димке не были нанесены серьёзные травмы, да и он всего этого заслуживал, но всё же совсем не хотелось осознавать случившееся. — Жопой об косяк! — огрызнулся Горшок, переступив с ноги на ногу. — Головой об стенку и хуем об коленку. Взял и побил его, чего непонятного? Он явно занервничал. Глаза сильно, напряжённо округлились, а брови выгнулись триумфальными арками. Конечно, сам должен был понимать, что начудил. Хотя такое мягкое слово было тут совсем неуместно. Князев прекрасно понимал желание врезать Димке, но при этом имел голову на плечах и знал, что с ним сейчас нельзя никак связываться, даже разговаривать, иначе можно залететь на очередные проблемы, которых и так было по горло. А что сделал Миша? Правильно, взял и отделал Стрижалова. Правильно сделал, с одной стороны, но только последствия того не стоили. — Ты умом тронулся, Мих? — тихо произнёс светловолосый, после чего нервно сглотнул, зажмурился, открыл глаза и повысил голос: — Ты хоть понимаешь, что наделал? — Не тупой, понимаю, — резковато отозвался Горшок. Ему что, было совсем не стыдно? Или скрывал свою панику за этой пассивно-агрессивной реакцией? Как бы то ни было, он полный идиот! — Это хорошо ещё, что Стрижалов тебя к этому не приплёл! — уже прикрикнул Андрей, выходя из себя. Ему было плевать на полную жесть собственного положения, сейчас в голове лишь разрасталась мысль о беспечном поведении друга. — Ладно я, мне хуже уже не будет. А если бы он на тебя наговорил? Тебе что, так хочется влезть в это дерьмо? Проблем на задницу не хватает? Миша вполне достойно сносил все упрёки, которыми осыпал его одноклассник. Он уже не огрызался и не ругался, лишь как-то странно хмурился, создавая неясное выражение лица. То ли глубоко огорчённое, то ли озлобленное, то ли ещё какое-то. Какой же он непонятный. А затем он, когда Андрей замолчал, вдруг побледнел и невесело усмехнулся. На лице появилось нечитаемое выражение. Он насмехался над ситуацией, что ли? Каков придурок, ну надо же! Князев тут, понимаете ли, распинался и пытался вдолбить ему всю суть его идиотского поступка, а он стоит и лыбу давит. Либо совесть совсем потерял, либо здравомыслие, либо страх. Светловолосого эта ухмылочка окончательно добила. Какой был смысл пытаться хоть что-то вдолбить в эту непробиваемую башку? Горшок ведь всё равно ни черта не слушает и относится к этому с полнейшим пофигизмом. Только вот сейчас это было неуместно, потому что Андрей говорил действительно важные вещи. Ну и хрен с ним. Пусть лыбится дальше, а вот Князев больше даже не будет тратить нервы и энергию на то, чтобы хоть что-нибудь объяснить этому полудурку. Пускай остаётся при своём. Лучше ему от этого совсем не станет. Гневно махнув рукой и напоследок со злостью зыркнув на Мишку, Андрей развернулся и, хлопнув дверью, вышел в коридор. Темноволосый не отправился следом. Это ещё яснее обозначало, что ему совершенно не нужны все эти нравоучения. Что ж, пусть так. Пусть делает, что хочет. Всё равно все проблемы свалятся на Князева. *** К вечеру, когда было ещё далеко не поздно, но на улицы уже опустилось шёлковое покрывало ранних сумерек, а на небе начали просыпаться первые звёздочки-жемчужины, Миша заявился проведать Балунова. Можно было сходить и к Поручику, но тот не любил, когда к нему заявляются без всяких предупреждений. А тем более, что сейчас он болел и из-за этого был вдвое ворчливее обычного. Балу же, открыв дверь и увидев на пороге темноволосого, тут же впустил его. Кажется, парень не беспокоился, что может передать заразу. Да и Горшенёв этого не боялся. Подумаешь, какая-то простуда. Он сейчас был не против слечь даже с каким-нибудь гриппом, лишь бы найти повод не выходить из дома, дабы не видеться с Андреем. Уж очень его расстроила их дневная ссора. — Какими судьбами? — вместо приветствия поинтересовался Шура, делая несколько шагов назад, чтобы дать другу войти. — Если что, родители на работе, так что можешь не скупиться в выражениях. Вот же белобрысый чертила. Сразу раскусил, что Миша горит от желания что-то рассказать и от души попсиховать. Что ж, на то он и был лучшим другом. Для понимания не всегда были необходимы слова. Горшенёв вздохнул и, стягивая с себя ботинки, для приличия поинтересовался: — Чё там у тебя со здоровьем? Выглядел Сашка вполне сносно для человека, болеющего вторую неделю. Лицо было чуть припухшим, скорее всего от насморка, но это не искажало немного смазливых черт. Помимо этого лишь осипший голос выдавал госпожу простуду, засевшую в парне, и больше ничего. — Насморк, кашель, хреново, хоть задницей дыши, — весьма поэтично, ёмко и коротко разъяснил парень, для показательности шмыгнув заложенным носом. Миша как раз выбрался из своих тяжёлых ботинок и теперь стягивал куртку, одновременно входя. Тут он был, как у себя дома. Дружили парни с детства, правда жили-то раньше в другом месте, но Горшок довольно быстро освоился и здесь, привыкнув и к своему дому, и к дому Балунова. Добравшись до спальни Сашки, который топал сзади, темноволосый скинул куртку на стул у стены, и без того заваленный вещами, а затем с размаху плюхнулся на край кровати и с горяча чуть не пролетел мимо. Нужно было решить, как начать разговор. Ведь Шура был не в курсе никаких школьных происшествий, а теперь Миша планирует рассказать ему всё, чтобы окончить повествование жалобами на злющего Андрея, который не даёт бить морды уродам, вроде Димки. Балу неспешно прошёлся и сел рядом, выжидающе уставившись на друга. Его явно разрывало от нетерпения, но при этом он продолжал стоически выдерживать молчание, судя по всему ожидая, пока Миша сам начнёт рассказывать. А тот всё пытался раскрыть рот, да только не издавал ни звука, как рыба. Вроде бы в голове шевелились мысли, но их было так много, просто запутанный клубок, из которого тяжело связать нормальное предложение. Слишком много всего нужно было объяснить, прежде чем наконец пожаловаться на Андрея. Нужно было пересказать всю эту до ужаса глупую и тошнотворную историю с деньгами, чтобы Шура понял всю глубину Мишиного негодования на счёт поведения светловолосого. Как же тяжко всё разъяснять людям, куда проще побеседовать с самим собой. Но, с другой стороны, пришлось бы рассказать другу обо всей этой истории, рано или поздно. — А со школой как? — наконец не выдержал Сашка, чуть поёрзав на месте. Он уже готовился слушать долгое и интересное повествование о каком-то происшествии, так как знал, что если темноволосый сидит с таким раздосадованным лицом, то явно пытается подобрать слова для эмоционального рассказа. Ну, раз уж блондин сам устроил зачин для Горшковской повести, то не было смысла отмалчиваться дальше. Парень вообще на все лады материл себя за то, что сам же припёрся, а два слова связать не может. Надо было знать, за чем идёшь. Но теперь уже поздно, раз явился, надо рассказывать. — Там у нас такая хрень случилась, — очень даже неплохо начал Миша, сцепив на коленях руки и с интересом разглядывая собственные пальцы. Почему-то это помогало ему думать. — У учителя деньги спёрли. В смысле, не пару копеек, а, вроде как, серьёзные бабки. У Балунова мгновенно оживилось лицо. Даже глаза, кажется, немного заблестели. Вроде как, он сильно удивился. Хоть и привык ко всяким выходкам школьников, сам же с Мишкой периодически творил непонятные глупости, но такого он однозначно не понимал. Да и действительно, к чему обворовывать людей? Одно дело, по-тихому стырить яблоки из соседского сада, а другое — утащить чужие деньги. — И кто спёр? — попытался парень поторопить своего замолчавшего друга. Горшенёв нахмурился. Знал он, кто спёр. С самого начала догадался. А толку-то с этого? Директору никак не докажешь, ведь все подтвердили, что Димка действительно уходил на другой этаж. Но то, что вернулся он раньше других, никто не заметил. Все уже были увлечены узнаванием своих оценок по контрольной, поэтому, что называется, отряд не заметил потери бойца. — Стрижалов, — наконец мрачно проговорил Миша, без тени сожаления вспоминая о том, как врезал ему. — Но только этот крысёныш свою вину на Андро скинул. Вот теперь уже Шура по-настоящему заинтересовался. И первым делом, конечно же, возмущённо округлил глаза. Он, как и его друг, терпеть не мог таких врунов. Да и кто их любил? Тех, кто, к примеру, не просто соврал, что не разбил вазу, но ещё и оклеветал другого. Подобных уродов надо брать сами-знаете-за-что и заталкивать сами-знаете-куда. — Ну и этот дебил взял и ляпнул, что сам стащил деньги, — договорил темноволосый, повергнув Сашку уже в настоящий шок. Понятное дело, такой поступок казался абсурдным со стороны. Впрочем, он на самом деле таковым и являлся. — Дай угадаю, — произнёс Балу, слегка выйдя из оцепенения и не сдержав усмешки. — Ты кинулся его защищать? — А что мне было ещё делать? — возопил Миша, эмоционально взмахнув в воздухе руками. Ему не очень понравилась такая насмешливая реакция друга, который, говоря справедливости ради, был прав в своём скептическом отношении. Горшок мог и не влезать в эту историю, у него была возможность со стороны помогать Князеву. Но всё, поздняк метаться. Глупость уже была совершена, причём неоднократно. — Например, прижать задницу к стулу и молчать в тряпочку, — предложил дельную идею блондин. Конечно, было уже поздно, но Горшенёву всё же стоило задуматься о том, что так и надо было поступить. Однако, делать этого он совершенно не собирался, и переспорить его убеждения было невозможно. — Ага, и позволить ему взять на себя вину того ублюдка? — огрызнулся парень. — Конечно, я попытался его заткнуть. Не получилось. Ну и попытался сам же на себя взять вину. Мне не поверили, погнали нас к директору. И там не смогли разобраться. А на следующий день Стрижалов напиздил, что Андрей ему угрожал. Короче, муть какая-то началась. Потом вообще сказал, что Андрей его избил. — Бедный Андрюха, — прервал неожиданное словоизвержение друга Балунов. И не согласиться с ним было нельзя. Миша сам едва-едва начал осознавать, что во всей этой кутерьме хуже всех пришлось Князеву. И откуда у Димки такая неприязнь к нему? Почему он не обвинял во всех грехах Горшка? Почему именно светловолосого, который во многих случаях как раз-таки был просто солнышком, по сравнению со своим другом? — Вот и я об этом же, — с гневом и одновременным расстройством подтвердил Горшенёв. Ему стало жаль, что он ещё раньше не заметил, насколько же хреново приходится Андрею. Тогда, может быть, он сумел бы придумать нормальный способ помочь. Но время окончилось, теперь уже было невозможно исправить сотворённую чепуху. — Я так психанул, что решил рожу Стрижалову набить. — Не сомневаюсь, что набил, и явно от души, — хмыкнул Шура. Ну разумеется, почти так оно и было. К сожалению, прямо от души сделать этого не удалось, ведь Димка не пытался защищаться. И теперь понятно для чего. Чтобы прийти с синей мордой и пожаловаться, что Князев его опять избил. Мразота трусливая. — Если бы, — на вздохе прохрипел Миша, теперь уже злясь на то, что пожалел этого утырка. — В смысле, ударил пару раз, но маловато. Хотя синяков наставил. И сегодня он опять скинул это на Андрея. Ну ты прикинь, а? Сашка чуть скосил серые глаза вверх. Наверное, прикидывал. И однозначно пришёл к выводу, что Димка достоин хорошей трёпки. Иначе и быть не могло. Насколько нужно являться прогнившей крысой, чтобы так внаглую беспрерывно лгать? Это же уму непостижимо. — А ты Андрею сказал, что сам-то и навалял Стрижалову? — поинтересовался Шура. Помимо толики возмущения и злости в его голосе слышалось сожаление. Конечно, он сочувствовал и своему другу, и Князеву. Надо же им было вляпаться в такую историю. Вот они и подошли к тому моменту разговора, которого так ожидал Миша. Причём подошли на удивление быстро. Даже, скорее, подбежали. И почему-то уже пропало всякое желание ворчать и ругаться на счёт Андрея. Разумеется, было неприятно, что он не понял и не осознал, что Миша сделал очередную глупость ради него, и, как обычно, просто не предусмотрел последствий. Но с другой стороны, светловолосый в полной мере имел право злиться. Парень и так доставил ему много неприятностей своими выходками. — Сказал, — наконец ответил Горшок, чуть потупившись. — А он психанул. — Ещё бы! — не сдержался блондин и резко заткнулся, заметив не самый добродушный взгляд друга. — Ну, а что? Как будто ты сам этого не понимаешь. Горшенёв раздражённо засопел. Не любил, когда его тыкали носом в его же косяки, но всё же действительно понимал. И от этого было ни капли не легче. Куда проще было бы не задумываться, поорать, позлиться и расслабиться, чем осознавать, что сам же виноват. — Да знаю я всё. Просто бесит, что он именно на меня так срывается, хотя и сам явно хочет отмудохать Стрижалова. — Ну, Миш, тут ничего не поделаешь, — пожал плечами Шура. — Ты же у нас всегда «один за всех и всё из-за тебя»; делаешь то, чего хочется всем, и неприятности потом возникают именно из-за тебя. — И чего мне теперь делать? — обречённо спросил Горшенёв, нервно взлохматив тёмные волосы на затылке. Он не любил спрашивать у кого-то советов, делал всё по своему усмотрению, но теперь вдруг понял, что сам в этой ситуации не вырулит. — Видел бы ты, как Андрей злился. Я думал, он меня придушит. На лице у Балунова отобразилась работа чуть ли не истинного ветерана умственного труда. Однако, такое выражение господствовало всего пару секунд, а затем парень провёл рукой себе по волосам, затем по шее и чуть потянулся. Мишу уже начинало подбешивать то, что друг совершенно не торопится с ответом. Причём делает это намеренно. — Попроси у него прощения, — наконец пожал плечами Шура, видимо сообразив, что вот-вот доведёт Горшка до пика его слабого терпения. Темноволосый озадаченно нахмурился. Нет, он не был дико гордым. Если и впрямь надо, мог подойти и извиниться, не считая это чем-то унизительным. Просто на этот раз ему почему-то казалось, что такое простое действие не удастся воплотить в жизнь. Извиняться перед Андреем за то, что набил морду тому, кто этого заслуживает? Как-то глупо, можно сказать, бессмысленно. — С чего бы это? — ляпнул Горшенёв, уставившись на друга. Ну правда, вот с чего бы извиняться за это? Да он был готов просить прощения у Андрея за что угодно, но только не за это. — Слушай, я в ваши семейные разборки вникать не собираюсь, я не психолог, — усмехнулся Сашка и, не дав Мише, возмущённо открывшему рот, хоть раз сматериться, продолжил: — Просто извинись, ты же, как ни крути, сделал глупость. Может смысла от этого никакого, зато Андрюха чуть остынет. Горшок подумывал запротестовать, но промолчал. А правда, почему бы и нет? Подумаешь, взять и попросить прощения. Можно ведь сделать это не всерьёз, а вот Князев и впрямь может успокоиться. И тогда уже станет куда легче. На неискреннее извинение почти никаких сил затрачивать не надо, так что совет Сашки был дельным, хоть признавать это было не очень-то приятно. — Ладно, я извинюсь, — с нотками великомученика в голосе произнёс Миша. — Но он такой дебил, я не могу уже. — Он просто не твой человек, — брякнул Балунов, отвлёкшись на то, чтобы подтянуть съехавшие к щиколоткам длинные шерстяные носки. — Нет, мой! — живо отозвался темноволосый, даже не контролируя то, что говорит, и вдруг едва не покраснел, заметив весёлую ухмылку на лице друга, который старательно пытался её скрыть, всё ещё делая вид, что поправляет носки. Сволочь. *** Следующий школьный день показался Андрею каторгой, едва успел начаться. Ещё с самого утра в голове был какой-то шум, настроения не было и в помине, не хотелось совершенно ничего. Всё раздражало, даже складки на пододеяльнике и те выводили из себя одним своим видом. Конечно, это было очень глупо, и парень знал это, но всё-таки ничего не мог с собой поделать. Вчерашний день он ещё пережил, хотя и с трудом. Но сегодня любые происшествия казались куда хуже, чем до этого. До самого окончания учёбы Андрей вчера старался не смотреть на Мишу, даже потрудился уйти со своей любимой парты и отсесть подальше. Он по-прежнему злился на то, что темноволосый не только поступил до жути глупо, ибо к этому можно было привыкнуть, но и на то, что он совсем не попытался это понять. Ухмылка, с которой он выслушивал весьма оправданные упрёки друга, стала просто-напросто последней каплей. Ну кто так делает? Мог бы хоть изобразить на лице выражение глубокого понимания, и то было бы не так тошно. Теперь же Князев находился в каком-то туманном состоянии. Половину дня он успел проворонить. Казалось, только что проснулся, а уже сидит на третьем по счёту уроке. Или на четвёртом? А, собственно, что за урок вообще? Парень даже удивился, обнаружив, что сидит в классе и держит в пальцах ручку, которая нависала над пустой тетрадью. Собирался что-то писать? Или делал вид, что пишет? Судя по всему, шёл урок русского языка. Учительница как раз злостно отчитывала кого-то из одноклассников, обвиняя во всех грехах и нагнетая очередными напоминаниями о приближающихся экзаменах, которые, если верить её предзнаменованиям, одиннадцатиклассники ни за что не сдадут. Почему учителя до сих пор не придумали другую тактику запугивания? Угрозы о том, что никто ничего не сдаст, и все станут дворниками, давно себя изжили и не пробуждали ни самого ничтожного намёка на испуг, а только раздражение. Андрей лениво потёр глаза кулаком. Похоже, он ухитрился немного задремать. В голове висела жуткая тяжесть, она буквально налилась свинцом. Ещё бы, парень не спал всю ночь, потому что сначала пытался разобраться с домашними заданиями, однако это был не долгий процесс. Он помнил, как открыл учебник по литературе. Посмотрел на неё, она посмотрела в ответ, а затем он захлопнул учебник обратно, и они разошлись, как в море корабли. Больше к учебникам Князев не притрагивался, зато несколько часов глазел в окно, утопая где-то глубоко в пучине безрадостных размышлений, а затем, пока не забрезжил поздний рассвет, нервно топтался по комнате. Вся жуть явления бессонницы заключалась в том, что ночью хоть убей не хочется спать, зато потом весь день вырубает прямо на ходу. Слегка проморгавшись и нормально раскрыв глаза, Андрей огляделся. Он сидел на последней парте, а через одну парту впереди в одиночестве сидел Миша, подперев голову рукой и что-то царапая на бумажке. Вряд ли он занимался уроком, скорее рисовал или писал что-то своё. Выглядел темноволосый каким-то поникшим и расстроенным. То есть, не видя его лица, Князев не мог судить об этом наверняка. Но его плечи однозначно выглядели поникшими и расстроенными. Неясно, как так получалось, но всё же это было очевидно. Светловолосый даже задумался о том, что, наверное, без всякой причины так обозлился на друга. Может тогда он усмехался, но ведь он мог одуматься и понять, что натворил глупостей. Хотя это и было не в привычке Горшка, однако нельзя было отрицать подобную вероятность. Пробуждение совести вышло каким-то несвоевременным. Стоило, наверное, ещё вчера подумать о том, что не надо было психовать. Ну правда, что за глупости такие? Вроде как, у Андрея прошёл период гормональных скачек, когда запросто могло возникнуть беспричинное желание на кого-нибудь обозлиться. Да, Миша совершил необдуманный, опрометчивый и абсолютно идиотский поступок, но это не значило, что нужно его казнить. В конце концов, можно было хотя бы порадоваться, что он не навлёк проблем на самого себя. А вот Князеву теперь ничего хорошего однозначно не светит. Звонок прервал мыслительный процесс. Парень чуть встрепенулся и подскочил на ноги, принявшись закидывать учебник и пенал в рюкзак. Впереди оставалось пережить ещё три урока, а затем дополнительное занятие, а потом его ещё в школе задержат… Короче говоря, оставалось мучиться ещё очень долго, прежде чем наконец-то удастся вернуться домой, опрокинуться на кровать и задрыхнуть, желательно на несколько дней. Молния на портфеле предательски заела. Андрей принялся что есть сил её дёргать, но она не собиралась поддаваться. Вроде как, и ткань не зажевала, и ниточек никаких не застряло, а «собачка» всё равно ни в какую не сдвигалась с места. Хорошо, что несколько одноклассников подошли к учительнице и о чём-то её расспрашивали, иначе парень бы выглядел до смешного глупо, оставшись в одиночестве в кабинете и пытаясь побороть несчастную молнию. — Помочь? Князев от неожиданности поднял глаза с таким видом, словно ему не предложили помощь, а ударили дубиной по затылку. Рядом стоял Миша, как-то нервно накручивая на палец прядь тёмных волос. Между прочим, выглядело это очень даже красиво. — Да я сам, — кое-как проговорил Андрей, с трудом отрывая взгляд от одноклассника и принимаясь снова дёргать замо́к, который по-прежнему, словно назло, не поддавался. С чего это на парня накатила такая неловкость? Можно подумать, что он только что вырисовывал себе в воображении нескромные картины с участием Горшенёва. Нет, он просто размышлял о нём, и всё. Но, несмотря на это, откуда-то взялась натянутость, которая буквально ощущалась в воздухе каждой частичкой тела. Горшок всё ещё продолжал стоять рядом. Он это нарочно, что ли? Князев же сказал ему, что сам разберётся с такой мелочью, как заевшая молния. Нечего над душой стоять. Это только усиляло напряг, возникший где-то внутри светловолосого. Он только собирался ляпнуть что-нибудь не слишком добродушное, чтобы объяснить Мише, что контролировать его действия не обязательно, как вдруг тот боком легонько подтолкнул Андрея, сдвинул его руки с рюкзака и сам в считанные мгновения застегнул замок, который, как по волшебству, поддался его длинным пальцам. Даже неодушевлённые предметы, наверное, со страху начинали слушаться темноволосого. Правда не все, но всё же. Князев почесал затылок и хмыкнул. Не везёт, если руки заведомо растут не из того места. Рисование и писанина даются на ура, а такие простые будничные действия совершенно не получаются. Даже смешно. — Спасибо, — пожал плечами парень. В принципе, больше и сказать было нечего. Он всего один день по-человечески не разговаривал с Мишей, а чувствовал себя так, будто нагло игнорировал его целый год. Почему-то даже начала мучить совесть. Нужно было просто взять портфель и молча уйти, но Андрей продолжал стоять на месте и смотреть на одноклассника. Весёлая вышла картинка, просто стоит и пялится, зато «ни бе, ни ме» не произносит. Хорошо, что некоторые ученики продолжали беседовать с учительницей и ей не приходилось лицезреть эту по-подростковому идиотскую сцену. — Слушай, ты извини, — вдруг произнёс Миша, адресуя эту фразу, судя по направлению его взгляда, ботинкам Князева. — Из-за меня на тебя эту муть с побоями свалили. Я-то не задумался. Решил, набью ему морду, на меня пожалуется, а там уж разберусь. А он взял и на тебя всё скинул. Светловолосый приоткрыл рот, собираясь что-то ответить, но так ничего и не сказал. Теперь он почувствовал себя вдвойне дураком. Вчера сам психанул на Горшка, а тот ещё и извиняется теперь. Если говорить по правде, ему действительно было, за что считать себя виноватым, но уж извинения были лишними. Достаточно было признать, что понимает, какую глупость сделал. Ни к чему зачем-то просить прощения. Андрею-то он ничего не сделал. Во всяком случае, намеренно. — Да ладно тебе, это фигня, — махнул рукой Князев, чувствуя себя настолько сконфуженным, словно вчера не просто злобно хлопнул дверью и психанул, а ещё и избил Горшенёва. — Я и сам бы с удовольствием ему навалял. — Но у тебя мозгов хватило этого не сделать, — довольно справедливо признал Миша. Да, Андрею хватало мозгов. Зато ему не хватало бесбашенности, а это тоже было в некоторой степени важным фактором. — Зато теперь он получил по заслугам, — усмехнулся светловолосый. Ситуация, конечно, складывалась отнюдь не весёлая, но если в это вникать, то можно впасть в апатию, а такого счастья никому не хотелось. — Мало получил, — хмыкнул Миша, опустив руки в карманы. Теперь он выглядел уже более уверенным, и от этого становилось чуть легче. — Ничего, ещё не всё потеряно, — подбодрил его Князев, не до конца веря в собственные слова. — Ладно, пойдём. Они вышли из кабинета и направились на этаж ниже. Следующим уроком должна была быть история, поэтому стоило на перемене хотя бы попытаться выучить пару пунктов из домашнего задания. Так, на всякий случай. Настроение заметно улучшилось хотя бы из-за того, что теперь Миша был рядом, а значит день обещал быть не таким долгим и мучительным. Даже предстоящая отсидка у директора не казалась настолько мрачной, клубящейся грозовой тучей, маячащей на конце горизонта. Скорее просто кучево-дождевым облаком, обещающим временный проливной дождь. А это уже не так страшно. По лестнице мимо туда-сюда сновали ученики, образуя сильные заторы. Приходилось смотреть исключительно под ноги, чтобы не навернуться об кого-нибудь. Князев пытался контролировать Мишу, который пренебрегал осторожностью и, несмотря на то, что едва-едва мог протискиваться между толпящимися учениками, продолжал упорно скакать по ступеням. Пару раз пришлось даже подхватить его за предплечье, чтобы не позволить скатиться вперёд. Из-за таких заторов банальный спуск на этаж ниже растянулся на несколько длинных минут. Когда же наконец остался ещё один лестничный пролёт, впереди показалась свободная лестница, не заполненная учениками. До выхода из толпы оставалось спуститься на пару ступеней и дальше спуск не составил бы труда. Однако Андрей, активно контролирующий шагающего рядом Мишу, лишь в последний момент успел посмотреть под ноги, но этой доли секунды не хватило, чтобы перепрыгнуть через чью-то выставленную ступню. Дальше всё произошло так неожиданно и сумбурно, что Князев не успел ничего понять. Он споткнулся об эту злосчастную ногу, после чего куборем прокатился через весь лестничный пролёт. В процессе полёта с лестницы он успел прижать руки к голове и более-менее сгруппироваться, дабы избежать серьёзных повреждений. Спасибо честно заслуженной годовой пятёрке по физкультуре за такую ловкость. Дважды кувыркнувшись и больно ударившись при этом спиной о ступени, парень всё-таки сумел перевернуться на бок и дальше катился таким образом, что было куда менее травмоопасно. Однако, это не смогло уберечь от сильных ударов. Под конец, уже вылетев со ступеней и по инерции продолжив катиться по полу, Андрей неслабо налетел головой на ножку скамейки, которая пошатнулась и грохнулась на него сверху, тем самым остановив движение. Благо, что скамейка была не дико тяжёлая. Проходившие мимо по коридору ученики засуетились и тут же кинулись на помощь. Князев запыхтел и столкнул с себя скамейку, после чего перевернулся на спину и чуть не застонал от боли. Видимо, о ступени он приложился сильнее, чем рассчитывал. Без посторонней помощи даже сесть показалось невозможным, напряжение в мышцах могло довести до крика. Какой-то парень за плечи приподнял Андрея, позволив ему принять сидячее положение без лишних движений. Столпившиеся рядом удивлённые ученики что-то галдели, кто-то понёсся на другой этаж. Наверное, звать учителей. Неужели они решили, что светловолосый себе кости переломал? Он не знал, как выглядел со стороны, пока летел вниз по лестнице, но, судя по перепуганным лицам учеников, это было весьма экстремальным явлением. Повезло, что половину ступеней он уже успел пройти, прежде чем споткнулся, а до конца лестницы оставалось не слишком много. Тем не менее, боль была уж очень сильная. Особенно в спине, на которую пришлась большая часть ударов, и в голове, которой он под конец налетел на ножку скамейки. — Ты как? — спросил парень, который помог Андрею сесть. На вид ему было лет пятнадцать. Наверное, из девятого класса, но лицо незнакомое. Князев чуть зажмурился, когда заёрзал, чтобы принять положение поудобнее, а заодно оценить, насколько всё плохо. И, кажется, всё было далеко не так хреново, как могло быть. Помимо острой боли в спине и тяжести в голове был лишь дискомфорт от приближающегося появления синяков на руках, коленях, и боковых частях тела, но это было совсем не страшно. — Нормально, живой, — ответил наконец Князев, чуть задыхаясь и пытаясь замедлить подскочившее от неожиданности сердцебиение. Собравшиеся вокруг ученики явно преувеличили опасность его падения. — Не поломался. Он попытался встать, но в спине возникла такая боль, словно между позвонков кто-то всадил нож. Пришлось отказаться от этого действия и немножко посидеть, дабы тело отошло от небольшого шока. Некоторые ученики отступили, чтобы не мешаться, и парень сумел разглядеть то, что творилось прямо впереди, на лестнице, с которой он только что слетел. А творилось там что-то явно нехорошее. Во-первых, Андрей сразу разглядел Мишу, который выглядел не просто напуганным или удивлённым. Он казался практически разъярённым, а двое человек тянули его за предплечья, чтобы он не кинулся на какого-то другого ученика. В нём Князев, неожиданно для себя, разглядел Димку. И выглядел тот как-то по-дурацки: бледное лицо, расширившиеся глаза и глупая ухмылочка. Непонятно, то ли насмехается, то ли что-то другое. Но ничего приятного в выражении его лица не наблюдалось. Из-за всё ещё не пропавшего шума в ушах и бесконечного галдежа столпившихся рядом учеников, Андрей не мог разобрать, что голосил Миша. Но он однозначно выкрикивал какие-то претензии в сторону Димки. А может и угрозы, чёрт знает. Затем вдруг он отпихнулся от парней, которые его удерживали, и бегом спустился по лестнице, после чего подлетел к светловолосому и бухнулся рядом с ним на колени. — Всё нормально? — задыхаясь, спросил он таким тоном, словно Князев тут на смертном одре находился. Тёмные глаза были дико округлёнными, одновременно злыми и при этом напуганными. Он выглядел действительно до крайности обеспокоенным и почти ошарашенным. Это немного позабавило Андрея, даже боль чуть притупилась. — Да хорошо всё, — тяжело, но с лёгкой усмешкой ответил парень, чувствуя себя немного неловко из-за того, что все так забеспокоились. То есть, конечно, падение было неожиданным, однозначно эффектным, а ещё болезненным, но он же не переломал себе все кости, а все так перепугались. — Если поможешь мне встать, то пойдём в класс, пока никто не притащил сюда учителей. Парень, который всё это время придерживал Князева за плечи, попытался обхватить его за талию, чтобы поднять, но Миша отпихнул его. — Руки убрал, — огрызнулся темноволосый. — И шуруй отсюда. Ученик послушно отошёл, и Горшенёв, подхватив Андрея и позволив тому опереться на свои плечи, помог ему встать. На ногах было даже проще находиться, чем сидеть. Боль в спине уже чуть притупилась. Падение произошло так неожиданно и резко, что, судя по всему, нервная система парня не успела сообразить ровным счётом ничего. Благодаря этому никаких мучений не возникло. Миша, кажется, был готов чуть ли не нести Андрея на руках, но тот ограничился тем, что опирался на его плечи, и напомнил, что не сломал себе ничего, а потому способен нормально передвигаться. Они зашагали в сторону кабинета истории, чтобы успеть уйти, пока никто не привёл учителей на «место происшествия». — Точно всё хорошо? Может, в медицинский зайти? — уточнил Миша, пока они со скоростью старушек передвигались по коридору. Он по-прежнему поддерживал одноклассника, словно боялся, что тот свалится на пол в любую секунду. Если бы Князев не продолжал слегка задыхаться, он бы даже посмеялся. У многих людей бывает такое, что после короткого и даже слабого болевого шока их всё начинает смешить, а своё состояние кажется совершенно идеальным. Да и на самом деле, весьма забавно было наблюдать за обеспокоенным Горшком. Конечно, хотелось, чтобы он отдышался и пришёл в себя, но всё равно было смешно. — Я же сказал: нормально всё, — чуть не закатил глаза Андрей. — Я просто ударился. — Раз двадцать, — уточнил Горшенёв. Такое ощущение, что ему даже хотелось оттащить одноклассника в медпункт. — Не парься, — беспечно произнёс Князев, попытавшись отмахнуться, но плечевой сустав сковало болью, которая, видимо, пока что не собиралась исчезать. — Кстати, а чего ты на Стрижалова там кинулся? Миша нахмурился и поморщился. Светловолосый сначала подумал, что ему стало тяжело его поддерживать, но оказалось, что это мимическое выражение было не связано с напряжением. — Это он тебя пихнул, — ответил Горшок. — Точнее, подножку подставил. Андрей смутно припомнил, что споткнулся через чью-то выставленную ступню. И находилась она действительно в таком положении, словно была представлена нарочно. Но на кой чёрт Димке ему подножки на лестнице ставить? Одно дело, жаловаться директору на то, что Князев его избил, а другое — пытаться самому его покалечить. Это ещё что за новости? — Тебе не кажется, что это бред? — осторожно хмыкнул Князев, чтобы не разозлить одноклассника своим недоверием. — В смысле, зачем ему это? — Во-первых, я видел, что это он, — почти что оскорблённо, но больше раздражённо ответил Миша. — Он стоял у перил и выставил ногу, когда ты подошёл. Я просто не успел тебя предупредить. Во-вторых, он же грёбаная мразь, зачем ему причина, чтобы над тобой поиздеваться? Показывает своё превосходство. Андрей задумался. В принципе, слова Горшенёва звучали вполне логично. Своим поведением Стрижалов давно доказал, что он полнейший ублюдок, который не ищет причин для сволочных поступков. Но неужели он опустился до того, чтобы попытаться так жестоко поглумиться? Ведь он же не мог знать, что всё получится так удачно и Князев не покалечится. А Горшенёв вообще молодец, сразу кинулся на Димку орать, а что там с другом происходит даже не попытался проверить. А если б он там в кашу расшибся? — Повезло ему, что меня сдержали, — озлобленно рычал Миша приглушённым тоном, скорее говоря это самому себе. — Ещё раз его увижу — убью. — Ну-ну, не думаю, — мягко усмехнулся Андрей. Нужно было вообще не открывать рот, а просто молча подождать, пока темноволосый успокоится, но уж очень захотелось коротко высказаться. Он не убьёт Димку, потому что Князев ему не позволит. Не хватало ещё очередных проблем с побоями. — Очень зря, — резковато отозвался Горшок, явно недовольный скептицизмом одноклассника. *** Очень зря. Действительно, очень зря Андрей так думал. Ещё днём он посмеивался над мстительными порывами Миши, но теперь уже было совершенно не до смеха. После выхода со школы Князев попросил темноволосого подождать у дверей, потому что забыл в раздевалке сменку и побежал за ней. Судя по всему, нужно было тащить друга с собой, ибо парень только-только отошёл, забрал мешок с обувью, снова выскочил на порог здания школы и тут же обнаружил наличие отсутствия Горшка. Он смылся. Разумеется, пришлось нестись его разыскивать. Светловолосый отошёл буквально на две минуты, а значит одноклассник не мог успеть свалить довольно далеко. И действительно, так и оказалось. Андрей с расстояния в несколько метров разглядел его в небольшой аллее около школы, по которой они иногда прогуливались, прежде чем расходиться по домам. И был парень там не один. Он впивался пальцами в плечи Димки, прижимая его спиной к стволу облезлой берёзы. Пришлось давить на тапок, чтобы побыстрее оказаться рядом и спасти ситуацию. Так вот, это всё была короткая присказка, так сказать, предыстория, потому что этот момент слабо сохранился в памяти Андрея. Зато он уже отчётливо помнил, как подбежал к Мише, чуть задыхаясь от ещё не до конца ушедшей боли в спине, и хватанул его за рукав куртки, издав нечленораздельное возмущённое восклицание. Это, пожалуй, было всё, на что он был способен в данный момент. В голове возникло слишком много слов, которые хотелось сказать, но ни во что связное сплестись они не могли. Во-первых, Андрей отошёл буквально на две минуты, а Мишина жопа-приключение уже нашла себе возможность действовать. И как ему вообще везло натыкаться на Димку и отлавливать его? И разве он ещё днём не извинялся за то, что поступил необдуманно, отлупив этого урода? Во-вторых, не лучшее место он нашёл для экзекуции. Эта, с позволения сказать, несколько облезлая аллея находилась на виду. В любой момент рядом мог пройтись такой же запоздалый ученик, как и они. Или, не дай Бог, учитель. А тогда вообще кранты всему и всем. В-третьих, какого чёрта? Неужели так сложно сдерживать свои бурлящие гормоны в узде? Ну да, Димка мразь, которой сложно не врезать, но всё-таки можно хоть попытаться думать головой, а не другим весьма красивым местом. Да и чего на него кидаться? Всё равно толку никакого, он сам готов под кулаки подставиться. И ещё много-много всего, сотни тысяч здравых мыслей и возмущений созрели в голове за несколько секунд, но, увы, издать удалось всего одно нечленораздельное восклицание. Которое, к слову, хотя бы немножко отвлекло на себя внимание Миши. Он отвернулся от своей загнанной в угол жертвы и уставился на друга практически дикими глазами. — Ты чего творишь? — всё же осилил хоть какую-то фразу Князев, после чего бросил взгляд на прижатого к дереву Димку. Выглядел он всё так же нерасполагающе: бледный, почти пустые глаза и кривая ухмылка. Натуральное пугало. На такого и нервы тратить жалко. Миша, кажется, был не слишком доволен подобным вопросом. Он нахмурился и как-то тяжело вздохнул, после чего устремил убийственный взгляд на Стрижалова. Даже странно, как тот не обратился в жалкую кучку пепла под таким напором. — Заебал, вот честно, — полурычащим тоном произнёс темноволосый и шарахнул одноклассника спиной о трухлявый ствол дерева. Вряд ли вышло так больно, как хотелось бы. — Чего тебе надо от Андрея? Князев даже немного потупился, переступив с ноги на ногу. Ему не очень нравилось то, что Горшенёв делает это из-за него. В смысле, создавалось такое впечатление, что светловолосый сам не может за себя постоять. А он мог, и очень даже запросто, но ведь здравомыслие должно было находиться на первом месте, а уж потом мстительность. — А чего ты ко мне пристал? Мне ничего не нужно, — ровным голосом проговорил Димка, словно ему было вот совсем не страшно. Андрей бы на его месте побоялся. Злить Мишу совсем не стоило, если только у тебя не девять жизней. В этот же миг темноволосый саданул Стрижалова кулаком по лицу. Князев даже не успел среагировать и остановить его, уж очень быстро это получилось. Дар речи вдруг пропал. Вроде как хотелось дёрнуться, заорать на Горшка, оттащить его от парня и увести домой, чтобы там ещё раз наорать. Но ноги медленно врастали в землю и пускали корни, а из приоткрытого рта не вырывалось ни звука. Такое ощущение, словно тело парализовало, а в голове даже промелькнула мысль, а почему бы не позволить Горшенёву делать то, что он захочет? Всё равно терять уже практически нечего. Димка тихо застонал, вжал голову в плечи, но затем снова распрямился и глядел по-прежнему пустым взглядом. Становилось даже не по себе. — Объясни, просто объясни мне, на кой тебе это всё? — чуть повысил голос Миша. Рычащие нотки пропали, он просто находился в глубоком возмущении и непонимании, готовый врезать однокласснику снова, если тот не пожелает нормально ответить. — Из-за грёбаных денег ты скинул столько дерьма на Андрея? Они что, стоят того? — Отвали, я не брал эти деньги, сколько можно говорить, — с намёком на дерзость ответил Димка. — Ага, и просто так сказал, что Андрей дважды тебя избил? — уже практически заорал Миша. Князев находился в непонятном состоянии. Совесть и здравомыслие всё ещё подсказывали, что нужно остановить друга, от греха подальше, и увести отсюда. Однако, во-первых, ничего не получалось сделать, тело словно парализовало. А во-вторых, если быть честным, не очень-то и хотелось. Ведь он прекрасно понимал, что Стрижалов заслуживает как следует получить по роже и по другим местам тоже. Но всё равно было как-то не по себе. Но дав волю злости, парень постепенно почувствовал, как она возрастает. Теперь даже самому хотелось садануть одноклассника, но двое на одного — это не дело. — Ты ещё и с лестницы его столкнул! — продолжал возмущаться Миша. Андрей поймал себя на мысли, что даже не хочет попытаться заставить его понизить голос. — А если б он шею себе свернул? — Я его не сталкивал, — невозмутимо отвечал Димка. Горшенёв издал рычащий звук. Князев знал, как его бесили подобные абсолютно спокойные и равнодушные сволочи, особенно с учётом того, что сам темноволосый никогда не мог стать абсолютно равнодушным и спокойным. — По-твоему, это я ему подножку подставил? — рыкнул он, отвесив Стрижалову ещё один удар по лицу, правда не такой сильный. Парень снова зажмурился, но перетерпел, вздохнул и снова открыл глаза. — Подставить подножку и столкнуть — это разные вещи. — Какая хуй разница, ты убить его мог! — сорвался Горшенёв и вдруг перехватил одноклассника правой рукой за горло. А вот это уже было лишним, поэтому Князев всё же сумел зашевелиться и легонько коснулся плеча темноволосого. Тот не давил на горло Димке, не душил его, просто держал на нём руку, но всё же становилось страшновато. Мало ли, что он учудит. Хотя претензия была справедливая, Стрижалов и впрямь мог убить Андрея, если б тот упал не так удачно. Горшенёв дёрнулся, грубо скидывая с плеча руку друга и продолжая гипнотизировать огромными тёмными глазами своего несчастного одноклассника. — Серьёзно, ты готов довести до того, чтобы Андрея направили в ментовку и пустили ему под откос следующие несколько лет жизни? — произнёс он неожиданно тихим, проникновенным, но мрачным и презрительным тоном, явно не предвещающим ничего хорошего. Даже у Князева мурашки по телу пробежались от этого голоса. — И всё это ради денег? Из-за того, что кишка тонка признаться в своём косяке? Зачем тебе эти деньги? Купить какую-нибудь бессмысленную хренотень? Андрей почувствовал, что и сам бы сдался, просто не выдержал бы такого напора. Он даже уже был готов признаться во всех грехах, хотя свои слова Миша адресовал Димке. Наверное, глупо было молчать и просто стоять всё это время рядом, как ненужный, лишний свидетель этой разборки. Стоило хоть рот раскрыть, сказать что-нибудь, да только в голову ничего дельного не шло, а голосовые связки напрочь отказались работать. Он чувствовал себя просто сторонним наблюдателем, который не мог вмешиваться в происходящее, а просто смотрел и делал выводы. Стрижалов даже рта не раскрыл. Он продолжал стоически выдерживать презрительный взгляд Миши, из-за которого кто угодно другой мог бы разрыдаться от ощущения собственной ничтожности. И как ему это удавалось? Неужели он действительно настолько прогнил, что его всё это не трогает, не шевелит ни единую ниточку в сознании? — Ты, блядь, просто жалкий кусок дерьма, — прошипел Миша сквозь зубы. Явно чувствовалось, как ему осточертела вся эта история с кражей. — Этими деньгами можно задницу вытереть и выбросить, а ты из-за них такой спектакль устроил. Лишь бы свои капризы исполнить, оболгал и заставил мучиться хорошего, нормального человека. Думаешь, Андрей хоть раз про тебя что-нибудь директору вякнул? Да ни слова. А ведь мог настоять на том, что ты виноват. И тогда, может быть, тебе бы не до конца поверили. А ты с каждым разом всё больше и больше на него гнал. И тебе даже не стыдно, совершенно. Вот именно такие люди, как ты, подыхают, захлебнувшись в собственном дерьме. Светловолосый нервно поёжился. Ему уже начало казаться, что Миша перегибает палку, но тот был уже на пике своего терпения, поэтому было лучше его не трогать. Победой можно было считать уже то, что он не пытался избить Стрижалова. Зато его голос и взгляд были куда хуже любых ударов. Даже Князеву казалось, что каждое слово отхлёстывает ему пощёчину, хотя он был тут не при чём и не крал денег, никого не оклеветал и не поступал так по-скотски. Димка смотрел на Горшка пустыми глазами. Всё смотрел и смотрел, словно пытался вывернуть ему кишки своим взглядом. А затем вдруг по его бледной щеке прокатилась маленькая, прозрачная капля. Затем ещё одна, и ещё. Губы ещё сильнее скривились, но только теперь было понятно, что это вовсе не ухмылка. Он плакал. Миша замер, как громом поражённый, и даже отшатнулся на шаг назад, нечаянно наступив на ногу Андрею, который наоборот застыл на месте. Просто не верилось, что Стрижалов, эта бессовестная мразь, может плакать. Кажется, даже Горшенёв был поражён эффектом, который произвёл своим чтением морали. Светловолосый бросил на него короткий взгляд и заметил на его лице выражение полнейшей растерянности. — У меня сестра заболела, — тихо, буквально на выдохе проговорил Димка, утирая рукавом слёзы и оставляя на лице грязные разводы. — Ей всего годик. Она по ночам задыхается, мы с матерью не спим, сидим рядом. Денег на лекарства нет. Нам на еду кое-как хватает, и на дом. Мне нужны были эти деньги, понимаете?.. Не мог я признаться, что сам их забрал. Пришлось сразу на Андрея вину скинуть, я его первым заметил, когда в класс тогда заходил. Ты прости меня, правда… И на лестнице я тебе не специально ногу подставил, просто не успел убрать, я на ходу засыпал. Простите меня, вы оба, я вас в такую задницу загнал… На протяжении всей этой исповеди Андрей даже успел забыть, как дышать. Миша рядом тоже затих и мелко задрожал. Можно было решить, что Стрижалов просто нагло врёт и строит из себя несчастного страдальца, но это было не так. По глазам можно было заметить, что он совсем не лжёт. И сразу становился понятным его пустой взгляд, бледность, синяки под глазами, нервную кривую ухмылку. Как же долго он делал из себя конченого мудака, можно было просто позавидовать его стойкости. — Ты чего сразу-то не сказал? — кое-как выговорил Миша ошарашенным шёпотом. Князев принял это за подвиг, потому что сам просто рта раскрыть не мог от удивления. Он ощущал себя полнейшим ублюдком из-за того, что посмел злиться на Димку, который совершенно не заслуживал такого. — Побоялся, — признался Стрижалов, опустив глаза и сведя брови домиком, словно готовился к смертной казни. — Решил, вы мне не поверите. Ведь так и было бы. Да, он был прав, и осознавать это было чертовски стыдно. Во всяком случае, Андрей бы точно ему не поверил, если бы он выдал эту историю с ходу, как бы между прочим. А вот после всего случившегося принять это за ложь было крайне трудно. — Извини, что я тебя отделал, — почти дрожащим голосом проговорил Горшенёв. Светловолосый посмотрел на него и заметил, что его явно колотит нервяк. Видать, уж очень сильно переживает из-за того, что бил Димку и наговорил о нём столько плохого. — И за то, что я сейчас сказал. Я ж не знал… — Всё нормально, ты не виноват, вы оба не виноваты, — кривовато улыбнулся Стрижалов. — А я вот уже за черту зашёл. — Можешь и дальше зайти, я не против, — наконец сумел открыть рот Князев. Да он был не против, чтобы Димка ещё что-нибудь придумал, чтобы его уж окончательно посчитали виноватым, потому что сожаление к этому парню разрасталось с огромной скоростью. Ему явно тяжело жилось; мало денег, отец бросил, вдвоём с матерью воспитывает мелкую. А ещё одиннадцатый класс, туча уроков, приближающиеся экзамены. Всё это очень сложно. — Нет, — перебил его Миша, а затем обернулся к Диме и довольно мягко положил руку ему на плечо. Несмотря на тяжесть ситуации, Андрею это не очень понравилось. Можно было обойтись и без прикосновений. — Вот что сделаем. Завтра придёшь к директору и скажешь, что всё это время я тебя запугивал и заставлял скидывать всё дерьмо на Андрея, а на самом деле виноват я. Хорошо? Князев открыл было рот, собираясь возмутиться, но Горшенёв обернулся и оборвал его, позволив лишь набрать в лёгкие побольше воздуха. — А ты заткнись, — твёрдо произнёс он. — Я так решил, значит так и будет, даже не пытайся переубедить. В этот момент, когда Андрей готовился, рискуя собственной жизнью, начать попытки переубедить Мишу, вопреки его «приказу», Димка резко сорвался с места и побежал куда-то. Горшок дёрнулся было, по привычке собираясь броситься его догонять, но затем остановился и махнул рукой. — Я его и так запугал, пусть придёт в себя, — пояснил свои действия темноволосый, говоря это скорее самому себе, чем Князеву. Который, впрочем, был с ним согласен. *** Ночь была холодная, морозная и трескучая. Всё вокруг покрылось тонким слоем льда, даже голые, осиротевшие деревья. Животные собирались в стайки, кошки забегали в подвалы, а дворовые собаки прижимались друг к другу. Всем хотелось тепла, уюта, хотелось обогреться и почувствовать себя не одиноким. Птицы успели улететь, в этом году даже чуть раньше обычного. Месяц жалкой полуокружностью выглядывал из-за чернильных облаков, посматривая свысока на замёрзшую землю. Двое парней сидели на крыше заброшенного двухэтажного здания, свесив ноги и глядя в небо. Сегодня днём произошло нечто странное. Ребята пришли в школу с отчётливым ощущением чего-то нехорошего. И уже там, в конце учебного дня, они узнали, что Димка пошёл к директору, во всём признался и даже отдал ту часть денег, которую всё ещё не потратил на лекарства. Андрею сообщила об этом классная руководительница и поинтересовался, почему же он сразу ничего не сказал. Но он не ответил ей и ушёл делиться новостями с Мишей. Казалось бы, наконец-то закончилась эта пренеприятнейшая история, наконец-то закончатся бесконечный разборки, нервы, отсидки у директора. Стоило радоваться, но Князев чувствовал, как на душе кошки скребут. Почему-то во всём происходящем он считал себя виноватым. Хоть он и знал, что вышло всё справедливо и правильно, если смотреть с точки зрения человеческой честности, да только вот где-то глубоко внутри оставалось ощущение того, что так не должно было быть. И, кажется, Миша чувствовал себя точно так же, если не хуже. А теперь они оба ночью выбрались из домов и пришли к небольшому пустырю, посреди которого стояло небольшое заброшенное здание. Здесь ученики весной, когда наконец становилось более менее сухо, любили играть после школы в футбол, а летом так вообще гоняли тут мячик целыми днями напролёт. Но никто ещё не пробовал приходить сюда, чтобы просто посидеть в тишине или спокойно что-нибудь обсудить, хотя место для этого было самое что ни на есть подходящее. Андрей чувствовал, что уже жутко замёрз, сидя в одной позе, а спина по-прежнему немного ныла. Скорее всего, не только из-за недавнего падения, а ещё и из-за холода. Однако сдвигаться с места совершенно не хотелось. Почему-то сидеть на морозе с Мишей было куда приятнее, чем находиться дома, в тепле, но без него. — Какая я мразь, — довольно отчётливо, хоть и негромко проговорил темноволосый хрипловатым голосом, и эти слова заклубились в воздухе облачком пара. Треск замерзающих веток чуть заглушал звучание его голоса. Андрей посмотрел на него и заметил, что парень крайне расстроен. Большие тёмные глаза были устремлены в небо, в них отражались тусклые звёзды, а ещё они были наполнены чувством отвращения к самому себе. Губы изогнулись в непонятной, подавленной улыбке. Волосы, скатившись с лица, путались, опускаясь в капюшон старой куртки. Он не надел шапку и из-за этого периодически поёживался. — Не говори глупостей, — возразил ему светловолосый, при этом так и не сумев даже изобразить усмешку. Просто веселиться было нечему. Хотя поддержать Мишу хотелось, потому что было заметно, как он убивался из-за произошедшего. Правда, чтобы разглядеть это, нужно было присмотреться чуть внимательнее, чем каждый привык. — Я ему такого наговорил, — уже почти шёпотом произнёс Горшок, после чего опустил взгляд и с некоторым недоумением посмотрел на свои руки, словно не веря, что они могли кого-то ударить. — Ещё и морду набил. — Ты же не знал, — попытался оправдать его Князев. Ведь это правда, он не знал, что у Димки такая сложная ситуация, ибо этот парень слишком хорошо строил из себя полного урода. — Я бы тоже ему морду набил, только духу не хватило. Мне просто повезло. Хотя желание его избить равносильно тому, что ты действительно его отделал. Так что мы виноваты одинаково. Слабое вышло утешение, но зато чистая правда. С одной стороны, они оба не знали, а с другой, человек всегда должен предвидеть моральную ответственность за свои поступки. Так что нечего было отнекиваться от своих действий, но и не стоило казнить себя. Всё равно всё уже сделано. Хотя подумать и сказать об этом куда легче, чем на самом деле взять и забить на случившееся. Горшенёв нахмурился и чуть скривился. Да, он тоже не видел в словах друга ничего, что могло бы оправдать их поступки. Вздохнув, парень ссутулился и тяжело опустил всклокоченную голову на плечо Андрея, почти что ударился о него. Светловолосый, впрочем, был не против. Он чуть согнулся, чтобы Мише стало комфортнее, после чего сикось-накось натянул на него свою шапку, потому что заметил, что он его уже начинает колотить мелкая дрожь. Горшенёв даже не пошевелился и, вопреки привычке, не отказался от подобной заботы. Он продолжал смотреть куда-то вперёд отрешённым, расстроенным взглядом, проникая сквозь время и пространство и оказываясь мыслями за гранью реальности. Огромные глаза теперь не были так широко распахнуты, а наоборот полуприкрыты, из-за чего было удобнее разглядеть длинные чёрные ресницы, на которых красивыми кристалликами льда появился иней. Он дышал ртом, так как морозный воздух начал сильно обжигать слизистую носа, и из-за этого каждый его выдох прорисовывался в воздухе узорами клубящейся пара, который был кипельно-белым, почти светящимся. Такой пар нравился Андрею куда больше, чем тяжёлый, серый и грязноватый дым сигарет. Брови темноволосого сошлись домиком, а губы непонятно искривились. Князев снова почувствовал то кружащее голову вдохновение. Именно сейчас оно ощутилось заметно ярче, чем раньше. В окружении холодного света месяца, замёрзший Миша с заиндевевшими ресницами казался таким невесомым и потусторонним, словно тень, призрак, туман. Вновь так же, как и однажды, возникло ощущение, что стоит к нему прикоснуться — и он исчезнет, испарится, растает полупрозрачной дымкой. Немного смутившись от своих дурацких, наивных мыслей, Андрей опустил взгляд и посмотрел на собственные руки, которые сцепил на коленях. Они покраснели от холода и были тяжело ими шевелить. Затем он вновь искоса взглянул на Горшенёва, только на этот раз заметил, что тот чуть поменял положение своей головы на плече светловолосого и теперь, подняв глаза, сам смотрел на него в упор, словно ожидал каких-то слов или сам хотел что-то сказать. Князеву стало не по себе. Он неловко улыбнулся, но всё же не мог отвести взгляда от светящихся в темноте глубоких глаз Миши. Слишком он был красивым, слишком необычным. Художнику нужна муза, которая вызывает сильный эмоциональный всплеск. Что ж, кажется, парень уже её нашёл. Только слишком долго до него это доходило. — Слушай, Мих, — нерешительно заговорил Андрей, внезапно сообразив, что настолько замёрз, что еле ворочает языком. Горшенёв выжидающе выгнул брови. — Я знаю, тебя это бесит, но дай я тебя нарисую? Пожалуйста. Темноволосый молчал. Наверное, собирался с мыслями, чтобы возмутиться и послать своего друга в любую точку мира на его выбор. Князев внезапно даже пожалел, что открыл рот. Но вдруг Миша тихо издал нечленораздельный мурлыкающий звук, заёрзал, поудобнее устроился на плече Князева и снова уставился в пространство. Судя по всему, это было равносильно соглашению. Андрея кое-как выловил из кармана смятый листок и карандаш, которые всегда и везде были при нём, и принялся заледеневшими пальцами аккуратно прорисовывать Мишу в таком положении, в каком видел со своей стороны. Хотя бы простой набросок, который потом можно будет доработать. В какой-то момент темноволосый перестал выглядеть отрешённым и почему-то стал обеспокоенно подёргиваться. Князев не мог понять, в чём дело. Первые несколько минут он это игнорировал, но затем всё-таки собрался спросить, что случилось, и может Горшку просто уже неудобно в такой позе. Однако тот, как раз в этот момент, всё же сделал полноценное движение и ледяными, белыми ладонями взял друга за левую руку, которая не была задействована в процессе рисования. Андрей немного удивился и вопросительно взглянул на Мишу, но тот сделал вид, словно ничего не происходит, и снова уставился куда-то вперёд. На самом деле, левая рука тоже была нужна Князеву, так как она придерживала и расправляла лист бумаги, но почему-то он внезапно решил, что обойдётся и без неё.