Все начиналось как нельзя хуже…
Ойкава был так воодушевлен новой идеей сближения с Тобио, что не думал, что будет так невероятно сложно… Кагеяма часто молчал, а Тоору все не мог найти тем, кроме базовых, на которые они и так регулярно общались… Самому было скучно, а вести вечный внутренний диалог уже надоедало — ресурс не бесконечный всё-таки.
— Скоро должны прийти твои родители, — напомнил Тобио, мельком глянув на время.
— Блять…
Он закинул голову наверх и выдохнул… И мимо глаз Кагеямы это не прошло.
— Все хорошо? — он сидел на диване, но прошел к столу рядом с Ойкавой — все ещё немного хромая, — чтобы брызнуть на руки антисептика.
— Заебался… Почему они все еще таскаются ко мне? Они же сами говорили, что не вывозят…
Он осторожно повернул голову в сторону Кагеямы — всё-таки на левую сторону шеи пришелся основной урон травмы, — чтобы не игнорировать его присутствие.
— Наверное, потому что они твои родители… к сожалению, — он хмыкнул, сочувствующие поглядывая на больного. — Тебе все еще не комфортно с ними?
— У нас не очень хорошие отношения, даже если опустить их поведение рядом со мной, — он закрыл глаза и выдохнул, полностью расслабляясь. Он правда очень устал. — Они как бы любят меня, но у нас разные взгляды на жизнь, мышление… Мне во многом не нравится их поведение, поэтому мы отдалились со времен детства. Я не очень горю желанием их видеть.
— И никак не отвертишься?.. — с явной надеждой спросил Тобио. Он переживал за Ойкаву и не хотел чтобы на него давили ещё больше. Тот и так старался.
— Пока я не повышу голос, они не хотят уходить… Они не понимают элементарных просьб выйти из комнаты или не подходить ко мне, особенно если такой день или время, что я вообще не хочу этого. Они полностью игнорируют мои желания, мнение, личное пространство и границы. Я не могу с них.
— Все настолько плохо?.. — Кагеяма не проявлял сильного сочувствия, ибо не думал, что все так, но… Сейчас дело обрело более серьезный оборот. Ойкава был не особо конфликтным человеком, до чего его надо довести, чтобы он повышал голос на родителей?
— Они хорошие на самом деле… Но думают, что я их собственность и не воспринимают всерьез. Они были против волейбола, потому что считали это детской забавой, — он закатил глаза, продолжая монолог, а Кагеяма внимательно его слушал, приставляя стул к кровати Тоору и опускаясь на него, дабы быть ближе. — Мол, в младшей школе ещё было ок,
допустим ещё в средней, но старшая школа, плюс ещё и профи? Иди нахуй, сынок, — он иронично посмеялся, ломая губы в презрительной улыбке. — Раздражает…
Кагеяма был хорошим слушателем и Ойкава открывался рядом с ним. Он не торопил и внимательно вникал в каждое слово; позволял выговориться.
Больному нужен был такой друг…
Обычно ему не с кем было поговорить «по душам», да и воспринимал его мало кто серьезно. Это ранило, но Ойкава закрывал на это глаза, делая вид, что не видит очевидного. Он закрывался от своих же мыслей, не давая себе окунуться в размышления. В какой-то степени, он и в волейбол уходил за тем же…
Кагеяма уже хотел вставить свое слово, полагая, что монолог окончен, но Тоору сказал то, что… мягко говоря, шокировало…
— Они хотят чтобы я бросил волейбол сейчас, — мягким шепотом произнес парень, натянув улыбку.
— Что?! — резко крикнул Кагеяма, буквально подскакивая с места. Тоору не упоминал этого раньше…
Больной смотрел в стену перед собой, пропуская мимо глаз Кагеяму. Ему было плохо и Кагеяма не то чтобы видел это, но чувствовал. Уже привычным жестом накрыл ладонью руку Ойкавы и сел на кровать.
— Блять, мне очень жаль, Ойкава, — искренне, но с явной злобой в голосе высказал Тобио. — Как они… Черт. Они настаивают? Я надеюсь, что ты не собираешься серьезно… — Его голос спал до полу-шепота; он не закончил, но было и так понятно, что кохай имел в виду.
Ойкава медленно покачал головой. Он закрыл глаза и крайне болезненно прерывисто вдохнул. Кагеяма заметил поступающую влагу на глазах Ойкавы до того как тот отвернулся.
Ему и правда было очень тяжело. Он пытался совладать с эмоциями, которые неумолимо продолжали брать верх. Поэтому он молчал и дышал. А Кагеяма не тревожил, давая успокоиться; он просто был рядом и изредка ненавязчиво поглаживал руку Ойкавы.
— Закрой дверь, — прошептал парень, сжимая руку в кулак под ладонью Кагеямы. — Если родители сейчас придут сюда, я сдохну к хуям собачьим.
Кагеяма быстро метнулся к двери, закрыл ее на ключ и вернулся к Ойкаве, а за дверью уже послышались шаги. Оба посмотрели в сторону коридора и сразу друг на друга в растерянности. Ойкава, который только начал приходить в себя, снова почувствовал подступающие слезы…
— Давай я попрошу их уйти, — настоял Кагеяма. Но Ойкава думал сейчас с большим трудом.
— Что ты им скажешь? — Сзади послышался стук и голоса родителей, явно непонимающих почему дверь закрыта, парни оба потерялись в волнении и в головах начала твориться полная задница.
Ойкава начинал нервничать ещё больше, поднималась тревожность и приходил тремор — он больше не мог держать себя в руках.
— Что-нибудь придумаю, хорошо? Только не волнуйся слишком сильно. — Кагеяма не хотел, чтобы он ещё раз упал в обморок с нервов.
Он буквально бегом подбежал к двери и, открыв ее, вышел в коридор к родителям. Ойкава плохо слышал, что говорил парень, но он и не пытался слушать. В его голове засела мысль, что сейчас он все разрулит и все будет хорошо. Ойкава расслабился, но от этого сделал себе хуже — как ему казалось. Слезы потекли по лицу, не слушая приказы остановиться.
С первым всхлипом стена полностью разрушилась… парень накрыл лицо здоровой рукой, пытаясь хоть как-то закрыться от мира. Пока Кагеяма разговаривал, Ойкава уже успел зайтись в лёгкой истерике. Он точно не хотел, чтобы бывший напарник видел его таким, потому что, несмотря на всю его заботу, Тоору думал, что это слишком. Больной ожидал от него, что тот будет вести себя агрессивнее и как-то упрекнет, хоть подсознательно и надеялся на обратное, но все равно не хотел показывать слезы, пусть тот и видел их уже пару раз.
Как Кагеяма зашёл в палату с улыбкой на лице Ойкава не видел. Он пытался остановить слезы, которые буквально душили его. Плакать было больно. Сломанные ребра давали о себе знать самыми первыми, как только тишину разрезал тихий всхлип.
Парень подбежал к Ойкаве, опуская руку на его грудь и пытаясь отодвинуть ладонь с лица.
— Боже мой, — еле слышно, для себя произнес Кагеяма будучи в ахуе.
Ойкава же принял это за осуждение.
— Не трогай, — дрожащим голосом выдавил больной. Он повернулся на бок — чтобы закрыться ещё больше от Кагеямы, чтобы уйти от себя самого.
Но Тобио это не устраивало. Он очень сильно испугался за парня и не мог просто стоять в стороне и смотреть. Он обошел кровать с другой стороны и, вопреки просьбе больного, дотронулся — отодвинул волосы от лица парня, но руки у лица не трогал. Эту скорлупу насильно рушить он не смел. Все что он хотел показать — он рядом. В каком бы состоянии ни был Ойкава, Кагеяма будет рядом. И тому нужно было знать об этом.
— Тоору, — мягко произнес парень, оглаживая больного по голове.
В такие моменты у Тобио явно терялся инстинкт самосохранения и страх получить «по рукам», единственной мыслью было защитить и поддержать.
Он проявлял бесконечную нежность, не пытаясь прятать самого себя, говоря тихим успокаивающим голосом. Как неделю назад, когда внушал парню опору.
— Тоору, ты не должен скрывать свои слезы… Проявлять эмоции абсолютно нормально, особенно когда тебе тяжело… Тебе не нужно проходить через это одному. Я рядом с тобой и никуда уходить не собираюсь, пойми это. — На автомате, у Кагеямы пролетали более нежные слова в голове, но за подобное больной бы точно его подъебал. И для обычных дружеских отношений это явно перешло бы границы.
Кагеяма мягко гладил Тоору по голове пока тот плакал почти навзрыд. Нервы у него сдавали не первый раз, но не настолько сильно. Парню было сложно понять больного, но сейчас было не время спрашивать.
В какой-то момент, Ойкава протянул руку в сторону Кагеямы и тот быстро схватил ее, сцепляя их пальцы между собой. Он откинул бортик кровати у головы Тоору и сел ближе, заключая в лёгкие объятия. Ойкава положил голову на плечо Тобио, зарываясь носом куда-то в подмышку, а кохай положил свою сверху, рукой дотянувшись до спины и размеренно гладя его. Постепенно Ойкава успокаивался, а вместе с ним и беспокойство Кагеямы.
— Тобио…
Кагеяма на секунду даже дернулся.
Да, Ойкава часто дразнил его «Тобио-чан», но сейчас он на полном серьёзе назвал его по имени. Он не знал как реагировать, чувства были смешанными, но одно он знал точно — он рад такому продвижению.
— Что такое, Тоору? — Он поднял голову, глазами исследуя лицо парня, наблюдая как дрожат его ресницы и губы, как краска разливается сильнее, когда до семпая доходит, что Кагеяма действительно смотрит на него; как тот поднимает опухшие глаза и тут же отводит их от неловкости, шмыгает носом…
— Сделай вид, что этого не было, — строго сказал Ойкава, выпутываясь из рук бывшего напарника и переворачиваясь на спину.
Он закрывает глаза и тяжело вздыхает, почти стонет, накрывая лицо рукой, а второй пытаясь схватиться за ограждение кровати, но его нет и он хватается за Кагеяму.
— Голова? — поддерживает парень снова взволнованно.
Тот почти неразборчиво мычит про головокружение и отстраняется от парня насколько можно, снова включив гордость.
Кагеяма знает насколько это неприятное ощущение, он не пытается обесценить проблемы Ойкавы и эмпанирует на полную. Он быстро идёт и открывает окно в помещении, мочит холодной водой полотенце и прислоняет его к голове Ойкавы. Тот берет его за руку, смеряя гневным расфокусированным взглядом, но тут же отстраняется и расслабляется под действием приятного холода.
— Прости… — просит больной, и Кагеяма понимает за что тот извиняется.
— Ты не виноват в том, что все ещё не привык к подобному, все хорошо. Со временем, возможно, ты освоишься. Я очень надеюсь на это, — выдыхает Кагеяма.
— Давай я позову врача, тебе капельницу поставят? — Ойкава плакал минут десять так точно, Кагеяма даже представить боялся насколько сильно беспокоила его сейчас голова. — Не отказывайся, тебе легче будет. И поговорим потом. Ты не против?
Ойкава закрыл глаза и выдохнул, явно борясь с собой, но кивнул. В конце концов, Кагеяма не хуйню сказал…
— Дай воды, пожалуйста, — прохрипел больной, облизывая сухие губы.
— Секунду, — он свернул полотенце и положил на лоб Ойкаве, чтобы тот полностью отошёл, налил воды в стакан и поставил на стол. — Поднять тебе спинку? — уточнил парень, на что Ойкава согласно кивнул и поднял руку, чтобы прижать полотенце к голове.
Тобио аккуратно поднял ее, чтобы больному не стало хуже, и подал ему стакан, а затем вышел за доктором.
***
— С чего ты так перенервничал? — присаживаясь рядом и поставив на стол свой чай, поинтересовался Кагеяма.
Они договорились обсудить произошедшее и сейчас настал этот момент.
Ойкава долго собирался с мыслями, ломался, пытался заставить язык слушаться, но выходило с трудом. Он по пальцам одной руки мог пересчитать сколько раз так откровенно говорил о том, что происходит в его жизни и голове, что он чувствует и о чем думает. Он хотел бы снова перевести все в шутку и говорить о серьезных вещах не серьезно, но Кагеяма был достоин большего. В благодарность ему, Тоору хотелось переступить через себя.
Молчал он не то чтобы долго, но и ответил не сразу.
— Родители… Как обычно. Мне кажется, большинство проблем идёт от родителей, ты никогда не думал об этом? — все-таки засмеялся парень. — Мы реально с ними на разных волнах существуем. И они правда хотят, чтобы я… бросил волейбол. — Ойкава тяжело выдохнул, на секунду сжав между пальцев ткань простыни. — Они никогда не понимали насколько это важно для меня. Но, если честно…
В комнате повисло душащее молчание, но Тобио не торопил, хотя и очень хотелось.
Так сильно пугать Кагеяму мог только Ойкава, это точно.
— После аварии я пару раз сам задумывался насчёт этого, — он привычным движением откинул голову на кровать, ментально пытаясь убежать от этого признания. Ему было несколько стыдно за это.
— Что?.. — выскользнуло изо рта Тобио.
Он не ожидал такого от парня. Только не от него.
— Я не уверен, что выкарабкаюсь… Я хотел верить… — надломанным голосом выдавил больной. — Но сейчас мне кажется, что это все не имеет никакого смысла… Что будет дальше? Куда я пойду? Переводиться в другой универ? Даже если да, как только узнают что произошло, кому я понадоблюсь таким?
Он накрыл рукой лицо, полностью закрывая глаза предплечьем. Кагеяма видел как дрожали губы Ойкавы, как он кусал их, дабы не издать ни звука, но не плакал. И Кагеяма игнорировал этот раз, оставляя без поддержки. Постоянная забота в таком ключе напрягала Тоору, Кагеяма знал это. Иногда показывать, поддерживать — одно, но в нескольких случаях подряд — нет. Семпай точно отстранится и начнет воспринимать кохая с презрением — он не терпел жалость. А беспокойство, забота и помощь принципиально отличались от жалости. Тоору очень четко для себя это разграничил и дал знать обо всем Кагеяме. Он не хотел запутывать их общение ещё сильнее.
Но игнорирование тяжело давалось Тобио. Он пытался слушать дальше и не делать никаких движений, но тело плохо слушалось. Поэтому он сам сжал в кулаки обе руки и агрессивно не двигался.
— Это все будет длиться так долго… Только гипсы снимут через две-три недели, а это ведь малая часть всего, верно?.. — он замолчал, опуская руку и впяливаясь пустым взглядом в потолок. — Я не думал, что все будет так, когда делал эт… — он резко замолчал, понимая, что только что озвучил, его глаза расширились от удивления и он нервно скосился в сторону Кагеямы, испуганно смотря в его глаза. Кагеяма был настолько шокирован, что перестал дышать.
— Что?..
— Блять, — прошептал Ойкава, резко переводя взгляд. У него была небольшая надежда, что Кагеяма не догонит до происходящего и не обратит внимания на слова, но тот был слишком сосредоточен на них, к невезению первого.
— Я не хочу говорить, нет, — быстро отрезал Ойкава, нервно дыша, явно занервничав. Его взгляд метался по комнате и Кагеяма положил руку на ногу больного, привлекая внимание.
— Я не буду больше спрашивать. Скажешь, когда захочешь, — спокойно завершил Тобио.
— Спасибо, — спустя время напряжённо выдавил Ойкава. Он все ещё был в явном стрессе… И говорить больше ничего не хотел. Вообще.
— Можно мы закончим на сегодня, — безразлично серьезно бросил Тоору, при том, что ответ слушать не собирался. Это было больше утверждение для него, он знал, что Кагеяма позволит ему отдохнуть, и углубился в свои мысли, не обращая внимания на что-либо постороннее.
Он чувствовал болезненную пустоту и это было как по минимуму неприятно, как по максимуму — больно. Триггернуло его как следует… Он повернулся на бок, отворачиваясь от друга и закрываясь в своей скорлупе. Мыслей не было никаких, но картинки невольно мелькали в голове Тоору. Те самые моменты, которые снились ему во время первого кошмара, от которого его разбудил Кагеяма…
Как Тобио встал и вышел, больной не заметил, но в какой-то момент он почувствовал свободу и лёгкость, будто вокруг него не было никого. И как только он осознал что чувствует, его охватила ненависть.
Ненависть, гнев, отвращение к самому себе, и ему было ужасно сложно сдерживаться, чтобы не вылить это все на себя. Пиздить себя, как раньше, он не хотел — голова была ещё не в порядке, а лишиться речи снова было страшно, но как же хотелось почувствовать боль сейчас. Наказать себя за то, что сотворил, ещё хуже, чем уже наказан. Руки не слушались, чтобы что-то ударить, а вот ноги как раз.
В этот момент в голове Ойкавы выключилось абсолютно все. Он чувствовал себя настолько отвратительным, что хотелось просто сдохнуть, но он ещё не довел себя до такого, чтобы действительно исполнить желание. Но он встал…
Он, блять, встал.
По правде, по-настоящему, реально, он
встал! И нет! Это было не радостное событие, подвиг или что-то вроде, что он сумел встать на ноги. Это была самая худшая ошибка в его жизни, после предыдущей.
Что-то в этой жизни он правда делал не так… Он думал об этом пока стоял и пялился в стену, обдумывая насколько он идиот по стобальной шкале; пока его тело пронизывала тысяча игл. Боль сковывала абсолютно все, что было ниже лопаток и он с трудом мог шевелиться, а вообще лучше было этого не делать, но он понимал, что если сейчас не ляжет, то упадет и будет
ещё хуже, хотя казалось бы куда. Он пытался упереться рукой на кровать, почувствовать хоть какую-то опору — потому что ног он почти не ощущал и держался на святом духе, — но судорога сводила сразу обе конечности, и, перед тем как упасть, он успел невольно закричать, привлекая внимание Кагеямы за дверью, который вышел выпить свой остывший чай, дабы успокоиться и не допытываться до семпая.
Который раз Кагеяма «влетал» в палату к Тоору, парень не помнил, но было ощущение, что чем чаще это происходило, тем хуже становилась картина за дверью. Стонущего от боли больного, распластавшегося на холодном кафельном полу, Тобио ещё не видел, и, честно, не хотел бы видеть никогда. Мысль о враче дотянулась до него раньше, чем он до Ойкавы, поэтому парень резко рванул к кнопке «SOS», в панике нажимая ее несколько раз и только потом вернулся к мучавшемуся Тоору.
Резко вспомнив правила первой помощи, которые так вдалбливали им на инструктаже перед тренировками, которые, казалось, уже было бессмысленно повторять, он опустился на один уровень с Ойкавой, сжал его руку, которая металась по полу в поисках помощи, накрыл второй рукой затылок больного, делая явный намек на «обращение» головы в его сторону — но без грубых движений, в случае травматизации, чтобы Ойкава мог сам повернуться в его сторону, — и громко спрашивая о происходящем.
Больной смог выскулить только маты, явно умирая от боли…
Лицо, теперь повернутое в сторону Кагеямы, выражало только самые адские муки. Парню было до того больно, что слезы начали скатываться по щекам, выделяемые без особого ведома.
— Тоору, — как молитву произнес Тобио.
У него самого в глазах читалась боль и паника, от невозможности помочь, но через пару секунд вбежали врачи. Поднялся шум, Кагеяму поставили на ноги, влепили множество вопросов, но он ничего не знал. Он сказал все что мог, а от самого Ойкавы пользы было ещё меньше. Его подняли на каталку, вкололи небольшой обезбол, чтобы он хотя бы мог говорить о травмах, и только услышав еле выдавленное «спина», отправили на рентген.
…
Вызванная мать сразу примчалась на вызов врача. Кагеяме начало казаться, что в спокойном, не заплаканном виде он начал забывать как она выглядит. Видимо, женщине нужна была психологическая помощь — она уже не могла держать себя в руках… и это очень бесило. Да, сын, авария, все дела, но хотя бы
как-то надо контролировать себя.
Из-за этого Тобио раздражали эмоциональные люди. Логика полностью отсутствовала в моменты истерии, гнева и так далее, ему это было не по душе. Так или иначе хотелось размазать сопливое заплаканное ебало по стене больницы…
Врачи мельтешили, задавали вопросы матери, задавали вопросы Тобио, Ойкаве, и этим вгоняли в ещё больший стресс, но, конечно, без этого было никак. Ойкава лежал на кушетке, корчась от боли, а Кагеяма убирал вспотевшие мокрые волосы с его лица и мягко гладил по голове, сжимая второй рукой его запястье и очерчивая на коже полукруги большим пальцем. Ойкава был настолько обессилен, что даже не мог в боли взяться за Тобио. Поэтому тот просто держал все в своих руках — буквально.
Пришел врач с рентгеном и парень отошёл от больного, чтобы поинтересоваться в чем собственно была проблема. Они втроём с матерью встали поодаль от Тоору. Кагеяма поглядывал на него, наблюдая как он медленно поднимает руку и проводит пальцами по поверхности кушетки, надавливая и царапая ее ногтями. Он медленно тяжело дышал, мелко дрожа, иногда передёргиваясь от боли. Кагеяме было очень тяжело на это смотреть. Было невыносимо видеть, как человеку так чертовски плохо, но ты ничего не можешь сделать, просто быть рядом и отвлекать.
— Предыдущая травма частично повторилась. Нам нужна срочная операция, поэтому я вкратце объясню проблему и дам на подпись бумаги, хорошо? — Дождавшись согласия, врач несколько сумбурно отчитался о происходящем. — Пластина, фиксирующая предыдущие вывихи позвонков в поясничном отделе, сейчас нуждается в коррекции и полностью не действительна; при падении, позвонок с трещиной, — он принялся ручкой указывать определенное место на рентгене, — разрушился больше и осколок, который отошёл от него, надрезал вену проходящую рядом, нам надо остановить кровь и зафиксировать все заново. Вывихи двух позвонков в грудном отделе повторились и сейчас давят на спинной мозг. Если у вас появятся вопросы, я надеюсь, что вы зададите их позже, нам нельзя медлить, — он сурово посмотрел на мать Ойкавы в предобморочном состоянии. Тобио резко привел ее в чувство и заставил подписать согласие, после чего подбежал к Тоору, наблюдая как ему вводят наркоз. Он присел на одно колено, повторно перебросил мешающие пряди волос со лба Ойкавы и, держа руку на его затылке, подвинулся ближе, четко смотря в глаза больного.
— Все будет хорошо, — прошептал Кагеяма. — Верь мне.
Через минуту тот был уже в операционной.
