Blood, water

Сан всегда немного отличался от всех. Даже в приюте он был единственным ребёнком, не знавшим свою семью. Все остальные знали хоть кого-то — тёти и дяди, которые не могли позволить себе или недостаточно заботились о них, бабушки и дедушки, слишком старые, чтобы взять опеку, помнили о своих любимых ушедших родителях. У Сана ничего из этого не было. Вся его жизнь началась в детском доме. Он не знал ни своих родителей, ни свою семью, ни кого-либо вообще. Он даже не знал, как его звали. Ему сказали, что в младенчестве его оставили перед дверью детдома. Своё имя он получил там же. — Сан, потому что уже тогда я знала, что ты вырастешь сильным и надёжным, — сказала она, улыбаясь. — Настолько сильный, чтобы удерживать небо, как горы. И Сан стал таким. Он вырос сильным и здоровым, причём в приюте, потому что за его пределами никого не знал. Он был очень милым ребёнком. Он никого не бил, не жаловался и не плакал из-за еды, которую не любил, мыл посуду за собой, делился всем, что у него было, со всеми и никогда не просил ничего взамен. Сан всем в приюте нравился, и он это знал. Ему нравилось, когда его любили — и дети, конечно, но особенно взрослые. Что-то заставило Сана поверить в то, что, если он будет очень хорошим и любимым, его усыновят. Вероятно, так было в фильмах, которые он смотрел по телевизору, семейные драмы, которые заканчивались тем, что прекрасная любящая семья усыновила умного милого ребёнка-сироту. Сан не был самым умным ребёнком. Он думал, что, если он будет умным и милым, как дети из кино, он получит те концовки, которые были у них. Любящая, счастливая семья. Его собственная версия «долго и счастливо». Никто из других детей не питал никакой надежды на то, что их усыновят. Их приют находился в маленьком городке, чуть больше деревни — не то место, где любящие семьи ходили искать детей для усыновления. Никого старше Сана не удочерили и не усыновили. Они просто оставались в детдоме, пока не стали совершеннолетними, а затем ушли, чтобы жить своей жизнью, как взрослые. Но Сан был уверен, что он будет другим. Он получит свою семью. Это было движущей силой детства Сана. Будь любим, делай людей счастливыми и будешь усыновлён. Когда Сану было девять, он впервые встретил Хонджуна. Воспоминания были кристально чистыми. К детскому дому подъехала какая-то побитая старая машина, из которой вышла молодая пара. Мужчина был большим и казался невероятно сильным для детских глаз Сана. Женщина была миниатюрной, с большими глазами и красивыми, аккуратными чертами лица, и она улыбалась, как будто у неё есть маленький милый секрет. С ними был ребёнок. Сан стоял с несколькими другими детьми в их маленьком приюте, когда тот выходил из машины. Он выглядел примерно того же возраста, что и Сан, но крупнее его, и у него были красивые волосы, как у детей, которые иногда появлялись в рекламе по телевизору. На нём была красная футболка, подходящая к красному платью женщины. Сан никогда не забывал этот оттенок красного. Заведующая пила с ними чай, пока дети пытались подглядывать через щель в двери и подслушивать столько, сколько могли, прижав уши к изношенному дереву. Сан почти ничего не слышал, его сердце билось так громко, что всё заглушало. Это случилось. Приехала семья, и его могли усыновить. Мальчик в красной футболке мог стать его братом. Через какое-то время двери открылись. Остальные разбежались, но не Сан. Он остался стоять на том же месте, глядя вверх, ждал, надеялся и молился, чтобы его выбрали. Женщина в красном платье увидела его, когда выходила из комнаты. Мужчина — её муж, — был занят разговором с заведующей. Она присела, так что она была ниже Сана. — Привет, — ласково сказала она. — Как тебя зовут? — Сан, — ответил он. Его сердце колотилось в груди. — Это чудесное имя, — сказала женщина, улыбаясь. — Оно подходит моему. Меня зовут Ханыль. Ханыль значит небо, как Сан — гора. Сан пробормотал её имя. — Знаешь, я тоже здесь выросла, — сказал Ханыль. Она рассмеялась над удивлением на лице Сана и добавила: — Это правда! Мы с сестрой здесь выросли. Моя сестра до сих пор живёт в этом городе. Я приехала из Сеула, чтобы навестить её, и подумала, что мне стоит съездить сюда, так как это место связано моим детством. — Вас удочерили? — спросил Сан. Улыбка на лице Ханыль на мгновение исчезла. — Нет, — сказала она и снова улыбнулась. — Но заведующая очень хорошо обо мне позаботилась. И все, кого я здесь знала, были моей семьёй в некотором роде. Сан кивнул, но знал, что это неправда, потому что она сказала, что у неё есть сестра, и это её семья. — Вырасти хорошо и будь хорошим человеком, Сан, — сказал Ханыль. — Мир вокруг действительно большой, но он потрясающий, и ты найдёшь место только для себя. Она заправила прядь его волос ему за ухо, с улыбкой встала и присоединилась к своему мужу. Сан смотрел, как они разговаривали с заведующей. Мальчик — тот, что в красной футболке, сын Ханыль, — смотрел вокруг и поймал взгляд Сана. Он тихо ускользнул от родителей и подошёл к нему. — Привет, — сказал он. — Как тебя зовут? — Сан, — ответил он. — Я Ким Хонджун, — сказал другой. Он нахмурился, а потом вдруг начал рыться в карманах. Через минуту он достал леденец. — Вот, — сказал он, протягивая его. Сан взял его. — Спасибо. — Пожалуйста, — сказал Хонджун, улыбаясь. Он выглядел так, будто собирался сказать что-то ещё, но как раз в этот момент Ханыль позвала его, и он побежал к ней. Разговор был окончен. Семья Ханыль вернулась в свою машину и уехала. Сан стоял на ступеньках приюта, сжимая в руке леденец, и смотрел, как они уезжали. Когда Сану было девять, он понял, что его никогда не усыновят. Ханыль была самым милым человеком, которого он когда-либо встречал, а её не удочерили. Если её не удочерили, то Сана тем более никогда бы не усыновили. Он понял то, что так давно поняли все старшие дети. Детей не усыновляли. Это был семейный фильм, который Сан мог видеть только через экран, но никогда бы не увидел по-настоящему. Но это было нормально. Ханыль не удочерили, но у неё всё ещё была любящая семья, которую она создала сама. Сан тоже мог это сделать. Он мог бы создать свою собственную семью, а затем, может быть, однажды он сможет пойти к Ханыль и Хонджуну и показать им, что он всё-таки хорошо вырос и стал хорошим человеком. Сан не поделился леденцом ни с кем из приюта. Разум Сонхва был похож на одеяло. Мягкий, успокаивающий, податливый. Сан мог упасть в него и знать, что его поймают, он будет окутан его искренней любовью и заботой. Сонхва научил его всему, что ему нужно было знать. Он объяснил ему значение слова «вампир», значению «узы крови» — тому, что Сан знал от рождения, но не знал, что это значило. Он помог ему понять, что с ним происходило и что с ним произойдёт. Он был создателем Сана и его проводником. Сан не знал никого в доме, кроме Сонхва, но быстро узнал. У Чонхо были тёмные волосы и серьёзные глаза, и он говорил тихо. Минги был неуклюжим и немного застенчивым, с мягкими каштановыми волосами и глазами, которые превращались в щёлки, когда он улыбался. Он плохо знал Сана, но сказал, что был очень близок с кем-то, кто знал и заботился о нём. Сан не знал никого, кроме Сонхва. Ёсан был красивым с длинными светлыми волосами, он тот, кто много заботился о Сане, но казалось, никогда не заботился о нём по-настоящему, его лицо всегда было безэмоциональным, приятным и красивым, и он никогда не подходил к Сану. А потом был Уён. Уён шёл за Саном, как потерянный щенок. Он смотрел на Сана, как на какое-то чудо. Он рассказал ему о мире и о том, что происходило за пределами их дома, он смотрел с ним телевизор, показывал ему фильмы и музыку, которые ему нравились. Он проводил с Саном как можно больше времени, пытаясь сделать так, чтобы ему было комфортные, пытаясь рассмешить его. И это сработало. Уён был весёлым и милым. В нём было что-то такое, что привлекло Сана. — Раньше мы были близки, — сказал Уён однажды ночью. — Ближе, чем я и Сонхва-хён? — спросил Сан. — Вы стали друзьями из-за меня, — гордо сказал Уён. Сан кивнул. — Мне жаль, что я не помню тебя, — сказал он. — Эй, всё в порядке, — сказал Уён, взяв Сана за руки. Это было так необычно. — Не беспокойся обо мне, ты вернёшь свои воспоминания, я в этом уверен. И ты не избавишься от меня, несмотря ни на что, — он застенчиво улыбнулся. Пальцы Сана сплелись с пальцами Уёна, так легко и естественно. Чон даже не заметил. Он кивнул. Воспоминания плыли в его голове, всегда вне досягаемости. Он пытался схватить хотя бы одно, но то улетало в дюйме от его пальцев, и сколько бы Сан ни тянул руку, он никогда не смог бы преодолеть этот дюйм. — Это то, что случается со всеми вампирами, — сказал ему Сонхва. Сан почувствовал его уверенность через узы крови, и это его успокоило. Ему было интересно, что он вспомнит в первую очередь. Может быть, это Сонхва и то, как они впервые встретились. Может быть, сначала это будет последнее воспоминание и он узнает, чем закончилась его человеческая жизнь. Может быть, он вспомнит Уёна. Чона, который смотрел на Сана, как на звезду, который озорно улыбался и всегда искал способы заставить его улыбнуться, который прислонился к Сану и держал его за руки, как будто это было самым естественным явлением в мире. В конце концов, это оказалось не так. В пятнадцать лет Сан встретил первого члена своей семьи. Он становится старше. Он уже был самым старшим мальчиком, оставшимся в детдоме, и через три года ему придётся уйти. Жизнь Сана в детдоме подходила к концу. Он не знал, что будет делать после. Ему придётся ехать в Сеул. Он знал, что не сможет начать новую жизнь в этом маленьком городке, окружённом тенью детдома. Но Сан не знал, как он туда попал, как выжил. С кем он выжил. У Сана было много воспоминаний о детдоме, как хороших, так и плохих, но он не мог там оставаться. Это было временно. Дом был чем-то постоянным, как семья. В сентябре в детский дом пришёл новенький. Он был ровесником Сана — даже старше, хотя всего на несколько месяцев. Он был высоким, подтянутым и красивым, с мягкими чертами лица, тёмными волосами и блестящими чёрными глазами. Сан стоял позади собравшихся детей, сдержанно наблюдая, как заведующая представила нового мальчика и сказала всем, что он здесь, чтобы остаться. Его звали Юнхо. Они были единственными двумя старшими мальчиками, поэтому Юнхо должен был оставаться в комнате Сана. Сан не возражал. Ему нравилось жить с кем-то в комнате, и он был одинок с тех пор, как Тэкю уехал годом ранее. Он надеялся, что Юнхо будет дружелюбен. Юнхо не был недружелюбен. Но страдание висело вокруг него, как облако, такое тёмное и плотное, Сан почти чувствовал его на своей коже, настолько сильно, что, казалось, оно могло задушить его. Он задавался вопросом, как дышал Юнхо, когда он следовал за ним повсюду. Юнхо иногда улыбался, обычно, когда кто-то ему улыбался, и он пытался улыбнуться ему в ответ, но это выглядело неправильно. Сан не мог видеть это через облако. Он узнал от заведующей, что отец Юнхо умер за месяц до этого. Фабрика по производству резины была производителем сирот в их захолустном городке и подарила приюту ещё одного. Мать Юнхо умерла, когда ему было восемь лет. У него был дядя, который жил в Китае и не был заинтересован в уходе за своим племянником. Итак, Юнхо был брошен здесь вместе с Саном и остальными сиротами. Юнхо был самым тёплым и добрым человеком, которого Сан когда-либо встречал. Все остальные дети в приюте стали острыми по краям, каменными снаружи, чтобы защитить себя от ещё большей боли, но Юнхо был не таким. Он всё ещё был мягким. Как будто эта мягкость укоренилась в его ДНК. Он прошёл через огонь и воду, и он был настолько добр и мягок, насколько мог бы быть любой мальчик. Самым удивительным в Юнхо было то, что он никогда не пытался скрыть мягкость. Он не плакал перед другими не потому, что хотел выглядеть крутым, а потому, что не хотел, чтобы они чувствовали себя обременёнными. Но ночью, когда всё было тихо, и казалось, будто спал сам свет, Сан услышал рыдания из кровати рядом с его собственной, прерывистое дыхание, сдавленное слезами. Ночь за ночью, неделями. Это никогда не прекращалось, продолжалось часами. Каждый приглушённый звук заставлял сердце Сана сжиматься. — Юнхо, — прошептал он однажды ночью, когда он больше не мог этого выносить. Плач резко прекратился. Юнхо сглотнул, достаточно громко, чтобы Сан услышал из своей постели. — Ты проснулся? — его голос был мягким, обволакивающим. — Ага, — сказал Сан. — Почему? — спросил Юнхо. Сан колебался. Он не мог спросить, в порядке ли Юнхо, потому что знал, что нет. Он не мог спросить, скучал ли он по отцу, потому что знал, что тот скучал. Сан не мог спросить ничего, на что он не знал бы ответа. — Можешь рассказать мне о своём отце? — спросил он. Тишина. Юнхо повернулся в постели лицом к Сану, и Чхве мог видеть очертания его лица в свете, исходящем с улицы. — Ты… ты хочешь услышать о нем? — спросил он. Сан кивнул. Так Юнхо рассказал ему. Он рассказал ему о своём отце и о том, как он был болен, но он всегда старался изо всех сил, как он заботился о нём после смерти его матери и когда он чувствовал, что не нужен этому миру. Он ходил на столько танцевальных представлений, сколько мог, даже когда был слишком слаб, чтобы делать что-то ещё. Он никогда не мог посещать родительские собрания из-за работы, но всегда звонил учителям после, чтобы убедиться, что у его сына всё хорошо. Он смеялся над вопросами Юнхо о своем здоровье, потому что не хотел его беспокоить, он все равно пытался приготовить ему ужин, несмотря ни на что, он узнал всё о любимых артистах Юнхо, танцевальных стилях и музыкальных жанрах, чтобы им всегда было о чём поговорить. Он был опорой Юнхо, его неизменной опорой. А теперь он ушёл. — Я так по нему скучаю, — сказал Юнхо, разрыдавшись. — Я до сих пор не могу поверить, что он… его больше нет. — Мне очень жаль, — сказал Сан. — Он был действительно хорошим отцом. Юнхо ничего не сказал. Он только плакал, свернувшись калачиком в своей постели со спрятанным за одеялом лицом. Он казался таким маленьким и уязвимым. Таким одиноким. Не раздумывая, Сан встал. Он прошёл несколько шагов к кровати Юнхо и забрался на неё, обнял его и крепко прижал к себе. Юнхо на мгновение напрягся, издав мягкий звук удивления. Он расслабился в объятиях Сана, и тот прижал его к себе, пока он плакал. После той ночи они стали неразлучны. Мало-помалу облако рассеялось, пока Юнхо не стал больше улыбаться, излучая тепло. У Сана были и другие друзья в школе и приюте, но ни один из них не мог сравниться с Юнхо. У Хо был способ проникнуть в душу Сана. Чхве не нужно было беспокоиться о том, чтобы быть счастливым рядом с Юнхо, улыбаться, чтобы ему было комфортно или чтобы получить привязанность. Он просто был счастлив. Однажды, когда тепло солнца ощущалось на их коже, когда они вдвоём сидели на траве на заднем дворе, Юнхо спросил Сана, что он собирался делать после окончания средней школы. — Я поеду в Сеул, — сказал Сан. — Я собираюсь уехать далеко отсюда и начать совершенно новую жизнь. Я собираюсь завести друзей и семью, и мы будем жить в доме, достаточно большом для всех нас. Сан произнёс это вслух впервые. Он всегда хранил секреты в сердце, его желания скрывались глубоко там. Было такое чувство, что если их рассказать, они уже не будут такими значимыми. Как будто, если он будет говорить об этом слишком много, их унесёт ветром. Но это спрашивал Юнхо. И Сан знал, что Хо будет охранять желания Сана так же сильно, как и собственные. Юнхо слушал, задумчиво кивая. — Что ты собираешься изучать в университете? — он спросил. — Ты уже знаешь? — Нет, — сказал Сан. — Думаю, я буду изучать бизнес или что-то в этом роде, — сказал Юнхо. — Что-то, что поможет мне найти хорошую работу. Тогда мы сможем взять в аренду большой дом, который ты хочешь. Сан открыл рот. Но не смог ничего сказать. — Но до этого нам придется жить в общежитии, — продолжил Юнхо. — Я не думаю, что это будет так уж плохо, но я не могу представить, чтобы разделить комнату с кем-то, кроме тебя. Он взглянул на Сана и увидел, что тот пристально смотрел на него. Сан был в шоке и потерял дар речи. — Что? — сказал Юнхо. На его лице появилась ухмылка. — Ты думаешь, я просто позволю тебе бросить меня? Мы остаёмся вместе, Сан. Здесь или в Сеуле, где угодно. Сан уставился на Юнхо, и внезапно что-то в его голове щёлкнуло. Это было правдой. Сан будет с Юнхо, несмотря ни на что. Он будет с ним до конца, куда бы он ни пошёл и что бы ни случилось, навсегда. Как семья. — Я… мы снимем квартиру, — сказал Сан. У него будто был ком в горле, и он попытался проглотить его. Юнхо рассмеялся. — Если мы можем себе это позволить, конечно. Сан улыбнулся ему, затем закрыл глаза и приподнял лицо, чтобы почувствовать тепло солнца на своей коже. Воспоминания возвращались понемногу. В первую очередь самые запоминающиеся, те, которые оказали на Сана наибольшее влияние или которые он больше всего ценил. Он вспомнил, как ходил за мебелью с Хонджуном и Юнхо и возвращался с фиолетовым диваном. Он вспомнил, как ходил с Юнхо в парк развлечений и тратил часть своих мелких сбережений на аттракционы и закуски, а также о том, как их отругали, когда Хонджун узнал об этом. Он вспомнил, как Юнхо упал со стола, пытаясь починить свет, и вывихнул лодыжку, глупые шутки Хонджуна о том, как им придётся ампутировать её, в то время как они оба смеялись, как ненормальные, и как Сан наконец заставил их обоих замолчать. Но в воспоминаниях, которые вернул Сан, были не только Юнхо и Хонджун. Уён тоже был там. Уён, ведущий Сана в парк аттракционов, играющий в автоматы, пытаясь выиграть ему игрушку кролика. Уён, танцующий с ним в переполненном ночном клубе, с большим количеством людей и таким же количеством мигающих огней, но смотрит только на Сана. Уён, который поцеловал его, прижал к себе и шептал ему сладкие вещи, прижав губы к его шее, обняв его за талию. Чем больше Сан вспоминал, тем больше его тянуло к Уёну. И Чон с радостью принял его, проводя с ним почти каждую минуту бодрствования, наполняя его искренней любовью и обожанием. Он даже изо всех сил старался сохранять спокойствие, когда воспоминания Сана атаковали его мозг и перегружали его. Это было искренне, серьёзно, с любовью. Сан снова влюбился в Уёна. Но вместе со сладкими воспоминаниями пришли и горькие. Он вспомнил ночи, когда шёл домой с работы и падал, теряя сознание, просыпался в укромных переулках. Он вспомнил, как сделал больно Хонджуну своими словами, обиженный тем, что тот скрывал правду от него. Сан вспомнил кое-что об Уёне. И Ёсане. Он вспомнил, как Уён вернулся к автоматам, чтобы выиграть что-нибудь и для Ёсана. Он вспомнил, как Чон загорался, когда Кан писал ему сообщения, и как позже он делал это чаще во время их свиданий, и как Уён никогда не видел в этом проблемы. Он вспомнил, как Чон говорил о нём. Узы крови. Сан вспомнил, как Уён думал, что это всё из-за уз крови. Достаточно скоро Сан вспомнил, что к моменту его обращения они с Уёном больше не были вместе. Уён упомянул об этом однажды после того, как пересказал Сану об одном из их свиданий, когда они пошли играть в лазертаг, и Уён всё время защищал его от соперников. — Не знаю, помнишь ли ты это, — сказал он неловко и неохотно, — но мы расстались. Перед… этим. Ты расстался со мной. Сан замер. — Мы расстались? Почему? — тогда он не вспомнил и не мог понять, почему он хотел отпустить Уёна. — Я был идиотом, — сказал Уён. — Я всё время говорил о том, чтобы было если бы ты стал вампиром. Ты не хотел. Итак… итак, мы расстались. — О, — вздохнул Сан. Это все, что он мог сказать. Позже он узнал, что Уён лгал. Это была не столько ложь, сколько полуправда. Сан закончил их отношения, потому что не хотел становиться вампиром. Но Уён не сказал ему причину этого. В любом случае, было уже слишком поздно. Сан стал вампиром, и его страх сбылся. Однажды он подошёл к Ёсану, когда к нему вернулось достаточно воспоминаний. С тех пор, как Сан начал вспоминать, Кан проводил с ним всё меньше времени, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы они никогда не оставались вместе наедине, но Сану это удалось. У него был способ получить то, что он хотел. — Я хотел поговорить с тобой, — сказал он, сидя рядом с Ёсаном на диване в гостиной. Их диван был молочно-белым и чистым, определённо дороже, чем диван в квартире, в которой он жил с Хонджуном и Юнхо. Сан не обратил на это внимания. — Что-то не так? — спросил Ёсан мягким, ровным голосом. Сан не знал, как на это ответить. Многое было «не так». — Я просто хочу поговорить с тобой, — сказал он. — Я… я знаю, что ты несчастлив. На секунду — всего одну, — маска Ёсана соскользнула. А потом всё вернулось, как будто ничего не произошло, пустое, красивое и бесчувственное лицо. — Это не имеет к тебе никакого отношения, Сан, — сказал он. Он встал и ушёл. Сан хотел остановить его, но слова застряли у него в горле, и всё, что он мог сделать, это смотреть, как он уходил. Было так сложно разговаривать с человеком, прячущимся за маской. Сан знал, что под ней был настоящий Ёсан, но он был спрятан под множеством слоев твёрдой чешуи и доспехов, хрупкие детали были тщательно спрятаны в недоступном для всех месте. Он был душой, закаленной огнём и ветром. Как и дети в детдоме. — Всё будет хорошо, — сказал себе Сан. Он сломал оборону всех своих товарищей-сирот и то же самое мог сделать с Ёсаном. Им просто нужно время. И как у вампиров, это было единственное, что у них не заканчивалось. Но Сан ошибался. Всё произошло быстрее, чем он ожидал. Он проснулся в постели Сонхва от звука хлопающей двери. Уён хотел, чтобы Сан спал с ним, но Чхве не мог, не раньше, чем они разберутся в своих отношениях. Поэтому, когда Сан проснулся и увидел Сонхва в таком же замешательстве, как и он сам, его первым побуждением было проверить Уёна. Сан не знал, насколько он был прав в этом решении. И вот он здесь держал Уёна на полу его грязной комнаты, нежной рукой вытирая слезы с его щёк. — Он только что ушёл, — глухо сказал Уён. Сан подумал о том, как Чонхо смотрел на него, когда Сонхва спросил, почему Ёсан ушел. Он проглотил ком и нарастающую вину в горле. Это не его вина. Он знал это. Он не просил, чтобы его обращали — именно по этой причине он был против. Но он не мог избавиться от чувства вины, наполняющего его. Клан распался. Уёну было больно. И это потому, что здесь был Сан. — Он вернётся, — сказал Сан. — Сонхва-хён вернёт его. — Нет, — сказал Уён. — Он ушел из-за меня. Он… он теперь совсем один из-за меня. Сан не знал, что на это ответить. Уён не ошибся. Ёсан ушёл из-за Чона и Сана. — Он не один, — сказал он вместо этого. — Я уверен, что он со своими друзьями или другими людьми, которых он знает. — Я не с ним, — сказал Уён. — Он один. Сан закусил нижнюю губу. — Я не знаю, что делать сейчас, — сказал Уён. — Я не знаю, как вернуть его. — Знаешь, — тихо сказал Сан. Уён замер в его руках, а затем выпрямился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Что? — его голос был чуть громче шёпота. — Ничего, — сказал Сан. Было бы слишком жестоко ударить его этим сейчас, когда он был так уязвим. — Ничего, детка, извини. Уён уставился на Сана, а затем резко упал в его объятия. Сан прижал его к себе и успокаивающе провел пальцами по его волосам. Уёну нужно было самому понять некоторые вещи. Сан пытался заставить его видеть, мягко, прямо, как только мог. Но нельзя было открыть чьи-то глаза, если они не хотели, чтобы они открывались. Всё, что теперь мог сделать Сан — это помочь и утешить его. Дверь открылась со щелчком. Сан вытянул шею и увидел в дверном проёме Минги. — Он в порядке? — прошептал тот. Сан ответил сжатой улыбкой. Минги понял намёк и неловко, неуклюже пробрался в комнату, взял свой телефон и тут же вышел. Сан молча смотрел ему вслед. Ему было интересно, что думал о нём Минги. Всё это время он был добрым и искренним, но теперь он должен обидеться на Сана. Чхве был втянут в его жизнь, и теперь клан Минги, его семья — единственная семья, которую он знал — распалась. Уён поерзал в руках Сана, и тот прижал его ещё крепче. Когда Сану было семнадцать, он встретил второго члена своей семьи во второй раз. Он узнал его, как только увидел. Стройный и миниатюрный, как его мать. Волосы у него были длиннее, чем разрешала в приюте заведующая, и в ушах был пирсинг — он всё ещё был круче, чем все остальные дети. Он не был одет в красное, и у него не было леденца на палочке. Это был Хонджун. Сан смотрел широко раскрытыми глазами, как он прошёл через парадные ворота и подошёл к двери. В последний раз он видел его, когда ему было девять, но он не сомневался. Это был Хонджун. — Кто это? — спросил Юнхо. — Ты его знаешь? — Отчасти, — сказал Сан, и это было одновременно правдой и ложью. Он и Юнхо задержались у входной двери. Хонджун пришёл один, что успокаивало и подогревало страхи Сана. Если бы он поступил в детский дом, с ним бы пришли кто-нибудь — тётя или дядя, бабушка или дедушка, юрист или социальный работник. Но зачем ему приезжать сюда без родителей? Где были Ханыль и её муж? Хонджун вышел из здания раньше, чем Сан ожидал, в считанные минуты. Чхве был доволен тем, что позволил ему уйти, узнав от заведующей, зачем он пришёл и где была Ханыль. Но Юнхо подошёл к Хонджуну и сказал: — Привет. Хонджун остановился и обернулся. — Привет, — сказал он. — Мы знакомы? — Нет, но ты знаешь моего друга, — сказал Юнхо. У Сана, который был наполовину позади Юнхо и всё ещё держал его за рукав, пытаясь оттащить его, сжалось сердце. Хонджун долго смотрел на него. — Извини, — наконец сказал он. — Я не могу тебя вспомнить. Откуда мы знаем друг друга? — Мы… мы встречались однажды, — тихо сказал Сан. Он хотел бы исчезнуть. Он не хотел разговаривать с Хонджуном. Он застрял именно там, где оставил его Ким, и не хотел смотреть правде в глаза. Он не был удивлён, что Хонджун не вспомнил его — он никогда этого от него не ждал, — но встреча здесь снова казалась большой неудачей. — О, — Хонджун выглядел искренне извиняющимся, но не было той жалости, которую Сан испытывал от многих других, тяжёлой и липкой на его коже. — Прости. Он повернулся, готовый уйти, когда Сан выпали. — Где твоя мама? Хонджун замер. Он не обернулся. — Я… она говорила со мной, — сказал Сан. — Она… она выросла здесь, не так ли? Она мне так сказала. Однажды она пришла сюда в гости, и мы поговорили. Она… Хонджун не двигался, и удушающий ужас поднялся по груди и горлу Сана, заполнив его рот. Юнхо молча взял руку Сана и сжал её. А затем, спустя какое-то время, Хонджун повернулся. Его лицо было пустым, почти безжизненным. Он выглядел намного старше, чем был. — Она умерла, — сказал он. Сердце Сана остановилось. — Она попала в аварию, — сказал Хонджун, всё ещё без эмоционально. — Она и мой отец. Ни один из них не выжил. — Мне очень жаль, — сказал Юнхо. Сан ничего не мог сказать. Хонджун пожал плечами. — Я переехал сюда, чтобы жить с тётей, — сказал он. — Прошёл уже почти год. Не знаю, почему я решил приехать сюда сегодня, — его взгляд скользнул по фасаду дома. — Я просто подумал, что мне нужно посмотреть, где она выросла. Повисла тяжёлая тишина. Сан понял, что они все трое сироты. Хонджун тоже потерял семью. Сан посмотрел на свою руку, по-прежнему сжимающую большую ладонь Юнхо. Когда-то он отчаянно хотел присоединиться к семье Хонджуна. Теперь он ни за что не откажется от своей мечты. — Я Сан, — сказал он. Лицо Хонджуна смягчилось, стало нежнее. — Я Хонджун, — сказал он. Сан знал. Он просто кивнул и улыбнулся. — Юнхо, — сказал Юнхо, улыбаясь. Это вызвало что-то вроде улыбки на лице Хонджуна. Сан не удивился. Это была магия Юнхо. Что-то внезапно пришло в голову Сану. — Подожди секунду, — сказал он. Он бросился в дом, пошёл в свою с Юнхо комнату, открыл ящик и стал копаться в нём, пока не нашел то, что искал, то, что он получил несколько дней назад и отложил на потом. Он крепко сжал его в руке и побежал назад. Хонджун всё ещё был во дворе, разговаривая с Юнхо. Он посмотрел на Сана, когда тот подбежал к нему. — Это, — сказал Сан, тяжело дыша, — это для тебя. Он протянул его. Это был леденец. Хонджун растерянно нахмурился. — Зачем? Сан просто улыбнулся. Медленно Хонджун взял леденец. А потом, впервые за восемь лет с тех пор, как Сан увидел его, он улыбнулся. Хонджун был подобен закопанному сокровищу. Он был глубоко внизу, под таким большим количеством камня и грязи, но сиял, как золото и драгоценные камни. Он запер это в прочном сундуке, но медленно, мало-помалу он приподнимал крышку и позволил свету коснуться драгоценного металла внутри. Хонджун был похож на фейерверк. В нём были искры, которые нельзя было погасить, и чем дольше он проводил время с Саном и Юнхо, тем ярче они проявляли себя. Вскоре Хонджун приходил в детдом каждый день, каждый вечер, каждую минуту, которую он мог уделить. Ему было восемнадцать, и он работал, казалось, каждый раз все больше и больше. Он не мечтал поступить в университет, как Сан и Юнхо. Он просто работал и копил деньги. — Что ты собираешься делать со всеми этими деньгами? — спросил Юнхо однажды вечером. Он и Сан ушли из детдома после обеда, и теперь все трое лежали на спине на берегу реки, протекавшей через город, вдали от уличных фонарей и витрин. Звезды наверху обозначили тысячу созвездий, и Сан не мог разглядеть их все. — Мы собираемся переехать в Сеул, Юнхо, — сказал Хонджун. — Да, я знаю, — сказал Юнхо. — Но тебе не нужно так много работать. Мы разберёмся с этим после того, как мы с Саном закончим среднюю школу и переедем туда вместе. — Я не хочу, чтобы вы беспокоились о деньгах и тому подобном, — сказал Хонджун. — Ребята, вы должны жить, а я буду думать о выживании. — Мы все будем жить, хён, — сказал Сан. — Все вместе, — он повернул голову, чтобы посмотреть на Хонджуна. Старший всё ещё смотрел вверх на звёзды. — Я хочу, чтобы у вас, ребята, была лучшая жизнь, — сказал Хонджун, не отрывая глаз от бесконечных созвездий. — Я не могу отдыхать, пока не буду уверен, что вам комфортно и вы счастливы. — Хён, — мягко сказал Сан. — У меня ничего не было до того, как я встретил вас двоих, — сказал Хонджун. — После… после того, как мои родители умерли, я не знал, что мне делать со своей жизнью. Я не верил в то, что они умерли. Я просто выживал, потому что должен был, но не знал почему, — он глубоко вздохнул, всё ещё глядя в ночное небо. — Но теперь я понимаю. Я всё ещё здесь ради вас, ребята. Я вам нужен. И я… вы мне нужны. Сан крепко обнял Хонджуна. Тот напрягся, а затем расслабился в объятиях Сана. Секунду спустя тёплое и тяжёлое тело Юнхо обрушился на них обоих. — Вы меня раздавите, — кряхтя, сказал Хонджун. — Вы пытаетесь превратить меня в лепешку. Фу, хватит нежностей, слезайте. — Ни за что, — сказал Юнхо, не двигаясь ни на дюйм. — Семейные объятия, хён. Тебе просто нужно лежать и принимать их. Хонджун запротестовал, полусмеясь, но его слова были важными из-за слёз. Юнхо просто рассмеялся, легко и свободно. Сан зажмурился. Семья. Это было такое знакомое, но чужое слово, но это была правда. Вот кем они были, втроём. Семья. В двадцать один год Сан узнал, что значит быть усыновлённым. Большой дом. Любящая семья. Это было точно так же, как в фильмах, в семейных дорамах с хорошим концом, за исключением того, что это было по-настоящему. Сана достаточно любили, его приняли, и все были милыми, внимательными, заботливыми. Это была сбывшаяся мечта. Но что-то было не так, и Сан знал это. Воспоминания возвращались к Сану понемногу. Сонхва объяснил Сану, почему он не мог встретиться с Хонджуном и Юнхо, и Сан понял, но это не заставило его скучать по ним меньше. Он обожал свой клан, но скучал по семье. Сан очень хотел увидеть Юнхо и Хонджуна, как только вспомнил о них и о том, кем они были для него. В конце концов, он вспомнил, кем они были для его новой семьи. А Юнхо всё время разговаривал с Минги или писал сообщения по телефону. Минги рассказал о Юнхо, давая понять Сану, что он делал, показывая ему фотографии, которые Юнхо отправлял в прошлом, фотографии, на которых он улыбался, счастлив и смотрел в камеру с искренним обожанием. Но Сонхва никогда не упоминал Хонджуна. Между Сонхва из человеческих воспоминаний Сана и Пака, с которым Чхве жил сейчас, существовал разрыв. Тот Хва часто улыбался, был тёплым и пылким. Улыбка этого Сонхва была натянутой. — Что случилось с Сонхва-хёном? — спросил Сан. Минги и Уён обменялись взглядами. Чонхо, сидевший на одном месте, поднял голову от телефона. Ёсан ушёл гулять. — Он почти всё время несчастен, — сказал Сан. Единственный раз Сонхва искренне улыбнулся, когда Сан или другие члены клана отвлекали его. — Он просто переживает кое-что, — сказал Уён, держа Сана за руку. — Это не из-за тебя, детка, не волнуйся. Сан посмотрел на пальцы Уёна, переплетённые с его собственными. — Это из-за Хонджуна-хёна, не так ли? — тихо спросил он. Он обменялся ещё одним взглядом с ними, а затем Уён очень осторожно сказал: — Типа того. — Они расстались, — сказал Минги. Уён бросил на него взгляд, и Минги жестикулировал, как бы говоря, что он не знал, что это запрещено. Чонхо молча наблюдал за их разговором. Сан был благодарен за честный ответ. Но ему нужен был ещё один. — Из-за меня? — спросил он. — Потому что я… я обратился? — Нет, — сразу сказал Уён. — Нет, детка, не из-за тебя. Они… я не знаю, если ты помнишь, но у них раньше были некоторые проблемы и всякое другое. И в итоге случилось это. Сан вспомнил, как обвинял Хонджуна в лицемерии, в том, что ему было стыдно, и это ранило память. Он сглотнул и кивнул, и был рад видеть, что Уён расслаблялся и успокаивающе улыбался в ответ. Но эта мысль задержалась. И чем больше воспоминаний Сана возвращались к нему, тем больше Сан подозревал, что Уён сказал ему полуправду, полуложь. Воспоминания сложились в голове Сана. Он знал, каким был Хонджун, он знал, каким он был с Сонхва, скрытным и не желающим говорить правду. Уён был прав, у них были проблемы. Но Сан не мог поверить, что его обращение не было одной из них. — Хён, ты в порядке? — тихо спросил он, стоя рядом с Сонхва, пока он опылял водой растения на подоконнике кухни. Сонхва вздрогнул. — Я в порядке, Санни, — сказал он, улыбаясь, но его глаза были пустыми. Сан хотел давить, но Сонхва никогда не поддавался, он это знал. Он чувствовал, как Пак принимал его эмоции через узы крови, но он никогда не позволял своим эмоциям ускользнуть к Сану. — Мне очень жаль, — сказал он вместо этого. — Почему ты извиняешься? — спросил Сонхва. Он вздохнул, и когда он посмотрел на Сана, его черты лица были мягкими и нежными. — Я знаю, что всё сложилось не так, как мы ожидали, но я рад, что ты здесь со мной, Сан. Если бы меня спрашивали сотню раз, я бы каждый раз выбирал тебя своим кровным чадом. И он имел в виду это. Сан чувствовал его искренность, и это согревало его сердце. Он улыбнулся Сонхва, и тот улыбнулся в ответ. Они поливали растения, пока Чонхо не пришёл, взяв это на себя. Сан улыбнулся ему, прежде чем подняться в комнату Сонхва. Он спал там, пока ему не приготовили другую комнату; Ёсан уже тогда принёс из квартиры его одежду. До восхода оставалось ещё несколько часов, но Сан устал и лежал в постели. Его мозг постоянно был перегружен, улавливая воспоминания, которые перемещались, пытаясь найти то место, где они когда-то были. В последнее время их стало больше, и это было утомительно. Жизнь вампира сильно отличалась от жизни человека. Единственным лекарством от всех болезней вампира была кровь. Голод был слабым, но Сан мог почувствовать его, если бы он искал в себе это ощущение, всегда присутствующее, как животное, которое он ещё не приручил. Ему хотелось поскорее приручить его. Тогда он сможет выйти из дома, вернуться в общество, снова увидеть и обнять Хонджуна и Юнхо. Некоторое время он катался по постели, наблюдая, как проблески воспоминаний рисовали картинки в его голове. Юнхо, Хонджун, Уён и люди, которых он знал: из приюта, его класса и работы. Всё то, что создал сам Сан. За час или два до восхода солнца дверь открылась. Сан повернулся, ожидая увидеть Сонхва или Уёна. Но это были не они. — Привет, Чонхо, — сказал он, улыбаясь. — Как дела? Чонхо не ответил. Он просто стоял в дверном проёме, глядя на Сана с выражением лица, которое он не мог прочитать. Для кого-то менее проницательного оно могло показаться пустым, безэмоциональным, но Сан знал лучше. У Чонхо всегда была хотя бы одна эмоция, выраженная на лице. Так что Сан ждал. Он лежал в постели, а Чонхо стоял у двери, и они просто ждали. А потом, наконец, Чонхо сказал: — Они расстались из-за тебя. Сан уставился на него. Он знал, о ком говорил Чонхо. — Хён обратил тебя и принёс сюда, — сказал Чонхо без намёка на эмоции в его тоне. — Он позвонил Хонджуну и рассказал ему, что случилось. Но тот был недоволен. Сан ничего не сказал, только прикусил нижнюю губу. Он знал, что Хонджуну это не понравится. Об этом ему говорили его воспоминания и то, что он знал о Джуне. — Он сказал, что хён превратил тебя в монстра, — сказал Чонхо. Нет. Слово застряло в горле Сана. Он не дышал. Он внезапно понял, что не дышал, и паника поднялась по его венам, и он сделал глубокий тяжелый вдох. Это ничего не дало. Прошло мгновение, прежде чем он понял — ему это не нужно. Ему не нужен был воздух, чтобы дышать. Сан больше не был человеком. — Мне очень жаль, — сказал Чонхо. — Мне очень жаль, но я должен был тебе сказать. После того, как она ушла, всё, чего я хотел — это чтобы кто-нибудь сказал мне, даже если бы я тогда не поверил. Этот кто-то кто достаточно заботился, чтобы сказать, что она на самом деле думала обо мне. И это то, что, по мнению Чонхо, Хонджун думал о Сане сейчас? Что он был монстром? Сан хотел недоверчиво рассмеяться, но не смог. Ни вздоха, ни дыхания, ни смеха. — Мне очень жаль, — снова сказал Чонхо, и хуже всего было то, что Сан поверил ему. Чонхо сожалел. — Но у тебя всегда будет Сонхва-хён. Он заботится о тебе больше всего на свете. Сан знал, что он должен ответить, сказать что-нибудь, а не просто молчать. Но он не мог. Он не мог придумать, что сказать. Чонхо бросил на Сана ещё один взгляд, покрытый тысячей эмоций, смешивающихся друг с другом, и ушёл, не сказав больше ни слова. Сан молчал. — Чонхо ошибается, — сказал себе Сан. Он не знал Хонджуна. Может, он неправильно услышал или неправильно понял. Сан и Хонджун были семьёй. Они знали друг друга в течение многих лет, они через многое прошли вместе, от крошечного городка с огромным приютом до их тесной квартиры в этом огромном городе, все плохие времена, с трудом заработанные улыбки и горящие воспоминания, яркие, как звёзды. Теперь Сан был вампиром, но он всё ещё оставался Саном. А Сан и Хонджун были семьёй. Но затем наступила ночь видеозвонка, и Сан наконец осознал, насколько сильно всё изменилось. Хонджун не мог смотреть без боли в глазах на него. Он не хотел смотреть Сану в глаза и казалось, что ему было неудобно, что он хотел прекратить всё это. Чтобы избежать встречи с Саном. Юнхо был таким же, каким был всегда, он смотрел на Сан так, как будто ничего не изменилось, но для Хонджуна это было не так, как будто Сан больше не был его Саном. И, возможно, Хонджун думал так. Сан всегда немного отличался от всех. Большинство людей представляли вампиров не как ходячий наркотик. Они не влюблялись в вампиров, их не убивал один из них, и не спасал другой. Большинство людей не оказывались в двух семьях, которые рушились на глазах. В двадцать один год Сан умер. В двадцать один год Сан воскрес. В двадцать один год Сан не знал, что делать.