Лаванда

      Лео давно уже не спал так глубоко и крепко: он не сразу проснулся от настойчивого звонка в дверь, а когда наконец разлепил глаза и понял, что происходит, на ноги встал с трудом. За окном ещё толком не рассвело, а значит, не было и семи утра. Кто мог к нему заявиться в такое время?       После сна тело казалось неповоротливым, тяжёлым, и Лео не с первого раза удалось справиться с замком — руки не слушались, будто из них убрали все кости, как в «Гарри Поттере». Он открыл дверь и удивлённо замер: на пороге стоял Дракон, но в каком виде! Бледный, с кругами под глазами, джинсы чуть ли не по колено забрызганы грязью, рука перевязана тряпкой.       — Ты здесь! — выдохнул он, прежде чем схватить Лео и прижать к себе. От него пахло мокрой землёй, затхлостью и немного кровью; кожаная куртка неприятно холодила тёплое ото сна тело — на Лео была только футболка и трусы.       В следующий момент Дракон отстранился и встряхнул его за плечи.       — Ты хоть представляешь, что я подумал?!       — А?.. — Лео ещё не отошёл от глубокого сна и соображал с трудом.       — Я тебя полночи искал! — воскликнул Дракон. — Весь лес облазил! Я тебе звоню — у тебя телефон не отвечает...       — Он... вырубился, — пробормотал Лео, который вчера настолько измучился, что даже — неслыханное для него дело — телефон на подзарядку не поставил.       — Ты нарочно это сделал, чтобы мне отомстить?!       — Что? — Лео совсем растерялся и наконец разозлился. — Да ты меня в лесу бросил! Что я должен был делать?!       — Подождать немного!       — А если б ты не вернулся?!       — Вот так ты обо мне думаешь? — спросил Дракон, сразу сбавив тон. — Считаешь, что я способен бросить тебя в лесу и не вернуться?       Повисла пауза; Лео смотрел в его бешеные глаза и всё меньше чувствовал себя правым. Ведь это он виноват — распсиховался, накричал, не стал слушать, когда ему пытались рассказать что-то важное. А Дракон вернулся и искал его, переживал, не спал всю ночь...       — Прости, — сказал Лео и осторожно дотронулся до его плеча. — Как-то глупо всё получилось. Я испугался.       Дракон вдруг сполз по стенке и сел на пол, закрыв лицо руками. Испуганный и всё ещё не до конца проснувшийся Лео топтался рядом, не зная, что и делать, и наконец сел, вздрогнув от прикосновения прохладного пола к голым бёдрам.       — Я всё время так попадаю, — глухо сказал Дракон, не отнимая рук от лица. Лео снова бросилась в глаза тряпка, которой тот перемотал ладонь; теперь он разглядел на ней пятна засохшей крови. — Мне кто-нибудь дорог, но я для этого человека недостаточно хорош. Ненормальный, психованный, мне нельзя доверять...       — Я так не думаю.       «Я, выходит, ему дорог»... Лео против собственной воли заулыбался, но поспешил согнать неуместную улыбку с лица. У них первый серьёзный разговор об отношениях, незачем скалиться.       — Я хочу, чтобы у нас всё получилось, — Дракон наконец-то посмотрел на него покрасневшими глазами, и Лео снова вспомнил, что бедняга всю ночь рыскал по лесу, разыскивая его. Сам-то он выбрался довольно быстро, и через час, если не меньше, уже очутился в объятиях Артура, а Дракон в это время блуждал в темноте среди деревьев, выкликивая его имя... Лео передёрнуло. Он коснулся грязной тряпки-повязки:       — Что там? Дай посмотреть.       — Да пустяки, упал в темноте, — Дракон неохотно протянул ему руку, Лео с трудом развязал заскорузлый узел и охнул, увидев кровавую ссадину на всю ладонь.       — Ты её чем-нибудь обрабатывал? — Дракон отрешённо покачал головой, и Лео поднялся на ноги: — Пошли. Пошли-пошли!       От того, как Дракон послушно следовал за ним, сердце Лео переполнилось гордостью. Он впервые почувствовал себя более взрослым и ответственным; Дракон показался ему уязвимым и несчастным.       Лео велел ему снять куртку, потом отвёл его в ванную и как умел обработал рану. Дракон даже не пикнул, когда на ссадину попал антисептик, только побледнел и стиснул зубы так, что желваки заходили.       Когда Лео закончил с перевязкой, Дракон обхватил его здоровой рукой за талию и привлёк к себе. Голыми ногами Лео почувствовал грубую ткань его джинсов; прохладная, чуть шершавая ладонь легла на поясницу под футболкой. Помедлив, Лео обнял его в ответ, погладил ёжик колючих волос.       — Послушай... — невнятно пробормотал Дракон, не отпуская его от себя. — Я знаю, что у нас в первый раз получилось... не очень. Я слишком сильно хочу, чтобы у нас с тобой всё было идеально, и боюсь всё испортить.       Лео мог только догадываться, каких усилий это признание стоило замкнутому Дракону. Он вспыльчивый и властный, не любит показывать слабость, но старается измениться и признаёт ошибки...       Разумеется, Лео его простил.       — Давай начнём сначала? — предложил он. — Как будто мы только что познакомились?       Дракон поймал его ладонь и прижал к щеке, глядя снизу вверх, и сердце Лео окончательно растаяло. Пожалуй, даже хорошо, что произошла эта ссора: Дракон показал уязвимость, стал человечнее, и им удалось сблизиться. Дальше наверняка всё пойдёт легче.

***

      Чудесным летним утром Артур натянул навес над кузовом пикапа, погрузил в него работников «Лаванды» с инструментами, и все они двинулись в путь. Светило солнце, на которое с востока наползала сизая грозовая туча, оттеняющая яркий свет своей грозной тенью; по бокам от кабины трепетали маленькие крылышки радужных флажков, а из-под навеса доносилось хоровое пение: персонал «Лаванды» исполнял песни Metallica, не жалея голосовых связок. Мощный хор, вопящий Master of Puppets, привлёк внимание полицейских, которые не разглядели радужных флажков, но Артуру удалось убедить стражей порядка, что они не представляют угрозы, и пикап поехал дальше, убегая от тучи.       Место назначения располагалось за городом, на берегу залива: четырёхэтажное здание в окружении разлапистых сосен. Автоматические ворота бесшумно распахнулись, и под колёсами зашуршал гравий подъездной дорожки.       «Дом престарелых "Тихий приют"» — гласила табличка на воротах.       У здания, прикрыв глаза ладонью от солнца, стояла коротко стриженная женщина в униформе медсестры. «Лаванда» высыпала из пикапа и принялась потягиваться, разминаться и вынимать свои рабочие инструменты.       — С самого завтрака вас ждём, — сказала медсестра, обнимая Артура. — Я им говорю, что раньше десяти вы никак не можете приехать, но всё равно каждые пять минут — «а ребята Артура сегодня приедут? а когда приедут? а вдруг не приедут?», — она усмехнулась и покачала головой. — Ну как дети, честное слово.       — Тогда не будем заставлять их ждать, — весело заключил Артур. — Эй, команда! Вперёд!       И команда очутилась в просторной светлой зале с панорамными окнами, выходящими на залив. В зале было множество диванов и кресел, столиков, шкафов с книгами и настольными играми; негромко работал телевизор, перед которым сидело несколько старичков и старушек. Другие пожилые обитатели «Тихого приюта» рассеялись по зале: кто-то читал, пара мужчин играли в шахматы, одна женщина сидела перед мольбертом и грунтовала холст. Почти все они бросили свои занятия и радостно приветствовали вошедших, которые тут же рассыпались по залу, чтобы обнять старых знакомых.       — Моя фея красоты приехала, — высоким дребезжащим голосом сказал изящный пожилой джентльмен, откладывая в сторону книгу и подъезжая к Артуру на инвалидной коляске. Он с трудом поднялся и обнял своего посетителя, но потом тут же тяжело опустился обратно, и у Артура, от взгляда которого его затруднения не ускользнули, сжалось сердце.       — Привет, Себастьян, — ласково сказал он. — Как дела?       — Расскажи ему! — рявкнул вдруг другой пожилой джентльмен, сердитый и краснолицый, который до того сидел перед телевизором и не обращал внимания на суету вокруг «Лаванды». — Да-да, расскажи, как ты познакомился с мужчиной через приложение... и отправил ему своё фото восемьдесят девятого года!       Себастьян приосанился в своей коляске и поправил щегольской яркий шарф на шее.       — Да, познакомился и отправил, — с достоинством подтвердил он. Артур с трудом подавил смешок:       — А на свидании ты что бы говорил?       — Что у меня была тяжёлая ночь, — Себастьян заговорщицки ему подмигнул, и Артур заулыбался, а сердитый краснолицый джентльмен громко сказал «Ха!» и уставился в телевизор.       Нхан тем временем разговаривала с медсестрой и поглядывала по сторонам: в отличие от остальных, она впервые приехала в «Тихий приют» и не была уверена, что её услуги понадобятся. Артур говорил, что они сюда ездят в основном пообщаться с одинокими стариками, а стрижки, маникюр и прочие процедуры — скорее благовидный предлог, чем цель...       Тут к ней подошли две пожилые леди — одна темнокожая и полная, жизнерадостная на вид, а вторая — тощая, высокая и белокожая.       — Привет, сестричка, — сказала темнокожая. — А ты, значит, волосья с людей дёргаешь? А как это — «сахарная эпиляция»?       — Специальной сахарной пастой, — разъяснила Нхан. — И волосы выдираются по росту, а не против роста, поэтому кожа после такой эпиляции более гладкая, а волосы меньше врастают. Хотите попробовать?       Белая леди поджала губы и выпрямилась во весь рост.       — Роуз, — сказала она, — мы боролись за то, чтобы у женщин не было необходимости таким заниматься!       — Мы, Клэр, боролись за то, — живо парировала темнокожая, — чтобы женщина могла хоть всю шерсть с задницы выдрать и вытатуировать там пентаграмму, если ей так больше нравится, и за то, чтобы ни одна сволочь слова плохого про это не смела сказать! Пошли, сестричка, — обратилась она к Нхан, — хочу быть гладенькой, как в первый день жизни.       И повеселевшая Нхан поняла, что её мастерство не пропадёт даром.       Нхан увела клиентку в отдельную комнату, а остальные расположились в большом зале, который на это время превратился в филиал салона красоты. Кому-то делали маникюр, кого-то стригли, кого-то даже красили и укладывали.       Артур укутал Себастьяна в пеньюар и стриг его лёгкие седые волосы, которые так быстро сохли, что их то и дело приходилось брызгать из пульверизатора.       — А ты, значит, парней цепляешь, а? — поинтересовался он, и Себастьян хитро скосил на него яркие, несмотря на возраст, голубые глаза.       — Почему бы и нет? Скажу без ложной скромности — я нравлюсь мальчикам... от пятидесяти и старше!       — От тридцати, — поправил его Артур. — Мне вот ты тоже нравишься.       — Ах, тридцать, — вздохнул Себастьян. — Благословенные тридцать. Можешь себе представить — мне тогда казалось, что я так стар, а ведь моя жизнь только начиналась... Как жаль, что только в семьдесят понимаешь, что тридцать, сорок, пятьдесят — это ещё молодость!       — Когда тебе стукнет девяносто, ты то же самое скажешь про нынешние семьдесят.       Себастьян вздохнул и ничего не ответил, но едва Артур открыл рот, чтобы отвлечь старика от грустных, как ему казалось, мыслей, как тот огорошил его вопросом:       — Сам-то не думаешь на свидания походить? Тебе самое время!       Артур слегка покраснел и с удвоенным вниманием принялся щёлкать ножницами.       — У меня как раз нет на это времени.       — Ну да, ну да. Ты достойный член общества. У тебя есть время на работу, на друзей, на то, чтобы бесплатно стричь старых пердунов, но совсем нет времени...       — ...на незнакомых людей? — прервал его Артур, сердито хмурясь. — И правда нет.       — На себя, Арти, — мягко сказал Себастьян. — На себя.       Артур остановился с ножницами в руках и поискал было ответ, но не нашёлся, что сказать, поэтому просто продолжил стричь старика.       — Не злись, — сказал тот, поглядывая на него. — Не злись, иначе я разыграю сердечный приступ, и тебе станет стыдно, что довёл немощную развалину.       — Это тебе должно быть стыдно за такие выходки, — хмыкнул Артур, но хмуриться перестал.       Он терпеть не мог эту тему, потому что чувствовал себя несчастным всякий раз, когда речь заходила о свиданиях. Хорошо Паулю — у того целые очереди поклонников собираются, только и знай, что выбирай из них самых хорошеньких. А когда Артур в последний раз пытался познакомиться с парнем, тот написал буквально вот что: «ахаха, позвоню Белоснежке, скажу, что у неё на одного гномика меньше стало».       Трудно быть маленьким и не особенно красивым, особенно если вертишься в среде, где оценивают в основном по внешности. Если так подумать, то от других геев Артур получил в разы больше оскорблений, чем от натуралов!       Но думать об этом он не любил, как и не любил чувствовать себя несчастным, поэтому сосредоточился на работе. В конце концов, он любит своё дело, друзей и даже неблагодарных старых пердунов тоже любит.       — Ты бы лучше Макнила пригласил на свидание, — сказал он, понизив голос и кивая в сторону краснолицего мужчины у телевизора. — Он к тебе неровно дышит.       — Что?! — воскликнул Себастьян с негодованием, а от телевизора донеслось возмущённое ворчание, свидетельствующее о том, что слух у Макнила всё ещё преотличный. Довольный Артур продолжил стрижку, посчитав себя отмщённым.       Обратно возвращались к вечеру. Небо уже затянули тучи, повеяло холодным ветром. Из кузова на этот раз неслось задумчивое Nothing Else Matters.       Артур развёз подчинённых — кого к метро, кого к остановке, а кого и прямо до дома — а сам вернулся в «Лаванду», где ещё оставались дела. Он остановился у стойки поболтать с Мири, которая поведала, что Лео опять перепутал записи, в результате чего к Тане пришли две клиентки одновременно, а перехватить вторую было некому, потому что половина «Лаванды» уехала в дом престарелых.       — Как нехорошо! — переживал Артур. — Что ты сделала?       — Мы с Таней уговорили вторую немного подождать, я пожонглировала расписанием, и мы всё устроили. Но ты же понимаешь...       — Ты такая молодец! Просто гений менеджмента. Выпишу тебе премию! — обрадовался Артур, и Мири замолчала, поджав накрашенные фиолетовой помадой губы.       Если бы Артур её дослушал, то она сказала бы, что работать так, как это делает Лео, просто нельзя. Артур не держал в «Лаванде» плохих мастеров, у него были высокие стандарты, и он считал, что в его салоне должны работать только те, кто готов эти стандарты соблюдать. И при этом он регулярно брал на вспомогательные должности каких-нибудь несчастненьких. Конечно же, несчастненькие всегда принадлежали к радужной братии. И конечно же, с ними регулярно возникали проблемы. Мири с содроганием вспоминала уборщика, за которым прямо в салон заявилась полиция, или администратора, которая подворовывала из кассы. По сравнению с ними Лео был просто ангелом во плоти — он всего лишь за два года не посчитал нужным научиться нормально работать. Но Артур его обожает и даже отчитать нормально не может, да Лео его и не боится ни капельки...       — Главное, что всё уладили и все довольны, — говорил Артур, улыбаясь, и Мири сложно было на него злиться, тем более, она знала, что своё обещание насчёт премии он обязательно выполнит.       Тут из глубин салона к ним вышла Таня, принеся с собой аромат табака; хотела было обнять Артура, но тот отскочил от неё и яростно замахал рукой:       — Фу! Ну фу же, Таня! Табачище! Я же просил не курить у салона!       — А ты оборудуй курилку, — не растерялась Таня.       — Ага, это вытяжку надо ставить, и вообще, у меня тут каждый метр на счету! Да и это с Лукасом надо согласовывать... — упомянул Артур владельца здания.       — Тогда не гоняй меня от салона, — припечатала Таня. — Что, народ, мы ж сегодня в десять на киноночь к Паулю? — виртуозно перевела она тему, игнорируя грозно сведённые брови Артура. — Кто что из еды несёт? О, кстати! Артур, ты видел, что Пауль отмочил?       — Нет, а что?       Усмехаясь, Таня достала смартфон, полистала и показала что-то Артуру. Мири недоумённо переводила взгляд с одного на другую, потому что она понятия не имела, в чём дело. И ей не понравилось, как Артур побледнел, открыл рот, а потом вдруг вспыхнул, и на глазах у него выступили слёзы.       — Я... на пять минут, — дрожащим голосом сказал он и ретировался в свой кабинет.       — Ну-ка дай сюда! — Мири выхватила телефон у Тани, которая и сама не ожидала такой реакции на то, что показала, и стояла теперь с растерянным лицом.       Мири пробежала глазами пост в Инстаграме.       «Сегодня я имела честь работать с невероятно вдохновляющим человеком... бла-бла... танцор, тренер, предприниматель... и обладатель прекрасных волос, которые мы довели до совершенства...»       В карусели были фото Пауля «до» и «после» с распущенными волосами, причём на фото «после» волосы выглядели, как в рекламе шампуня: гладкие, блестящие, без единой выбивающейся волосинки.       Теперь всё стало понятно. Пауль сходил в другую парикмахерскую, и её владелица рассказала об этом в Инстаграме, а Таня...       — Зачем ты ему это показала?! — обрушилась на неё Мири.       — Да я же... Да откуда ж я знала, что он... — забормотала Таня. — Думаешь, он... обиделся?       — Я думаю, — мрачно сказала Мири, — что нас ждёт скандал века.       И они обе посмотрели в сторону закрытой двери Артурова кабинета.

***

      До киноночи оставалось три часа, и эти три часа Пауль посвящал важному делу, от которого его оторвал телефонный звонок. Он бы не стал отвечать, но на экране высветилось имя Артура, поэтому Пауль прервался и поднял трубку. Правда, тут же слегка отодвинул её от уха, потому что с той стороны донеслись сбивчивые горячечные обвинения.       — Ну детка... — пробормотал Пауль, бросая мимолётный взгляд в зеркало. Всё-таки у него никогда ещё не было таких красивых, гладких и послушных волос. Одно удовольствие было проводить по ним рукой, да и выглядели они просто роскошно. Одна беда: Артур уже узнал о другом мастере и ему это очень, очень не понравилось. Вот так и живи в гей-квартале — всё равно, что в деревне; ничего не скроешь!       — Детка, это всего лишь волосы, всего лишь процедура для волос, — попытался он успокоить Артура.       — Это не всего лишь процедура, это значит, что ты мне не доверяешь, как мастеру и как другу!       — Ну с чего ты взял?       — С того! Я твой мастер уже десять лет! А ты... — Артур всхлипнул, и Паулю стало его очень жаль. Пришлось снова смотреть в зеркало, чтобы утешиться видом своих прекрасных волос.       — Это предательство! — говорил тем временем Артур.       — Ну это ты загнул — предательство. Детка...       — Я тебе не детка! Самое настоящее предательство!       Артур снова всхлипнул и бросил трубку. Пауль отложил телефон и озабоченно потёр лоб: он терпеть не мог ссориться с друзьями. Когда они вообще с Артуром в последний раз ссорились по-настоящему? Он попытался вспомнить и не смог. Они часто вступали в бурные перепалки, во время которых горячились и наскакивали друг на друга, но всегда помнили, что это не настоящая ссора.       А теперь, кажется, случилась настоящая. И из-за чего? Из-за сущего пустяка!       Пауль не считал себя виноватым, полагая, что это Артур перегнул палку со своими «предательствами» и прочим, но всё-таки злиться на друга он не мог. Это же Арти, его Артур, который когда-то восемнадцатилетним мальчишкой откликнулся на его объявление о сдаче комнаты — в кошмарной квартире и ужасном районе, зато дешёвой. После этого они семь лет прожили вместе, пока оба не стали достаточно успешны и не разъехались. Сколько всего было за те семь лет! Добросердечный, ласковый, как котик, Артур поддерживал его в самые тёмные времена, а он в ответ защищал и опекал его. И что теперь?       Пауль попытался перезвонить Артуру, но тот не брал трубку. Тут его отвлёк робкий голос:       — Мой господин...       Пауль совсем забыл про своё важное дело. Меж тем, оно — точнее, он — лежал с завязанными глазами, привязанный к кровати, и с похвальной эрекцией терпеливо ждал, пока господин наговорится по телефону.       Что ж, обязательства надо выполнять. К тому же лучше отвлечься, чем сидеть все три часа до киноночи и думать, на какой кривой козе теперь подъезжать к Артуру...       — Я разрешал тебе говорить? — поинтересовался он, подходя к кровати и нарочно громко стуча каблуками. Привязанный парень задышал чаще, его гладко выбритая грудь вздымалась, мышцы пресса напряглись.       — Нет, мой господин, — прошептал он.       Пауль прижал его вставший член носком сапога, каблуком уперевшись в мошонку.       — Непослушный, дурной мальчик, — проворковал он, усиливая давление, отчего парень задышал тяжелее, почти застонал. — Ты сильно пожалеешь, что нарушил приказ. Очень сильно...

***

      Мири и Таня сидели за стойкой и глядели друг на друга.       — Иди теперь. Уговаривай его, — сказала Мири с лёгким злорадством в голосе.       — А что я?!       — А кто ему фотку показал?       — А то бы он сам потом не понял! Он не идиот, и с волосами Пауля постоянно работает! — возразила Таня.       Тут дверь кабинета распахнулась и появился предмет разговора с покрасневшими глазами и припухшими веками. Таня умоляюще посмотрела на Мири, которая казалась воплощением укора, и предприняла попытку заговорить.       — Кхм, Артур... — начала она. — Я что сказать-то хочу... Может, мы...       Тут Мири бросила на неё негодующий взгляд и сама ринулась в бой.       — Я понимаю, что ты на Пауля обиделся, — сказала она с присущей ей прямотой, — но давай ты всё-таки перестанешь дуться и сходишь к нему на киноночь? Встретитесь, поговорите...       — Я сегодня не пойду к Паулю на киноночь, — с деланным спокойствием проговорил Артур, — потому что у меня очень много дел.       — Да брось. Мы все понимаем, что дело не в этом.       Но если в Артуре и было что-то, бесившее Мири, то это его манера уходить от прямых разговоров, когда он был обижен.       — Я правда очень занят. Можешь так и передать Паулю и другим. Мне очень жаль, что я так вас подвожу, — тихим монашеским голосом сообщил он, глядя в пол, после чего удалился, бледный и заплаканный.       — Довольна? — полным тихой ярости голосом поинтересовалась Мири, и бедная Таня в очередной раз возмутилась:       — Да чего я-то? Чего я?!

***

      Артур устроился на огромном угловом диване, который покупал с прицелом на то, что на нём будут помещаться все его друзья, и завернулся в Утешительный Плед. Плед так назывался, потому что именно в этот плед он заворачивал тех, кто приходил к нему со своими бедами. Когда-то в него кутался Лео, обритый, несчастный, брошенный собственной семьёй. Мири, поссорившись с Феникс, сидела в этом пледе, как нахохлившаяся птичка в гнезде. Пауль...       «Да уйди ты со своим пледом!.. Ладно, Арти, детка, не обижайся... Давай сюда свой чёртов плед. И правда утешает».       Нет, о Пауле лучше не думать.       Всех этот плед утешал, а вот самого Артура почему-то не мог утешить. Не работала магия. Артур и светильник свой любимый включил — огромный и круглый матерчатый торшер на длинной подставке походил на фонарик рыбы-удильщика и заливал комнату мягким жёлтым светом, — но легче всё равно не стало. Сердце болело, в горле застыл комок, и как бы Артур ни пытался перестать думать о плохом и начать думать о хорошем, мысли всё равно возвращались к предательству лучшего друга. Нет, ну как он мог?! Он считает, что Артур плохой парикмахер? Считает, что другие мастера лучше?       Нет, не надо об этом. Может, фильм посмотреть? А через пару часов все его друзья соберутся вместе и будут смотреть фильм без него, будут смеяться и веселиться, а он будет сидеть тут один, и никакого утешения... Прав был Себастьян — нельзя полагаться только на друзей!       На журнальном столике лежали два больших пакета начос и несколько банок с гуакомоле — Артур заранее подготовил свой вклад в киноночь, предвкушая, как Пауль будет возмущаться, что ему принесли очередную углеводную бомбу, но всё-таки не преминет ополовинить миску с чипсами. Почему-то чипсы Артура добили, и он опять заплакал, вытирая слёзы краем Утешительного Пледа — мягчайшего и пушистого, но бесполезного и неспособного утешить.       От порыва ветра задрожали оконные рамы, послышался стук капель о стекло. Впервые за много дней пошёл дождь. Всё ещё всхлипывая, Артур поднял створку, впуская свежий прохладный воздух. Тут ему в голову пришла новая мысль; он лёг животом на подоконник и, рискуя свалиться, взглянул на окно, которое располагалось прямо под ним. В окне горел свет.       Артур вернулся в обычное положение и задумался: спускаться у него не было моральных и физических сил, но что если...       Он взял шарф, обмотал им огромный радужный фаллоимитатор по имени Ричард и спустил его вниз. Слегка раскачал шарф, и фаллоимитатор стукнул в окно раз, другой, третий... Через несколько постукиваний окно внизу открылось и выглянул Джесс.       — Привет, — сказал Артур, улыбаясь сквозь слёзы. — И почему это у меня до сих пор нет твоего телефона?.. Не хочешь ко мне подняться?       Через пять минут Джесс был у него, большой, серьёзный и спокойный, как и всегда. Артур усадил его на диван и засуетился вокруг.       — Может, тебе чаю? О, у меня горячий шоколад есть.       Джесс ничего не имел против, поэтому Артур заварил два пакетика горячего шоколада и устроился со своей кружкой на диване, вторую протянув Джессу. Из открытого окна налетел порыв прохладного ветра, и он вздрогнул от холода, но не успел сделать хоть что-нибудь, как Джесс укрыл его Утешительным Пледом. И о чудо: кажется, на этот раз плед действительно начал утешать!       Артур пил шоколад и смотрел на Джесса. Его смуглая кожа казалась золотистой в мягком свете; округлые мышцы бицепса напрягались каждый раз, когда он подносил кружку к губам. Подумать только: ещё недавно Артур считал его опасным, угрожающим. Сейчас Джесс казался ему воплощением спокойствия и надёжности. Если б можно было прижаться к его плечу и рассказать обо всём, что тревожит... Артуру всегда нравились именно такие парни: крупные, сильные, непохожие на него самого. И он так скучал по физическому контакту! Не столько даже по сексу, сколько по объятиям, по запаху другого мужчины, по прикосновениям. Хотелось свернуться клубком и прижаться к Джессу, который относился к нему куда лучше, чем те парни, с которыми у него вроде как были отношения. Вот кто из них стал бы укрывать его пледом, заметив, что ему холодно? Нет, это сам Артур всегда был тем человеком, который укрывает, утешает, помогает, выслушивает.       — Мы не смотрим фильм, — заметил Джесс, отставив кружку с шоколадом.       — Не смотрим, — согласился Артур. — Пока я смотрю тебя.       Джесс секунду подумал, потом повернулся к нему с обычным непроницаемым выражением лица.       — Тогда я буду смотреть тебя.       Артур усмехнулся и отвёл взгляд, глядя в кружку, где качался полукруглый отсвет торшера.       — И о чём же ты думаешь, когда смотришь меня?       — О том, что у меня никогда раньше не было друзей. А теперь есть ты. И Нхан. Мы с ней ездили за цветочными горшками, и она обещала по видеосвязи контролировать, как я пересаживаю пальму.       — И ты поместился в её автомобильчик? — Нхан водила двухместный электромобиль, такой маленький, что он спокойно влез бы в кузов пикапа, и там бы ещё место осталось.       — Поместился. И горшки поместились.       Артур помедлил, а потом всё же спросил:       — И почему это у тебя раньше не было друзей? Ты замечательный.       — Ты так думаешь? — переспросил Джесс своим глуховатым, почти механическим голосом, и Артур вначале почувствовал себя неуютно, потому что из-за отсутствия интонации эти слова можно было истолковать как угодно. «Ты так думаешь?» — иронически-злобное, с намёком на то, что у Джесса тюремное прошлое, а посему он вовсе не «замечательный». «Ты так думаешь?» — горькое и разочарованное.       Но потом он решил, что не нужно вкладывать лишние смыслы в то, что говорит Джесс. Похоже, тот говорит именно то, что хочет сказать, и в этих словах нет ни намёка, ни двойного дна. Это простой вопрос, который требует такого же простого ответа.       — Конечно, я так думаю, — сказал он и накинул Джессу на колени край Утешительного Пледа. И подвинулся к нему — совсем чуть-чуть, ведь нужно было сесть так, чтобы пледа хватило на двоих.       — Я раньше считал, что друзей нет, потому что со мной что-то не так, — задумчиво проговорил Джесс, расправляя плед на коленях. — А теперь думаю, может, просто рядом были не те люди.       — Наверняка, — поддакнул Артур, удивляясь, почему это те странные люди, которые раньше были рядом с Джессом, его не ценили. — Давай всё-таки посмотрим что-нибудь? Ты что любишь?       — Что-нибудь медленное. Например про китов. И без громких резких звуков.       — О... то есть, ужастики отпадают? Я люблю ужастики или фильмы про геев, или ужастики про геев... жаль, что их не так часто снимают.       Тут Артур расстроился, потому что вспомнил, как Пауль всегда говорил: «Зачем тебе ужастики про геев? Если хочешь посмотреть, как убивают тебе подобных, включи новости из какого-нибудь Пакистана!», после чего они вступали в горячий спор о репрезентации ЛГБТ на экране. Нет-нет, все неприятные мысли про Пауля нужно задушить на корню! Если ни о чём плохом не думать, то плохого как бы и нет.       — Есть вот и плавные ужастики, психологические триллеры, — начал он болтать, чтобы отвлечь самого себя. — Или вот знаешь, пока действовал кодекс Хейса, гомосексуальность «кодировали», она подразумевалась. Есть старый-старый ужастик про вампирку, которая кусает мужчин и женщин, но хочет избавиться от пагубной страсти и даже ходит к психоаналитику! Можешь себе представить? Можем его посмотреть. Выключим, если начнутся резкие звуки.       — Давай посмотрим, — серьёзно согласился Джесс, и Артур щёлкнул пультом, включая телевизор. У него была подписка на канал со старыми фильмами, где он в отдельную коллекцию собирал ретро-ужастики с завуалированной ЛГБТ-тематикой, и коллекция уже собралась внушительная.       Артур нашёл нужный фильм и запустил его, а заодно подвинулся ещё чуть ближе к Джессу и коснулся коленом его бедра. Джесс даже не дёрнулся, поэтому Артур отодвигаться не стал. Мало ли: вдруг кому-то из них станет страшно? Рядом надо держаться в такое сложное для всех время.       Пока они смотрели фильм, Артур наконец-то разгадал секрет Утешительного Пледа. Кажется, дело не в пледе, а в том, кто тебя в него кутает.